***
Кричащие чёрные вороны, старое кладбище с плачущими ангелами, маленький заброшенный домик. Грейджер видит себя: вся в липкой крови, пахнет металлом, сломанная нога причиняет ей невыносимую боль, а карие глаза сверкают ярче света от Люмоса. Она отчаянно ждёт помощи, но никто не отвечает ни на её патронус, ни на снопы красных искр. Она обречена. Она умирает.***
Гермиона плакала, заливая свою одежду солёными слезами, описывая видение и кладбище, этот дом в мельчайших деталях — место, где её пытали. Грейнджер срывается и обидчиво кричит, что никто не пришёл к ней на помощь, когда она так отчаянно нуждалась в этом. Она в истерике, которую не может и не хочет усмирить. Малфой не знал, что делать в таких случаях, поэтому просто прижал к себе и молча гладил её по кудрявым волосам, ощущая травянистый запах, который так удивительно ей подходил. Гермиона осознавала, как жалко выглядела, но никак не могла прекратить свои рыдания: ведь раньше она плакала только тогда, когда никто не видел. А сейчас портила кашемировую водолазку Драко, уткнувшись в плечо, и пускала слёзы, как какая-то несдержанная первокурсница. — Прости, — извинилась Гермиона за свои слёзы, уж очень непривычной для неё была собственная несдержанность. — Я не… исте… — Это просто побочный эффект Круциатуса, — мягко перебил Драко и протянул фляжку с успокаивающим зельем. — Выпей, тебе станет лучше. Малфой обнимал довольно долго, пока Грейнджер не перестала плакать и не уснула под воздействием лекарства. Теперь она равномерно дышала и не видела никаких снов. Драко бережно перенес девушку в спальню для гостей и укрыл одеялом, приказав домовику Круци не спускать с неё глаз. А сам поспешил покинуть поместье. Ему нужно было в срочном порядке осмотреть место, которое описала Гермиона.