Плачет мальчик пишет письма

От выкручивания пальцев мне становится больно лишь тогда, когда по телу раздаётся неприятный хруст. Мне хочется провалиться сквозь землю и уже не быть здесь. В этой чёртовой стране, в этом ужасном городе, в этом блядском баре. С того момента, как Арсений написал мне, я не могу собрать себя по частям. Мне так сильно хотелось верить, что все мои чувства к нему похоронены глубоко под землёй и ничто никогда не заставит меня достать их, смахнуть грязь, гнилые листья и мерзких опарышей, что копошатся, проедая насквозь. Я окаменел, оброс хитином и больше никому и никогда не позволял делать мне настолько больно. Но он спустя десяток лет снова врывается с ноги — как тогда, в наш школьный кабинет… вышибает к ебеням мою плотно закрытую дверь и просит о встрече. Вот так просто, словно не прошли годы, в которых я существовал без него. В моей голове Арсений был юным мальчишкой, с взъерошенными волосами, накинутой поверх белой рубашки ветровке с лампасами «Адидаса». Арсений был нежным юношей, что целовал меня в подъезде, провожая до квартиры. Арсений именно что «был». Он был частью моего юношества, но во взрослую жизнь я вступил без него. И вот сейчас передо мной сидит совершенно незнакомый мне человек. Он не смотрит мне в глаза, хотя мой Арсений всегда смотрел мне в глаза. А этот не мог заставить себя, и я это прекрасно понимал. Арсений был также красив, как и раньше, но теперь просто был другой. Совсем другой. И мне невозможно было смотреть на обручальное кольцо на его безымянном пальце правой руки. Мне хотелось кричать на весь бар. Но я держался, продолжая ломать свои пальцы. Он молчит. Смотрит в полный бокал перед собой, острыми локтями упираясь в стол. Его плечи дрожат время от времени, но я упорно делаю вид, что не замечаю этого. Мне также тяжело, как и ему. Я так сильно ждал нашей встречи, и вот сейчас, когда я могу даже прикоснуться к нему — не знаю, что и сказать. — Прости меня… Мы наконец встречаемся взглядами. И именно сейчас я понимаю, что передо мной сидит не тот семнадцатилетний парень, каким он был раньше, а самый настоящий взрослый мужчина. Ему уже двадцать семь. На его лице сильная, хоть и гладко выбритая щетина; совсем немного пробивающиеся морщинки у уголков глаз; форма лица чуть изменилась — мне кажется, скулы стали чуть шире, это что-то, что приходит с возрастом. Только глаза его голубые, с этими пушистыми ресницами, как смотрели в душу, так и смотрят. Но только уже совсем не властно, а так жалко… Что мне даже стыдно за этот его взгляд становится. Нет, Арсений всё-таки не такой, каким я его помнил. Он совсем другой. Он ссутулился, побледнел, явно сменил стрижку, но сейчас она уже изрядно отросла. Он был взрослым. Был другим. За его спиной десяток лет взрослой жизни, наполненной тяготами и заботами. Арсений не стал актёром, он поступил на физико-технический, как этого требовал отец. Арсений остался в Москве после окончания университета и не вернулся в наше захолустье. И вроде бы должен быть передо мной тот самый, устремлённый в светлое будущее молодой парень, но я видел перед собой осунувшегося и печального мужчину, прожившего не свою жизнь. И мне так больно было осознавать, что всё то, к чему он так упорно шёл, что любил — накрылось медным тазом, отрезая возможность моему Арсению дышать полной грудью. — Антон… Не молчи, пожалуйста… А у меня во рту пересохло, что я даже слова вымолвить ему в ответ не могу. От того, как он произносит моё имя, по спине идёт мороз. И руки сковывает. И тело немеет. Никто никогда не произносил моё имя именно так. Я пытаюсь отмереть, но выходит слабо. Сил хватает только на то, чтобы взять свой бокал (к которому, к слову, я тоже ещё не притронулся) и залпануть светлое нефильтрованное. — Почему сейчас? — единственное, что я мог выпалить. — Всё из-за этой встречи выпускников… — он снова опустил взгляд, сжимая в руках бокал с пивом. — Меня тоже добавили, хотя я думал, что никогда не окажусь в подобном чате. — …как и я. — Да, — он зачем-то кивнул. — И я просто листал страницы всех, кто был там. Ну знаешь, смотрел, кто как изменился и всё такое… И когда увидел тебя, понял, что должен написать. Я так виноват перед тобой, что не сделал этого раньше… Но я так боялся… Всё тело пробила дрожь, когда его руки легли на мои запястья. Я словно вспомнил всё, что так старательно пытался скрыть в своей памяти. Я вспомнил все наши встречи, в подъездах, на каких-то стройках, крышах. И слова, и губы, пальцы, колени, бёдра и… что-то ещё. — Зачем тебе это? — я выдернул руки из-под его холодных пальцев, пряча их на свои колени. — Ты женат. К чему эта встреча? Думал, что просто мило поболтаем в баре, вспоминая о славных деньках? Он сжал ладони в кулаки, тяжело выдыхая. Взял свой бокал и осушил половину, следом облизывая губы от белой пены. — Может быть, ты и помнишь что-то славное, но я… Как там твой Андрей Георгиевич? Которого я спас собственной шкурой. Ещё встречаетесь? Его губы сжимаются в плотную нитку. Я на самом деле знаю, как там Андрей Георгиевич. Несмотря на то, что его вроде как «оправдали», он всё равно ушёл из школы. Слишком сильным был резонанс, слухи крепчали, и несмотря на то, что удалось «доказать», он никак не способствовал «моим» чувствам, информация о том, что он неровно дышит в сторону мужского пола, всё-таки осталась. И он сбежал сразу после того, как мы ЕГЭ написали. Перевёлся куда-то на другой конец города в частную школу, в надежде, что слухи не выйдут за пределы нашей, «четвёртой», и забрал за собой сына, которому это точно было ни к чему. И у него сейчас всё хорошо: всё ещё женат, старшему уже столько же, сколько было и нам в то время, недавно родилась младшая дочь. Я уверен, что Арсений знал даже больше, чем я. Я уверен, что хотя бы время от времени, но он писал физику, а может быть, даже встречался с ним «по старой памяти». А вот со мной он не встречался. И не писал мне ни разу. Вообще вычеркнул из своей жизни, как ненужный хлам. — Нет, — он выпалил на одном дыхании. — не встречаемся, — и где-то внутри у меня отлегло от сердца. — А ты? — Что? — Арс снова поднял на меня полные непонимания глаза. Хлопал ими, как пластиковая кукла. — Как ты? — Ты ведь уже понял, что я женат, да?.. — он говорил осторожно, словно ожидая от меня реакции на каждое слово. Я слабо кивнул. Арсений грустно улыбнулся, снова глядя в стол. — Не знаю, как так получилось, потому что я никогда не думал, что женюсь… Мне хорошо с ней, правда… У меня две дочки… Старшую зовут Кьяра, а младшую Адриана. — Сколько им? — Семь и три. — То есть… Ты заделал первую спустя всего три года после того, как мы расстались? — Говоришь так, словно прошло три месяца, — он отвернулся в сторону, обхватывая себя за плечи. — Три года — это большой срок. — Я за десять лет тебя не забыл, а ты трахнул девку всего через три года. Он снова смотрел мне прямо в глаза. И я проклинал себя за то, что согласился на эту встречу. Что всё совпало так идеально, что по работе я был в Москве. Что он смог выбраться именно в этот день. Что в баре было так мало народа, что пиво это так быстро дало мне в голову. — Ты любишь её? — Мне достаточно комфортно с ней, и я люблю наших детей. — Я задал другой вопрос: ты любишь её? — Нет. Не знаю, на что я надеялся. Он не мог ответить «да». Как бы не говорил ей, возвращаясь домой, но мне он не мог сказать ничего другого. Когда в такси мы переплетали наши пальцы, нервно считая минуты до момента, когда машина наконец остановится перед моим отелем. Когда мы вывалимся с заднего сидения, пробежим, как два подростка мимо администратора на четвёртый этаж, где располагается мой номер. Стараясь не попадаться никому на глаза, чтобы потом не было стыдно. Как мы, сшибая всё на своём пути, завалимся на постель с кипенно-белыми простынями, пахнущими стиральным порошком. Как сильно я скучал по нему… Как мне нужно было обхватить его за плечи, прижаться лбом к его лбу, целовать лицо, губы, глаза, уши, скулы. Прижиматься носом к его носу — такому же длинному и худому, как он сам. Мои руки легли под его свитер, касались твёрдой кожи. Я открывал глаза лишь на мгновения, видя перед собой того самого Арсения, с которым мы целовались дни напролёт, с которым я получал свой первый сексуальный опыт и которого любил на протяжении всей жизни. Арсений целовал меня не так, как раньше. Тогда в нём была юношеская страсть, пылающая, как яркий костёр, до самых небес пускающий свои искры. Сейчас со мной был взрослый мужчина, целующий крепко, но одновременно с этим нежно. Мне было непривычно от его щетины, от потрескавшихся губ, он крепкого тела, которое я запомнил худым и податливым. От ощущения рук Арса на моём голом торсе мне хотелось выть. Они одновременно причиняют мне и боль, и самые горячие ощущения. После Арсения у меня было много мужчин, но таких как он — никогда. Арсений оказывается подо мной совершенно голый, и было глупо врать, что я не знал о таком развитии событий, поэтому в моём рюкзаке, что валялся около кровати, был заранее приготовлен бутылёк со смазкой. Мои руки касаются его, размазывая смазку по плотному кольцу мышц. Арс стонет, обхватывая меня ногами за талию — они чуть больше покрылись волосами, но кажется, что стали ещё более стройными и длинными. Я подался к нему ближе, вводя сразу два пальца — как же крепко он сжал меня! Я вошёл в него с такой страстью, как только это было возможно. Двигался размашисто, ярко, глубоко, входя в него полностью, чувствуя, как его ногти впиваются в мои лопатки. Арсений стонет подо мной, кусает свои губы в кровь, целует меня и стонет прямо в поцелуи. Как же сильно он срывает мне башню, даже спустя столько лет. Мне хочется верить, что хотя бы сейчас я единственный мужчина в его жизни. Что нет больше никакого, с кем он встречается в тайне от жены. Но что-то глубоко в мозгу (куда я забросил это намеренно) подсказывает, что это не так… С того самого момента, когда я получил сообщение от Арсения Попова, я точно знал, чем закончится наша встреча. Знал, что не смогу перед ним устоять, сколько бы лет ему не было, сколько бы не разделяло нас. Он всё равно будет моим Арсением, а я его Антоном. И я правда хотел снова поцеловать его, снова попробовать его кожу на вкус, снова овладеть им, как тогда, в квартире его родителей. Любил ли я его до сих пор? Да. Но это было невозможно описать нормальной любовью. С самой первой секунды я уже знал, что Арсений никогда не будет моим. И сколько бы лет не прошло, что бы я для него сделал, всё оставалось ровно таким же. А сейчас мне пришлось узнать, что «того самого» Арсения больше нет. Есть другой. Старше, опытнее, ещё умнее и куда более несчастнее… Он был стопроцентным геем. Я знал это, потому что мы говорили об этом. Поэтому мне было ужасно тяжело принять тот факт, что теперь он женат. Но зато я с лёгкостью принял, что у него были мужчины. Много мужчин. С кем-то он знакомился просто ради секса, с кем-то даже заводил продолжительные отношения. Но мне так хотелось верить в то, что наш секс был для него особенным. Что он как-то иначе, чем обычно, стонал моё имя. Что только на моей груди он лежал так долго, прижимаясь ухом к ключице. Что только на меня закидывал свои ноги и запускал пальцы только в мои волосы. У нас никогда не было будущего. У нас было только прошлое. Я больше никогда в жизни не хочу видеть Арсения Попова. Потому что я знаю: что бы не случилось, я всегда буду готов пожертвовать для него всем. А он даже никогда не соврёт, что тоже любит меня.