God only knows

Стиснешь руку - а под венец или под конвой, - Разве важно? «Удачи»,- Гарри читает свою первую утреннюю смску от Луи. Смски от Луи бывают еще вечерние, но больше всего Гарри любит утренние, потому что Луи обычно пишет в них о сериале «Друзья» и жареном горошке. Но сегодня он что-то на удивление серьезен, и Гарри знает почему. Потому что сегодня у мистера Стайлса первый показ в этом месяце. Он вчера лег спать пораньше, не досмотрев очередную серию «Шерлока Холмса», которая цепляет его как наркотик, и выпив целую кружку чая с шиповником. Зевая и потягиваясь, он заходит на кухню, и обнаруживает там счастливого Зейна в фартуке и наушниках. - We can't stop, - бархатно напевает Зейн, покачивая бедрами, - and we won't stop… - Зейни? - удивляется Гарри, - откуда ты здесь? - It's our party, - Зейн размахивает лопаточкой и прищуривается от солнечных лучей, - we can do what we - Гарри хмурится и кладет Зейну ладонь на плечо. - Ай! - вскрикивает тот, и поворачивается к Гарри, выдергивая наушники, - твою мать, Стайлс, ты совсем уже? - Это ты совсем уже, - хмуро говорит Гарри, - что ты забыл в моей квартире в восемь утра? Зейн обиженно моргает и скрещивает руки на груди. - Между прочим, ты сам дал мне ключи еще год назад, когда уехал в Милан, на Неделю моды, чтобы я поливал твои фиалки и вытирал пыль с фарфоровых статуэток. Гарри кивает. - А сегодня я пришел к тебе, и даже приготовил завтрак исключительно для моральной поддержки, потому что я очень хороший друг, - продолжает Зейн, - но на самом деле, просто Лиам беспокоится, вот он и попросил меня заехать к тебе. Гарри закатывает глаза. Зейн наливает ему кипяток в чашку и накладывает яичницу на тарелку. - О, пахнет приятно, - удивленно говорит Гарри, и Зейн, довольно улыбаясь, тянется к большой прозрачной кружке, стоящей на верхней полке. - Волнуешься? - мягко спрашивает Зейн, дергая чайный пакетик за ниточку. Гарри неопределенно пожимает плечами. - Луи приедет? - Зейн делает вторую попытку. Во рту у Гарри становится сухо. - Очень вкусно, - Гарри отламывает кусочек яичницы, - Зейн, я хочу добавки, можно?

ххх

- Ну, как дела? - заботливо спрашивает Лиам, протягивая Гарри чашку черного кофе. - Нормально, - слегка натянуто отвечает Гарри, ковыряя дырку на рваных джинсах, - все отлично, Ли. Он побывал уже на сотнях показах, он работал для D&G и Hugo Boss, так почему он трясется как мокрая мышь сейчас, когда демократичный Christopher Kane устраивает свой очередной показ с присущей ему талантливой безрассудностью? Но Гарри знает ответ. Это все из-за Луи. - Ты придурок, Гарри, - говорит ему Лиам, расстегивая верхние пуговицы на своей рубашке, из-за чего некоторые девочки-модели громко ахают, - это еще один показ, просто - ну, твой бойфренд тоже придет, и - Гарри глубоко вздыхает: - Он не мой - - Одеваться, - громко командует полная девушка в фиолетовой водолазке, - мужская коллекция готовится, Стайлс, ты первый. Гарри напяливает на себя брюки, пиджак, завязывает шнурки на дорогих туфлях, и терпит холодные пальцы стилиста в своих волосах. - Ты похож на Белоснежку, - добавляет Лиам и широко улыбается, довольный придурок, - давай, Гарри, вперед. Гарри проглатывает комок в горле и слышит, как ведущий объявляет о новой мужской коллекции "потрясающего молодого дизайнера". Гарри выходит на подиум, и на мгновение чувствует себя как апельсин в соковыжималке. Свет, вспышки камер, тихий шепот, громкая музыка, но за три года Гарри уже привык к этому сумасшествию, он уже не боится, и, делает пару широких шагов, засовывая руки в карманы. Его ослепляют вспышки фотокамер, и он, слегка подняв полы пиджака, поворачивает обратно, еле сдерживая себя, чтобы не повернуться и не отыскать взглядом Луи. Но едва прошмыгнув за кулисы, и быстро меняя костюм, Гарри открывает телефон и видит смску от Зейна: «Он здесь! Он сидит на втором ряду вместе со своим другом-ирландцем». Гарри широко улыбается, и даже слегка подпрыгивает, чувствуя небывалую легкость внутри. - Давай, давай, давай, - торопит его женщина в рваных джинсах, и Гарри путается в рукавах голубой рубашки. Он выходит на подиум - как ныряет в море. Он в своей стихии, и даже немного улыбается, зная, что ему это простительно. Зная, что так публика полюбит его еще больше. Когда все заканчивается, Гарри вместе с дизайнером и другими моделями выходит на подиум и позволяет себе на мгновение повернуть голову вправо. Точно. Луи во втором ряду, в футболке и пиджаке. А рядом с ним, Найл, в дурацком бомбере и очках, сидит и флиртует с Хайди Клум. Гарри закусывает губу, и внутри него цветут подснежники и рычат тигры. Луи пришел на его показ. Луи пришел. - Отлично, Гарри, молодец, - говорит ему Лиам и хлопает по плечу. Гарри натягивает на себя джинсы, свитер, собирает сумку, достает телефон, как вдруг видит улыбающегося Зейна с камерой на груди. - Идем за мной, - заговорщицки говорит тот, и тянет Гарри к пожарной лестнице. - Мне нужно позвонить, - ноет Гарри, но Зейн только отмахивается от него и останавливается у крохотной каморки, где уборщица хранит тряпки и швабры. - Тебе сюда, - говорит Зейн, и в его глазах чертики танцуют канкан, - и, кстати, черный выход - налево, и потом прямо. Не попадайтесь папарацци. - Что? - иногда Зейн бывает самым большим идиотом на свете, - Зи, что происходит? Зейн закатывает глаза и запихивает Гарри в каморку для швабр. Гарри пытается упираться, но кто бы знал, что худенький Зейн на самом деле силен как Геракл. Гарри втискивается в комнатку и слышит щелчок закрывающейся двери. Ему нужно вырваться отсюда, но вместо этого просто стоит и тупо моргает, пытаясь привыкнуть к оглушающему полумраку. - Хей, Хаз, - слышит он, и вздрагивает. Гарри медленно разворачивается, и видит Луи, который сидит на перевернутом ведре, и смотрит на него с широкой, сияющей улыбкой, такой, как будто сегодня - Рождество. Гарри хочется вскрикнуть от радости, подпрыгнуть, убежать, засмеяться, ему хочется так много, что, кажется, его просто ошпарили кипятком, и он дышит как кит, выброшенный на берег. Ему хочется так много, но он просто подходит к Луи, и обнимает его, потому что, черт возьми, он любит его, он любит его, он любит его. Луи сползает с ведра, и встает на колени, роняя тряпки и шампуни, и Гарри чувствует сильные руки у себя на спине. Он обнимает его сильнее, и сдается, потому что внутри разрастается комок, такой горячий и липкий. Луи бормочет что-то ему в волосы, и Гарри не разбирает ничего, но ему все равно, потому что он вдыхает запах Луи, запах моря, чая и персиков, и медленно растворяется в нем. Луи здесь. Его Луи здесь. - Лу, я… - начинает Гарри, приподняв голову, и закусывая губу, - я - Луи прерывисто вздыхает, и Гарри видит, как блестят его глаза, и знает, что внутри у него также гудят трамваи и поют ласточки. - Ты был великолепен, Хаз, - тихо говорит Луи, - я горжусь тобой. - Спасибо, что пришел, - бормочет Гарри, утыкаясь головой Луи в грудь, и от счастья ему хочется петь, - ты останешься у меня? Луи хмурится. - У меня утренняя тренировка, Хаз, прости, - виновато говорит он, и Гарри сжимает свои руки у него на спине, - мы уезжаем прямо сейчас, ты сам понимаешь, пробки, и - - Не извиняйся, Лу, - конечно, Гарри хочет, чтобы Луи остался, остался с ним навсегда, - все нормально, я рад, что ты пришел. Луи кивает, и Гарри чувствует его теплое дыхание у себя в волосах. Они стоят в каморке для швабр, крепко обнявшись, превратившись в какое-то многорукое чудовище, их дыхание смешивается, как в самом дешевом коктейле, но Гарри не может и пожелать чего-то другого, и лишь крепче сжимает свои пальцы на спине у Луи, чувствуя мягкость его джинсовки. - Пойдем, Хаз, - говорит Луи, и осторожно поднимает Гарри с колен, - у меня есть для тебя кое-что. Гарри кивает, и покорно идет следом за Луи, напоминая послушного полуслепого щенка. Он не чувствует, как ноют его колени, единственное, что имеет смысл для него сейчас - теплая ладонь Луи в его руке. - Запасной выход там, - скрипит Гарри, показывая вправо, и Луи послушно тянет его к лестнице, и Гарри пытается не запутаться в своих ногах. Они выходят на парковку, и Гарри глубоко вдыхает резкий морозный воздух, чувствуя, как его кожа покрывается мурашками и иголочками. Луи запихивает его на переднее сиденье своего БМВ, и Боже, это так много, так - через горло - что Гарри закусывает ребро ладони и крепко зажмуривается. Он и не думал, что будет так. Луи плюхается рядом и закрывает за собой дверь. - Смотри, - гордо говорит он, вытаскивая картонный пакет из заднего сиденья, - смотри, что у меня есть! Гарри беззастенчиво засовывает туда нос и вытаскивает зеленый шарф, огромный и мягкий. - Ну как? - спрашивает Луи, и Гарри чувствует нотку тревоги в его голосе. - Мне очень нравится, Лу, - говорит Гарри и широко улыбается, - это его связала твоя бабушка? Луи кивает, и свет фонарей падает ему на ресницы. Гарри закусывает губу, и смотрит на Луи сквозь поднятый воротник куртки. Он кажется прозрачным и игрушечным, хрупким и немножко растерянным. И Гарри любит его так сильно сейчас. Внезапно, он понимает, что в пакете, помимо шарфа есть что-то еще. Он непонимающе смотрит на Луи, и тот просто пожимает плечами. Гарри хмыкает и закатывает глаза. Он осторожно вытаскивает наружу это «что-то», и слегка вздрагивает, когда понимает, что это такое. Он сразу узнал - они сфотографировались с Луи на Эйфелевой Башне, когда тонули и выныривали в их Париже. Это обычное айфоновское селфи, но у Гарри там необычайно широкая улыбка, настоящая, почти осязаемая. И все фонари, и все звезды гаснут, по сравнению с сияющим взглядом Луи, и его солнечными морщинками. Гарри зажмуривается, и чувствует, как его ресницы становятся мокрыми. Это уже слишком явное наступление, это прорыв наполеоновской армии вражеские границы, это разрывающее море кораблекрушение, и Гарри знает, что сделает прямо сейчас. Он аккуратно запихивает фотографию обратно в пакет, накрывая ее шарфом, глубоко вздыхает и поворачивается к Луи. Луи похож на собрание сочинений Голсуорси - никогда не узнаешь, что окажется там внутри. Но его пальцы дрожат, и Гарри думает, что это самый лучший знак - к началу сражения, и, так или иначе - Он обнимает Луи за шею, и целует его. Это как залп фейерверков, или осенний ливень, как коробка шоколадных конфет или плач младенца - так долго, так сладко, так искренне. И Гарри думает, что, наверное, у него есть совсем другие планы в этой жизни, но зачем они все, когда он может сидеть здесь, расставив ноги, и целовать Луи, чувствуя острую щетину под своей ладонью. Гарри прерывисто дышит, когда теряет тепло его губ, и жалобно смотрит на Луи, как мальчик, который разбил мамину любимую вазу. Но Луи улыбается, и его красные щеки и сияющие глаза заставляют сердце Гарри остановиться, а потом снова, снова пойти на новый отсчет. Луи беззастенчиво сажает Гарри себе на колени, и спиной Гарри чувствует руль, и он слегка наклоняет голову, чтобы не удариться, и когда Луи смотрит на него, слегка вопросительно, он просто выдыхает и просит: - Еще. Он мечтал поцеловать Луи на узких парижских улицах, он мечтал поцеловать его на балконе, увитом шиповником, но он целует его здесь, сейчас, в огромном БМВ, на переполненной парковке, в самом центре Лондона. - Черт, - бормочет Луи, и его голос хрипит, как у больного ангиной, - черт, Хаз, я не верю, что делаю это… Руки Луи обхватывают его лицо, и Гарри бесстыдно стонет, когда Луи целует его нос, и щеки, и веки, и ресницы, и шею, и Гарри дышит, как марафонец после забега, потому что в этом мире нет ничего, кроме кожаного салона и синих глаз. Гарри быстро целует Луи в губы, и утыкается носом в его шею. Луи гладит его по спине, и шепчет какие-то мягкие и абсолютно бессмысленные слова. - Луи, я, - начинает Гарри, хватая ртом воздух, - я хочу сказать тебе кое-что - Но Луи просто целует его, еще раз, еще одно маленькое солнечное затмение, и Гарри сжимает его в своих руках все сильнее, не обращая внимания на затекшие колени. Внезапно он слышит щелчок открывающейся двери и громкий голос с легким ирландским акцентом: - Луи, я… О, Гарри, привет, приятель. Луи отрывается от Гарри и немного краснеет. - Дай мне пять минут, Найл. Найл пожимает плечами, и ему как будто действительно все равно. - Ладно, я просто хотел сказать, что нам пора ехать, там, на перекрестке, авария, и мы можем не успеть. И Гарри, кстати, чувак, ты классно отработал сегодня! - Спасибо, - говорит Гарри куда-то в плечо Луи. Найл хмыкает: - А можно я приеду к тебе на выходные, Гарри? У меня концерт в Лондоне, и я бы не хотел снимать номер, так что - - Найл, пожалуйста, - Луи слегка раздражен, - ты можешь оставить нас? Найл хмыкает и закрывает дверь. В его глазах мерцают загадочные огоньки. Луи глубоко вздыхает и гладит Гарри по голове. - Ну чего ты, Хаз, - мягко говорит он, - все же хорошо. Гарри отрывается от его плеча. - Все хорошо? - переспрашивает он. - Все просто отлично, - подтверждает Луи и целует его еще раз, и да, Гарри определенно может к этому привыкнуть. Это не похоже на реальную жизнь. Это похоже на американскую романтическую комедию. - Мне надо ехать, - шепчет Луи, - увидимся в среду, на матче. - Да, - говорит Гарри, - да. Он целует Луи в шею, не до конца понимая, что имеет на это полное право. Полное право целовать Луи. - Спасибо, - вырывается у него, и Луи мягко улыбается. - Эй, - Найл стучится в окно, - вы долго еще? Гарри открывает дверь. Луи тянется к нему и целует в щеку. - В среду, - говорит он, и Гарри кивает. Как новорожденный Бэмби, путаясь в ногах, он добирается до своего автомобиля и падает на переднее сиденье. Кто бы мог подумать. Это чувство всепоглощающего счастья накрывает его весь вечер - когда он видит Зейна со стаканом мартини, когда он видит Лиама, окруженного папарацци, когда он плюхается звездочкой на свою постель, прижимая к себе подушку. Он хочет прижимать к себе Луи, целовать его, быть его, чувствовать его, любить его. Он думает, что наверное, все его мечты исполнились сегодня, хотя - до Рождества еще полтора месяца.