*Он вспоминал, как при первой встрече «она» радостно преподнесла тот самый особенный символ с притворной торжественностью. Какая глупость! Понятно, что их договор не настоящий. Просто само собой получилось, что они остались вместе. Он вспоминал их первую встречу на поле цветущих глазурных лилий. Он вспоминал, как среди лилий она сказала: «Эти людишки такие ничтожные и слабые, словно пыль. Из-за ничтожности не знают, когда оборвётся их жизнь, и потому боятся. Из-за страха всё пыжатся, хотят стать умнее. А я знаю. И вот я думаю - силой с тобой не сравниться, так надо использовать знания и умения. С твоей силой и моим умом... Этот город будет чудесным». Спустя годы она лишь как-то опустошённо улыбнулась и медленно превратилась в мелкую пыль. «Похоже, что всё-таки не смогу я быть вместе с тобой. А про тот замок... Забудь. Это символ союза и мой тебе вызов. В этом замке - вся моя мудрость. Если сможешь открыть...» Он так и не смог открыть замок. Он так и не знал окончания фразы. Прошло много лет. Сегодня от диких лилий уже почти не осталось следа.
— Это ведь? — восхищенно приблизилась Паймон, когда путешественница закончила. — Та самая легенда про Моракса и Хаагентус?! — Я так поняла, это сборник легенд Ли Юэ, — пролистав несколько страниц вперед, Люмин кивнула в подтверждение своих слов. — Вот, тут есть легенда, про Адепта, спасшего людей от великой засухи, а также про Адепта-карпа, который жил в чайнике и долгое время лишь слушал разговоры других. — Ух ты! — Паймон придвинулась еще ближе. — Послушай, но, Паймон кажется в легенде о Властелине Камня есть смысл. Я по поводу нашей находки… Возможно, она скрывает что-то действительно важное? — Если они создавали Ассамблею Гуйли вместе, — Люмин задумчиво прикусила губу. — Может быть так, что она могла описать там и способы спасти то дорогое, что они выстроили своей любовью в этих местах? — Именно! — Паймон деловито сложила ручки на груди. — Паймон уверена, что если мы разгадаем загадку, то найдем что-то очень важное. — Или сакральное признание в вечной любви, которое никто не должен был видеть, — скептично отозвалась путешественница, но книгу не отложила. Продолжила листать старые страницы, периодически подгадывая на ничего не выражающее лицо давней подруги. Рану и подобный синяк у Кэ Цин скрывали бинты, оттого узнать насколько он больше, Люмин не могла. Хотя, слов Янь Фэй ей было более чем достаточно – но это и вызывало все больше вопросов. Почему же на нее Бездна действует иначе? Причина в ее отличающемся от местных теле или же, она кроется в чем-то гораздо более глубоком? На страницах ей встречались все новые и новые истории: забавно, что ей раньше никогда не попадалась эта книга. Она как будто собрала в себе все самые важные и выдающиеся легенды. Люмин встречала их всех по отдельности: некоторые слышала от рассказчиков из чайного дома Хэ Юй, некоторые встречались ей в опере, а некоторые – она читала в других сборниках. Вот ее взгляд заинтересованно вцепился в рассказы о духах Яксах. «Я ведь уже читала о них в отдельной книге», — взволнованно подумала девушка, но страницу так и не смогла перелистнуть. — «Хотелось бы мне найти в этой книге ответ, как помочь тебе, Сяо…»*…Но каждый год в Праздник морских фонарей, глядя на сияющее небо над каменным лесом Гуюнь, люди Ли Юэ говорят: «Это Защитники Яксы сражаются с демонами». Одинокие путники иногда слышат пение флейты в глубинах Тростниковых островов, но никогда не находят того, кто на ней играет. Тогда они говорят: «Это Якса зовёт своих старых друзей домой».
— Эй, ты чего? На тебе лица нет, — взволнованно переспросила Паймон. Люмин поджала губы и повертела головой. В груди все сжалось, а в мыслях продолжали звучать обрывки болезненно-колкого текста. Она никогда раньше не задумывалась, насколько необъятным и глубоким было отчаяние ее близкого друга. В каждой строке, в каждом слоге, словно раз за разом умирали все надежды и стремления, оставляя лишь только безразличное смирение. Его отчужденность казалась ей куда менее глубокой. Она раньше не придавала значения или может, не хотела узнавать настолько много о нем. Однако теперь… Она просто не могла смотреть на эти строки и знать, что он сейчас где-то там, на заснеженных просторах Ли Юэ. Совершенно один. Она стоически подавила в себе очередное желание позвать его. «Так нельзя… Он должен разобраться в себе. Сам придет, когда посчитает нужным», — строго напомнила себе Люмин и резко, протяжно выдохнула. Собравшись, путешественница таки нашла в себе силы и продолжила перелистывать страницы одну за одной. Она старалась отогнать мрачные мысли, что стремительно настигали и без того уставшую голову. На последних страницах она все же нашла легенды, которых ей еще не приходилось видеть. Легенды о богах, имена которых уже давно не называли в Тейвате. Однако, они были слишком короткими, чтобы быть хоть немного информативными. Пускай так, путешественница таки нашла нужную страницу и жадно вчитывалась в каждую строчку:…Она строила ледяные замки зимой и сама же рушила их по весне, когда люди приносили ей в дар вяленное мясо и устраивали целый праздник – лишь бы она услышала. Те, кто видел ее, живыми не возвращались, оттого каждый раз их выбирали жребием. Она была скупа на подарки, потому как дарила саму жизнь и ее же отнимала. У каждого, кто смел подойти к ее ледяным чертогам. Потому выбранные считались благословленными, но никогда не возвращались. Но, Марена была и милостивой. Лишь следовала своим правилам. Потому как проходящие по границам ее владений путники, рассказывали, как в бреду, в ночи, видели яркий силуэт. По утру никто не мог точно описать, но все знали точно – их торбы полны еды, а раны – вылечены…
— Та самая богиня зимы? — Паймон удивилась и замельтешила вокруг путешественницы. — Даже в прошлом она кажется далеко неоднозначной дамочкой. — Как странно и одновременно милостиво – выбирать смертников жребием, — задумчиво произнесла Люмин. — В своих снах я видела юношу, что поднимался к монументу уже по весне или даже летом, так как все вокруг цвело. Да и общался он с ней, словно, с давней подругой, а не божеством… — Ну, у богов много причуд, знаешь ли, — фея повернулась к Кэ Цин и нахмурила бровки. — Она бы сейчас сказала, что боги – идиоты. — Ну не так критично, конечно, — улыбнулась Люмин и забавно покивала. — В общем, ничего нового мы не узнали. Хотя, часть про жребий, очень интересна. Надо будет рассказать об этом остальным. Путешественница отложила книжку на место, открыв ее на той же странице, где осталась закладка Ци Ци. Наверняка, девочке и самой интересно почитать эту книгу, хоть она и сама была, практически уже, живой легендой. — Я закончил, — в дверях появился лекарь и показательно потер переносицу, отчего стало сразу понятно, что исследование было сложным. — Возвращайтесь. Девочки переглянулись. Обе бросили прощальный взгляд в сторону кушетки, как если бы это могло помочь их знакомой быстрее прийти в себя. В самом кабинете на столе у Бай Чжу обнаружилась странная вещь, похожая на темную жижу и запечатанная в банке. Девочки с интересом уставились на приметный атрибут, даже не предполагая, зачем нечто подобное могло им понадобиться. Лекарь сделал еще несколько пометок в своем блокноте, а после устало вздохнул и все же повернулся к пациентке. — Путешественница, так как ты иномирянка, твоя кровь все же отличается от нашей, — начал доктор с сосредоточенным видом. — Она имеет высокую проходимость для элементарных частиц, и темные – не исключение. Обычно такие свойства имеет, например, кровь Адептов. — Но Адепты ведь очень сильно подвержены риску заразиться, разве нет? — тут же вставила свой вопрос Паймон. — Это действительно так, — спокойно ответил Бай Чжу. — Однако, это не все особенности. Из исследования я понял, что твое тело способно резонировать с заражением Бездны и не воспринимает его как нечто… зловредное. Именно по этой причине метка разрослась так быстро. Скорее всего… Ты могла бы в полной мере сопротивляться Бездне или даже получить контроль над этой силой. — Стоп, — услышанное не сразу уложилось в голове путешественницы. — Управлять? — Я не совсем понимаю, как это работает, но кажется, упомянутый тобой сегодня Адепт тоже способен к чему-то подобному, — выдал Бай Чжу. — Он тоже использует темные сгустки, что впитывает его тело, когда одевает свою маску. — Как он? — сердце Люмин пропустило удар. — Хотите сказать, я смогу так же? — Исходя из того, что я увидел, похоже, ты сможешь даже больше, — лекарь устало облокотился на стол. — Твое тело легко принимает любые частицы энергии Тейвата, будь то сила элементов или Бездна… Никогда ранее Люмин не задумывалась об этом: столько раз этот новый мир одаривал ее разными силами, а она без проблем их принимала, будь то силы Адептов, или же элементальные. Ни разу в ее голове не проскочила возможная догадка: ведь Бездна на самом деле ничем ни отличается ни от каких других энергий, разве что, своей тьмой. — Получается, если я смогу управлять ей, в теории, я бы могла остановить все происходящее?! — все же пришла к радостному выводу путешественница и от озарения едва не подпрыгнула на месте. — Но… Звучит как совсем невыполнимая задача. — Паймон так не кажется, — ободряюще улыбнулась девочка и похлопала подругу по плечу. — А вот я был бы осторожен, — сообщил врач. — Дело в том, что я не знаю, как будет вести себя твое тело дальше и что окажется сильнее – Бездна или ты. Пустив в себя так много темной энергии, ты рискуешь просто обратится в одно из порождений скверны. Грубо говоря, сойдешь с ума или и вовсе станешь ее частью. «Значит ли это, что Итэр тоже может…?», — тут же подумала Люмин, потому ее лицо тут же скривилось от грустных мыслей. — «Возможно, он делает все это из-за того, что заражен Бездной? Или он смог управлять ее энергией и теперь делает все, что ему вздумается?» — Это напоминает Паймон истории Якс, — настороженно резюмировала малышка и взволнованно посмотрела на подругу. — Паймон переживает за тебя. — Я могу попробовать запечатать метку на некоторое время, — сообщил доктор. — Я поступил так же с Кэ Цин. Печать сможет ослабить действие, что выиграет немного времени, пока я размышляю над лекарством. — Но в таком случае я перестану видеть сны и не смогу попытаться воспользоваться этой силой? — Не сможешь. Лишить себя возможности изучить таинственную силу? Лишить себя возможности помочь всем друзьям и получить крохотную надежду на счастливый конец? Люмин поморщилась, понимая, что это точно не в ее духе. Любая неизведанная тропа – заведомо ее, будь она хоть тысячу раз смертельно опасной. — Тогда я откажусь, — уверенно ответила путешественница. — Только, попрошу у вас рецепт лекарства от головных болей и мышечной ломоты. С остальным справлюсь сама. Если станет хуже мне не составит труда навестить вас. — Люмин, но…! — возмущенно воскликнула маленькая фея, тут же хмурясь. — Ничего страшного, Паймон, — ободряюще улыбнулась девушка. — Это наш единственный вариант пока что. И ведь, правда, единственный. Пока что они только начали разбираться с тем, что навалилось, но уже возникало стойкое ощущение неизбежности потерь. Как вообще справляться с Бездной и какие у нее могут быть мотивы против людей? Слишком много вопросов, слишком много обращений к давно позабытому прошлому, ответы в котором, возможно, уже не суждено найти. Конечно, она попробует – ведь решить все силой всегда казалось ей самым легким и простым путем. В своей силе Люмин не сомневалась, как и в стойкости – она больше, чем просто человек. Она прошла столько миров по пути сюда, потому Бездна для нее – всего лишь какой-то пшик в очередной невероятной истории. Бай Чжу продолжил давать ей наставления и советы, но мысли Люмин крутились уже далеко от хижины. Она взволнованно поглядывала в приоткрытое недавно окно, рассматривая уже ставшие привычными тучи. Она металась от непонимания мотивов Итэра до местонахождения Сяо и невольно сурово хмурилась своим мыслям. Откуда не возьмись, на подоконник шумно приземлилась почтовая птица. Ее когти царапнули по дереву, привлекая внимание сразу всех и заставляя доктора замолчать. — Паймон не припомнит, чтобы в Ли Юэ пользовались голубиной почтой, — она сощурила глаза в направлении послушно замершей птицы, которая все ждала, когда у нее заберут письмо. Выглядел голубь необычно, словно и не голубь вовсе. Такой цветастый, голубой, почти попугай. На шее его покоился невесомый амулет, что, вероятно, мог защитить от скверны. Мысли о отправителе письма быстро сузились до очень важных и не обделенных знаниями личностей. — Послушный, смотри какой, ждет, — удивленно прокомментировала Люмин. — Я их только в Мондштадте видела, и то, мельком. — Они всегда послушные, потому что их долго этому обучают, ведь это их работа, — просветила Паймон, ощутив толику гордости за свою просвещённость. Люмин неожиданно тронула ностальгия. Когда она только очутилась в этом мире и не понимала даже язык, Паймон охотно отвечала на все ее вопросы и учила всему. До того мило это было, а вспоминалось всегда тепло, что путешественница, снова глянув на подругу, невольно улыбнулась. Бай Чжу подошел к птице и неумело снял весточку с лапы, точно делая это в первый раз. Голубь, ощутив, что послание забрали, очень быстро поспешил покинуть удивленную компанию. — Ума не приложу, кто мог бы послать ко мне голубя, — недоуменно озвучил свои мысли лекарь. — Даже если кому-то понадобилась помощь в такое время… Я не смогу отправиться далеко. Но отправитель точно знает о ситуации – амулет на шее птицы… Такой, прямо, как атрибуты Адептов. — Да, такими побрякушками в основном только они разбрасываются, — подтвердила маленькая фея. — Паймон думает, раз так, может Вы понадобились Адептам? — Я? — Бай Чжу снисходительно улыбнулся. — Не глупи, девочка. Из-за некоторых моих… увлечений, ни боги, ни даже некоторые смертные меня не жалуют. «Это он сейчас про Ху Тао?», — предположила путешественница. — «Впрочем, он довольно странный в своей страсти к вечной жизни. Думаю, не только благодарных вокруг него полно. И недоброжелатели найдутся». Пока мужчина разворачивал письмо, Люмин, оглядывая комнату, наткнулась на ту самую банку, что заметила еще в самом начале. От одного взгляда на содержимое становилось понятно – что-то с ней не так. Словно, нечто внутри притягивало взгляд, даже без веской на то причины. — Неожиданно, — задумчиво протянул лекарь и, вдруг, позвал девушек. — Эта весточка адресована вовсе не мне, а вам. От мадам Пин. — Ого, мадам Пин?! — удивилась фея. — Паймон все думала, куда же она могла запропаститься… — Она приглашает вас в деревню Цинцэ, — читает врач. — Потому что нужна помощь «юноше, пережившему множество бед». Девочки переглянулись. Конечно, они знали множество людей с тяжелыми судьбами, но конкретно их помощи и в такое время мог требовать только один «юноша». — Два дня пути по жуткому холоду, — Люмин задумчиво прикусила губу. — Нужно подготовиться… — Паймон не представляет, насколько сложной будет дорога, — обреченно простонала малышка и осела устало на кушетку рядом с подругой. — Но, Паймон даже не будет жаловаться. Паймон понимает, что это важно. Люмин кивнула. Первый раз в Тейвате она понимала, что дорога может выдаться очень изматывающей. Даже исследование Драконьего хребта не сравнится с предстоящими двумя днями, полными знакомых, но очень таинственных снежных троп. От зараженного Бездной региона можно было ждать чего угодно. — И все же я еще раз настаиваю на том, что перед таким подвигом, печать лучше наложить, — еще раз попробовал достучаться до девушки врач. — Я понимаю, ты известная путешественница, которая справится с чем угодно. Однако… — А что это у вас в банке? — прервала его задумчивая Люмин и тут же жадно вцепилась в нее взглядом. — Простите, просто, оно такое странное… Врач нахмурился. Взял стекляшку, покрутил в руках и воспроизвел странное движение рукой, после чего наложенная сверху бумажка со странным символом сама по себе растворилась в воздухе. Девочки удивленно уставились на это действо, доселе не видев, чтобы лекарь использовал подобную магию. Он протянул банку Люмин. Почему-то она застыла, не в силах пошевелиться, завороженно глядя в скрывающееся внутри нечто. Была в нем древняя сила, что ей, воительнице, прошедшей множество миров, откликалась внутри своей монументальностью. Оно казалось далеким и противоречивым ее свету, но вызывало внутреннее содрогание, волнение, будто перед живым, величественным существом. Путешественница сморгнула наваждение. Храбрость быстро вернулась к ней, она протянула руку к банке. Стекло показалось горячим, будто обожгло ее пальцы. После этого картинки перед глазами стремительно смазались в одно большое месиво из цветов. Ноги, показалось, сами собой ослабли. Держала ли она все еще стекло? Уже не знала. — Малыш, что ты здесь делаешь? В полной темноте рассмотреть, что происходило хотя бы в метре вокруг казалось невозможным. Юноша, что лежал совсем неподвижно, попытался прохрипеть в ответ, но вместо этого разразился громким кашлем. — Ты умираешь, — грустно оповестил женский голос, послышался стук каблуков о каменную кладку. — Почему ты решил умирать здесь? Ответа не последовало, как и ожидалось. Но неожиданно тело зашевелилось, дрожащая рука потянулась к звуку. Но не найдя никого, она продолжила пытаться двинуться вперед, перебирая пальцами по пыльному камню. — Смертным нельзя прикасаться ко мне, — грустно сказала женщина. Она присела в метре от трепыхающегося в последних попытках не умереть юноши и внимательно рассматривала его. В кромешной темноте ей совершенно ничего не мешало видеть так же хорошо, как днем. Она наклонила голову и с любопытством следила за каждым движением. Пока рука окончательно не перестала трепыхаться. Размякла и, словно, вовсе не имея ни единой косточки, стекла к полу. Беззвучно. Женщина просидела так еще некоторое время, а после скучающе поднялась. Люди умирали по-разному, но, неизменно – скучно и жалко. Рассыпались не звездной пылью, не энергией, а своими сожалениями и страхом. Кто бы ни пытался приписать смерти высшее – она останется концом. Обрезанной нитью, время которую не пощадит и сожжет. Шлеп. Кожей, ладонью, как слышится, о гладкую породу. Она застыла. Давно она не видела, как обрезанные нити насильно сшивают заново. Заново и так… мастерски, словно каждый день. Странно. — Я… Болен, — прохрипел юноша и от его голоса богиня дрогнула. — Все… мертвы. Ледяные владения находились глубоко под землей и это чудо, что он вообще выжил, упав с единственной трещины, что вела в верхний мир. Богиня снова как-то сломано, непонимающе, смотрела на разломанные кости ног. Должен был умереть. Давно. — Помоги мне, — его голубые глаза неожиданно открылись, он сурово посмотрел на нее, как если бы точно знал, где она стоит. — Я знаю, ты можешь. Ты…помнишь…? — Малыш, — она приторно-грустно посмотрела на него. — Жизнь, которую я могу тебе дать, не понравится смертному. Я Мара. — Я знаю, — уверенно ответил ей парень, не думая отступать. — Я… Я должен жить… Я… Ты говорила, что не отрежешь… Она медленно подошла к нему, но не спешила прикасаться. Одно только касание ее рук могло запросто убить мальчишку, потому она просто наблюдала за его упорностью. На сколько хватит это хрупкое дитя? Кажется, он уже довольно долго борется с болезнью и совсем на пределе. С такой упорностью он давно должен был получить Глаз Бога… Почему же? — Зачем ты хочешь жить? — Ты… все забыла? Обреченно. Устало. Даже не удивленно, а будто – вопрошающе к прошлому, без надежды, просто как к данности. В глазах богини ни единого намека на понимание. Там пустота, разливающаяся красными изумрудами, блеском надвигающейся смерти. Юноша вспоминал, когда-то они блестели холодным золотом, каждый раз завораживали взгляд. У них был цвет зимнего рассвета: тусклый, но обнадеживающий. Теперь там лишь безликая кровь, бездушное олицетворение конца. — Значит, они говорили правду, — горько подытожил мальчишка, но не увидел в ее глазах даже капли раскаяния. — Я… не хотел… верить… И как не старайся сшивать, все бессмысленно. Не наделенный силой, не видящий, к нити слеп и иголку мимо, в темноту, просовывать будет, да все пустое. Она внимательна была к каждой, даже к самой короткой и тонкой, только узлы вязать – будто не по правилам. Юноша посмотрел в последний раз и так, будто, пожалел ее. Богиня наклонила голову, наблюдая за интересным ребенком. Рассказывал ей о чем-то не существующем, далеком, вовсе ее не касающемся: может бредил, путал с кем-то? Она никогда не водила дружбы со смертными: она не могла забыть, ведь и не было ничего, не существовало никогда за пределами этого зимнего сада. … или нет? Тело обмякло. Тонкие пальцы больше не гладили слабо камень, мышцы не напрягались, пытаясь превозмогать непреодолимое. Где-то не периферии, шестое чувство, било тревогу, вот только она уже разучилась слышать. Чернота внутри до той степени густая, что в ней уже не разберешь что чувствуешь, о чем когда-то просил и чем жил. Может, мальчик не ошибается? — Ты… Интересное дитя, — ее рука опустилась на его затылок, зарываясь в темные волосы. — Я не оказываю услуги за даром. А в ответ тишина и холод. Почему не может оставить его здесь? Тело противилось и руки не слушались, хоть чернота внутри шептала бросить, едва ли не сжечь, покромсать. «Даже боги смерти могут страшиться одиночества. Разве нет, Мара?» Рука непроизвольно сама сжала волосы, подняла бездыханное тело. Богиня с остервенением, с паникой, заглядывала в безжизненные кукольные глаза. Этот мальчишка… — Почему… я не помню?! — вдруг сорвалось с ее уст. — Я… Ты… Кто ты? «Расскажи мне еще историй о прошлом, пожалуйста. Взамен я принесу тебе что-нибудь из мира людей. А… Так значит, чтобы ты смилостивилась, достаточно было всего одного подношения?» Тьма протягивала свои грязные искаженные лапы к сознанию, обволакивала каждую фразу и растворяла в себе, словно в кипящей лаве. Словно демон, пожирающий солнце. Марена ничего не помнила. Не знала, что может помнить. Однако отчетливо ощутила, что упускала что-то слишком важное, ведь прикасаясь к его голове, она читала его последние мысли. Там была она, другая, как будто еще не вымазанная в грязи и взгляд ее веял смирением и восхищением перед человеческим ребенком. Единственным, которого она пощадила, спустя сотни лет. «Мою нить ты должна была обрезать еще в самый первый раз. Так почему же дрогнула рука самой смерти? Когда придет время обрезать ее вновь, сможешь ли ты? Мне слишком важна дарованная тобой жизнь, чтобы не спрашивать». — Я оставила его в живых? — вопрос отчаянный, эхом растворился в черноте подземелья. — Почему? Сильнее тьмы, что поселилась внутри, стало только любопытство. Тысячи голосов из ада не смогли остановить ее от эгоистичного, такого неподобающего поступка. Стало слишком интересно, слишком непонятно, но сладко, будто и вовсе не о ней. Она забыла, не помнила ни единого чувства, но прикасаясь к воспоминаниям этого мальчишки она чувствовала упущенное тепло. Она… когда-то не была смертью. Когда-то сады ее по весне расцветали не ледяными цветами, а самой жизнью. Когда-то вокруг были люди, не подходили близко, но восхищались далекой запредельной красотой. Когда же… Человек такой молодой, будто, буквально вчера, ведь он почти не изменился. Поцелуй смерти подарил жизнь. Вот только, она, очерненная, греховная, сожрала все. Поглотила и тут же забыла, словно и не было ничего. Исчезло в бездонной тьме ее облика. Свидетелями того, как растворяются в памяти былые времена, связывающие красной нитью их обоих, остались только ледяные цветы. И ставшие золотыми глаза мальчишки, что смотрел на нее пусто, без ничего, словно никогда ее и не знал. Негласный контракт. Она никогда не сможет обрезать его нить, но Мара не делает одолжений людям. И потому забирает все, и душу, и саму жизнь: порабощает, делая рабом преисподних, заложником ледяной клетки, где все прекрасное заранее погибало. — Тебя звали Алатус, малыш, — она аккуратно положила его голову обратно на камни. — Добро пожаловать в сады Мары. Теперь ты вечно будешь со мной. А дальше мальчишку ждал ад. Холод, что разверзся во владениях богини, продирал до самых костей, да так, что он уже и привык. Тело перестало покрываться мурашками, словно сама кожа замерзла, и он его уже не ощущал. Как и не ощущал ни времени, ни желаний, ни жизни в самом себе. Он остался там, когда очнулся то понял, что у него есть всего одна цель. Быть ее. А более ничего он не помнил. Словно немая кукла, движимая ниточками, что вонзались в кожу при малейшем ослушании, он выполнял ее приказы. А после, она приходила к нему, трогала, ласкала и пыталась быть женщиной, которой нужна была любовь. Она забирала у него все, как только он мог хотя бы подумать о чувстве, что испытал, она неизбежно сжирала каждую мимолетную мысль. Он помнил все, что делал, помнил, как вонзал в тела копья, как расчленял, как зарывался лицом в плоть, не понимая, где ему достать еду. Он так истощился, что безумие перестало быть таковым. Не испытывая ничего он не мог понять, правильно ли поступает. Но в душе, где-то так глубоко, как никогда, таилось что-то, чего он не мог осознать. Даже не успевал понять, когда она снова тянула к нему свои бледные руки, когда снова проходилась губами по огрубелой коже. Мысли не преследовали Алатуса, как и сожаления. Убийца приходил к своим жертвам словно приведение, словно сама смерть с косой наперевес. Но… «Однажды бы ты предсказала мне, схватив мою нить, что падающая звезда озарит мне путь. Луна будет сиять для меня, но плакать о любви к солнцу. Неужели перед благословленными смертью может снизойти нечто столь необъятное, как сам свет? Ты ведь… не врала мне?». — Не врала, — ответила богиня воспоминанию, прикрывая глаза. Слова растворились в кромешной тьме и даже ледяные цветы не видели, как смерть отчаянно пыталась вытереть горькие слезы.***
Умиротворенная мелодия, словно сотканная из самого светлого прошлого, ласкала оголенные нервы, умиротворяла и успокаивала. Сяо не помнил, сколько он пробыл в сладком небытие, наслаждаясь воспоминаниями утерянных дней. Он видел в своих снах давно позабытых друзей, любовь Властелина к серебристой пыли и качающиеся по ветру цветы цинсинь. Он видел, как с глотками вина из османтуса становится мягче камень, словно скалы превращаются в песчаные дюны; видел, как блестящая пыль, крепнет, недовольная, становясь тверже стали; видел, как оживают бумажные птицы, как строптив и непокорен бывает песни звон. Видел – как боги стремятся к людям, а люди – к богам. И желал больше не вставать. Под кожей начало зудеть: долгая светлая нега отпускала. Тьма подкрадывалась, своими мелкими, страшными ручонками царапала на периферии сознания. Напомнила о важном. Сяо резко поднялся. Давно он так крепко и долго не спал. Тело отозвалось колоссальным сопротивлением: голова заболела, привычно, будто после долгой охоты, когда он переполнялся ненавистной энергией, а мышцы заныли. Некоторое время он перебарывал неприятные ощущения и все же осмотрелся. Незнакомое место. Он ожидал, что привычно окажется в своей обители на чердаке гостиницы, но нет. Небольшая комната, как будто принадлежавшая кому-то из людей. Отсыревшая древесина с полезшей краской – от каждого завывания ветра за окном она отзывалась неприятным скрипом. Хоть это осталось неизменно. Ветер напомнил ему о насущных проблемах. Якса тут же вслушался, пытаясь уловить за тихой, аккуратной мелодией еще звуки или обрывки разговоров. Музыка не давала ему начать сильно нервничать, он оставался расслабленным, ведь такие чары всегда были применимы к Яксам: об этом говорилось в древних легендах, а он знал и без них. Действительно, знакомые голоса послышались за закрытой дверью. Юноша быстро оказался возле той и отворил, ставая свидетелем милой глазу картины. Владыка песен вместе с Хранительницей облаков о чем-то тихо перешептывались, дабы не искажать музыку. Интересный механизм, который видимо принесла Сянь Юнь, помимо звуков источал теплую энергию, что была почти осязаема: такая светлая, легкая, обволакивающая старые раны, словно целебные растворы. — И несколько лет не прошло, — фыркнула цапля в женском обличии и брезгливо отвернулась. — Какой неподобающий вид! Сяо недоуменно поморгал уставшими глазами. Неподобающий вид? Когда в ее видении он должен был переодеться, и, главное, во что? Впрочем, за столько лет к чудачествам своих собратьев он успел привыкнуть. — Ну не сердись ты так, — посмеялась мадам Пин, прищуриваясь. — Твои волнения разглядит даже глупец, прекрати, упрямица. — И вовсе нет! Дела мне нет, волноваться за Охотника на демонов, — возразила женщина, но брови ее смягчились. — Впрочем, на сей раз тебе, Алатус, простительно. В очередной раз не уловив игру слов, Сяо лишь кивнул. Он приметил пустующее кресло и неожиданно для себя понял, что ему очень нужно присесть: до того паршиво он себя чувствовал. Казалось бы, вроде два дня смотрел сладкие сны, а состояние было хуже, чем после дней борьбы с кармой. — Как утихнет метель, Хранительница облаков отправится в деревню Цяоин, чтобы купить травы для твоего лекарства, — поставила перед фактом старушка. — Ты проспал два дня, но я все еще чувствую в тебе бушующую карму. Что-то случилось перед тем, как случился твой последний приступ? Сяо лишь кивнул. Он прекрасно помнил, но так легко поделиться своими переживаниями он не мог. Пришлось собираться с мыслями. Ломано и несвязно Сяо все же смог пересказать события и последние новости из царства смертных, опустив все неважные детали и свиток из комнаты Властелина камня – за последнее было более чем стыдно. — Хм, — привычно звонко отозвалась Сянь Юнь. — Это… многозначительный ответ, — не сдержался Якса от своеволия, пускай перед ним и был Адепт старше и мудрее него. — Давно я не слышала от Охотника на демонов ехидства, — старушка тихо посмеялась, ее лицо сохранило спокойное выражение. — Компания идет тебе на пользу. — Кто бы знал долю пользы, — скептично ответила Хранительница облаков и поджала губы. — Властелина камня сейчас нет с нами, нам бы задуматься о его исцелении, а не о благополучии смертных. И отчего-то, неожиданно, Сяо словил себя на разошедшейся внутри злости. Откуда в этой горделивой птице столько безразличия? Всегда ли она была такой холодной? И, не сдержавшись, он все же фыркнул и высказался: — Раз Властелин выбрал быть частью мира смертных, не будет ли предательством – оставить этот мир на произвол судьбы? Мадам Пин покачала головой, обеспокоенно цокая языком. Ей не хотелось слушать за обменом любезностями двух, достаточно своенравных, и таких еще неопытных в чувствах Адептов. Она сама давно стала неотъемлемой частью Скалистой гавани – и считала своим долгом помогать людям, ведь так когда-то и завещала ей давняя подруга – Гуй Чжун. — Довольно распрей, — протяжно вздохнула пожилая женщина. — «Будь ведом добродетелью» - так говорила она… И, в этот раз, Сянь Юнь, придется и тебе склониться перед этой заповедью. — Я лишь выразила обеспокоенность за состояние Властелина Камня, — стоя на своем, ответила Хранительница. — Пускай, всем нам в определенной мере дорог мир смертных… И даже мне. Но, я мыслю рационально. — Что вы узнали за эти два месяца? — Сяо грозно посмотрел исподлобья, хоть такой усталый он вряд ли мог выглядеть угрожающе. — Почему я вообще должна была что-то делать? — хмуро ответила женщина. — Мы имеем дело с Бездной! А теперь еще и знаем, что та, прогнившая насквозь, ледяная смерть, имеет к ней отношение! Ты не держишь свои эмоции в руках, только потому, что в этот раз это касается твоего прошлого. — Я не… — так и не нашел слов, чтобы оправдаться Якса. — Пускай так. Пускай, «она» имеет к этому отношение, как и я сам. Но я уже столько лет оберегаю эти места…Едва мне было бы до такой степени плевать… Пресловутое и не приличное сравнение «как Вам», осталось не озвученным, ведь Сяо едва не прикусил себе язык. Понять женщину он не мог, да и обелить ее как-то – тщетно. Да и в чем-то она была права: разве раньше он стал бы так легко бросаться с обвинениями на других, не выслушав полностью? — Довольно, — послышался неожиданно громкий и суровый тон старушки. — Полно мне ваших язв здесь. С уходом Властелина в мир людей, мы более не считаемся Адептами, в привычном понятии этого слова. Потому каждый волен поступать по зову сердца… Она остановилась, подбирая слова. Оба участника спора быстро растеряли пыл и обреченно переглянулись: давно они не видели Владыку песен серьезной. Казалось, она давно потеряла свой громкий и властный тон, разменяв его у богов на смиренность. — Однако, эта проблема касается не только Охотника на демонов, но и всех нас, — напомнила женщина. — Ведь это результат нашего бездействия. И он может коснуться не только этого юношу, но и тебя, Сянь Юнь. А ты, Алатус, поубавь пыл. Если другие не согласны с твоими мыслями, это еще не значит, что они отказывают тебе в помощи. Слушай и внимай, ведь еще остались в тебе крупицы тех времен, когда ты не был глух к окружающим? И почему-то по скупой, но проницательной, какой-то даже с хитринкой улыбке, Сяо резко понял, что свои сны обнажил перед ней. И даже не заметил, как энергия, проникающая вместе с музыкой, не только касалась раздраженных нервов, но и с любопытством наблюдала. — Не делайте так больше, — выразился он так, чтобы понятно было только ей. — Прости-прости, старушку, — посмеялась женщина, игриво наблюдая за недоумевающей подругой рядом. — Но, должна отдать должное, я приятно удивлена, что увидела там столько позабытого и родного. Сяо зарделся и отвернулся, попытавшись закрыть лицо как можно непринужденнее. После таких заявлений, он еще долго не сможет спать, не вздрагивая от каждого шороха. Ему редко снилось хорошее, но, если снилось – иногда и было с чего краснеть. От этой мысли он даже зажмурился – как хорошо, что никто из Адептов не умеет читать мысли. — Тогда, какие есть домыслы на тему сложившейся ситуации? — отойдя от странной темы, в которой она не поучаствовала, Хранительница напомнила о себе. После вопроса последовала тишина, прерываемая лишь скрипом досок, и… Сяо напрягся. Краем уха он улавливал в нескольких милях отсюда обеспокоенные разговоры. Этот голос он всегда слышит за километры: звонкий, переливающийся светом, а ему вторит детский, возмущенный. В этот раз с ними еще был третий, мужской, измотанный… Ранен? Будто встревожен, но пытается показать обратное. Все в Яксе встрепенулось, пытаясь распознать точное расположение звуков, но завывания ветра мешали ему. «Сейчас мы тебя подлатаем, только крепись…», — обрывки все же долетели до Сяо достаточно четко, чтобы исключить все сомнения. Путешественница с друзьями попала в беду. — Мне нужно идти, — Адепт уверенно поднялся с кресла, но тут же ощутил неприятную слабость, которую гордо стерпел. — Но я вернусь. Недалеко отсюда люди попали в беду. Путешественница и ее спутник. Хранительница облаков смерила его спину недовольным взглядом, проследив за размашистыми следами от порезов на тунике. Пускай, Охотник на демонов не был способен даже ощутить холод, что-то в ней сжалилось от безысходности и незащищенности его положения. И она милостиво, одним взмахом руки, призвала светящийся механизм. — Она придаст тебе сил и поможет вернуться назад, — скупо оповестила женщина, наблюдая, как небольшая птичка облетает Яксу по оси. У Сяо не было времени удивляться и кривиться от оттаявшего взгляда мадам Пин – схватив коршун, он растворился в бирюзовых всполохах. — Устроит же он мне здесь разнос, когда узнает, что это я их позвала, — покачала головой старушка и совершенно спокойно подлила в свою небольшую чашечку чаю. — Не видеть бы мне сто лет этого возмутительно гордого и вредного ребенка, — цыкнула Хранительница облаков и обернулась к окну. — Врешь и не краснеешь, вот же, упрямица, — повторила прозвище Пин и посмотрела в тоже окно. — Не переживай, благословленным смертью ледяные цветы не страшны. Тем временем Сяо уже мчался вспышками над деревней, но сильный ветер очень мешал ему. Идеальное зрение и чувство присутствия были бесполезны в суровую метель. Тут же, остановившись на одном из холмов, Адепт прислушался и снова услышал неразборчивые перешептывания. Ближе они не стали. Его голову совершенно неожиданно посетила, казалось бы, очень странная мысль: «Может, попробовать прислушаться к карме?», — подумал юноша и даже брови у него приподнялись, от такого неожиданного вывода. Метка на руке путешественницы могла стать отличным маяком в ее поиске, когда все остальные чувства бессильны. Вот только выслеживать ее таким образом казалось, так, странно… Словно, он искал не луну, а очередное скопление монстров – от этого противоречия его передернуло. Впрочем, Сяо как никто другой умел держать голову холодной, поэтому, протяжно выдохнул и прислушался к своим ощущениям. Разные по степени интенсивности огни скверны чувствовались со всех сторон, но он, интуитивно, догадывался, что от путешественницы должна исходить особая энергия. И спустя некоторое время он все же обнаружил их. У подножья склона Уван, в не самой безопасной по меркам смертных пещере. Оказавшись у входа, Сяо тут же обратил внимание на кровавую дорожку: такая потеря крови может быть смертельна для человека. Послышался шепот вдали, он решил не раздумывать и сразу телепортироваться к нужному месту. — Сяо?! Люмин обернулась, благодаря своей реакции, и обнаружила достаточно близко потрепанного Яксу. От удивления, покоившаяся в ее руках сумка с провизией, грузно грохнулась в подтаявший от разведенного огня снег. — Ты пришел, — неверящими глазами Люмин уставилась прямо в его лицо. Сяо кивнул. Засмотрелся едва на мгновение на замерзшие покрасневшие щеки и тут же отвернулся, как будто это было чем-то неподобающим. Люмин только и успела непонимающе похлопать большими ресницами, как тут же услышала взволнованный писк Паймон: — Люмин, кажется, Ка Мин уснул. — Что?! — путешественница тут же засуетилась и быстро подняла со снега свою сумку. — Потормоши его! Ему нельзя засыпать. Якса сначала пришел в замешательство, а потом заметил позади костра аккуратно уложенного юношу. Взгляд Адепта тут же метнулся к достаточно большой ране на ноге, а после вильнул за кровавой дорожкой в сторону выхода из пещеры. Теперь все стало на свои места. Люмин некоторое время копошилась над раной друга, не уверенная, как лучше поступить. Сяо быстро взял ситуацию в свои руки. Попросил иглу и все нужные принадлежности и мастерски справился с глубоким порезом. Однако, Ка Мин так и не пришел в себя. — Что случилось с Вами по дороге сюда? — уже заканчивая, все же решил уточнить Адепт. Сяо забеспокоился. Парень хоть и потерял много крови, но, казалось, во время таких опасных махинаций должен был отреагировать. Они совершенно не обезболили никак рану и шили по живому. Однако, он словно спал, точно был жив, но и Бездной от него не разило. — Встретили отравленных скверной хиличурлов, — поникла Люмин. — Я думаю, что они пришли из-за моей метки… — Вот как, — Якса задумчиво кивнул, решил не заострять внимание на болезненном воспоминании. — Меня беспокоит, что он не реагирует. Нужно отнести его к мадам Пин. Сяо все же решился проверить «летную погоду» и оказалось, что его опасения подтвердились: метель усилилась. Прикинув, что телепортироваться они не смогут, он с плохими новостями вернулся к спутникам. Непогоду нужно было переждать, а день шел к ночи. Ребята решили остаться в пещере, так как рисковать с перемещением раненного Ка Мина не стоило. Люмин выгребла из походных закромов все, что успела прихватить с собой перед походом. Раненного парня уложили в спальный мешок, так как понять замерз он или нет – не смогли. Его тело оставалось теплым, будто бы он просто спал. Далее Люмин достала несколько пледов, и даже принялась разогревать припасенную еду. Время от времени снаружи доносились зловещие завивания ветра. Что было хуже, все помнили, что такая метель сулит новое появление Бездны. Спать было нельзя, по крайней мере, не всем. Потому, когда после ужина Паймон задремала, Люмин от предложения отказалась и, завернувшись в плед, уселась возле костра рядом с Сяо. — Что это у тебя? Сяо крутил в руках светящуюся деревянную птичку. От нее исходила приятная анемо-энергия, в которой смутно угадывалась чистая и светлая сила Хранительницы облаков. У каждого Адепта силы ощущались несколько иначе, чем простая элементальная энергия: они будто чище, светлее, словно сотканы из самого света. — Сянь Юнь дала перед тем, как я ушел за вами, — он снова повертел ее в руках. — Ума не приложу, как эта вещь могла бы помочь. Люмин с любопытством протянула руку, как бы спрашивая можно ли. Сяо сразу отдал механизм ей, как будто был уверен, что она сможет рассмотреть в нем больше. Тонкие девичьи пальцы аккуратно перебирали каждую деталь хитро сделанной диковинки, парень невольно засмотрелся, как переливается птичка в ее умелых руках. Он первый раз обратил внимание, что они необычные: они у нее тоже, как и вся она, выглядят слишком похожими на руки смертных. Хоть и изящные, но на них множество шрамов от пережитых битв, мозолей, от оружия, но все равно они оставались такими девичьими и такими хрупкими. Сяо невольно обратил внимание на синяк, что уже было видно из края рукава куртки, он кочевал к кисти. Сам не зная зачем, он потянулся ближе, с любопытством и внутренней тревогой. Люмин замерла, когда левой руки коснулась шершавая перчатка. Отчего-то, даже дышать стало трудно, настолько это прикосновение ее потрясло. Сяо аккуратно высвободил ее ладонь и пристально посмотрел в место, где был синяк, как будто пытался в нем что-то рассмотреть. Все эти незначительные секунды, Люмин и шелохнуться боялась, отчего-то слишком сильно переживая. — Болит? Сяо спросил это совсем тихо, даже робко. Сложившееся волнение оттенял только треск костра и завывания ветра снаружи. — Нет, — так же тихо ответила Люмин. Она и сама не могла понять, почему от такого жеста оробела. На ее памяти ей множество раз оказывали внимание парни, но она никогда не теряла ни перед кем лица. Никогда еще ее не могли так смущать простые прикосновения. Люмин испугалась собственной реакции, но руку не одернула, продолжила с любопытством наблюдать за юношей. — Это? — Сяо присмотрелся к бугоркам, которые проявились у нее на запястье. — Му-ра-шки? Люмин удивилась, оторопев от вопроса, а после тихо хихикнула, закрыв рот второй рукой. Увидев недоумевающий взгляд, она поспешила объясниться: — Забавно ты произносишь это слово, — она мягко улыбнулась. Рассудив такую реакцию тела по-своему, Сяо неожиданно отпустил ее ладонь и принялся стягивать свои перчатки. Люмин с любопытством наблюдала за странными махинациями. Юноша протянул ей их, и она зарделась, осознав каким непривычным для него был этот жест. Адепт не вкладывал в свои действия человеческих смыслов, она это понимала, но все равно ей это показалось очень милым. — Спасибо, — она решила не отказываться, чтобы не спугнуть юношу вновь. — Так будет лучше. И синяк не будет видно. Я свои потеряла во время боя – держать меч в теплых перчатках с непривычки не очень удобно. Она принялась одевать их и поняла, что они хоть и великоваты, но все еще сохранили тепло его рук. Так странно, пусть он и не чувствовал холод, его тело было теплым, таким, как у людей. Не разобравшись с завязками, она протянула ладошки Сяо и он затянул все ниточки так, чтобы они не спали с девичьих рук. — А Глаз бога? — Люмин покрутила перед лицом левую руку, рассматривая переливающийся артефакт. — Просто не отходи от меня, — спокойно ответил Адепт. — Хотя, если потеряешься, у меня все еще есть маска. Не пропаду. — Тогда я отдам их тебе сразу, как мы вернемся, — кивнула свои словам девушка. — Негоже, если ты останешься без такой важной вещи. Сяо подавил порыв на автомате сказать «не надо», ведь перчатки все же были ему очень нужны. Он привык к ткани, к тому, как Нефритовый коршун лежал в руке именно благодаря им, потому они были очень для него важны. Тем более, что когда-то давно их придумал и сшил для него Меногиас, наделив волшебными свойствами – сколько бы Сяо не сражался, они не истончались и не портились. Даже спустя столько лет после смерти дорогого друга. — Слушай, Сяо, — робко начала Люмин, а руки снова вцепились в святящийся механизм от волнения. — С тобой ведь все в порядке? После услышанного… Я понимаю, почему ты так отреагировал. И мне очень важно было знать, что с тобой все хорошо… Как… ты теперь? — Не знаю, — спокойно ответил Адепт и поднял голову к верху. — Я не силен в чувствах, чтобы объяснить. Да и… неважно это. — То, что ты чувствуешь – очень важно, — чуть более уверенно надавила Люмин. — И это нормально, когда тебе тяжело, поделиться с кем-нибудь, чтобы облегчить свою боль. Люди всегда делают так, чтобы не чувствовать себя наедине со своими проблемами. — Но ведь я и не человек, — как-то устало выдохнул юноша и опустил голову. — Я не помню большей части того, что случилось в те времена. — Сяо… а тебе вообще… бывает страшно? — смотря в безразличное лицо парня, Люмин решилась спросить волнующий ее вопрос. — До недавних пор, я думал, что нет, — он все же перевел взгляд к ее лицу. — Но после того, как мы встретили Бездну, после того, как узнали, что «она» - может вернуться… Не знаю… Наверное, да, бывает. — Мне тоже, — Люмин оторвалась от птички и повернулась к другу. — Я боюсь, что не смогу отыскать брата; боюсь, что не смогу помочь тем, кто нуждается во мне; боюсь, что однажды, я потеряю Паймон и никогда не увижу никого из вас всех… Я смиренна перед течением времени, но за будущее мне страшно, и теперь я даже не знаю, за что конкретно я боюсь больше. — Я никогда не задумывался, что кто-то, кто может прыгать по звездам, может страшиться смерти, — удивленно ответил Якса. — Это ведь закон жизни для каждого существа, то, что заставляет держаться на плаву – в смерти ведь нет ничего хорошего, — грустно изрекла Люмин. — Я не столько боюсь смерти для себя, но для мира, к которому я привязалась, я ее не желаю. Как и не желаю ее своим друзьям. — Ты очень добрая, — подытожил Сяо. — Мне чуждо и сострадание, и забота, и все остальное – от человека рожденное. — Это ведь на самом деле не так, — вопреки ожиданиям, Люмин еще более уверенно и строго посмотрела в глаза юноши. — Ты столько лет оберегаешь Скалистую гавань от скверны. Сам же говорил – нет такого долга, который нельзя было бы выплатить за тысячу лет. Ты ведь… Даже не смотря на контракт, ты бы ведь защищал людей. Ведь сейчас, уже после «смерти» Властелина камня, ты все еще продолжаешь делать это. Как может существо, не имеющее сострадания и доброты в себе, столько лет терпеть боль ради чужого благополучия?! Сяо оторопел и даже растерялся от такого напора. Он редко видел путешественницу настолько упрямой, тем более по отношению к нему. — Я рад, что ты думаешь обо мне так, пускай я этого и не заслуживаю, — все же высказался юноша, после долгой паузы. Люмин так и застыла, близко к его лицу, все еще тяжело дыша от речи, произнесенной на одном дыхании. На самом деле, ей осточертела риторика Сяо, все время ведущая от мысли «я – всего лишь оружие». Сколько бы она не говорила об обратном, он все равно возвращался к этому, пускай не говорил прямо. Она очень надеялась, что рано или поздно, он ответит ей как-то. И сейчас она услышала пусть и не такой жёсткий ответ, какой ей приходилось обычно от него слышать, от окончания фразы все равно стало грустно. Она отстранилась, опустила голову, пытаясь перевести дух: нужно было срочно перевести тему на что-то более отвлеченное. Неожиданно, рука Сяо коснулась ее подбородка. Невесомо, он чуть приподнял ее лицо и от неожиданности она очень легко поддалась. Удивленными большими глазами она всматривалась в его смиренные, словно грустные и совсем забыла, как дышать. Снова все тело сковало от волнения и нежданного прикосновения. Он потянулся и снял пластырь, что все это время продолжал закрывать ранку Люмин. — Уже зажило, — он отпустил ее так же неожиданно, как дотронулся. — Не стоит обо мне волноваться, путешественница. Как бы не хотелось Люмин возразить, сделать она этого не успела. Механизм, покоившийся у нее на коленях, резко зашевелился и затормошил крылышками. Он засветился ярче, как будто проснулся после долгого сна и быстро подлетел вверх, отчего девушка даже прикрикнула. Птичка резко облетела пещеру, а потом приметила для себя место возле лежащего без сознания юноши. Энергия, покоившаяся в ней, разошлась по пещере теплым, согревающим светом, а юноша, кажется, пошевелился. — Она его лечит?! — восхищенно воскликнула Люмин и тут же вместе с Адептом поспешила к пострадавшему. Они некоторое время наблюдали, как механизм парил вокруг него, совершая только ему самому понятные махинации. Через некоторое время Ка Мин закашлялся: друзья обратили внимание, что вместе с кашлем, из него мелкими комками выходил черный дым, как при отравлении миазмами. — Нужно помочь ему избавится от заражения, — серьезно сказал Сяо и тут же поднялся. — Зови его по имени, приводи в чувства. Я проведу ритуал. Люмин кивнула, и принялась выполнять указания. Тогда она еще не догадывалась, насколько коварной бывает скверна и как она пожалеет о своей невнимательности.