А скоро будет весна

Вот и пришел Праздник весны. Шан Цинхуа казалось, что все в этот раз прошло как-то мимо него. Наверное, это потому что подготовкой занимались Мобэй с Нин Инъин. Та решительно заявила, что праздник нужно встретить как следует, несмотря ни на какие обстоятельства. Поэтому Цинхуа доверили украшать дом, пока остальные занялись готовкой. Если честно, то ему, завернутому в плед с больным горлом и кашлем, праздновать и клеить красные наклейки с пожеланиями хотелось меньше всего, но спорить было бесполезно. Цинхуа даже трогало такое внимание. У Инъин и Мин Фаня уже своя семья, а они решили потратить столько времени на него. Может, он все же не такой бесполезный. Шан Цинхуа вообще не помнил, когда в последний раз праздновал нормально Новый год. Обычно он наедался в гордом одиночестве и шел спать. Один раз к нему пришел Цинцю, но лишь потому, что его рейс домой отменили. Как только тетя уехала в Гирин, виделись они редко: графики у них абсолютно не совпадали. Но Цинхуа все же пару раз приезжал к ней на праздники, где ее муж принимал его чуть ли не как родного сына, постоянно беспокоясь, что тот мало ест и веселится. Цинхуа порой очень сильно хотелось снова уехать к ним, даже остаться там жить. Но его постоянно останавливало что-то. То ли он уже разучился жить с кем-то, скрывая свое состояние и беспорядок, то ли ему просто не хотелось мешать тете, что могла жить теперь для себя. Хотя та сама постоянно упрашивала его приехать и каждый раз грустно вздыхала, когда все в очередной раз срывалось. Может, она боялась, что стала ненужной племяннику, что заменил ей сына. Цинхуа не хотел, чтобы его желание дать тете свободу воспринималось так. Поэтому он и болтал с ней по видеосвязи иногда часами, как и в этот день. Та очень обрадовалась, когда узнала, что Цинхуа будет праздновать с друзьями, хоть перед этим она и поворчала насчет того, что он заболел и бегал по холоду. Шан Цинхуа посмеялся над тем, как она, постоянно отвлекаясь от разговора, давала указания мужу о том, что и куда следует вешать и на какую высоту. В его юности все было так же. — Цинхуа! А плакат ты повесил? — и вот уже другая женщина внизу выкрикивала точно такую же фразу. — Иди-иди, лентяй! — тетя подмигнула и помахала поникшему Цинхуа рукой. На самом деле, он очень скучал. Иногда до слез. Но ему хотелось, чтобы тетя видела его счастливым. День в суете прошел быстро, как на детской яркой карусели. Нин Инъин постоянно звонила Мин Фаню и давала ему указания. Он же и исполнял с Мобэм роль настоящего посыльного и разносчика красных конвертов . Красные конверты исчезали, а на их место приходили новые. Шан Цинхуа было немного неловко, что сам он лично не принимал участие в поздравлениях, но все успокаивали его и желали через Мобэя и Мин Фаня скорейшего выздоровления. Дедушка Лю отправил ему в подарок корзиночку с фруктами. Цинхуа так растрогался, что в сердцах обнял ту и сидел в прострации минут пять, разглядывая фрукты с яркими блестящими ленточками. Из издательства ему в праздник уже два года приходила большая корзина с фруктами и алкоголем, но все же она во многом уступала этой милой и маленькой корзинке. — Цинхуа! Цзяоцзы! Они сами себя не сделают! — Нин Инъин не дала ему побыть в легкой меланхолии и тут же утянула на кухню. Для них все это была привычная, но желанная суета. Такое было каждый год, праздник стал ритуалом, обязанностью, хоть и приятной. А вот Шан Цинхуа будто только пробудился в этом мире. Нин Инъин старательно напоминала ему, как лепить цзяоцзы, а он бухтел, что их давно можно было купить в магазине. — Это не то! — аргумент, что не поддавался никаким возражениями и логическим доводам. Наконец настал вечер. Нин Инъин и Мин Фань с чувством выполненного долга попрощались с друзьями и пошли к себе, чтобы встретить родителей. Мин Фань казался таким веселым, как будто в спешке уже успел где-то выпить, но, возможно, это было от предвкушения праздника. Шан Цинхуа еще раз поздравил друзей и немного облегченно закрыл дверь. Теперь он мог побыть в спокойствии и привычном одиночестве. Или почти. — Стол сам себя не накроет, — Мобэй просто говорил формулами Инъин, также не давая бедному Цинхуа расслабиться, поэтому о долгожданном покое пришлось позабыть. Традиционный новогодний концерт уже шел на экране. Телеведущие улыбались и поздравляли зрителей с праздником. Шан Цинхуа, уже достаточно наевшись всего, что они с такой спешкой наготовили за сегодня, не находил в себе силы на эти самые пельмени единения. За окном уже виднелись фонтаны фейерверков. Будто где-то взрывались звезды. Приятное белое вино, что им подарили Нин Инъин с Мин Фанем, слегка кружило голову и не давало прохода ненужным мыслям, что весь день пытались пробиться наружу. — Ты мало ешь, — Мобэй попытался подложить Цинхуа еще один фаршированный рулетик, но тот тихо взвыл и растекся по дивану. — Ты хочешь, чтобы этот больной человек лопнул? Ты хочешь устроить фейерверк здесь? И из меня? Мобэй лишь усмехался и закатывал глаза, но еду пододвигать не переставал, намекая совсем не тонко на то, что Цинхуа от него не избавится. За столом они говорили о каких-то пустяках, старательно избегая того, о чем Цинхуа так хотелось спросить. Мобэй спрашивал его об учебе в вузе, о новой книге, игнорируя первую. Цинхуа же в свою очередь интересовался успехами компании, новыми знакомствами Мобэя, боясь спрашивать про личную жизнь. Беседа была вроде информативной и дружеской, а вроде какой-то отстраненной и совершенно ненужной. Шан Цинхуа пил бокал за бокалом. Счастливая монетка попалась в цзяоцзы Шан Цинхуа. Тот, с одной стороны, обрадовался и начал излишне хвастаться, а с другой, не преминул возможностью поворчать, что чуть не сломал зуб. — Ты бурчишь, даже когда рад, — Мобэй хмыкнул и ткнул его в плечо, отчего Цинхуа повержено повалился на диван с зажатой в кулаке монеткой. — Хочу и буду бухтеть столько, сколько моей душе угодно. Может, это подействовало вино, но Шан Цинхуа совершенно потерял рамки и по-хозяйски положил ноги на колени Мобэю. Тот, будто растерявшись, посмотрел на такое нахальство с немного расширившимися глазами, но потом все же ничего не сказал и продолжил вести себя как обычно. — Знаешь, я ведь так давно не отмечал Праздник весны с кем-то! — Цинхуа даже лежа умудрялся пить вино, совершенно не заботясь, что может забрызгать диван или самого себя. — Последние два года точно вроде. Обычно я как-то на отвали украшал квартиру, покупал себе еду и все. Звонил перед этим тете, Шэнь Цинцю, Ци Цинци и Чжу Лися. А потом просто смотрел телевизор и жевал что-то. Скучно, да? — Цинхуа заулыбался и помотал головой, которая вдруг стала пустеть. — Чжу Лися? — Мобэй будто из всего сказанного услышал только это имя. — Ага, моя одногруппница, — Шан Цинхуа закивал. Щеки стали слегка нагреваться от вина. Мысли начали путаться. — Она очень хорошая. Я ей сегодня тоже написал. Она ждет мою новую книгу. И Чжан Шань! Хах, тот сам всегда звонит первым. Он веселый парень, на него можно положиться!.. Блин, все ждут, ха-ха. Знаешь, я очень благодарен Чжу Лися за то, что она была рядом со мной, пока мы учились в вузе. Шан Цинхуа так погрузился в немногочисленные приятные воспоминания, что не заметил слегка посуровевшее лицо Мобэя. — А у тебя? У тебя были друзья в вузе? Шан Цинхуа сам не понимал, зачем так много начал говорить про университет. Обычно они не поднимали эту тему в их немногочисленных разговорах. Ему казалось, что тогда он что-то разрушит в им же собственноручно установленных границах и выведет Мобэя на болезненный разговор. — Не думаю, — Мобэй покачал головой. — Я старался ни с кем не сближаться. Последняя фраза особенно сильно резанула Цинхуа. Он тут же замолк и решил больше ничего не спрашивать. Не он ли виноват в этом? Мобэй вновь стал одиночкой из-за него! Он так желал дать этому человеку все, хотел, чтобы он открылся кому-то, а в итоге все уничтожил и вернул к началу. — Я общался только с Бинхэ. В Пекинском слишком много конкуренции, нельзя никому довериться до конца, — Мобэй, будто решив, что он не закончил, тут же дополнил свой ответ. Шан Цинхуа лишь молча кивнул. Из телевизора доносился звонкий женский голос. Веселая песня о юных годах, весне и дружбе. Цинхуа подцепил, также лежа, еще один цзяоцзы и отправил его в рот. Мобэй слегка барабанил кончиками пальцев по ногам Цинхуа, которые тот так и не убрал. Странная идеалистическая картина, за которой была невысказанная печаль семи лет. — Мобэй, — Цинхуа прикрыл глаза рукой. — Я так устал, правда. — Хочешь спать? Кажется, они говорили о разном. Шан Цинхуа не мог больше. Он не понимал амнезию Мобэя, не понимал собственный эгоизм, не понимал вообще ничего! Их странная договоренность не поднимать тему прошлого его угнетала и радовала одновременно, но игнорировать их странные отношения уже не получалось. Кем они вообще были друг другу? Снова воссоединившиеся друзья, забывшие все обиды? — Мобэй! — Цинхуа резко поднялся и сел рядом. — Вот скажи, что происходит. Скажи уже правду. Кто я для тебя, блин? Очередная песня размывалась где-то далеко. Новый год вступил в свои права, пожав руку старому. Весна готовилась выйти на сцену и спеть свою новую песню. Бокал вина вновь был допит. Мобэй молча смотрел на Шан Цинхуа перед собой и не спешил отвечать. Да и что бы он ответил? Сказал, что все забыл? Что все прошлое было лишь дурманом юности? Просто воспоминание о школе, которое отзывается с долей неловкости? Было бы это хорошо или плохо? Как дальше нужно было вести себя? Шан Цинхуа понял, что боится любой правды. И если ему скажут, что все пустяки, или если выскажут, как сильно ненавидят. Все одно. Поэтому он так вздрогнул, когда чужие пальцы коснулись его руки, той самой, где все еще лежала зажатая монетка. Цинхуа непонимающе опустил голову, разглядывая, как длинные узловатые пальцы обхватывают его запястье и медленно тянут наверх. Мобэй ничего не говорил, Цинхуа же смотрел как зачарованный. Вдруг он ощутил прикосновение к шее, легкое и скользящее, будто прохладный ветерок. Но Цинхуа все равно не поднял голову, его всего парализовало от непонимания, алкоголь в голове не давал думать, а подступавший кашель резал горло тонким перочинным ножичком. Рука дошла до линии челюсти, пальцы прошлись вверх-вниз. Все еще без слов. Послышались хлопки. Наверное, аплодисменты. От запястья указательный палец осторожно поднялся к костяшкам и погладил их, вернувшись снова вниз. Ток проходился по телу немного заторможено, будто разгоняя частицы алкоголя, так упорно мешавших движению. Давно уже забытый импульс. Шан Цинхуа отмер лишь тогда, когда мятные нотки стали совсем близко, а теплое дыхание оказалось рядом со щекой. Он испуганно отшатнулся, чуть не свалившись вновь на диван. Запястье все еще было в мягком захвате, прохладная рука соскользнула с лица. — Ох, я… Блин… Не понимаю… Не надо! Не надо! Не говори! Что-то мешало Шан Цинхуа думать. Кашель поднялся из глубин и вновь сотряс все его тело. — Прости, — Мобэй отпустил его руку, видя, как тот вновь захлебывается в приступе. — Видимо, я не так понял тебя. Шан Цинхуа вновь показалось, что он сейчас умрет.

***

Пусть мое сердце находилось в состоянии вот-вот готовой свалиться с полки фарфоровой статуэтки, но я решил посвятить себя благородному делу. Какому? Я решил помочь Мобэю сблизиться с его любимым человеком. Проблема была в том, что я не знал, кто это, поэтому решил провести собственное расследование! Нин Инъин на роль возлюбленной Мобэя не подходила. Хотя бы потому, что мне было искренне жаль беднягу Мин Фаня! Да и Мобэй особого внимания к ней не проявлял, как и она к нему. Подозрения вызывала Ша Хуалин. Она постоянно крутилась около Мобэя, неприлично забиралась на его парту и обожала всячески подкалывать того. Но наша ледяная глыба на чары будто и не отзывалась. Да любой парень бы был уже в шоке, смущении и панике! Я еще раз убедился, что с Бинхэ и Мобэем что-то не так, но решил оставить эти думы на потом, между задачами по математике и упражнениями по китайскому. Мобэй несколько раз говорил Ша Хуалин, что она его раздражает, но ту это не трогало. Можно ли было считать их потенциальной парой? Я как-то вообще не рассматривал большинство своих одноклассниц, хотя бы потому что ни с кем из них не мог представить Мобэя. Они вообще будто и внимания на него не обращали, как и он на них. Я в качестве эксперимента начинал болтать с Мобэем о какой-нибудь девушке, пытаясь отследить реакцию. Но просто ничего. Мобэю было настолько скучно и все равно, что он даже не отзывался! Но все же была одна зацепка! Единственной, кто по своему темпераменту, своей стати и внешним данным могла соответствовать этому холодному парню, была красавица Лю Минъянь. Это была бы, бесспорно, прекрасная пара! Эталонная! Суровый, тяжелый и хладнокровный Мобэй рядом с легкой, нежной, элегантной Лю Минъянь! У меня аж воображение мутилось от такой картины! Что послужило основанием, кроме моих замашек шиппера? Я случайно заметил, как Мобэй внимательно слушал Минъянь на наших собраниях. Она много говорила о любви, читала свои отрывки, которые девчонки всегда слушали с загадочными улыбками, и каждый раз Мобэй не отводил глаз. Так завороженно можно смотреть только на человека, чьи слова, чей образ, чей взгляд хочешь выжечь в своей памяти навсегда. Я уж знаю, я так смотрел на Мобэя в последнее время, но я твердо решил забыть о своих чувствах! Нет, я должен был действовать ради его блага! Да и тот рисунок. Силуэт человека, что читает книгу под ветвями цветущих деревьев. Ох, как это подходило Лю Минъянь! Будто она и была создана для таких вот портретов! Ту же Ша Хуалин можно было представить только с языками пламени на фоне. Тогда я и стал действовать! На наших собраниях я садился всегда между Ша Хуалин и Му Цинфаном, что вновь стал радовать наш клуб своим присутствием. Хуалин шокировано смотрела на меня и хотела явно зарядить чем-то мне по макушке. Ей явно не нравилось, что я занимал место Лю Минъянь, которая, к слову, тоже смотрела на меня с неким недоумением, но все же покорно садилась на мое место рядом с Мобэем. Когда девчонки собирались возле моей парты, я старался теперь включаться в беседу, чтобы тут же переключить внимание Минъянь на Мобэя. — Ох, Минъянь, мне кажется, Мобэю очень понравился твой отрывок, можешь зачитать ему еще раз? — Эта книга, что ты рекомендовала, очень интересная. Мобэй хотел ее прочесть. Можешь дать ее ему? — Оу, Минъянь, тебе неудобно, наверное? Может, сядешь рядом с Мобэем, чтобы не стоять? Или на мое место? Мобэй недоуменно на меня смотрел, Минъянь неопределенно дергала носом под маской, а Хуалин хмурилась. Но мне было все равно, ведь я был у цели! Как тот герой из дорам, что сводит своих тупых влюбленных друзей! И страдает, потому что сам такой же тупой друг. Или еще тупее. Кажется, я смотрел такой фильм, но не помню его названия. Шэнь Цинцю с особым энтузиазмом наблюдал весь этот спектакль, молча посмеиваясь над моей странной активностью. — Может, ты у него сначала спросишь, а потом будешь свахой подрабатывать? — Шэнь Цинцю выдал мне абсолютно логичную и правильную мысль, которую я никак не мог засчитать как верную. — Блин, да он стесняется! Ни за что не признается мне! Как будто я пытался спросить. Но с другой стороны, мне говорить о любви с Мобэем вообще не хотелось. Я бы тут же себя сдал. Знаете, этот азарт, что преследовал меня, заглушал во мне боль. Я, как наркоман, глушил себя очередной дозой, чтобы потом биться в припадке еще сильнее. Мой марафон сватовства продолжился недели две. И все безрезультатно. Минъянь ни разу не осталась с Мобэем после уроков, а тот даже не предложил проводить ее до дома. Даже сэндвичем, что каждый раз я жевал на подоконнике, не угостил! Я бы честно понял и стерпел, если бы меня обделили ради нее! Наверное. Однажды нас разделили на группы для выполнения задания. Ло Бинхэ тут же выкрикнул, что он будет с Цинцю. Почти все девушки тут же тихо и печально вздохнули, а я гневно обернулся к сияющему Бинхэ и абсолютно спокойному Цинцю. Предатель! А ведь всегда я с ним был в паре! Тут я уже хотел милостиво предложить свою кандидатуру Му Цинфану, но к нему тут же подскочила Нин Инъин. Утешало одно: разочарование Мин Фаня было больше моего. — Эй, — тычок ручкой вынудил меня тут же выпрямить спину. — А? — Будешь со мной. Как всегда утверждение, а не вопрос. Мне стоило лишь неловко улыбнуться. — Ох, да, конечно. А как же Лю Мин… — Я с ней, захлопнись! — Ша Хуалин справа показала мне язык и дернула что-то писавшую Минъянь, которая на наш разговор даже внимания не обратила. — Ты не хочешь быть со мной в паре? — Мобэй снова привлек к себе внимание этим тихим вопросом. Я даже растерялся. — Ох, что ты! Очень хочу! — я даже сам боялся представить, насколько хочу этого. А предложение самого Мобэя и вовсе взорвало во мне яркий салют. Рядом с Мобэем мне все труднее было сосредоточиться. Внутри все клокотало и кипело, а я пытался улыбаться и вести себя адекватно. Пользы от меня в паре было ноль, отчего я чувствовал себя никчемным еще больше! Разве такой человек, как я мог надеяться на взаимность такого, как Мобэй? Это настолько смешно, что пошутившего нужно срочно показать психиатру. Да, такие мысли тогда вгоняли меня в тоску и неловкое молчание. Почему так сложно? Почему стоит полюбить человека, и ты уже не можешь общаться с ним как раньше? Почему у меня не получалось смотреть в эти темные глаза? Почему не выходило спокойно ныть о чем-то, сидя на подоконнике рядом? Почему я ел те же самые сэндвичи с каким-то благоговением? Почему не вырывал второй наушник, чтобы с улыбкой сказать, что я тоже хочу послушать музыку? Почему?! Все вдруг стало таким сложным. Я сам заковал себя в цепи. Глупая влюбленность, ты делаешь людей такими смешными и несчастными. Самое печальное, что я не могу ни с кем поделиться. Даже Шэнь Цинцю не знал о моих муках. Я просто не мог это рассказать! Хотел, но не мог. Я боялся насмешки и непонимания. Может, и не было бы такого — время показало, что не было бы. Я оставался наедине с вновь появившейся пустотой. Так странно. Почему все говорят, что любовь наполняет человека? По-моему, она наоборот образовывает в нем какую-то дыру, из которой дует холодной ветер. Самый одинокий человек, безусловно, тот, кто любит. Я не знаю как, но Мобэй заметил мое отрешенное состояние. Поэтому в один из вечеров, что я проводил в одиночестве дома, он показался перед моей дверью. — А? Мобэй? Я… — Впусти, — на такое никаких возражений уже быть не должно. И вот Мобэй без каких-либо предисловий переступил порог моего мирка, впустив в него немного холодной свежести улицы. Меньше всего я хотел, чтобы Мобэй видел меня в моей уже полинявшей и растянувшейся футболке, в которой я ходил по дому, но меня никто и не спросил. Пришлось любезно улыбнуться. — Эм, пошли ко мне в комнату? Или ты хочешь… — Пошли, — он будто решил отвечать максимально односложно, вообще никак не объясняя, что тут происходит. Забавно, но я тогда так радовался, что впервые за месяц вообще прибрался у себя. А сердце билось как сумасшедшее. Все напоминало одну из моих дурацких фантазий, где Мобэй неожиданно приходит ко мне домой и… Дальше я не додумывал, но уже этот факт заставлял меня кричать от приступов смущения. — Что-то случилось? — я сел на свою кровать, а Мобэй расположился в кресле напротив. — Что с тобой? Что отвечать на такой вопрос я категорически не знал, поэтому лишь вопросительно наклонил голову и нахмурился. — Ты ведешь себя странно. Ты… Избегаешь меня, — он слегка повысил голос, заставляя меня вздрогнуть. — Я что-то сделал тебе? Ты… Что произошло? Кто бы мог подумать, что Мобэй воспримет мое поведение так! Раньше он бы наверняка сослался бы на то, что я странный, а теперь спрашивал, что он сделал не так по отношению ко мне. И это вновь разбудило внутри ненужную надежду. — Все хорошо! Хэй! Я… Нет, ты не так понял. Иррационально, но Мобэй нахмурился еще больше, сжав подлокотники моего кресла. Под таким взглядом я не мог сказать больше ни слова. — Понятно, — Мобэй кивнул. Его грудь тяжело поднималась и опускалась. — Я давно заметил это. Ты… Это правда? Ты действительно влюблен… — Что?! — я испуганно подскочил, а внутри все рухнуло. — Ты… Мобэй, я… — Это правда? Я замялся и опустил голову. Где я прокололся? Как-то не так посмотрел, что-то не то сказал? Как Мобэй мог прочитать мои мысли? Я продолжал молча стоять, пока дрожь с кончиков пальцев не достигла груди. Я не так представлял себе свое признание. Да я никак не представлял его себе! Его просто не должно было быть! — Прости… Я пытался подавить это в себе… Но когда ты рядом… Я просто… И тут Мобэй сказал то, что развернуло ситуацию на все сто восемьдесят. — С каких пор ты влюблен в Лю Минъянь? Я даже не понял, что он сказал. Но какой-то тяжелый груз, что медленным лифтом поднимался по моему телу, резко рухнул вглубь шахты. — А? Чего? Мы смотрели друг на друга как идиот на идиота. Пока я тут затягивал метафорическую веревку и толкал табуретку, Мобэй делал потрясающие умозаключения! — С чего ты взял? — Ты постоянно заговариваешь именно с ней. Ты стал садиться на собраниях так, чтобы быть всегда напротив нее, либо уступая ей место у окна, в которое тебе так нравится смотреть. Ты слишком внимательно слушаешь, что она рассказывает, а потом продолжаешь обсуждение уже в классе. Ты даже при работе в паре хотел быть с ней. Как можно было так все извратить? Я, кажется, даже рот раскрыл от изумления. То есть Мобэй совершенно не видел, что это все я делал для него? Он видел лишь то, что я пытался стать ближе к ней! — Блин, Мобэй! Нет! Все не так! Я не влюблен в нее! — плечи того опустились. — Не думай, нет! Я не собирался вам мешать! Блин, я наоборот хотел помочь! Нет! Я… — Чего? — теперь уже тот подскочил с кресла и тут же сократил расстояние между нами. Вид у него был такой, будто еще секунда и он хорошенько приложит меня. — Помочь? В чем это? Я вдохнул, заткнул свой внутренний вой, выпрямился и выпалил все. — Я случайно увидел твой черновик. Ну, рисунок, — Мобэй видимо побледнел. — Нет, я ничего не рассмотрел. Ну, там нечего было пока рассматривать. Но! Я подумал, что ты влюблен, раз рисуешь такое, — эмоции на его лице настолько отчетливые, что я сам поражался, пока балаболил свою чушь. — Ну, такое… Романтичное. Вот. И я стал думать, кто это. Ну, помочь тебе. Ты же такой, — я снова осмотрел его с ног до головы и улыбнулся, — нелюдимый… Ну вот! И я решил помочь! Да! Поэтому предпринял попытки свести тебя с Минъянь! А… — Да почему с ней?! — Мобэй уже совсем запутался в моих объяснениях, даже руки дрожали от нервов. — Э… А с кем еще? — настолько простодушно, что смешно. — Эм, я сопоставил все и решил, что она тебе нравится. Хэй, вы же идеально подходите друг другу, — Мобэй казался удивленным и напуганным. — Ты такой брутальный красавчик, а она утонченная орхидея! Блин, да все совпадало. Не, ну не в Хуалин же ты влюблен?.. Хотя я думал об этом. Знаешь, я даже о Ваньжун думал, но… — Да помолчи… Я умолк. Мобэй устало закрыл глаза и обреченно хлопнул себя ладонью по лицу. Да я такое даже представить не мог! Чтобы Мобэй и такое! Да это же бред! Будто вселенная сошла с ума. Или же это сон, только сон. Вот я проснусь, и все будет как всегда. — Ты… Все не так, — Мобэй тяжело выдохнул и покачал головой. Как будто сказанное вообще никак не могло уложиться в его голове. — Ты… Как ты мог до такого додуматься? Очень легко. Когда у вас за плечами не один десяток просмотренных фильмов, дорам, аниме, дунхуа и прочитанных маньхуа, ты и не такие выводы можешь сделать! Да тут можно кандидатскую защищать в области шипперства. — Ты… Ты говорил что-то про то, что пытаешься подавить в себе, — Мобэй сбросил пелену тяжелых раздумий, которые выражались обреченной ладонью на лице, и вновь посмотрел на меня. — О чем ты? Ты все же влюблен? Я сглотнул. Мои слова, вырвавшиеся так некстати, стали моей погибелью. Я просто не мог сообразить, что ответить ему. Стоял и смотрел, а моя способность нести бред отказывала мне с каждой секундой все больше. Сейчас я должен был соврать, срочно что-то придумать, глупо захохотать и предложить поесть. Сейчас я должен был улыбнуться и сделать это. Можно было назвать любое имя, захохотать и перевести разговор в другое русло. Но у меня не получалось. Я только трусливо отвернулся и уставился в темное окно. — Позволь мне сказать тогда, — Мобэй хрустнул костяшками и опустил руки. — Да, я тоже испытываю кое-что к одному человеку, ты прав. И я бы хотел получить его ответ. Но, наверное, я все делаю неправильно. Он придвинулся еще ближе, а мне не хватило ума отступить. — Я… Совершенно не знаю, что делать, поэтому хотел бы твоей помощи. Его руки абсолютно двузначно обхватили меня со спины за плечи. Дыхание перехватило. Чужое тепло, такое желанное, такое манящее, было очень близко. Если вы не любили, вы никогда не поймете ценность человеческого тепла. Оно разгорается жаром. Бледные крепкие руки были прямо у меня перед глазами. Я видел, как они перекрещиваются и обнимают мои плечи, как мнут ткань, чувствовал, как они касаются моей кожи из-за того, что ворот футболки слишком растянулся и чуть ли не падал с плеч. И это отупляло, вводило в какой-то транс. И как же это было больно. Знать, что этот огонь горит лишь в тебе, когда второй лишь пустячно подносит спичку к газу. Если для него это лишь мелочь, развлечение, то для тебя трагедия. Я так не мог. — Мобэй, не нужно! — я вырвался из его хватки и со всей силы врезался стену. Спина больно заныла. Настолько, что у меня чуть не хлынули слезы. Мобэй стоял какой-то растерянный, все еще держа руки в том же положении, из которого я вырвался только что. — Я… Не надо так. Я не могу так! То, что ты делаешь… Это причиняет боль. Каждое его касание, каждое объятие, дыхание на своей шее, легкое скольжение пальцев — это приносило боль. Потому что я точно тогда понимал, что это не несет под собой ничего. Ничего из того, чего я желал! Просто поддразнивание, просто пустая и ничего не значащая близость. Обычный тактильный контакт. — Твои действия… Я все могу понять не так! Не надо! Мобэй посуровел лицом, руки опустились. Я заметил, как сжались кулаки. Пальцы, еще недавно готовые ненавязчиво и в шутку обнять, сейчас хотели разорвать меня на мелкие лоскутки. — Не надо? Он дышал глубоко, будто бык готовый ринулся на красную тряпку. Бедная тряпка в моем лице вот-вот испустила бы дух. — Не надо, — я кивнул еще раз и опустил голову. Я просто не мог смотреть на него в такой момент. Мне не хотелось видеть ярость и презрение, что обращены на меня. Мобэй был тем, кто вознес меня над миром. Он же мог сбросить с этой высоты прямиком в бездну. — И что же? Не можешь? Тебе противно?! Не мог. Конечно я не мог! От каждого его касания мое сердце подпрыгивало до самого горла и не переставало там пульсировать, мешая не то что говорить — дышать! От его близости я чувствовал, как тело внутри нагревалось, а в груди бушевала лава, резким бульканьем стекавшая куда-то в живот, отчего по телу разбегалась мелкая и едва различимая дрожь, похожая на горячих муравьев. Мои руки так хотели коснуться этой кожи, совсем немного. Я хотел тепла, тепла от этого человека. Но в моем сознании был очевидный ответ: он этого не хочет. Не более чем дружба, просто мелкое издевательство над несчастной душой. Я не нужен ему так, как он нужен мне. — Мобэй… Я не хочу так… Не смотрел, я принципиально не смотрел. Мне было страшно. Внутри все разрывалось. Будто где-то глубоко во мне взорвалась шахта. Меня медленно засыпало песком, породой и булыжниками. Я был на дне и не мог позвать на помощь. — Извини, что я не могу по-другому! Злость. В этом холодном голосе была она. Злость и отчаяние. Я корил себя за то, что все испортил. Мне хотелось сжаться в комок, а затем просто исчезнуть, раствориться с хлопком в воздухе. — Прости. Я ничего не мог больше сказать. Я стал задыхаться. Все вокруг погружалось в туман, реальность вращалась и деформировалась. Я был не здесь, нет. Это всего лишь сон. Мобэй молчал. Он сделал шаг в мою сторону, но больше не двигался. Я лишь слышал его дыхание. Ноги не выдержали. Я плавно опустился по стенке, обхватив себя за плечи. Как же я был ничтожен сам для себя. Почему все вышло так? Почему я вообразил для себя что-то и поверил в это? Почему я пробудил в себе чувства, что лишь погружали меня в еще большую тьму? Одинок, одинок еще больше, с каждой секундой. С тех самых пор, как почувствовал дыру внутри себя. — Не хочу… Не хочу быть твоим другом, не им… Мне казалось, что это было лишним. Но это рвалось из меня. Мне хотелось хоть раз быть откровенным до конца перед тем, кто заставил меня познать еще большее одиночество. Зачем я узнал этого человека? Зачем наши отношения с ним изменили свою «температуру»? Мне было так легко бояться его. Почему же так сложно испытывать нечто противоположное? Какое-то напряжение спало. Будто я ощутил иную вибрацию при движении половиц. — Что? Холод куда-то ушел. Ветер подул с юга, изменив направление снега. Мои руки вцепились в волосы. Я хотел умереть. — Цинхуа, что ты… — Это ты! Все ты! Не заставляй меня это говорить! Не издевайся! Хватит! Мой голос задрожал из-за нехватки воздуха. А перед глазами одна моя тень, будто вопящая куда-то вовнутрь. Мобэй тут же отошел. Я слышал, как он ходил по комнате и что-то искал. Затем последовало тихое копошение. Я сидел неподвижно и смотрел в пол, в ту самую тень. И вдруг на нее лег раскрытый блокнот. Тот самый. Тот, что никогда не разлучался с Мобэем. Блокнот, чью тайну я не рассчитывал и боялся узнать. Я глупо рассматривал открытый разворот и не мог понять, как карандашные линии складывались в мой профиль. Мой. Это было похоже на галлюцинацию. Рука, отпустившая бедные волосы, несмело коснулась бумаги. Но изображение не исчезло. Я. Там был я. Точно я, без каких бы то ни было сомнений. Я сидел на подоконнике и что-то писал в своем блокноте — единственной раскрашенной детали на этом рисунке. Я перелистнул страницу. Вот снова я. Я сижу, подобрав колени, и смотрю в окно. А с другой стороны прямо в стекло упираются яркие ветви дерева. Я отвернулся к ним, поэтому моего лица не видно. Да, в тот день меня заставили пересесть… Еще страница. Это я в той самой черной футболке, которую я надел на концерт. Растрепанный, широко улыбающийся и смотрящий будто прямо в глаза. На фоне какие-то цветные пятна. Будто я сейчас держал в руках зеркало. Это пугало и восхищало. Еще страница. Она вся исполосована ветвями с ярко-красными листьями клена. А сквозь них проглядывает фигура человека, что лежит и улыбается кому-то наверху. Снова и снова. Страница за страницей. Там был я. Это обескураживало и пугало. Это было просто невозможно. Я с благоговением взял блокнот в руки и прижал к груди, наконец, отважившись поднять голову. Мобэй продолжал беззвучно стоять и смотреть в мою сторону. Будто ждал приговора. А я? А я не знал, что сказать. Еще недавно я собирался разреветься и провести в таком состоянии всю ночь, окончательно разрывая свое неопытное юношеское сердце на части, а теперь… Когда я увидел эти рисунки, у меня вылетело все то, что я хотел сказать напоследок. Как так получилось? Почему тут только я? Почему… — Потому что я хотел рисовать только тебя, вот почему, — Мобэй рыкнул от безысходности и прикрыл глаза. Да, я снова его раздражал своей тупостью. Я был в полном смятении. Нужно было что-то сказать, что-то сделать, а я был совершенно оглушен и парализован. Лишь блокнот у груди заставлял меня цепляться за эту реальность. — Скажи, ты хоть что-нибудь понял? Мобэй уже отчаялся в моих интеллектуальных способностях и был готов отчислить меня за неуспеваемость по его предмету «внезапно обрушившаяся юношеская влюбленность». А я понимал. Но не верил. Да что же это получалось вообще? Как могло быть, чтобы Мобэй оказался тем, кому нравились парни? Нравился я?! Глупости! Сплошные глупости самовнушения. Я сошел с ума! Я лежу в клинике в бреду. Вот-вот войдет медсестра и вколет мне успокоительное. А пока я аккуратно встал, положил блокнот на кровать и подошел прямиком к Мобэю. Так близко, что тело снова наэлектризовалось. Слишком близко, чтобы все для себя тогда решить. Мобэй тоже недоуменно придвинулся ко мне и слегка нагнулся, так что мне в одно мгновение стало резко страшно от того, что я собираюсь делать, и я панике задумал сбежать. Я отступил назад и уже почувствовал, что вот-вот могу упасть, как рука Мобэя подхватила меня за спину. Он был так близко, что внутри меня заклокотал какой-то неизвестный ранее страх, смешанный с тянущим предвкушением. Я попытался вдохнуть через рот, но тут Мобэй наклонился и коснулся моих губ своими. Все происходящее казалось бредом. Я не мог осознать, что стою сейчас в объятиях Мобэя и целуюсь с ним. Где была эта медсестра? Хотя наш первый поцелуй был очень скомканный и неловкий. Начавший с пылким энтузиазмом Мобэй резко остановился, стоило нашим губам соприкоснуться. Я тоже стоял и ждал, что будет дальше, считая, что все должно произойти на каких-то импульсах и само. Но вот мы стояли, уткнувшись друг в друга, а дело не шло. Тогда Мобэй все же начал первый. Он осторожно огладил мои губы своими, слегка в конце отстранившись, потом легонько смял нижнюю губу. Его дыхание нежно проходилось по моей коже, я отчетливо запомнил это. Я даже попробовал так же несмело отвечать и вроде начал получать удовольствие, но произошло одно но. — Ай! Мобэй! — я оттолкнул его и недовольно прикрыл руками рот. — Какого хрена ты кусаешься?! Решил съесть меня?! Мобэй очаровательно растерянно моргал и отчаянно пытался что-то ответить. — При первом поцелуе не едят людей! — Значит, при втором можно? От такого нахальства, я даже растерялся, но потом подошел и толкнул немного уже расслабившегося Мобэя в живот, все еще держа руки у рта. На всякий случай. Кажется, был небольшой привкус крови. — Пока не перестанешь кусаться, больше ничего не получишь Мобэю это, очевидно, не понравилось, поэтому он тут же прижал меня к себе, полностью игнорируя мои копошения и скулеж. Знаете, я как-то совсем не так представлял себе романтичное признание. — Хорошо, я понял. Я хочу попробовать еще раз. Я честно боялся за свои бедные губы. Блин, они довольно неплохой формы и умеренной пухлости. Самое то! Поэтому лишаться их было очень обидно! И больно. Но я все же собрал всю волю в кулак, постарался освежить в памяти все кадры из романтичных маньхуа, дорам и описания из романов и резво развернулся в кольце рук к Мобэю лицом. Тот опешил и уже собирался паникующе что-то спросить, но я не дал шанса. Теперь первый шаг был за мной. Пусть я и видел поцелуи только в фильмах, а в своих романах и вовсе описывал их завуалировано и слишком отдаленно от натуралистичности, но все же какие-то представления, пусть и минимальные, у меня имелись. От страха и смущения я тогда прикрыл глаза: вообще не понимаю, как можно целоваться и при этом еще смотреть. Мне было жутко неловко. Да и с закрытыми глазами чувствуешь, как мне кажется, все намного острее. Эти сухие, слегка шероховатые губы, их осторожные и уже боязливые движения в ответ, первые попытки захватить твою нижнюю губу, мягкость кожи у самого уголка рта, сбившееся из-за волнения дыхание, когда отчаянно думаешь в самом начале. И теплоту рук, что блуждают по твоей спине. Закрывая глаза и возрождая это в своей памяти, я неизменно чувствую, как раскаляется мое сердце. А еще как холодеют пальцы и сжимает горло. Мазохистское удовольствие. И все же я готов отдать все, лишь бы повторить тот трогательный юношеский поцелуй.