ххх
Он стоит в центре огромного зала, с белыми занавесками на окнах, и считает солнечных зайчиков, которые прыгают на потолке. Гарри запутался, Гарри не знает, какой сегодня день недели, Гарри не знает, для какого журнала его снимает эта полная женщина в фиолетовой водолазке и с грубым голосом, но Гарри делает все, как она ему говорит. Он широко улыбается, прищуривает глаза, поворачивается спиной, и Боже, он даже не знает, какую фирму он представляет сегодня. Valentino был позавчера, значит… Chloe? Лиам звучным голосом объявляет: «Ребята, перерыв!», и Гарри падает на стул. Лиам подходит к нему и дает бутылку воды. - Ли, - безжизненно спрашивает Гарри, - что мы сегодня снимаем? - Коллекция весна-осень 2015 для KENZO, - бодро говорит Лиам, и Гарри жалобно стонет. Ну как ему удается быть таким бодрым и веселым, когда он просыпается в пять утра? Ну как? - Гарри, дорогой, - осторожно начинает Лиам, - у тебя еще две съемки сегодня, не раскисай. Гарри зажмуривается. Его чувства выходят на волю. Через легкие, через кожу. Его просто тошнит. Он сглатывает, кивает и бодро говорит: - Конечно, Ли, не волнуйся. Лиам широко улыбается и отходит к фотографу. Гарри было 17, когда Лиам нашел его в заштатном модельном агентстве, которое ютилось в самом ободранном лондонском квартале, и привел к себе, в самый центр, в 15-ти этажное здание со стеклянными потолками. На Гарри, как волки на молодого ягненка, сразу накинулись все именитые лондонские дизайнеры – его называли «ангелочком» и «рождественским мальчиком», и его стол на кухне был завален контрактами и предложениями, но Лиам старательно оберегал его от всех лондонских пресс-агентов. Лиам был старше Гарри на пять лет, и его семья владела Elite Models уже почти полвека, и они приняли Гарри как родного, и Гарри нравилось это, он чувствовал себя настоящей Золушкой, которая тайком от мачехи сбежала на бал. Гарри почти забыл свое полуголодное детство и тонкую куртку, он забыл детский дом и облупленные серые стены, и Гарри даже стало казаться, что судьба наконец-то обратила на него свое внимание. Гарри хватался за любое предложение, про которое рассказывал ему Лиам, выходил на все лондонские показы, летал в Милан и Париж, «делал себе имя», и потом, когда ему прислали факс из Burberry, и Лиам благосклонно кивнул, Гарри понял, что его карьера только-только выходит на самый пик. Он купил себе квартиру в центре Лондона, научился улыбаться на камеру, давать глупые интервью, и отшучиваться по поводу своей ориентации, и он даже привык проводить субботние вечера в компании Лиама и Зейна, и они начисто забывали о своей fashion-индустрии, когда резались в ФИФА, или смотрели очередной голливудский блокбастер. Но вот прошло уже три года, а Гарри все также грызет, режет и разрубает на части это чувство глобального одиночества. В его списке контактов на телефоне нет ни одного человека, которому он мог бы позвонить среди ночи, и сказать, что не может заснуть. Там нет ни одного человека, которого бы волновало его здоровье. Там нет ни одного человека, который мог бы присылать ему смешные смс-ки в течение дня. Но зато там есть номера людей из Sonya Rykiel, и Dior, и Moschino. Гарри не раз ловил себя на мысли, что хочет взять, и все бросить, и уехать из города, и поступить в Университет, на отделение английской литературы, например. Но потом он просто не сможет смотреть в глаза Лиаму, он не сможет найти оправдания перед Зейном, да что там, он просто не сможет. - Гарри, - слышит он голос Лиама, - пора! Он тяжело вздыхает и встает со стула. Он просто не сможет.ххх
Они сидят на шикарно обставленной кухне в квартире Гарри, и Зейн безостановочно курит, а Лиам пьет чай из огромной прозрачной чашки, и Гарри все кажется таким родным и домашним, что он снова благодарит судьбу – хотя бы за таких друзей. - Я познакомился с одной девицей в Манчестере, - наконец говорит Зейн, - она блондинка, и у нее громкий голос, и она отказалась со мной переспать. Лиам громко фыркает и давится чаем, а Гарри широко распахивает глаза и роняет кусок яблока на пол. - Да, - устало продолжает Зейн, - и я такой, значит, подхожу к ней, и она пялится на мои татуировки, и я такой: «эй, малышка, хочешь пойти ко мне сегодня?», а она... - Ох, Зейни, - печально говорит Лиам, - ты отвратительно флиртуешь. Никто бы не согласился на это. Гарри кивает. Зейн зажигает еще одну сигарету. - И какой смысл быть самым высокооплачиваемым лондонским фотографом, если девушкам наплевать на тебя? - Им вовсе не наплевать на тебя, Зи! – горячо начинает Гарри, - вспомни ту брюнетку, ну, американскую модель, которая вешалась на тебя, когда ты снимал ее для Cosmo! Она же липла к тебе, как осиновый лист! Просто та девушка... Может ей не нравятся фотографы? - Определенно! – поддерживает Лиам, - и нет ничего страшного в том, что... Внезапно в глазах Зейна загораются дьявольские огоньки, и он улыбается, как мальчишка, который нашел под елкой рождественские подарки. - Парни, - говорит он, и его голос дрожит от предвкушения, - у меня для вас есть кое-что. Лиам отставляет свой чай и распахивает глаза. Гарри складывает ладони на подбородке и смотрит на Зейна. Тот роется в своем дорогущем черном кошельке (подарок Гарри на день рождения) и достает три каких-то мятые бумажки. - Фу, Зейни, - тянет Гарри, - что это? Зейн отмахивается от него и раскладывает их веером на столе. - Зейн! Я помыл его только вчера! – шипит Гарри и тянет руки, но тут Лиам издает какой-то странный приглушенный звук и подносит бумажку ближе к глазам. - Боже мой, Зейн, - Лиам трясется, как мокрый щенок - это что... Это билеты на сборную? Зейн довольно кивает и улыбается. - Мне дали их в пресс-службе «Манчестер Юнайтед», когда я снимал их для сайта, - сладким голосом говорит Зейн и почти что целует эту мятую бумажку, - они в ВИП - зону, представляешь, Ли? Мы можем увидеть принца Уильяма, или, может быть, даже Дэвида Бэкхема! - Бэкхема... – эхом отвечает Лиам и протягивает Гарри один билет. Он весь мятый, и залит кофе, и уголок прожжен сигаретой, и Гарри даже противно держать его в руках. Он не любит футбол. - Через неделю, - дрожащим голосом говорит Лиам и прижимает бумажку к груди, а потом лезет обнимать Зейна, - ох, Зи, я мечтал об этом с десяти лет! Сборная Англии! На Уэмбли! Боже! Зейн! Зейн что-то счастливо пыхтит в ответ, а Гарри морщит нос. - Эм, парни, - говорит он, - извините, но это без меня. Зейн смотрит на него огромными глазами, а Лиам роняет свой стакан на пол. - Черт! – рычит Гарри и начинает промокать лужицу бумажными салфетками, - Ли, аккуратнее! - Гарри, ты что, идиот? – ровным голосом спрашивает Зейн, - это будет шикарная игра. Вся Англия на нее соберется. И принц Уильям. И герцогиня Кейт. И Джереми Кларксон... - И Адель, - вставляет Лиам, - и маленький Георг... - Ну и пусть вся Англия туда собирается, - упрямо говорит Гарри, - у меня же работа, Лиам, и я не могу взять и пропустить ее, и потом, я не очень люблю футбол, вы же знаете - - Гарри, детка, - вкрадчиво говорит Зейн, - сделай это ради нас. И потом, это будет суббота, эй, Ли, скажи, наш Гарри работает по субботам? - Нет, - отвечает Лиам, лихорадочно зачеркивая что-то в своем ежедневнике, - он не будет сниматься для этой рекламы часов от Rolex. На них все равно никто не обращает внимания. Гарри понимает, что это тяжелая артиллерия. Гарри понимает, что ему лучше сдаться сейчас. - Ну вот видишь, - сладко тянет Зейн, доставая еще одну сигарету, - ты свободен, и потом, тебе надо отдохнуть, развеяться, завести новые знакомства. - Вдруг там будет Викки Бэкхем? – добавляет Лиам, и в его глазах сияет благоговейный восторг, - и она решит пригласить тебя на показ своей новой мужской коллекции? Гарри хмыкает. Да. Конечно. - Ну же, Гарри, соглашайся, - не выдерживает Зейн, и трясет Гарри за плечи, и пепел от его сигареты падает на пол, - мы очень хотим, чтобы ты пошел! Гарри сдается. Он закатывает глаза и раздраженно говорит: - Ну ладно, парни, я обещаю подумать. Зейн и Лиам хлопают друг друга по плечам, и радостный Лиам снова проливает остатки своего чая. И пока Гарри ползает на коленях, промокая лужу салфетками, он слышит, как Зейн открывает окно и говорит: - Эй, Ли, а ты знаешь, что Томлинсон, скорее всего, сыграет в этом матче? Лиам пораженно выдыхает: - Тот самый Томлинсон? Который два года назад послал своего второго тренера и чуть ли не ушел из команды? - Именно, - кивает Зейн, - но, говорят, он такой бриллиант, что руководство просто не отпустило его. - Ого, - пораженно говорит Лиам, - я слышал, у него была тяжелая травма... Что-то с коленом. И он не играл почти месяц... - Он полностью восстановился, - гордо отвечает Зейн, как будто здоровье этого Томлинсона – его личная заслуга. - Ты видел, какой у него удар с левой? Как у Руни! Лучше, чем у Руни! - Да, - мечтательно тянет Лиам и закрывает глаза, - а ты помнишь, что он творил на чемпионате мира? Я как увидел его, так сразу сказал, что - Гарри выбрасывает салфетки в мусорку и прикусывает губу. Иногда ему кажется, что его друзья – не одни из самых влиятельных людей в мире моды, а просто взбалмошные подростки, самые настоящие девочки-фанатки, с учащенным сердцебиением и распахнутыми глазами. - Эй, парни, - говорит Гарри, - я пойду спать. Закройте дверь, когда будете уходить, и Зи, не кури так много, иначе соседи вызовут пожарных, серьезно. Лиам важно кивает, и Зейн старательно тушит сигарету в пепельнице и сладко улыбается. Гарри хмыкает и идет к себе в спальню. Ну хотя бы он проведет следующую субботу без грима и глянца. Засыпая, Гарри вспоминает о том парне, Томлинсоне, который просто взял и послал своего тренера, и решил уйти из команды. Гарри тяжело вздыхает и думает, что у него никогда, никогда не получится так же радикально изменить свою жизнь.