Однако, если ты начал большую игру, то потом уже сложно остановиться
Окна с широкой поворотной створкой посередине были плотно закрыты, не пропуская слабый августовский ветер, свистящий певчей птичкой за окном. В помещении сумерки стоят, и лишь льющееся изнутри в дверную щель снизу сияние подсвечивает крупную фигуру. На широкой кровати из плотного дерева цвета английского красного ворочается подросток. Перекатившись на свою широкую грудь, он отпинывает ногой мешающееся одеяло, так не нужное в летней жаре, и, широко зевнув, садится на постели, которая прогибается под его весом. — …Войдите! — едва пытаясь подавить желание закрыть глаза, тянет он полусонным голосом. Овальный будильник с золотой каёмкой, приплюснутый по бокам, являет собой ранее утро: 5:40. Со скрипом отворяется резная дверь высотой добрых три метра, и в дверном проёме показывается лицо женщины, являющее собой смесь узких острых глаз, узкого округлого носа, тонких губ, покрытых помадой цвета нюдовой розы, и суровой строгости, которую можно заметить лишь в выражении лица действительно беспокоящейся матери. — Рики! — тянет Сыльги, мать подростка, уже готовая к выезду на работу. — Тебе что, ко второму уроку сегодня? — Что? Нет… — тряхнув головой, Рики хмурится, пытаясь согнать с себя недружелюбный потрёпанный вид, и приглядывается к будильнику. — Твою мать!.. — он тут же вскакивает на постели и отбрасывает одеяло. Быстро засунув ноги в носки, чтобы не бить ступнями о пол, Рики несётся к двери: — Блять, мам, где мои вещи?! — Следи за языком, Рики! — кричит Сыльги вдогонку подростку возмущённо, сложив руки рупором. — Не носись как угорелый, расшибёшься и поминай как звали! Иди умойся и… — Рики скрывается за поворотом прежде, чем женщина успевает дать ему свои указания на дальнейшие действия. — Бог ты мой, — со вздохом Сыльги поправляет свою длинную юбку из чёрного бархата. — Как же с ним тяжело. Безупречно натёртый паркет, по которому скользят ноги, поблёскивает тёмной рекой. Рики влетает в ванную на такой скорости, словно за ним целая рота солдат бегала. Защёлкнув за собой высокую дверь на замок, Рики хватает белую щётку из стаканчика, где стоит их всего три, — его, старшей сестры и мамина — поблёскивающего маленькими ракушками и морской звездой внутри. После Рики споласкивает лицо и, немного погодя, устремляет взор в зеркало. Его отражение являет собой шестнадцатилетнего подростка, складного и долговязого, — не огромного в привычном понимании этого слова, но слишком высокого по азиатским меркам, чтобы то было правдой, ростом сто девяносто один сантиметр — по всей видимости, в свободное время посещающего зал, а ещё увлекающегося танцами. Метиса, но больше приближенного к японским, нежели корейским чертам: узкие острые глаза, посаженные не слишком широко друг от друга, прямой нос и очень полные бледно-красные губы, которые Рики сейчас кусает в раздумьях; гены отца оказались доминантными. Каштановые волосы с проблесками мелированных прядей, крепкую шею обрамляет серебряная цепочка покойного дедушки, в ушах несколько проколов для самых обыкновенных круглых серёжек, таких же серебряных — Рики не любит золото, в отличие от своей матери. Да, не кавалер — мечта! Только летать не умеет и стрелять лазерами из глаз. Да такого в школе девочки-ровесницы (а может, и старшенькие) должны с руками и ногами отхватить. Только вот Рики не очень любит школу. Нет, вы не поймите неправильно, предметы-то ему даются хорошо; многие даже удивляются, как Рики, порой посапывая на уроках на задней парте, умудряется находиться на первых строчках высокобалльников школы. Дело в другом: Рики сторонятся потому, что у него нет своего питомца. Но об этом попозже. Когда Рики, наконец, покидает ванную, более или менее приведший себя в порядок, в комнате на его кровати уже разложена школьная форма; видимо, горничная постаралась по просьбе матери. На постели покоится идеально выглаженный костюм-тройка: серые жилет и пиджак на железных пуговицах, покрытых серебряным напылением, в полоску, и самые обыкновенные брюки под цвет. На самом деле, Рики рассматривает форму на себе не без эстетического удовольствия: что ж, но он выглядит поистине элегантно в ней, а вкупе с рубашкой и его фигурой он благословлён ещё больше. Надушившись одеколоном, Рики спешно собирается и, немного подумав, решает зацепить в ухо длинную серебряную серёжку. Спустившись на кухню, подросток застаёт суетящуюся в помещении Сыльги, которая решила собрать для него небольшой ланчбокс. Рики даже не знает, что в судочке, который она держит в руках, но, Господи, если не его мама святая женщина, то кто? — А где Конон? — интересуется Рики, спрашивая о сестре. — Уже уехала, — рассеянно отвечает Сыльги, пихая ему в руки судочек, на что Рики фырчит: — Вот же засранка, не разбудила меня. — Она сказала, что будила тебя… — удивлённо отзывается Сыльги, чуть заторможенная. Боже, она совсем замоталась с этой работой; сейчас женщина живёт только ожиданием отпуска в сентябре. Быть известным модельером с мировым именем — дело не самое простое. — А ты отмахнулся и продолжил спать дальше. — Ага, попизди мне ещё… — бурчит Рики. Сыльги шикает на сына, прежде чем подтолкнуть его в плечо, в который раз намекая следить за языком хотя бы в пределах этого дома. — В школу важно ходить без опозданий и пропусков без уважительной причины, Рики. Это твоё будущее. — Мам, ты уже столько раз говорила мне об этом! Я прекрасно понимаю, — вздохнув, Рики присаживается на высокий барный стул за кухонной стойкой, вертя в руках импровизированный ланчбокс. — Я просто… Не люблю ходить в школу. Там же они, — подросток морщится. Под «они» он имеет в виду, конечно же, своих одноклассников, которых он считает непутёвыми, бездушными и, ко всему прочему, довольно жестокими. Они обращаются со своими «питомцами» хуже мусора, заставляя их бегать по школе туда-сюда, носясь, как белые крысы, в поисках любой мелочи или решениях самых что ни на есть мелких проблем. Конечно, эти «питомцы» живут в их домах и питаются за их деньги, но они всё-таки тоже люди. — Мам, почему я не могу найти себе «питомца»? — Я говорила тебе об этом уже столько раз, Рики, — грозно отвечает Сыльги, строго глядя на сына исподлобья. — Мы не эксплуатируем живых людей, и я не собираюсь устраивать здесь крепостное право. Ты не инвалид, а здоровый крепкий юноша, который в состоянии сам принести себе тетрадку из общей стопки или сходить в буфет за соком, — её глаза, несмотря на её выстроенный годами нелёгкой жизни образ, сверкают тепло, словно бы она выражает таким образом гордость за сына. — Я права? Рики улыбается, гордо выпячивая грудь. — Конечно, мам, я и сам так думаю. Меня они просто раздражают. — Когда-нибудь ты привыкнешь, — женщина улыбается нежно, хоть и слышна в её глубоком вздохе непередаваемая, ни с чем несравнимая печаль. Он целует маму в щёку, прежде чем броситься с кухни, чьи тёмные глянцевые плиты, которыми выложены стены, поглощают собой оранжевый свет люстры, создавая приятный полумрак, к выходу из дома, намереваясь подгонять личного водителя как можно резвее ехать, чтобы не опоздать в школу. — …И убери эту серёжку из уха, сын! — кличет Сыльги ему вдогонку. — Она звенит, как колокола во время служения в церкви!..⊹──⊱✠⊰──⊹
— Джинхён, подождите! Вглядываясь сквозь затонированное стекло на заднем сидении автомобиля, Рики хмурится. Конечно, сейчас на полной скорости останавливаться опасно, ведь, по-хорошему, в данный момент они прямо на трассе, по бокам от которой тянется небольшой редкий лесок с тонкими ровными соснами, но Рики в курсе, что личный водитель не смеет ослушаться его приказа. — Что? — мужчина мельком оборачивается. — Что случилось, господин Нишимура? Вы что-то увидели? — В яблочко, — Рики озадаченно покусывает губу. По мере приближения он может всё чётче и чётче разглядеть свернувшуюся калачиком на обочине дороги фигурку человека в грязной оборванной одежде. Он не может разглядеть его лицо или даже прикинуть возраст, потому что на таком расстоянии этого сделать попросту невозможно; единственное, что бросается в глаза и почему-то сразу впивается стрелой куда-то глубоко в душу — его нежно-голубые (скорее всего) волосы, что сейчас грязными слипшимися прядями спутаны и выглядят больше как потасканная мочалка на его голове. — Останови. Так выходит, что водитель, медленно сворачивая на обочину дороги, где их не могут задеть другие машины, плавным ходом подбирается ещё ближе, и теперь они останавливаются прямо возле таинственной сжавшейся фигурки. Слава богу, что сейчас они держат путь не в школу, а уже в обратном направлении, иначе при утренних сумерках ничего разглядеть было бы попросту невозможно. Рука Рики замирает на ручке двери автомобиля. Его зубы продолжают терзать нижнюю губу, когда он задумчиво и слегка с опаской косит глаза на мужчину. Джинхён же в свою очередь, как довольно сообразительный человек, почти сразу догадывается, о чём — вернее, о ком — думает господин Нишимура. Но на его ступор он лишь беспомощно качает головой, коротко разведя руки в стороны, отчего Рики, выругавшись про себя, сдаётся и всё же рывком открывает дверь машины. Тёплый ветер бьёт в лицо, освежая, когда подросток оказывается на свежем воздухе. Его шаги гулко отдаются эхом на сухом пыльном асфальте, когда он осторожно приближается к незнакомцу и обходит его, чтобы увидеть его лицо. — Извините, — Рики прищуривает свои острые глаза, а после слегка неуверенно присаживается на корточки. — С вами всё в порядке? Ответ на вопрос, конечно, более чем очевиден, но Рики пытается прощупать почву. С другой стороны, в состоянии ли эта маленькая дрожащая фигурка, свернувшаяся калачиком, дать внятный ответ? Но, по крайней мере, Рики не может сказать, что человек перед ним агрессивен: он поднимает лицо, почему-то не открывая глаз, туда, где, по его мнению, должен находиться Рики. — П-помогите мне… У него приятный голосок, охрипший от длительного нахождения на ветреной улице. Как только человек выдыхает первое слово, он тут же закашливается, сгибаясь и заставляя Рики немного отодвинуться — его губы окрашиваются сгустками алой крови. Рики с тревогой изучает его милое личико, черты которого сейчас замылены из-за грязи, ошмётками покрывающей всё его естество. Теперь в его чертах Рики ясно видит юношу лет двадцати. Может, его глаза просто забились из-за грязи, и он не в состоянии их открыть? — Как тебя зовут, крошка? — прозвище срывается с его уст непроизвольно. Никакой нежности, адресованной Рики парням или вроде того, но этот бездомный грязный котёнок был на самом деле крошечным. — Ты помнишь своё имя? — С-сону. Сону, господин, — украдкой изучая его, Рики подмечает кровь, пропитавшую шорты юноши прямо в том месте, где располагаются ягодицы. Подросток морщится от отвращения, вызванного самыми страшными предположениями. В нём стремительно возрастает чувство жалости. — А кто в-вы?.. — Не бойся, я не причиню тебе вреда. Прикусив губу напряжённо, Рики оглядывается вокруг: мимо проезжают автомобили самых разных видов, и никому из них нет дела до двух мальчиков, сгорбившихся на обочине широкой дороги. Кругом глухой лес, полный опасностей, и что будет с Сону, если Рики оставит его здесь наедине с собой? К тому же, кажется, Сону боится не всего сразу, а чего-то конкретного; пока, правда, не удастся выяснить, чего именно. — Пойдёшь со мной? — украдкой предлагает Рики, полушёпотом обращаясь к знакомому незнакомцу. Его мама — женщина сердобольная, и как только Сыльги услышит, при каких обстоятельствах её сын познакомился с притащенным домой мальчонкой, она расплывётся в слезах. — Т-только если вы вызволите м-меня отсюда, — робко заикается Сону. — Не оставите м-меня здесь. С возможностью попасться ему… Ему? Нахмуренные брови Рики не оставляют сомнения в количестве возникших у него вопросов, однако он осознаёт, что от Сону в такой обстановке и слова объяснения не добьёшься, поэтому ничего не остаётся, кроме как повиноваться. — Я заберу тебя отсюда, — обещает Рики. — Пойдём со мной. Всё будет хорошо. Рики протягивает руку, и Сону, ощутив тепло его большой ладони возле себя, неуверенно тянется своей дрожащей ладошкой, измазанной в грязи, в ответ. Его ладонь гораздо более мелкая, тонкая и хрупкая по сравнению с рукой Рики, который сейчас бережно оборачивает чужую руку в своих объятиях без какой бы то ни было брезгливости. Рики аккуратно тянет его вверх, и Сону пытается подняться на дрожащих ногах. Но, очевидно, они оба не рассчитали его силы, потому что колени Сону подкашиваются, и он, споткнувшись, падает прямиком на большое тело напротив. — Извините! — пищит он, не в силах устоять на ногах и цепляясь за школьную форму Рики, который сейчас себя избивать палками готов за собственную тупость. Было очевидно, что Сону не сможет идти сам, так какого хрена ты его потащил? — Держись за меня, — Рики оглядывает сжавшееся тело Сону оценивающим взором, после чего одна его рука подпирает Сону под спину, а другая уважительно касается области под коленом. Рики поднимает Сону на руки, что последний позволяет ему. Перехватив маленькое тело поудобнее, Рики чувствует, как зажмуривший глаза Сону прижимается к нему ближе, а его маленькие пальцы цепляются за белоснежную — уже не совсем — рубашку подростка. Рики быстро следует к машине твёрдым уверенным шагом с дрожащим Сону на руках, не придавая особого значения искажённому от удивления и непонимания лицу водителя. — Домой, господин? — интересуется он практически дрожащим голосом, когда Рики укладывает трепещущее тело Сону на заднее сиденье автомобиля. — Да, и гоните как можно скорее, — приказывает Рики, после оборачиваясь к съёжившемуся на соседнем кресле Сону. — Крошка, нам ещё минут двадцать ехать. Ты, может, хочешь поспать? Тебе удобно? Не холодно? — В-всё хорошо, — с заиканием отвечает Сону, то ли от испуга, а то ли из вежливости. Тем не менее, Рики замечает, что тело Сону словно бы бьёт озноб, а его реснички подрагивают; если бы он спал, Рики подумал бы, что Сону снится сон. Немного подумав, Рики снимает с себя пиджак, оставаясь в одних рубашке с жилеткой, и натягивает его на Сону. Как только Сону понимает, что с ним пытаются сделать, он начинает выражать слабые протесты, — я такой грязный, наверное, и всё в этом духе — но Рики непоколебим, поэтому всё, что остаётся Сону — завернуться плотной тканью и закутаться в пиджак сильнее. Остаток пути они проводят в тишине. Рики задумчиво пялится в окно, пока Сону почти тут же проваливается в дремоту. Множество мыслей в его голове путаются, словно бы тоненькие веточки деревьев окружающего их леса переплетаются между собой, и пробраться через них, не ломая, нереально. Рики вздрагивает, когда чувствует на своём плече небольшое давление. Он переводит взгляд влево и с удивлением обнаруживает, что сопящий Сону, прижавший колени к груди, случайно уронил голову на его плечо. Рики и сам не знает, почему, но его губы трогает слабая улыбка: возможно, только что он спас человека от неминуемой кончины на обочине дороги.