Отражение

Она знает, что это всё постановка, давно знает о гипертрофированности всех имеющихся документов, что были взяты за основу передач. Это уже даже не документалистика, просто... Сериал. Но это сериал, что успокаивает душу Келлер, он был первым, что она посмотрела на телевизоре, впервые в жизни увидев подобное чудо техники. Криминальные хроники были завораживающим сериалом, она не могла оторваться ни от одной серии даже на минуту. А комиссар... Великолепный мужчина сорока лет, сильный, красивый, харизматичный. Его ум, его смекалка, его способность выпутаться из любой ситуации и справиться с каждым делом, с каждой проблемой, что, казалось бы, нерешаема. Келлер отводит взгляд от экрана. Он просто актёр, девушка знает это, знает, что он ненастоящий, знает, что всё это фальш. Она устала влюбляться, устала тащиться по каждому мужчине старше тридцати, устала быть такой... Шлюхой. Шлюха, да, лишь такой она могла себя видеть, такой, и никем иначе. Говорят, называй человека свиньёй, а на третий раз он хрюкнет. Так и Келлер... С тринадцати лет она так часто слышала воскрики "шлюха", что, практически отучилась воспринимать себя обособленно от этих слов. Она слишком зависима от чужого мнения и правда ненавидит это. Вдох. Выдох. Комиссар разбирается с убийством, произошедшем в ресторане японской кухни. Там не было камер, всё было будто бы на уровне антуража феодальной Японии. Жертвой был молодой человек лет девятнадцати, который пришёл в ресторан ещё до открытия, чтобы получить фирменные угощения с утренней скидкой. Его убили ранним утром, когда ещё не было никого из посетителей. Убили заточенными палочками для еды, пробив ими сонную артерию. Следов на палочках нет, убийца был в перчатках. Келлер с интересом наблюдала за тем, как работники органов осматривают ресторан, допрашивают работников, ищут улики. Это было завораживающее зрелище для неё, эта системность, правильность, уверенность и рабочая точность... Ух. На расспросы комиссара одна из официанток вообще не реагировала. Ходила по залу, убирала тарелки и еду со столов, протирала их тряпочкой. Официантка была коренной азиаткой: жёлтый оттенок кожи, суженные глаза, тёмные волосы. Её форма официантки, в отличие от других, была полностью закрытой и траурно чёрной. Келлер застыла, когда та девушка обернулась к экрану. Знакомые лисьи глаза, хитрый прищур, вечно недовольное лицо... На салфетке в руках официантки была одна единственная надпись: «Я знаю, что ты будешь смотреть эту херню, малявка, поэтому бросай всю эту дурь и немедленно возвращайся». Вздрагивает. Надеялась, что они забыли, что они больше не пытались вернуть или искать после всех тех просьб. Но вот уже второй год... Пересиливает себя, в попытках отвести взгляд, вновь концентрируется на сюжете. Официантка всё же отвечает на вопросы комиссара, отвечает сухо, односложно, с наигранным акцентом. – У вас есть мысли, кто убил его? Официантка молчит, смотря на труп. Недовольно скалится. Искаженным акцентом произносит "наёмный келлер", а не киллер. Келлер пробивает на холодную дрожь, она тут же выключает телевизор, со всей силы отбрасывая от себя пульт. Прячется в одеяле, не хочет знать продолжения, не хочет снова видеть это осуждающее лицо с мешками под глазами. Не хочет вновь чувствовать всю эту давящую вину. Стук в дверь. – Что за грохот? – Я... Пульт разбила... Прости, верну деньги и... – Келлер. Останавливает её, неторопливо входит в комнату. Пред глазами Алекса разбитый о пол пульт, практически на кусочки, батарейки вылетели, кнопки переломались - в удар явно были вложены силы и много эмоций. – Я просто... Просто... Не хочу никого видеть... И слышать... Стены давят... Крыша давит... Всё вокруг давит... – Rauhoitu, kaikki on hyvin. – Чего? – Отвлеклась. Алекс усмехнулся, наблюдая за реакцией гостьи. Всю жизнь прожившая в Америке девушка, как бы не хотела, но финский сходу не знала бы, даже сбежав в Финляндию. – Что ты увидела в телевизоре? – Она хочет, чтобы я вернулась... – Она? – Я не хочу возвращаться! Алексу в лицо летит подушка, но он вовремя ловит её двумя руками. Спросил больше, чем следует, ошибся. Но смотреть на то, в каком состоянии Келлер... Было больно. И помочь никак. Отвратительное чувство, кошки душу царапали. – Не хочу... Не хочу... – Ты имеешь на это полное право. – Но я... Снова убегаю... Не в состоянии быть сильной... Не в состоянии справиться... Разве, ты не должен быть зол? – Не должен. – Но... Алекс кладет подушку под голову Келлер, убеждает лечь. Вновь укрывает её одеялом. – Ты имеешь право на то, чтобы быть слабой. – Но я... Я не хочу быть слишком слабой... Я устала быть слишком слабой... Хозяин молчит, старается не перебивать, желая дать шанс Келлер высказаться. – Я всю жизнь была слабой... А когда нашла мотивацию стать сильной... Мне не хватило этих же сил... Мне противно от самой себя... Я не могу быть достаточно сильной, сколько обещала... Я нарушила так много обещаний, я просто сбежала... Я не смогла... По щекам девушки вновь потекли слёзы, которые она небрежно стирала руками, немного вздрагивая. – Прости, что видишь меня в таком состоянии... Я просто... Просто жалкая... – Келлер. Поднимает голову, смотрит на спутника из под пелены слёз. Видит нежный, не осуждающий взгляд. Становится тошно от собственного поведения. – Я оставляю дом в твоём распоряжении, мне нужно выполнить заказ по работе. – З-заказ? – Ну, да? Я же квалифицированный грумер, мне заказали сделать стрижку для Джойси перед её модельным выступлением. – Джойси...? Грумер...? Замолкает. Алекс понимает, что его новая знакомая была совсем далека от жизни, тем более моды и экстраординарных профессий. Пытается найти подходящее пониманию описание. – Грумер - это нечто вроде человеческого парикмахера, но для животных. Джойси же одна из моих самых частых клиенток, самая выдающаяся собачка Финляндии. – Ох... Понятно. – Справишься пару часов без меня? Я беру телефон с собой, только что случится - сразу звони, я вернусь. Келлер кивает, нехотя, но всё же принимает, что Алексу без работы остаться нельзя, тем более с таким "лишним ртом" в запасе. – Еда в холодильнике на кухне, твоя одежда в ванной комнате, высохла после ночи у батареи. Всё остальное на твой выбор. Провожает его взглядом до самой двери, сжимается, обнимая колени, когда слышит, как входная дверь хлопнула и была закрыта на замок. Келлер поднимается на ноги, выходя в коридор. Пошатываясь, но, бывало и хуже, чем какая-то... Простуда, верно? Уже после операции бегала, несмотря на то, как это было опасно, лишь бы спасти врачей от дьявольского гнева. Вздыхает, идёт к гостиной, укутанная в одеяло, как в кокон. Берёт с пола свой телефон, что совсем уже высох у камина и был в полном порядке. Смотрит через фронтальную камеру на себя. Убожество. Но, хотя бы, живая. Пытается немного поправить растрепанные волосы, чтобы не выглядеть настолько отвратительно самой себе. Открывает мессенджер. Листает последние чаты, видит переписку с Алексом. Улыбается, прижимая телефон к груди. Чувствует, что он рядом. Слышит пришедшее смс. "Ты не сможешь быть одна, ходячая парайноя", - давно удаленный, но всё ещё... Прекрасно держащийся в памяти номер. Молчит. Чувствует страх.