в тени персиковых деревьев

Макак разлепляет глаза. Устало отрываясь от подушки, он осматривается. По комнате шныряют Укуновы дети, играя с тряпками. А значит время уже давно было позднее, поэтому примат не особо удивляется, когда, переведя взгляд, не находит на второй половине кровати сожителя. Зевая, он обращает на себя внимание коротышек, которые радостно щебечут, приветствуя его. Люэр принимает сидячее положение на кровати, всё ещё сонно пошатываясь. - Тапки мои где? – выдыхает он беззлобно, заставляя малышню переглянуться между собой и забегать по комнате с двойным усердием. После пары секунд мельтешения одна из обезьян вылезает почему-то из-под ковра с одним тапком, гордо ставя его перед сонной макакой. Пару раз моргая, Макак пожимает плечами и, надевая единственный тапок, встаёт и держит путь в ванну, напоследок бросая детишкам, что Укун будет недоволен бардаком. Водные процедуры долго не занимают, а когда он выходит из комнаты, его встречает обезьяна со вторым тапком. Макак не знает та же ли, что нашла первый (он всё ещё их не отличает, да, и что с того), но не решается ничего говорить об этом, только благодарит малышку и, нагибаясь к ней, треплет по голове. Довольная коротышка щебечет и возвращается к остальным, которых Макак находит уже в гостиной – они играются в детские игрушки, которые Укун им заказал пару недель назад. - Поаккуратней, - Михоу хрипит утренним голосом, вспоминая, как пару дней назад ребятишки подрались за что-то аж до крови и как расстроен с этого был Царь, поэтому считает нужным напомнить. Ответа он не ждёт, медленно плетясь в сторону кухни. - Йо, - хмычет чёрный примат, стоя в дверном проёме. Укун, как обычно, встречает его весёлой улыбкой. - Привет, соня! – любой другой бы принял это за ласковое прозвище, но Макак знает, что это было очевидное, совсем не завуалированное оскорбление. У Царя были строгий распорядок дня и категорически точное расписание сна, поэтому рыжий придурок вскакивал на ноги, как только часовая стрелка перепрыгивала через пять утра. Макак никогда не понимал этого, если честно, как вообще так жить можно, и абсолютно всегда вступал с ранней пташкой в конфликты по этому поводу. Но вот сейчас почему-то сил спорить совсем не было, он только фырчит себе под нос и вплывает в комнату, усаживаясь на свой уже любимый стул и устало зевая. Укун, видно, тоже не горел желанием беситься по утру, поэтому оставляет макаку в покое, продолжая крутиться около плиты. В этом сожительстве у всех были своих роли, которые две обезьяны исполняли абсолютно серьёзно. Например, Укун всегда занимался едой, не позволяя даже приблизиться к рабочему пространству в собственной кухне никогда и никому. Конечно, они часто заказывали лапшу навынос, но Макак понимает, что это потому, что Пигси готовит и МК доставляет её – кроме «Лапши Пигси» рыжий так-то доставок не знает. Михоу же, в свою очередь, поддерживал чистоту дома. Не то чтобы это особо важно, особенно учитывая, какой Укун хаотичный, но им обоим так-то бардак не нравится, просто каменная обезьяна не замечает, что бардак зачинает, а мастеру теней не то чтобы сложно прибраться. Стирка попеременно лежит на них обоих, у них даже есть расписание, которое Царь обновляет всегда – и не поймёшь даже, как кто-то, вроде Укуна, может следить за чем-то настолько неважным, как галочка на бумажке в ванной, но обезьяна исправно следит, чтобы все списки в их доме содержали лишь актуальную информацию. Немного странно с этого всего, такого… домашнего. Они и раньше жили на Хуагошань вместе, не в одном доме, правда, но всё равно. Макак не особо понимает, что именно изменилось, но не то чтобы он против. Он смаргивает сон, когда слышит глухой стук тарелки, поставленной на стол. - Это что? – спрашивает, удивлённо осматривая… выпечку? С ядрёно-жёлтыми кремовыми шапками. - Капкейки! – Укун отвечает, довольный. – Заграничная штука, называются так из-за формы. В языке других мест слово «кап» означает «кружка/стакан», а слово «кейк» означает торт! То есть капкейк – это «торт-кружка». Видишь? Он по форме, как кружка, но сам по себе - съедобная выпечка! Я крем, кстати, манговый для них специально сделал! - «Сделал»? А, так вот что за сладкий запах вызывал тошноту. Укун оскорблённо хмурится. - Не хочешь – не заставляю, я для себя их пёк, - фырчит, и Макак смеётся. Вообще, они пищу, нуждающуюся в готовке, употребляют редко - обезьяны, что с них взять. Но иногда, потому что они не просто обезьяны, а ещё и демоны, баловали себя. Той же лапшой или вот такими штучками, Укун вообще сладости любил до жути, Люэр искренне не понимал, как он в принципе мог поглощать чуть ли не кубометры сахара, даже не кривясь в лице. - И потому сделал манговыми, а не персиковыми? – усмехается чёрный примат. - Заткнись, - недовольно бурчит рыжий, отворачиваясь. Укун нейтрально относился к манго, этот тропический фрукт никогда бы не был его первым выбором, особенно если персики были в списке. Но манго были любимым фруктом Макака, и почему-то примат не может думать, что Мудрец абсолютно случайно выбрал именно манго для крема, когда у него был выбор из самых разнообразных продуктов. Как же тяжело Укуна ненавидеть, когда он так очарователен. Электрический чайник щёлкает кнопкой. Каменная обезьяна отвлекается мгновенно, возвращаясь к плите и доставая из шкафчика сверху турку - опять ушла от разговора. Макак усмехается с этого, но вслух ничего не говорит, потому что это уже привычная реакция, Царь делал так всегда, когда не хотел слышать тему поднятой. Просто в прошлом Люэр считал это признаком его эго и нежеланием опускаться на уровень простых людей, а сейчас он знает, что эту реакцию Укун сам не контролирует в принципе из-за своего хрупкого психологического состояния. - Помочь? – зевает. - Сиди уже, - фырчит Царь, отвлекаясь на окно в кухне, где молодняк ворчит что-то, выпрашивая сушёных фруктов – рыжий их сам сушит специально для малышей. Как Царь умудряется уделять время абсолютно каждому жителю, стоит тем попросить, для Макака совсем не понятно, но не то чтобы он пытается это понимать, просто принимает как данное. Он улыбается, наблюдая за тем, как Укун радостно раздаёт малышам вкусности, каждый раз смешно качая пальчиком и наказывая не драться за них, иначе в следующий раз никаких раздач не будет. (Он лжёт, и эта ложь наглая донельзя, но распознать даже её обезьяны не могут, а потому верят.) Зевая, Макак поднимается из-за стола – когда он, право слово, слушал Царя Обезьян? - и, виртуозно игнорируя недовольный взгляд от рыжего, лениво плетётся к плите и готовит турку к работе, чутка прогревая её на конфорке. Со стороны пододвигают деревянную коробочку с молотым кофе, и Люэр только кивает в ответ, не считая нужным даже обратить внимание на Мудреца, который рядом заваривает себе фруктовый чай. Судя по запаху, ягодный в этот раз. Чутка поджаривая кофе в турке, Макак после заливает его водой, сонно наблюдая за тем, как чёрная жижа начинает постепенно пениться, где-то на задворках осознавая, что фильтр с водой возвращается на место по мановению чужой, рыжей руки. Эта же рыжая рука подаёт извечную персиковую палочку, и Макак принимает её привычно легко, помешивая запенившийся кофе. Плита выключается привычным движением, и Макак, снимая турку с конфорки, оборачивается к столу, где уже стоит его любимая кружка и корзинка рисовых крекеров – любимых Укуном почти в такой же степени, как и персиковые чипсы. - Как ты по утрам с шилом в жопе живёшь – непонятно, - вздыхает Люэр, проходя к стулу и заливая кофе в кружку. - Как ты просыпаешься, при этом оставаясь дохлым, мне неведомо тоже, - парирует Укун бодро. Упрёков ни в одной из этих фраз нет – и взяться им неоткуда. Турка возвращается на плиту, и Макак садится за стол. Укун уже сидит напротив. Мастер теней пристально смотрит за неловкими движениями Царя, которые он пытается скрыть за гордыми и важными словами о чём-то – МК, похоже, снова попал на ТВ? Тан начал писать «Новое Путешествие», что бы это ни значило, и Пигси создал новое меню в своей забегаловке для демонов, что не едят приготовленной пищи, произведя большой фурор, - но это мало интересовало чёрного примата. Очевидно было, чего Укун хотел. Люэр вздыхает, сдаваясь – ему надо делать с этим что-то, почему он не может стоять на своём в отношении Царя?.. – и тянется к ядрёному пирожному, заставляя Мудреца мгновенно замереть, уставившись на действо. После, конечно, он нервно откашливается и продолжает говорить ни о чём конкретном, нервно поглядывая в сторону макаки. Боги, ему тысячи лет, а ведёт себя как Бай Хэ, когда та пыталась подарить им самодельные печенья. Откусывая, Макак удивлённо моргает. - Я тесто сладким не делал, - объясняет Укун, видя реакцию. – Вся сладость в шапке манговой. Я же знаю, что ты сладкого не любишь. - Охо? – лукаво тянет Люэр, склоняя голову набок. Судя по резко схмурившему брови Царю, выражение у Тени было явно издевательское. Впрочем, именно с этим подтекстом Макак и говорил. – Ты же сказал, что пёк это для себя? Укун давится рисовым крекером, кашляя резко и громко. - Конечно для себя! – оправдывается в панике, глаза бегают по комнате, лишь бы не встречаться с сиренью взгляда Михоу. - Но учитывал мои вкусы? Отвечать Мудрецу, похоже, нечем, поэтому он неожиданно кидает макаке в лицо полусъеденный рисовый крекер, с кружкой в руках поднимается на ноги и резко удаляется через открытое окно кухни, тем самым тревожа лакомившихся сухими фруктами обезьян снаружи. Макак искренне смеётся в голос. Великий Мудрец, Равный Небу. Прекрасный Царь Обезьян, когда-то пилигрим Сунь Укун, первый ученик самого Танского монаха. Неспособный справиться со смущением идиот. - Макак! – неожиданно рыжая морда показывается в окне, заставляя Люэра удивлённо моргнуть. – Доброе утро! Укун говорит злобно, надрывно, и теперь уже точно слышно, как он уносится прочь из пещеры, проклиная Макака за его «глупые мозги» и «глупую внимательность». Михоу сидит в тишине пару мгновений, после чего расплывается в мягкой улыбке, снова откусывая странную выпечку. Что ж, похоже уборка после завтрака сегодня на нём. Утро, как и каждое до этого, действительно можно смело считать добрым.