tu corazon con el mio

      Руди не мог точно вычленить момент, ознаменовавший начало их с Соупом прекрасной дружбы.       Возможно, все началось тогда, когда Соуп во время миссии спросил его об Алехандро. Руди гордится Алехандро до небес и всегда рад о нем поговорить.       Возможно, это случилось чуть позже, когда они сидели в их наполовину разгромленной столовой, и отходящий от наркоза Соуп, которому наконец залатали раненное плечо, болтал без умолку, через слово переходя на шотландский. Руди, с которого после успешного освобождения Алехандро и зачистки базы еще не схлынул адреналиновый приход, каким-то образом понимал все, что он говорит, и уверенно подхватил нить разговора. Забывшись, он иногда начинал фразу на испанском, а потом спохватывался и заканчивал ее на английском. Гоуст тогда еще резко встал и драматично пересел за другой стол, пробурчав напоследок что-то вроде «одного такого было вполне достаточно».       Да, определенно где-то в этом промежутке.

***

      Родольфо третий день занимался исключительно тем, что маялся. Маялся и вздыхал. Алехандро улетел в Мехико ублажать верховное командование и выпрашивать деньги на новую технику, и он явно не слишком хорошо проводит там время, если верить куче гневных сообщений, которые поджидают Родольфо всякий раз, когда он достает телефон. Родольфо переделал всю неотложную работу еще в первый день после его отъезда, заполнил все залежавшиеся отчеты за себя и за Алехандро, и потому все последующие дни занимался исключительно тем, что пытался примириться с несколько неудобной правдой: его жизнь в отсутствие Алехандро рассыпается как карточный домик.       А ведь так было не всегда: справился же он как-то, когда Алехандро уезжал учиться в военную академию в Веракрусе. Тогда они еще не были вместе, но Родольфо уже был в него влюблен, что абсолютно лишнее уточнение: Родольфо не помнит времени, когда он не был влюблен в Алехандро. В академии курсантам никогда не давали долгих увольнительных, поэтому Руди, как образцовая жена – со стороны наверняка так и выглядело – стабильно раз в месяц мотался к нему в Веракрус. Дорога в одну сторону занимала чуть ли не целые сутки – сперва на автобусе до Чиуауа, затем на самолете с пересадкой в Мехико. К концу маршрута Родольфо начинал сомневаться в своей выносливости, но Алехандро неизменно был так рад его видеть, что все неудобства забывались в первые минуты встречи.       Теперь он грешит на все тот же инцидент в горящем доме после побега Хасана – не лучший момент в карьере Родольфо, в резюме лучше не упоминать. С тех пор Алехандро следит за ним как ястреб. Вот так живешь себе, живешь, полжизни сохнешь по лучшему другу, а потом на четвертом десятке обнаруживаешь себя чуть ли не в созависимых отношениях с вышеназванным другом. Поправка: в любящих созависимых отношениях – так, пожалуй, благозвучнее, и хоть не намного оправдывает происходящее.       Возможно, все дело в ПТСР.       Скорее всего, все дело в ПТСР.       Говорят, что пулю, летящую в тебя, никогда не услышишь – впрочем, Родольфо знает, что это доказанный факт, – вот что-то такое случилось и у них с Алехандро. Приложило дай боже, никто и опомниться не успел.       Но иногда судьба бывает снисходительна даже к жалким ублюдкам вроде Родольфо. На четвертый день бесцельного существования, приехав с утра на базу, он обнаружил там Соупа, прибывшего обучать их новобранцев тонкому искусству подрыва. Увлекшись стенаниями, Руди напрочь забыл о его приезде. Инь-ян, карма, закон сохранения энергии – без потустороннего вмешательства явно не обошлось.       К тому времени даже мысль о возвращении вечером в пустую квартиру стала для него решительно невыносимой. За три дня он умудрился подсесть на один американский канал, где круглосуточно крутили кулинарные шоу, которые на удивление эффективно выветривали из головы все мысли. Участница Триш раз за разом портила меренги, участник Джошуа передерживал стейк, ведущий исступлённо орал, что только усугубляло ситуацию. Невероятно увлекательно. С приездом Соупа Руди наконец нашел для себя достойное оправдание для постоянной ночевки на базе, а еще по обоюдному согласию они решили в свободное время не быть трезвыми ни секунды, так что все устроилось наилучшим образом.       И вот – Алехандро к тому времени отсутствовал уже неделю, хотя ощущалось, будто не меньше месяца – они с Соупом по обыкновению устроились в комнате отдыха для офицеров в компании количества текилы, достаточного, чтобы оросить всю пустыню Сонора. По мере её убывания Соуп становился все разговорчивее, а Руди все больше скатывался в уныние.       Алехандро задерживался, какие-то проволочки не позволяли ему вернуться. Руди прекрасно знает, что с их работой иной раз стоит прощаться навсегда, даже когда просто выходишь на балкон покурить; пусть сейчас и не разгар войны с наркотиками, когда местные сикариос за считанные дни сколачивали состояния на мертвых копах, но ведь еще ничего не кончено. В самые темные дни Родольфо думает, что и не закончится никогда. Пока существует кокаин, будут существовать и картели, а значит, не знать им с Алехандро покоя до самой пенсии – это если повезет. А если нет…       В раздумьях он и не заметил, что Соуп давно молчит и даже успел заснуть, вытянувшись на весь диван и тихо похрапывая. Родольфо становится совсем невыносимо, ему хочется хотя бы услышать голос Алехандро, и поэтому он идет у себя на поводу, доставая телефон и набирая знакомый номер. Соуп все равно не знает испанского, даже если и проснется, то ни слова не поймет.       – Руди? Что-то случилось? – раздается наконец из трубки сонный голос Алехандро.       Черт, он совсем забыл про время. Мехико ведь в другом часовом поясе, и если в Лас-Альмас сейчас начало первого, то выходит, что он разбудил Алехандро в исключительно сентиментальных целях во втором часу ночи. Отличная работа, старший сержант Парра.       – Прости, я не обратил внимания, что уже ночь.       – Я по голосу слышу, что концепт времени тебе в данный момент недоступен, –говорит Алехандро, и Руди слышит улыбку в его голосе, и ему так хорошо.       – Я почти убедил Соупа, что не вся текила на вкус как собачья моча.       – Пожалуйста, скажи, что по возвращении я найду свою базу в целости и сохранности. Она нравится мне такой, какая есть, и мы ее только восстановили, пусть она побудет такой еще хоть немного.       – Не могу обещать, – Родольфо планирует как можно дольше замалчивать тот факт, что он разрешил Соупу взорвать старый ангар. – Как там Мехико?       – Как обычно. Душно, шумно.       – Есть успехи?       – Хвастаться нечем, – Родольфо слышит шелест, а затем шум на фоне меняется – наверное, Алехандро вышел на балкон. – Впаривают амерское старье времен «Бури в пустыне», так что если достанется что-то из этого века, то, считай, повезло.       – Ты уж постарайся, папи, нам очень нужна парочка танков, – говорит Руди наигранно капризным голосом, глупо хихикая к концу фразы.       На другом конце провода Алехандро закашливается.       – Мы вообще-то ровесники, придурок, – посмеиваясь, говорит он, а затем устало вздыхает: – Не умею я целовать высокопоставленные задницы. Нужно было все-таки взять тебя с собой. Только ты умеешь меня сдерживать, когда я начинаю рычать и бросаться на людей.       Может, Алехандро и прав. Переносимость административной работы у Родольфо действительно выше, да только он не вышел званием, а потому дальше их собственной базы ему путь заказан. Технически, даже Алехандро не имел права назначать его своим заместителем, а уж в инстанциях ему не то, что руку жать не станут – вздумай он явиться в министерство, так никто его дальше фойе не пустит. Сам же Алехандро не терпит пустой болтовни. Дипломатия не его конёк, ему больше по душе практические меры – дай волю, так он бы до сих пор лично таскался на каждую миссию, размахивая автоматом и кошмаря местных барыг. В Лас-Альмас не принято решать вопросы дипломатией. Картели не садятся за стол переговоров, барыги не начинают торговаться, пока не окажутся в наручниках, видя в этом последний шанс скостить себе срок.       – Тяготы должности, полковник. Больше опыта, лучше умеешь нагибаться, – а Родольфо мастерски умеет утешать людей.       – Каброн, – смеется Алехандро, а затем на секунду замолкает: – черт, хотел ответить шуткой про мать, но понял, что слишком уважаю сеньору Парра.       – Как и положено.       Сеньора Парра – единственный человек, которого боится полковник Варгас. Прознай об этом местные наркос, и у матушки Родольфо отбоя бы не было от предложений о работе.       – Знаешь, сегодня был этот ужин в посольстве… – начинает Алехандро, и в его голосе больше ни тени юмора. – Кажется, американцы хотели еще раз удостовериться, что обоюдные договоренности, – Родольфо буквально слышит язвительные кавычки в воздухе, – не пострадали в результате инцидента с Грейвзом. Мне пришлось брать напрокат костюм, и он оказался мал мне в плечах, а моя парадная форма не успела вернуться из чистки, так что пришлось идти, в чем есть. В зале духотища, народу – не протолкнуться, все делано улыбаются, со всеми нужно поздороваться…       – О, бедный мой полковник, измучен зваными ужинами с лобстером.       – Давай, насмехайся надо мной, но, между прочим, там были нереально огромные креветки, просто монстры, и я даже планировал украсть тебе парочку, а потом вспомнил, что приехал один, – у Родольфо вдруг щемит в груди, и он готов многое отдать, чтобы услышать эти слова лично, а не по телефону. И вообще, предполагалось, что сегодня Родольфо будет пьян и сентиментален, но почему-то Алехандро отдувается за обоих. – Так вот, о чем это я: стоя там в этом идиотском костюме, я вспомнил, что никогда не видел в костюме тебя – не считая школьного выпускного, но это не считается – и подумал, может, нам как-нибудь нагрянуть в Мехико вдвоем? Сходим в какое-нибудь роскошное место, спустим кучу денег, а потом пойдем всю ночь шляться по городу, где нас никто не знает. Как тебе идея?       – Это свидание?       – Это свидание.       Родольфо молча улыбается в потолок. Он мог бы даже немного поплакать, если бы умел это делать вот так, по наитию. Ну а что, он пьян, с него и взятки гладки, а обстановка располагает. Иногда он все еще не может поверить в то, что есть у них с Алехандро. Слишком идеально, так не бывает.       Словно в напоминание, что Родольфо выбрал не лучшее место для проживания романтического момента, левая нога Соупа резко дернулась, и храп прекратился. Соуп ворча приподнял голову, поморщился и, стараясь действовать незаметно, вытер слюни с лица сухой частью поверхности дивана.       – Соуп обслюнявил твой любимый диван.       – Не худшая телесная жидкость, которая на нем бывала, – философски замечает Алехандро, – в ультрафиолете там наверняка шедевр абстрактного искусства… Соупу только не говори.       – Ты отвратителен, – говорит Родольфо, наперекор собственным словам бессильно расплываясь в улыбке.       – Как будто это новость, – деланно возмущается Алехандро, – ты буквально живешь со мной и знаешь степень моей отвратительности в невероятно интимных подробностях.       – Скучаю по твоей отвратительности. Хоть мне и нравится, когда никто не стрижет бороду над раковиной и потом не оставляет ее там.       – Попридержи коней, мистер Пропер. Ты, возможно, забыл, но некоторые из телесных жидкостей на том диване твои.       Тут не поспоришь. Хотя большая часть из них все-таки пришлась на кабинет Алехандро. Все поверхности там крайне удобные и бесспорно рабочие. Родольфо жалеет, что поленился и не перешел в свою комнату. В данной точке этот разговор мог бы свернуть в потенциально более накаленное русло.       Но Алехандро не дает его мыслям забрести в непотребные дали:       – Как поживает Соуп? – спрашивает он.       – Процветает. Я разрешил ему взорвать старый ангар, тот, что у южной границы компаунда, детворе на потеху, – хорошо, что Алехандро по молодости не подался в разведку, Родольфо туда бы точно не взяли. – Он очень обрадовался. Может, оставим его у нас насовсем?       – Прайс на нас штурмом пойдет. И с Гоустом будешь сам разбираться, тут я тебе не помощник.       – Тогда ладно. Мне нравится Соуп, но, пожалуй, где-то здесь и проходит предел.       – Ах, тебе нравится Соуп? А ведь еще не так давно он был одним из – цитирую – «моих дружков-гринго».       Это правда, Родольфо помнит тот разговор. Это было на следующий день после побега Хасана. Руди тогда брился перед зеркалом, а Алехандро нависал у него за плечом, пристально следя за процессом в надежде, что рука Родольфо дернется, и можно будет списать его с миссии. Руди тогда казалось, что приезд 141-ой и Грейвза со своими вояками – это подтверждение того, что они облажались, и теперь нужны бравые ребята с благословенного континента, чтобы разгрести их бездарные косяки.       – Не ревнуй, cariño, – говорит он сейчас, когда все давно позади, – Ты же знаешь, тебя я люблю больше всех.       – Так-то лучше. И не думай, что я пропустил мимо ушей взорванный ангар. Когда вернусь, огребёте оба.       – Слушаюсь, полковник, – Родольфо лениво отдает честь из положения полулежа. – Когда возвращаешься?       – Скоро, querido. У меня назначено еще две встречи, и клянусь богом, если по окончанию последней из них мне не выпишут жирный чек за мои страдания, я выскажу все, что думаю об этих штабных крысах. Я, что ли, сам разнес в щепки собственную базу? Ладно, допустим, я приложил к этому руку, но по чьей вине у Грейвза вообще было разрешение проводить операцию в чужой стране?..       На самом деле, Руди уже не раз слышал эту тираду, еще когда они выбивали средства на восстановление базы, но сейчас родной голос приглаживает его растрепанные нервы, и Родольфо мог бы уснуть прямо так, сидя в кресле, пока Алехандро прописывает их вышестоящему начальству словесных хуёв в панамку. Даже если бы Алехандро сейчас начал зачитывать вслух этикетку с освежителя воздуха, это все еще было бы лучшей колыбельной на свете.       – Руди? Ты что, спишь? – кажется, он все-таки умудрился задремать.       – Что? Нет-нет, я слушаю.       – Тогда послушай вот что: уже поздно. Тебе нужно поспать, мне нужно поспать. Давай прямо сейчас синхронно этим и займемся?       – Ладно, – говорит Родольфо, хотя ему совсем не хочется вешать трубку, – спокойной ночи, cariño.       – Спокойной ночи. Люблю. Не скучай.       Вопреки обещанию, Родольфо не двигается с места, так и сидит, по-прежнему сжимая телефон в руке. Вот серьезно, Алехандро обязательно быть таким? Твою мать, не слишком ли много положительных качеств на одного человека?       – Эй, Руди, – шепотом зовет Соуп, и вот его признаки жизни сейчас совсем некстати.       – М?       – Ты правда только что назвал Алехандро «дорогой»?       Сонливость снимает как рукой. Родольфо садится прямо и судорожно пытается найти приемлемую отговорку.       – Это был не Алехандро, – говорит он наобум. Окей, можно было и лучше.       – У тебя был еще один знакомый полковник? Роскошные у тебя связи. И ты зовешь его «дорогой»?       Родольфо мученически вздыхает. Что ж, эту яму он выкопал себе сам.       – Ладно, это был Алехандро. Доволен, правдолюб? И с каких пор ты знаешь испанский?       – Не отходи от темы, Родольфо Парра, – строго заявляет Соуп, разве что пальцем в него не тыча, и таким тоном с Руди разговаривает только его матушка, когда ей кажется, что Руди что-то от нее скрывает. Соуп тем временем предпринимает попытку принять сидячее положение, чтобы выглядеть внушительнее, но оставляет эту идею. – И когда вы с полковником планировали рассказать?       Они с Алехандро обсуждали этот вопрос, серьезно и долго. Дело ведь вовсе не в доверии, это исключительно вопрос безопасности, особенно в местах вроде Лас-Альмас. Чем меньше личной информации о тебе известно, тем меньше слабых мест тебе придется прикрывать.       – Да, в общем-то… никогда? И я надеюсь, ты понимаешь, что это не должно выйти за пределы этой комнаты. А иначе я найду тебя и закопаю.       – При всем уважении, Руди, угрозы не самая сильная твоя сторона.       – Ладно, тогда Алехандро тебя найдет и закопает.       – Вот это уже более вероятно, – Соуп свешивается с дивана, и, опираясь одной рукой на пол, другой стягивает с поручня кресла толстовку Руди, оставленную им там еще в начале вечера. – Я рад за вас, – добавляет он, сворачивая толстовку и укладывая ее себе под голову. Говнюк явно не планирует покидать помещение. – Хоть вы и шифруетесь, как чертовы ЦРУшники. Надумаете жениться, так хоть скажите заранее, а не через пару лет после.       – Давай немного помолчим, Соуп, ладно? – растерянно говорит Родольфо.       В знак согласия Соуп, как ни в чем не бывало, поворачивается лицом к спинке дивана, и спустя пару минут храп возобновляется.       Родольфо трезвеет окончательно.