А скоро будет весна

Мобэй проболел тогда три дня. И все три дня я навещал его. Крутил педали, мчался против ветра и с чего-то излишне радостно провожал уходящее солнце. Мне даже сейчас становится нестерпимо тепло, когда я вспоминаю, как оранжевые лучи превращали мир на совсем краткий миг в огромный апельсин. Яркие деревья блестели драгоценным блеском, а воздух становился непривычно теплым и чистым, таким, что хотелось вдохнуть его всей грудью, всем телом, чтобы затем крутить эти педали вечность, несясь куда-то навстречу этому слепящему диску. Но все же дела были поважнее, поэтому я останавливался у дома, пребывающего будто в вечной тени, и бодро стучал в дверь, выкрикивая какие-то бессмыслицы. А там уже меня ждал с заранее уставшим от меня выражением лица Мобэй, который, я определенно это знал, неизменно ждал моего прихода! Так я успел рассказать ему про героев моей новеллы, про мой первый опыт в торговле, когда в десять лет знакомая продавщица попросила вместо нее постоять за прилавком пятнадцать минут, а также про забавные посиделки с коллегами тети из отдела кадров. Я болтал всякую чепуху, но Мобэй не прерывал меня. Будто все это приносило ему какое-то облегчение. Так вы слушаете бубнеж радио или телевизора. Ничего особенного, но на фоне неизбежно должно что-то говорить. О себе же Мобэй рассказывал исключительно мало, но я старался не показывать своего разочарования и не тешить себя надеждами. Он, если быть откровенным, и не должен был мне раскрываться, ведь я был для него никем. Но вот, когда он пришел в школу, я понял, что не могу беспечно подойти к его парте и элементарно спросить, как у него дела. Будто все вернулось на круги своя. Мобэй же тоже словно и не обращал на меня внимания. Мы были никем. Всего лишь три дня я носил ему лекарства, всего три дня мы болтали — я болтал — допоздна, всего пару раз кидались подушками — в меня кидались. Ничего больше. Все это засосала та серая воронка его дома. Не сказать, что для меня это было чем-то удивительным, но все же я был расстроен. Немного скребущее ощущение выброшенной на помойку игрушки. — Я думал, вы сдружились, — Шэнь Цинцю безмятежно потягивал апельсиновый сок из трубочки и смотрел куда-то в сторону Бинхэ. Да, именно туда и именно на него. — Пф, перестань. Что он должен был перестать, я сам не придумал, поэтому без лишних слов лег на парту и изобразил тогда труп. Пусть никто не видит тоски на моем лице, даже я сам. Промаявшись день в такой неопределенности, я после уроков снова оказался перед закрытой дверью в класс музыки. Все повторялось. Кроме одного. Мобэй теперь сидел рядом со мной на подоконнике. Я сам не понял, как это произошло, но вот он сидит со мной, спрашивает меня, как день, а мы едим те самые сэндвичи из круглосуточного магазина. Черная дыра искажала пространство, заставляя мою голову то сужаться, то растягиваться в обдумывании происходящего. То меня не замечают, то снова заставляют трещать без умолку. Будто Мобэй был оборотнем каким-то! Стоило солнцу отклониться на запад, как он обращался в чудака с расплавившимися мозгами, которому вдруг очень нужно было подпитаться моими идиотскими россказнями. А может, это были психические осложнения после болезни. Всякое могло быть. Вот только это повторялось из раза в раз. Днем мы старательно игнорировали существование друг друга, даже взглядами не пересекались, иногда неосознанно слишком перебарщивая в нашей общей игре. Например, Ша Хуалин и Нин Инъин удивленно переглянулись как-то и спросили, почему я не поворачиваюсь к парте Мобэя, когда мы все вместе обсуждали очередное собрание клуба. А я просто полминуты под всеобщее молчание пытался сообразить, где его парта. Будто мы скрывали от остальных что-то очень важное, даже сами не знали что. Тем временем уже наступила зима. В это время года я особенно почему-то поддавался тоске. Просто вдруг все становилось серым, холодным, блеклым и каким-то безжизненным. Даже небо будто вечно пребывало в какой-то легкой пелене сна, а солнце было так далеко, что был виден лишь блеклый белый круг. Я жил от весны до весны. Но именно в такую зиму, особенно холодную, как и предсказывали старики из кафе, произошло то, что поменяло всю мою жизнь. С этого начался отсчет новой эры в жизни маленького человечка, что потом стал писателем. Кажется, мы тогда снова ждали Цинцю и Бинхэ. Я никак не мог понять, почему Ло Бинхэ так резко потупел, что вот уже с начала года таскался за Шэнь Цинцю с просьбами объяснить ему ту или иную тему. Что-то в этом было подозрительное и неправильное. Но я никак не мог зацепиться хоть за какую-то ниточку сомнения, чтобы размотать этот разнородный клубок. Поэтому мне и оставалось только что сидеть на подоконнике, покачивая в воздухе ногой, и чиркать бессмыслицы в блокноте. В эти выходные мы договорились, что прочтем наши отрывки на тему прошлого. Наша новая рубрика «Тематические зарисовки». Кто-то из участников давал тему, а остальные пытались что-то написать и презентовать остальным. Как ни странно, это была идея Мин Фаня, который в наших диалогах принимал не самое активное участие, но задавал много вопросов. — Что пишешь? — Мобэй намеренно ткнул мою ногу своей. Он всегда так пытался привлечь мое внимание к себе, когда мы сидели здесь. — Оу. Я пытаюсь что-то написать к выходным. Пока каша, — я показательно, чтобы выразить все свое разочарование в себе самом, громком перечеркнул одно единственное предложение, состоящее из трех слов. — Ерунда какая-то. Я знал, что с этой темой будут проблемы. Хотя бы потому, что ее задал Цинцю. Он уже своей аурой обрек меня на неудачу. Я откинулся назад, прислонив голову к холодному стеклу. Ветер за окном гонял листья, неприятные тяжелые облака ползали по небу, отделяя меня от последней надежды на тепло. На сердце было холодно. Я закрыл глаза и постарался абстрагироваться. Вокруг лишь холод, серость и какие-то странные далекие звуки. Вроде голоса, вроде гитары… — Блин, — тогда я понял, что это. — Мобэй, ты так громко слушаешь музыку. Что там у тебя? А тот словно и ждал, когда я спрошу, поэтому без каких-либо возражений и вопросов просто протянул мне наушник. Может, я скажу что-то странное, но от услышанного повеяло светом. Нет, это не была оптимистичная песенка девочек-айдолов с заячьими ушками. Сильный и звонкий мужской голос пел куда-то наверх, будто направляя свои слова к самому небу. А за ним гремел бас с перестуками барабанов, звенела соло-гитара, сливаясь в единый вихрь голоса с ритм-гитарой. Я очень внимательно прислушался, чтобы расчленить все эти звуки, а потом снова сложить их воедино. Рок — это не всегда шипящий скрим и дикий гроул. Это крик души, бесконечный и отчаянный. Я подумал об этом позже, тогда же я лишь удивленно начал трясти головой, повторяя, что это круто. — Тебе нравится? — Мобэй продолжал сидеть неподвижно, смотря на то, как меня откровенно колбасит. — Да! Блин, не знаю, как это объяснить, но это здорово! — наверное, я был слишком впечатлительным. Или дерганным. — А кто это исполняет? Покажи! Мобэй с полминуты молча что-то обдумывал, видимо, взвешивал все против и за, а потом все же начал что-то набирать в телефоне. А песня тем временем сменилась. Гитара тут вышла на передний план, звуча так плавно и напряженно одновременно, будто вот-вот готовая взорваться от скрывавшихся за ней чувств. — Вау, они такие крутые! Мобэй протянул мне телефон, где были фотографии этих самых музыкантов, что я видел на плакатах в его комнате. Такие яркие, таинственные. Будто персонажи аниме, а не реальные люди! Особенно мне приглянулся гитарист с красными кончиками волос, что сильно выделялись на фоне абсолютно черной одежды: черных плаща, майки и облегающих штанов с порезами. Глаза у всех ярко и вызывающе подведены, у парня с палочками в руке — очевидно барабанщика — по губам размазана ярко-красная помада. У гитариста, что будто очень неоднозначно и картинно обнимает свою серебристую гитару, руки, не скрытые рукавами, покрыты витиеватыми татуировками и будто чернильными пятнами, что отличить, где рисунок, а где просто размазанное нечто, не представляется возможным. За его спиной почти всегда стоит, по всей видимости, басист с наполовину обесцвеченными волосами. Вокалист же — а он всегда в центре — выглядит на всех фотографиях серьезно и не в пример своим одногруппникам закрыто в своих пиджаках в стили милитари и черных ханьфу. Представить кого-то подобного на нашей сцене было чем-то невероятным! — Они дают закрытый концерт в четверг в клубе в центре, — Мобэй пролистал до последней фотки и убрал телефон. — О, здорово! Они еще и выступают! У нас! Вау, это так… Блин, наверное, есть особенный шарм ходить на такие концерты. Какой-то адреналин, драйв. Романтика преступности, ха-ха, — я не понимал, что говорю. Но меня всегда удивляли такие люди, которые могли позволить себе поступать так, как им хочется. Если я о чем-то мечтал, то они сразу переходили к действиям. Если я писал о чем-то рискованном, то они жили так. Эти люди были невероятны. И да, может, ходить на рок-концерты было и не таким невероятным действием, но меня захватывало даже это, ибо даже в таком меня постоянно сковывало что-то изнутри. Эти люди не боялись идти наперекор правилам и одевались во все это, чтобы наполнять свою музыку особой энергией. Их слушатели не боялись любить их. Словно тот самый луч, что разрывал завесу туч, напоминавшую бесконечную бетонную стену правил и законов, окружавшую людей тюрьмой. — Да, это здорово, — Мобэй кивнул и неожиданно развернулся ко мне. — Хочешь пойти со мной? «Не знаю, что было написано на моем лице в тот момент, но мне кажется, что вся реальность замерла». — Я? — это все, на что меня хватило. — Да, — Мобэй странно ухмыльнулся и слегка придвинулся ко мне, заставив паниковать еще больше. Тогда я подумал: да, это мой шанс хоть что-то поменять! Сблизиться с таким человеком и пойти с ним на рок-концерт… Разве мог я мечтать о таком? И вот моя жизнь стала перекрашиваться в другие цвета! — Ох, ты, наверное, пойдешь с Бинхэ. Я не хочу вам меш… — Нет. Он не пойдет. Я мог бы упираться и придумывать множество причин для отказа, но я просто не хотел говорить нет. Поэтому план на предстоящий четверг был составлен быстро и неожиданно. Остальное время своего нахождения на том самом подоконнике я провел в какой-то прострации. По дороге домой я даже не отреагировал на какие-то остроты Шэнь Цинцю. Дома мимо меня прошли шуточки тети о каком-то моем загадочном взгляде. И лишь закрыв за собой дверь, я с немым криком обхватил голову руками и закружил по комнате. — Я. Иду. На рок-концерт. С Мобэем. Я! Это настолько не могло уложиться в моей голове, что мне хотелось вопить во все горло и биться об стену, но тетя бы тогда совершенно не милосердно вызвала бы соответствующих специалистов, которые бы даже не поинтересовались причинами юношеской истерики! — Блин, а в чем вообще ходят на эти концерты?.. Этот вопрос заставил меня замереть и развернуться к моему шкафу, дверцы которого слишком громко заскрипели от моих резких движений. Итак, что мы имели? Абсолютно скучный гардероб, который никак не вязался с образом начинающего рокера. Хотя, может, в моей карьере, это был первый и последний концерт. Но вот в голове всплыли образы тех раскрашенных парней, и мне захотелось обреченно выть. Что же, я решил пойти по классике. Темно-серые узкие джинсы, что зачем-то заставила купить меня тетя под предлогом «это круто», и черная, совершенно простая, я бы даже сказал, пустая, футболка, что была явно на размер или два больше, как и вся добрая часть моего шкафа. Но это уже было хоть что-то. Тетя отнеслась к моей просьбе отпустить меня на концерт очень скептически. — Тебя все-таки подменили, я так и знала, — она драматично отбросила свою книжку, что читала вот уже третий вечер, и как-то строго оглядела меня. — Эй, ну чего? — я аж поежился и пожалел, что вообще сказал ей. Хоть и не всю правду. — Это всего лишь небольшой концерт местной группы! Ничего такого. Э… — Алкоголь? — А? Нет! — Разврат? — Что? Нет! — Оргии? — Я сказал, что нет! — Айдолы? — Что? По-моему… — Окей, можешь идти на свой скучный концерт, — тетя вновь потянулась за книжкой и потеряла ко мне всякий интерес. — А? А где же воспитательные беседы? А где наставления? А угрозы? А… — Если из-за концерта провалишь тест, я отключу тебе интернет, — и все это, не отрываясь от чтения своего слащавого романчика в приторной обложке. Слишком жестоко. Но ради такого приключения я был готов на все! В четверг я не мог досидеть до конца уроков, меня колотила энергия и необъяснимая паника, смешанная со сладостным предвкушением. Но я старался быть как можно равнодушнее, чтобы Мобэй не догадался, что я с нетерпением жду вечера. Я даже демонстративно зевнул излишне широко пару раз, отчего учитель подумал, что я всю ночь не спал и маялся дурью. И вот долгожданный час настал! И волны страха обрушились на меня. Причем это было что-то странное. Будто я хочу бесследно сбежать из дома или пойти в какой-то бордель под покровом ночи. Во мне все пульсировало! Я шел в каком-то отуплении до остановки, где встречался с Мобэем, и старался ни о чем не думать. Будто готовился переступить ту самую черту, к которой подошел еще тогда, глядя на черный лес, слившейся одной тенью. — Хм, готов? Есть люди, которые идеально впишутся в любую атмосферу. Таким был Мобэй. Плюс еще один его образ в мою копилку — горячий рокер. Черная теплая кожаная куртка с мелкими железками на плечах, черные джинсы с небольшими белыми краплениями, словно от легкой белой крошки, высокие ботинки с заклепками и толстыми шнурками и цепочки, по виду тяжелые и холодные. И взгляд! Из-за наброшенного на голову широкого капюшона, он казался таким влекущим, темным, тяжелым. Я завис. Моя небрежность в подготовке приложила меня об асфальт! Вот как кто-то мог всего лишь набросить капюшон и стать секс-символом, а кто-то так и остаться чучелом? Проклятие, не иначе. В автобусе Мобэй кратко рассказывал мне про группу, называл псевдонимы участников, которые я забыл через пять минут, описывал дискографию и обрисовывал общее их состояние на сегодняшний день. Что ж, без давления дядей сверху тут не обошлось, но парни пока стойко держались, устраивая концерты практически подпольно. Еще одна волна сомнений прошлась по позвоночнику, но я лишь улыбнулся и крепче прижался к Мобэю. Естественно из-за давки в транспорте. И вот мы приехали. Вокруг уже была какая-то нависающая темнота, которая оптимизма не добавляла. Мобэй повел меня какими-то подворотнями, где я несколько раз споткнулся о ящики, бездомных кошек и вообще просто о свою же ногу от страха. Страха и волнения перед открывшимся мне новым миром. Вот Мобэй снова держал меня за рукав куртки и вел куда-то сквозь темноту, из которой нам все не удавалось выбраться. Мы шли в самое ее сердце, то и дело что-то ища. Пока не набрели на этот самый клуб, где мой романтический настрой угас. Вокруг было много людей в темной одежде, с крашеными волосами, поднятыми вопреки всяким законам физики, и цепями на всех частях тела. Я выглядел настолько неприметно, что довольно ощутимо выделялся. Лишь присутствие Мобэя вселяло в меня уверенность. Вообще, я все еще пытался подавить в себе идею о побеге. Я правда не понимал, почему пошел на этот концерт. Если группа действительно запрещена, то это могло обернуться серьезными проблемами. Стоит появиться полиции и поймать меня (а меня бы поймали обязательно в этом случае), и мое будущее будет перечеркнуто кровавой полосой. Но все же меня тянуло пойти два фактора. Первым являлось мое неуемное любопытство. Большинство бед происходят из-за жадности и любопытства. Я был склонен и к тому, и к тому. Но к последнему в большей степени. Вторым фактором была тяга к самому Мобэю. Меня, как человека серого, скучного и малоприметного, парадоксально, как и всех моих «сородичей», тянуло к ярким и влиятельным людям. Поэтому мне по-настоящему хотелось теперь узнать Мобэя и побыть ближе к нему. Страх перед ним сменился непреодолимым влечением. Теперь уже я сам держался за рукав Мобэя, чем вызвал его высокомерный смешок. В ответ я что-то проворчал и вцепился лишь сильнее. Нужно думать, что я волнуюсь, ведь это мой первый рок-концерт! Кто знает, сколько Мобэй уже по ним шлялся! Вот пусть и несет ответственность! — Ты выглядишь так, будто я привел тебя в логово демонов, — еще и издеваться вздумал. — Я просто боюсь потеряться! А ты слишком быстро ходишь! Если я заблужусь, то это будет на твоей совести! Вдруг меня вообще похитят тут! Или… — Уф, что ты несешь? — Мобэй не сдержался и закатил глаза. И тут же хмыкнул себе под нос, на что я не обратил внимание. — Так ты хочешь идти максимально рядом? — Эм? — я как-то не планировал особо его слушать во время моего нытья, поэтому не понял сути вопроса. Чужой рукав резко выскользнул из моих пальцев. Но не успел я даже ахнуть, как что-то с силой притянуло меня совершенно по-нахальному к стоявшему столбом Мобэю, что неотрывно следил за моей реакцией и, кажется, искренне забавлялся. Лишь столкнувшись уже с чужой грудью, я понял, что на спине у меня та самая рука, что еще недавно вяло висела в моей цепкой хватке. И я даже не мог возмутиться, потому что мысли совершенно однозначно куда-то упорхнули, стоило посильнее растрясти мою голову. Лишь глаза продолжали, не моргая, смотреть на усмехающегося Мобэя, что был слишком близко. Этот парень тогда точно решил довести меня! Если бы я мог, я бы вписал его в причины моей тахикардии, аритмии, повышенного давления, инфаркта, обморока и всех-всех болезней и нервных потрясений, что точно обострятся после этого вечера. — А так тебе не страшно? Я слишком отчетливо услышал его голос, в котором так и сквозила насмешка. Нет, я почувствовал его, то, как он вибрацией прошелся по его телу, заставив меня самого всего напрячься. Но ответить, что мне так еще страшнее, я не успел, потому что Мобэй резко куда-то двинулся, утягивая меня с собой. Пришлось подстроиться под его ритм, чтобы не семенить слишком глупо и неуклюже. Пока я пытался сделать так, чтобы мы шагали синхронно с одной ноги под мой импровизированный счет, он уже невозмутимо затащил меня в темный коридор, не вдаваясь в какие-либо подробности. Я решил тоже молчать и не выставлять себя лишний раз клоуном. Много людей, как же их было много. Толпа в центре, толпа справа, толпа в баре. Их было полно! И такое количество людей так нагревало воздух, что становилось невероятно жарко. Мобэй неуклонно продолжал двигаться в центр, будто используя меня как своеобразный щит при расталкивании людей. Я ойкал, пыхтел, прижимался сильнее, но больше не жаловался. Сходил на концерт! И все же я не хотел, чтобы он меня отпускал, потому что потеряться я теперь боялся еще больше! Меня окружали высокие мрачные парни и раскрашенные хохочущие девушки. Слишком громко, слишком много, слишком страшно. Из двух зол, нужно выбирать Мобэя. Я и не заметил, как рука того спустилась на мою талию. Да и не интересовало меня это тогда. Свет мгновенно погас, и со всех сторон раздались крики и визг. Толпа оживилась. Прожектор, второй. И вот на сцену по очереди стали выходить все члены группы. Пылинки, что кружили в свете разноцветных лап, придавали этому всему очаровательную задымленность и расплывчатость сна. Я не мог поверить, что стою здесь и сейчас, на этом самом рок-концерте практически в руках Мобэя. Хотя последнее обстоятельство уже не вносило такого шока и вообще отошло на второй план. Прокричала гитара. Сердце подпрыгнуло до горла и где-то там замерло. Барабаны прошлись по перепонкам и раскололи что-то в голове. Бас заставил задрожать колени. Холодящие мурашки пробежались снизу вверх и обратно. Все инструменты наслаивались друг на друга, постепенно растворяясь в общей мелодии. Тело стало легким, а сознание растворилось в парах алкоголя где-то в стороне бара. Вокалист тягуче повторял что-то про нескончаемые круги, про погасшее пламя, куда мы стремительно летим. От музыки чувствовалось дыхание ветра. Вы когда-нибудь видели музыку? Ощущали ее? Вроде это называется синестезия. У меня было что-то подобное. Я буквально ощущал прохладу ветра, поднимающегося откуда-то из глубины темно-серого неба. Может, это было связано с печальным ритмом или не менее депрессивным текстом, который говорил о сложности жизни и любви, но я растворился в этом всем. Стоял где-то на краю высотки, смотрел на наслаивающиеся волны туч и вдыхал всеми легкими странный мятный аромат, что кружил вокруг меня. Даже не заметил, как вырвался из мягкой хватки сзади. Больше мелодий, больше звуков, больше голоса. Вокалист пел так легко, будто и вовсе не напрягался во время исполнения. Это все шло откуда-то извне. Эта музыка, эти слова. Вот мы уже машем синхронно головами, обладатели длинной шевелюры хлещут спины соседей своими волосами, вот стоим неподвижно и покачиваемся в каком-то трансе, явно не разбирая, из-за чего хочется плакать, а отчего смеяться. Мы одновременно слышим и не слышим слова. Время текло иначе. Эти парни, что извивались со своими инструментами и гипнотизировали нас этой музыкой, подобны крысоловами из какой-то старой легенды. Я совсем не прочь быть уведенным ими . Я задыхался, но это чувство удушья пьянило. Мне хотелось еще: больше звуков, больше касаний, больше криков. Я уже не слышал себя, мой голос тонул в нашей общей песне-наркотике. Да, это было сродни наркотическому опьянению. Дурман этой веселости шатал меня, а на лице застыла странная умиротворенная улыбка. Я не знал этих музыкантов, толком не слышал ранее их песен, но в этот вечер я готов был ради них на все, готов был поклясться в самом верном фанатстве. «Если бы вокалист протянул мне руку, я бы бездумно призналась ему в любви». Я не знаю, в какой момент меня повело, когда меня сшибли мощные басы и чужой локоть. Будто я на секунду потерял сознание, а когда очнулся, меня за плечи уже держали такие знакомые и забытые вдруг руки. Слух неожиданно вернулся, и я понял, что все в одно мгновение стихло. В том смысле, что крики прекратились, замерли танцы. Все зачарованно стояли и смотрели на сцену. Уютная темнота укутала зал. Свет погас. Лишь редкие белые огоньки дрожали над головами. Лиричная баллада о несчастной обреченной любви. Был ли это знак тогда? Почему я оказался в твоих объятиях именно на этой песне? «Как будто все говорило о том, что нам не стоило пересекаться». Загорелись цветные прожекторы над сценой. Отблески и тени извивались в танце на твоем лице, а в глазах блестело что-то иное, чего я никогда не видел в твоем взгляде до этого. «Похоже на снег, что тает в лучах тусклой луны». — В порядке? Услышал я тогда тебя или додумал эти слова по движениям губ? Я не смогу ответить на этот вопрос. Отреагировав простым кивком, я продолжил смотреть. Я желал одного: лишь бы твои руки не отпускали мои плечи. Это касание сливалось со звуками печальной песни, было неотделимо от нее. Песня лилась будто отовсюду, отдаваясь где-то в легких, заставляя сердце слегка дрожать от вибрации струн. А мы не прекращали смотреть друг на друга. Красный, синий, синий, красный. Эти цвета пробегались по людскому морю. Я видел, как свет от красного прожектора мелькал на твоих волосах, в то время как синий приобнимал плечи и грудь. Они оба сливались в твоих глазах. О чем ты думал тогда? Почему-то я не помню своих мыслей, будто их заменил голос того раскрашенного вокалиста, что пел об одиноком дожде. Я лишь помню, что тогда в глазах у меня защипало. «Одинокий дождь в твоем взгляде отразился в моих слезах. Заметил ли ты их тогда или принял за блеск от экранов телефонов? Я не дала им скатиться по щекам, устыдившись своих эмоций. Нам пели о любви в надежде, что мы когда-нибудь ее разглядим. С верой, что мы ее не забудем. Мы могли предвидеть свой конец, расшифровать послание в этой мелодии. Но не посчитали нужным находить в простой песне мистический знак. Возможно, мы тогда и подумать не могли, что все выльется в это, что мы станем друг другу ближе и дороже. Пусть и ненадолго». Аплодисменты заставили меня отмереть, моя душа вернулась в тело. Какой-то ворох мыслей полностью перекрыл все, о чем я думал тогда. Если бы меня спросили, о чем я размышлял, слушая песню, я бы наверняка спросил, какую песню они вообще имеют в виду. Я не помнил ничего в тот момент. Будто кто-то окатил меня водой. — Ты меня слышишь? Я уставился на Мобэя, поняв, что его лицо расплывается у меня перед глазами. Меня не пугало мое состояние. Нет, не так. Я был ошарашен, обескуражен и совершенно потерян. И до странного счастлив. Легкие скукожились и раздулись с новой силой, вымещая все лишнее из груди. По телу растекался жар. А я стоял и улыбался, глупо оправдываясь. На фоне что-то пели про поражение, про вечность и прощание. Не знаю, не помню, я был контужен.

***

«Прошлое — это лишь замкнутый круг, что ты проходишь снова и снова. Стоит оглянуться, и тебя снова засасывают туманы забытых слов, потерянных касаний и стертых взглядов. Снова и снова. У прошлого есть вкус и запах, есть цвет. Есть звук, что ты слышишь в настоящем. Печальная мелодия, что исполняется на акустической гитаре во время монотонного дождя. Снова и снова. Ты хочешь сказать «прощай», но говоришь «мне так жаль». Снова и снова. Мы забываем, как любили, чтобы вспомнить об этом лишь в самый неподходящий момент. И будто любим еще сильнее. Снова и снова. Завтра станет прошлым, тенью нашего будущего. Того, где мы снова будем любить друг друга. Снова и снова».