Предопределение

***

— Когда ты последний раз спал? — это их первый общий завтрак за последнюю неделю и Юнги чувствует себя неловко рядом с другом даже находясь в кафетерии больницы, а не наедине. Чимин хмурый, не выспавшийся и будто бы отделившийся. Не только от Юнги, но и от всего мира. — Нормально спал, а не на диване в комнате отдыха. — Мне хватает и этого, — омега напротив клацает что-то на телефоне, не смотря на друга и еду перед ним. Юнги кажется, будто они поменялись ролями, и теперь он находит тысячу причин переживать за омегу, а не наоборот. Хотя, возможно, Юнги и сам отдалился от Чимина. Или просто раньше его не волновало ничего, и только сейчас он начал замечать поведение и настроение людей окружающих его. — Я просто переживаю за тебя — хмыкает парень. — На прошлой неделе и вчера тебя не было дома всю ночь. — Мне запрещено гулять? — парень спрятавший телефон устало размазывает рис по своей тарелке наблюдая за тем как крупинки разминаются под давлением ложки превращаясь в месиво. — Или строить личную жизнь? — Нет. — Ну вот и славно, — Пак отставляет тарелку подальше от себя и переводит взгляд на Юнги. — Я был в баре, в том что недалеко отсюда. Хотел отдохнуть и развеяться. — И как, удалось отдохнуть? Чимин закатывает глаза и поджимает губы. А Юнги продолжает рассматривать его будто посеревшее лицо и удивляться, неужели еще пару лет назад они выглядели так всегда? Уставшие, сонные, с небольшим похмельем после пьянок в университете. Они учились усердно, не пропуская ни одной пары, а после учебы, после дополнительных занятий и посещением библиотек и практик, находили время на то, чтобы завалится в бар или к кому-нибудь в гости. Они считали отдыхом шумную тусовку с толпой пьяных друзей и знакомых. Может быть Юнги тоже стоило вспомнить студенческие годы и отдохнуть так, как любил раньше? Или это не помогло бы ему?. — Ты знаешь, что я не об этом. Мне просто нужна была небольшая передышка от всего. Я чувствовал себя так, будто еще немного и я перестану справляться. Юнги думает о том, что ему возможно тоже нужна передышка. Ведь он уже точно не справляется. Или ребенок, то маленькое пятнышко на снимке, и есть его передышка? Тот самый отдых, от всех переполняющих его эмоций. Он вспоминает как утром, перед работой, сидел в пустой квартире Чимина, на еще не застеленной и разворошенной сном кровати, в залитой солнечными лучами комнате и захлебывался слезами. Впервые не от горя или боли. Возможно немного от страха за будущее, но точно не печальными слезами. Юнги проводил пальчиками по очертаниям маленького пятнышка на снимке и улыбался. Пятнышко, что растет и развивается внутри него, казалось и, до сих пор кажется ему, самым красивым в этом мире и, он уверен, что этот малыш будет самым красивым человечком, из всех что когда-то встречались или повстречаются Юнги. Он вытирал льющиеся без остановки слезы и шмыгал носом, продолжая улыбаться. Это утро и было его передышкой? Или оно означало начало его новой жизни, тесно связанной с той, что внутри него. Целую неделю, после того как получил снимок, Юнги запрещал себе плакать, запрещал подолгу смотреть на черно-белую картинку и запрещал себе думать, о чем-либо, кроме работы. Он взял несколько дополнительных часов, загружая свой день и стараясь как можно меньше времени оставаться наедине с собой. Чтобы сегодня утром расплакаться впервые от счастья. Или может быть в последний раз плача от горя? — Ладно, — вскакивает Чимин глядя за спину Юнги. Юнги замечает как дрожат его руки, пока он сжимает поднос. — Мне пора на обход, — он отводит взгляд в сторону, и неловко переминается с ноги на ногу, а после уходит, так быстро, как только позволяют правила приличия. Юнги удивленно смотрит ему в след, а после оборачивается назад и недовольно стонет. Он должен был догадаться, почему Чимин так резко сбежал, учитывая то, что он был на обходе перед обедом. — Ты не думал, что я могу хотеть побыть сам? — Юнги, ты не можешь злится на меня вечно и избегать личных встреч. — Намджун отодвигает стул рядом с омегой и присаживается за стол в кафетерии больницы. Он не виделся с братом с момента их ссоры в кофейне, о которой он уже не раз пожалел, И был благодарен, что Юнги хотя бы отвечает на его сообщения. Даже спрашивает в ответ, как прошли его полеты. Намджун знает, что Юнги продолжает так долго злится на него только из-за характера. И на самом деле не считает, что им лучше прекратить общение. Но мысли о том, что его младший брат, человек, которого он оберегал и защищал всю свою сознательную жизнь, зол на него и, возможно, когда-то, может действительно перестать с ним общаться и поддерживать связь, его пугает. Он не хочет этого. Единственное, чего он хочет — чтобы Юнги стало легче. Чтобы тот маленький омега, что прятался в его объятиях вновь ожил в этом парне. — Как ты узнал, что я сегодня работаю? — продолжая размазывать крем снятый с торта по тарелке спрашивает омега. — Чимин сказал мне. — Предатель, — фыркает парень и отставляет тарелку. — Я наелся. Он поднимается со стула, думая, о том чтобы уйти. Ведь ни торт, ни брат ему сейчас были не интересны, но чувствует руку брата вокруг своего запястья. — Стой. Юнги, ты не можешь так поступать со мною. — Я не хочу вновь выслушивать нотации о том, как мне жить мою жизнь, — Юнги оборачивается, вырывая свою руку из хватки брата и зло смотрит на него. Гормоны последнее время обостряют все его чувства, заставляя его эмоции взрываться внутри него еще быстрее и масштабнее. — Не хочу больше слушать, что мне делать, как жить с моей болью и как проживать свои эмоции. — Прости, — Намджун поднимается со своего места, тянет на себя не сопротивляющегося омегу и прижимает его к себе, скрывая в своих объятиях. — Прости, что повел себя так. Прости, что заставил тебя чувствовать себя еще хуже, — Намджун поглаживает волосы брата, стоя в одном из уголков их большого кафетерия и не обращает внимания на редкие взгляды сотрудников и посетителей клиники. — Знаешь, когда ты был маленький, все было легче. Твои проблемы были не такие сложные и большинство из них я мог решить. Побить альф, что тебя обижали, — он слышит тихий смешок омеги, заглушаемый в его одежде. — Купить тебе новые кроссовки, чтобы папа не заметил, что ты спалил свои старые. Или сводить тебя на концерт любимой группы, а там посадить на плечи, чтобы тебе было лучше видно, — он много думал об этом. О том, как ему сложно принять, что маленький брат уже вырос. Намджуну было сложно и раньше, ведь забота о брате и о решении его проблем легла на плечи другого мужчины, альфы который стал его мужем. Но он привык к этому. Смирился. А сейчас, когда он вновь ощущаю себя ответственным за Юнги, ему тяжело. Он не знает чем помочь. — Я не знаю, что делать, — шепчет альфа. — Не знаю с кем сейчас бороться. Твои проблемы, твои страхи, твои чувства. Все это сейчас намного сложнее и страшнее, чем было раньше. И я ощущаю свою беспомощность. Мне страшно, осознавать, что я ничем не могу тебе помочь. Юнги думает, что и сам ощущает свою беспомощность. Он каждый день поднимает себя с кровати, уговаривая себя тем, что так нужно. Старается доказать самому себе, перечисляя все возможные факты, почему он должен это сделать. Он ест, когда вспоминает, что не ел уже долгое время, и даже ездит к Джину, специально, чтобы хоть иногда у него был стопроцентный предлог поесть. Всю прошлую неделю он носил снимок у себя в кармане. Проводил пальцами по краям и старался не думать о нем. Каждый раз, в те минуты, когда ему казалось, что еще секунда и он задохнется, грудь словно сдавливали невидимые тиски, а истерика казалось накроет его с головой, он совал руку в карман своего белого халата или своей толстовки, что так любил носить дома вместо пижамы, и нащупывал эту маленькую, первую, фотографию сына. И ему становилось легче. Шершавые края успокаивали, и даже то, что он старался не смотреть на него, все равно помогало бороться ему с теми ужасными мыслями, что окружают его уже столько недель. — Я пытаюсь, — хрипло шепчет Юнги, — честно, пытаюсь жить. Изо дня в день, я изображаю видимость жизни. Но у меня не получается, понимаешь, Намджун, у меня ничего не получается. — Намджун прижимает к себе омегу, замечая, как тот дрожит. — И ты не имеешь права осуждать мои попытки. Ты не имеешь права говорить мне, что и когда я должен делать или чувствовать. — Прости. — Единственное, чем ты можешь мне помочь — не лезть в мою голову и не решать, за меня, как мне справляться с болью. — Юнги, — альфа не сильно сжимает плечи младшего брата и чуть отстраняет его от себя, заглядывая в темные глаза. — Просто прекрати думать, что ответственен за мою жизнь. Юнги подавляет желание прижать ладошку к животу под объемной формой, давит в себе желание почувствовать ребенка внутри, хоть он еще и не двигается. Живот еще совсем плоский, и едва заметный, даже когда он голый. Но врач сказал, что все в порядке, еще можно не переживать. И Юнги не переживает. Или переживает. Он до сих пор не может определиться волнует ли его то, что он сбрасывает, а не набирает. Или это не так уж и важно. Каждый раз, когда в его голове появляются мысли о ребенке, он старается подавить их. Убрать из своего сознания. Спрятать глубоко и надолго. Не потому, что не хочет этого малыша, нет. Наоборот, этот ребенок, единственная причина, по которой он пытается вновь начать жить, а не существовать. Причина, по которой пьет много витаминов, перестал употреблять кофе и даже согласился сходить на йогу вместе с Тэхеном, который почему-то даже не спросил, о резком желании Юнги заняться спортом. Снимок, который он так бережно хранит, стал причиной, по которой Юнги запрещает себе плакать переслушивая голосовое сообщение мужа. Юнги вообще запретил себе слушать его. Но, также, Юнги запрещает себе думать о том, что внутри него растет малыш. Его пугает этот факт. Пугает, то, что он совершенно не готов. Ни морально, ни физически. И, если физически он еще может сделать хоть что-то. То морально… Тут, ему кажется, он бессилен. — Юнги… — Просто будь тем, кто поддерживает меня. — Хорошо, — мужчина прижимает его к себе и уткнувшись в его макушку гладит по волосам.

***

— Чимин, что ты делаешь? Омега вздрагивает и поднимается на ноги, перестав выглядывать из-за огромного горшка с цветком. Донхен удивленно смотрит на него снизу вверх не спеша поднимается в след за ординатором. — Я…— неуверенно начинает он, — Мне… Агр, забудь, — отмахиваясь от парня Чимин разворачивается в сторону выхода из кафетерия и спешит уйти. Он не хотел подглядывать или подслушивать. Просто так вышло. Он увидел Намджуна впервые спустя чуть больше чем неделю. Тот был слишком занят полетами, а Чимин делал все, чтобы альфа не успевал перехватить его по пути домой. Он задерживался на работе, брал дополнительные смены, уходил с коллегами через задний ход больницы, через который можно было быстрее дойди до того самого бара, где он напивался и отрывался так будто завтра выходной. Он сам избегал его и старался игнорировать все сообщения, если они не касались Юнги. Теперь сам же сбежал, дав братьям наконец-то помириться. И в итоге, сидел и прятался за огромным цветком, чтобы взглянуть на альфу. Потому что скучал? Или чтобы убедится, что у них с Юнги все хорошо? Чимин не смог бы ответить, зачем он это делал. Он чувствовал себя глупым подростком, который придумал себе проблему, только для того, чтобы было о чем пострадать. Он задумывался над тем, почему ему так сильно нравится этот альфа. А потом думал о том, что же в нем его пугает. И не мог дать себе ответы на эти вопросы. Он просто привык к Намджуну и так же привык отвергать его. Даже несмотря на то, что Джун игнорировал его дольше, чем Чимин альфу. — Чимин, ты что, подглядывал за тем красавчиком с парковки? — Донхен догоняет его уже на входе в корпус хирургии, и Чимин замечает у него в руках пластиковый стакан с айс-латте. Он морщиться, думая о мерзком послевкусии молока после даже одного глотка этого напитка. Альфа взбалтывает кофе трубочкой, мельком поглядывает на него, а после небольшой паузы произносит: — Он обнимался с доктором Мином, это плохо? — Он его брат. — Ох, ну хорошо, а то я вдруг подумал, что разобью тебе сердце этим фактом, — он прижимает руку к груди, облегченно выдыхая и продолжает идти за Чимином. — Мне кажется, ты начинаешь забывать, что я твой начальник. — Я не на смене еще три минуты, так что сейчас ты мой друг, — довольно улыбается парень обхватывая трубочку губами. Чимин бросает на него взгляд и только сейчас замечает, что парень одет в джинсы и обтягивающую его тело кофту. Он оценивающе проходится взглядом по массивным, накачанным бедрам парня, по выделяющимся мышцам рук и задумывается о том, когда же этот ребенок успевает ходить в зал. Последнее время у стажеров очень мало выходных, так же как и у врачей. А до этого, Донхен день и ночь сидел в библиотеке, в течение нескольких лет, пытаясь сдать все те горы экзаменов. Чимин поражается этому. У него самого едва ли хватало времени на сон в университетские дни. С теми вечными подработками. Тусовками в общежитии, от которых нельзя отмахнутся, ведь они проходят на каждом этаже. Учебой, само собой. У Чимина не было времени даже встретится с братом. А Донхен, похоже, из зала не вылезал. Да еще и университет закончил с отличием. Золото, а не ребенок. — Что ж, — омега достает телефон из кармана халата и взглянув на время ухмыляется, — значит, если в течении уже двух минут, ты не переоденешься в свою рабочую форму, я могу отчитать тебя за опоздание и отправить в приемный покой, разбираться с детским садиком, что пришли к нам на экскурсию, да? Альфа хмурит брови, дует губы и даже морщит нос, заставляя Чимина улыбнуться, от такого вида. — Вот всегда Вы так, доктор Пак, — обиженно бурчит Донхен. — Только я расслаблюсь и подумаю, что могу с Вами пошутить, как Вы тут же включаете моего начальника внутри милого и хорошего парня. Которого я между прочим считаю одним из лучших докторов нашей больницы. — Он отступает в сторону раздевалок для персонала, продолжая с обидой в глазах смотреть на парня. — Не подлизывайся, — усмехается он. — Тебе это не поможет. Осталась одна минута. — вновь посмотрев на время говорит Пак. Альфа поджимает губы, а после, на секунду задумавшись показывает омеге язык, сорвавшись на бег. Чимин улыбается, думая, о том, что без этого парня он бы давно сошел с ума в этой больнице. Донхен работает тут всего два месяца, стал первым за все время подопечным Чимина. У него в подчинении пока лишь двое стажеров: Донхен и Удже, трудолюбивый, но очень молчаливый и странный омега. Пугающе странный. Чимин не часто брал его на свои операции, ведь у Удже и так было много практики с другими хирургами, но в те пару раз, что он ассистировал, Пак побаивался его. Чимин даже подозревает, что скорее всего парнишка скоро переведется в морг. Уж больно сильно ему нравилось изучать органы человека лежащего на столе без сознания. Вот и вышло, что Донхен, который к тому же ездит с ним вместе на метро, стал Чимину чуть ближе, чем другие стажеры. Да и парень он оказался не плохой. Даже со своими шутками. Чимин отворачивается от бегущего уже в конце коридора парня и думает о том, что возможно сегодня он должен выспаться, а не зависать в баре. После того раза, на прошлой неделе, когда Сувон пригласил его в бар, он действительно решил, что это будет неплохое время провождение. Особенно, когда узнал, что большая часть сотрудников больницы регулярно тусуется в баре, открывшемся полгода назад. Утром того дня он взял с собой небольшую косметичку, с вкусно пахнущим шампунем, духами, консилером и даже коричневым карандашом для глаз. Он также положил в сумку чистую черную футболку, что подошла бы под его повседневные черные джинсы, в которых он ездил на работу. И перед самым выходом, уже опаздывая на свой поезд метро, он вернулся в квартиру и не снимая обувь добежал до шкатулки с украшениями, закинув в сумку пару колец и браслетов. С дня смерти Мингю изменилась жизнь не только у его мужа. Каждый, из тех кто был близок с семьей Мин, почувствовал эти изменения. И пусть Чимин не молодой беременный вдовец, и его изменения не на все сто процентов причастны к этой смерти, он тоже чувствует себя ужасно. Мингю был частью его привычной жизни. Он был знаком с ним, пару раз ужинал у них дома. Но самое главное Чимин был другом Юнги. Он все еще друг Юнги. И он переживает за него каждый день их жизни. Он видит как друг проживает очередной тяжелый для него день, наблюдает за его попытками спрятать следы своих слез. И осознает насколько это тяжело. Быть поддерживающим и понимающим другом для Мина. Он не жалуется, он любит Юнги и готов быть с ним в любое время, когда это потребуется. Но ему нужна передышка. Ему нужны были эти ночи в баре. Ночи, когда он мог забыться. Это помогло. Сейчас он чувствует себя лучше. Даже несмотря на небольшое похмелье, что пройдет после капельницы, на которую он собирается пойти прямо сейчас. Он бегло осматривает коридор, проверяя нет ли поблизости заведующего отделением и быстро заходит в пустующий процедурный кабинет. В комнате с приглушенным светом и закрытыми плотной шторой окнами стоят множество шкафов с препаратами и оснащением для капельниц. Он осматривает заваленный бумагами стол и закатывает глаза. Медбратья иногда бывают такие неряшливые. Взяв из шкафа нужные ему ампулы глюкозы, магнезии и калия хлорида, он подготавливает капельницу, а после, закрыв шторой кровать стоящую в углу комнаты закатывает рукава. Последние пару лет он редко ставил капельницы, но все же не разучился это делать. Еще вчера, перед тем как пойти в бар, он договорился с омегой медбратом, дежурящим в ночную, чтобы тот отложил ему все на капельницу от похмелья. И тот согласился, правда поставить эту самую капельницу он отказался, сказав, что боится быть пойманным. Их заведующему конечно все равно на такие вещи как поднятие здоровья сотрудников, но не тогда, когда это капельница от похмелья. По головке за такое он не погладит. А может даже лишить премии. Поэтому, все кто иногда и пользовался привилегиями работы в больнице, делали это тихо и незаметно. Он закрепляет иглу на сгибе руки и устало откидывается на кровать, решая вздремнуть до конца процедуры. — Чимин, — Пак задерживает дыхание, благодаря самого себя, за то, что не дернулся услышав скрип двери, а после и голос Юнги. — Чимин, я знаю, что ты тут. На полу стоят твои кроксы. Он измученно стонет и дает себе мысленный подзатыльник. Додуматься оставить выделяющую его среди других обувь было ошибкой. Но и снять маленькие джибитсы украшающие его кроксы он не мог. А вот поднять обувь на кровать он точно мог бы. Если бы подумал об этом. — Это не я, — делает последнюю попытку он. Он слышит тихие шаги, и звук открывающейся шторки и только после этого открывает глаза смотря на омегу. — Нас пригласили на ужин. Сегодня вечером. — Сокджин приготовит равиоли с кимчи? — восклицает он. — Сокджина не будет на ужине, — Чимин хмурится, пытаясь понять, кто же тогда их пригласил, а после недовольно закатывает глаза. — Я занят. — Ты свободен, я смотрел твой график. — Плохо смотрел, — бурчит он вновь закрывая глаза. — Он поменялся пару секунд назад. — Чимин, прекрати. Вся больница шепчется о том, как ты подглядывал за Намджуном в кафетерии. — Донхен, — вскакивает он, — маленький засранец. — Не трогай мальчишку, он не при чем. Тебя видели все, кто заходили в помещение. — Юнги касается его плеча, укладывая его обратно на подушки и внимательно осматривает капельницу, проверяя, насколько хорошо проходит жидкость. — Вечером. В восемь. За нами заедет Намджун. Друг встает с его постели, еще раз осматривает капельницу и Чимина, а после, закрыв Чимина шторой, выходит из кабинета.

***

Он старательно пытался игнорировать факт тошноты. Его мутило еще с того самого момента, как он выбрал торт на завтрак с Чимином, вместо привычного и такого любимого супа с водорослями. Сейчас Юнги вообще не понимал, с чего вдруг, он вышел из отдела с едой и направился к витрине десертов. Почему вдруг взял самый большой кусок шоколадного, бисквитного торта. Но утром, ему так хотелось шоколада, с шоколадом, покрытым шоколадной глазурью и с маленькой хрустящей шоколадной крошкой. А когда он съел первую ложку, то осознал, что торт совершенно не такой на вкус, как ему хотелось бы. Он размазывал крем по тарелке, разламывал мягкие и сочные бисквитные коржи превращая их в кашу, такую же размазанную как рис на тарелке друга. Юнги отводит иглодержатель от человека, лежащего на столе в операционной, и прикрывает глаза. На пару мгновений, восстанавливая дыхание, пытаясь собраться с силами. Он делает глубокий вдох, позволяя резкому медикаментозному воздуху успокоить его рецепторы и возвращается к швам на теле мужчины. Может позволить Донхену самому зашить? Эта часть операции несложная. Стажерам часто позволяют сделать это под присмотром хирурга или медбратьев. Может, если он выйдет сейчас, то сможет добежать до туалета. Или может его перестанет мутить от сладкого запаха крови. Он не чувствует природные запахи людей уже долгие недели. Точнее чувствует. Но распознать не может. Вот например этот мужчина, под его руками, пахнет точно так же, как и его кровь. Усиливая приступ тошноты. — Донхен, не хочешь, закончить? — Вам плохо, доктор Мин? — поднимает взгляд со стола альфа. — С чего ты взял? — стараясь не нервничать Юнги поднимает показательно любопытный взгляд слегка наклонив голову. — Или ты боишься оставаться сам? Если ты не хочешь, то так и скажи. Я больше не буду брать тебя на операции. — Нет, я закончу. Альфа вспыхивает, переживая за свою карьеру и протягивает руки, прося иглу из рук хирурга. Юнги лишь усмехается на реакцию мальчишки. Пару лет назад, в начале своей стажировки, он был точно таким же переживательным, желающим быть на операции даже в качестве наблюдателя, но волнующимся, о том, что ему может не выпасть участь по-настоящему поработать в операционной. — Вот так бы сразу, — хмыкает он и передает инструменты альфе. — Усок, следи за ним, — он прищуривается, направляя указательный палец на своего подопечного. — Ты за старшего. Дождавшись кивка от стажеров и кивнув, посмеивающемуся с серьезных лиц младших ребят, медбрату, Юнги выходит из операционной. Он чувствует, что еще секунда в этом тошнотворном облаке металлического запаха и его стошнит прямо на вывернутые из живота внутренности пациента. Он тщательно вымывает руки, снимает с себя защитные халат и перчатки и бросив последний взгляд на старательно зашивающих мужчину стажеров выходит из предоперационной комнатки. Возможно Тэхен и духовные наставники, которые работают с ним в одной студии, правы. Самовнушение, или как они это называют — самопрограмированние, все же очень сильная сторона сознания. Иначе как объяснить так резко появившийся токсикоз. По всем стандартам, к этой неделе он должен был заканчиваться, а не только-только начинаться. Омега добегает до туалета, старательно делая вид, что не замечает удивленных взглядов коллег, и долго сидит, склонившись над унитазом. Тут пахнет намного лучше, чем в операционной. Тут слышится лишь запах химии и дезинфекторов. Запах стерильности. От этого не то чтобы становится легче, но не так плохо, как было. Он устало прикрывает глаза и пытается нашарить рукой карман своего рабочего халата. Один раз промахиваясь. Второй. Третий. И лишь на четвертый открывая глаза. Смотрит вниз, осматривая свою синюю форму и устало вздыхает. Хочется просто оказаться сейчас где-нибудь не тут. Не в этом месте. Не в этом времени. Не в этом дне. И возможно даже не в этой вселенной. Юнги облокачивается головой о кафельную стену в уборной для персонала и думает о том, что омегам с альфами везет намного больше. Их токсикоз и перепады настроения проявляются реже. И хоть он совсем недавно стал чувствительным к запахам и вкусам, ему уже хочется плакать от всех этих изменений. И он не уверен, гормоны ли это или его вредный характер. Рука неосознанно забирается под легкую ткань формы и ложится на нежную кожу живота. Он задумывается о том, как тепло и приятно чужая широкая ладонь касалась бы его живота. — Наверное ты очень сильно хочешь почувствовать тепло отца, да, пятнышко? Юнги тоже очень сильно хочет почувствовать тепло чужого тела своей кожей. Ощутить щекотящее дыхание на своей шее и откинуться на широкую грудь. Он устал справляться со всем сам. Устал от обыденных и привычных дел. Он устал просыпаться по утрам, устал готовить себе завтра, устал думать о том, что нужно сделать и что бы одеть. Он устал от каждой секунды своего дня. А еще больше он устал от мыслей, что не дают ему двигаться дальше, даже ради ребенка. И хоть он думает об этом лишь последние пару дней, мысли о том, что он не готов к такой ответственности, не справляется даже с такими маленькими неприятностями, затягивают его в круговорот самобичевания и сомнений. Правильно ли он сделал, не обдумав вариант прерывания беременности? Правильно ли его решение двигаться дальше, жить ради малыша? Или может ему стоило прекратить все? Раз и навсегда. Юнги чувствует как нервный ком подкатывает к горлу и склоняется над унитазом. Его тошнит от этих размышлений. И, если честно, он рад, что мысли об аборте вызывают в нем такие чувства. Адекватная, как он сам ее называет, часть его сознания, явно охуевает, от вихря эмоций и предложений в его голове. — Доктор Мин, — Юнги вздрагивает от голоса Донхена за дверью и сплевывает вязкую, противную по вкусу слюну. — Я принес Ваш халат. Вы забыли его на вешалке возле операционной. — Оставь его на ручке двери, — кричит он. Открывать дверь не хочется. Даже будь там Чимин, Юнги бы все равно не открыл. — Доктор Мин, с Вами все в порядке? — омега слышит взволнованный голос альфы чуть ближе, будто бы он прислонился к двери. — Давайте я принесу Вам что-то от отравления, или может схожу в процедурный и выбью Вам место на промывание желудка. Насколько сильно Вам плохо? Юнги закатывает глаза, понимая, что выйти все же придется. Иначе неугомонный стажер поднимет на уши всех в больнице. И не факт, что Чимин успеет его остановить. Он поднимается с холодного кафеля, смывает за собой и даже полощет рот проточной водой из-под крана. — Со мною все в порядке, Донхен. — отражение в зеркале думает иначе. Юнги усмехается ему, тому самому парню, что утром пытался отчитывать друга, за поганый внешний вид. Тому парню, что выглядит явно хуже чем Чимин. Странно, что только Донхен задает вопросы. Или все уже давно привыкли и не обращают внимания? Он бросает последний взгляд на посеревшее лицо со впалыми щеками и открывает дверь уборной. — Доктор М… — Донхен обрывается на полу слове и вскрикивает от испуга и легкого удара дверью по лицу. Донхен действительно прислонялся к двери вслушиваясь в звуки за ней. — Спасибо. Что позаботился о моей одежде. Юнги выдергивает у него из рук белую ткань и не смотря на парня уходит в сторону ординаторской. Туда этому любопытному парню запрещено заходить без сопровождающего, а значит, Юнги может избавиться от его присутствия и надеяться, что парень забудет о нем. — Доктор Мин, Вам точно не нужно лечение или помощь? — Нет, спасибо. — Но… — Чхве Донхен, тебе заняться больше нечем, кроме как доставать людей? — возмущается Юнги. — Есть, просто я не могу спокойно наблюдать за тем, как окружающим становится плохо, — бурчит надувшись альфа. — Я не за этим пришел в медицину. — Ну вот тогда иди и занимайся реальной помощью, действительно нуждающимся в этом людям, — останавливаясь возле двери в ординаторскую говорит Юнги. — Проверь нашего вчерашнего пациента с грыжей. А потом попроси еще парочку заданий у своего курирующего ординатора. — Хорошо, доктор Мин, — обиженно произносит парень и разворачивается в сторону палат пациентов. — Чем только занимается Чимин, раз его стажеры бездельничают и пристают к другим докторам, — закатывает глаза омега и не дожидаясь возмущений от юного защитника своего куратора прячется за дверью кабинета.

***

— Скажи честно, ты фетишист и твоя влажная фантазия — прятаться по углам от семьи Мин? Чимин вскрикивает поднимая голову вверх. Он сидел тут, между шкафом и письменным столом, прямо под стойкой регистрации, уже десять минут. И Донхен был первым кто нашел его. Возможно потому, что ноги Чимина затекли и ему невыносимо хотелось распрямить их, он ерзал по полу создавая едва слышный шум. Донхен улыбается глядя на него. Он лежит грудью на серой столешнице, перевалившись через нее и скорее всего едва достает носочками до пола, даже не смотря на высокий рост. Чимин невольно сравнил его с Намджуном. Донхен выше. — Намджун — Ким. Мин фамилия мужа Юнги, — отрешенно отвечает Чимин. Он все еще сосредоточен на выискивании друга в толпе бродящих докторов. Утром Чимин был таким уставшим, что так и не придумал хорошую отмазку от сегодняшнего ужина. Поэтому теперь, когда до конца смены оставались считанные минуты, он бегал от друга по всей больнице, надеясь, что тот устанет и уйдет без него. — Что?! — вскрикивает альфа. — Доктор Мин замужем? Чимин переводит удивленный взгляд на парня. — Ты вообще за жизнью больницы не следишь? Все сплетники уже давно обсудили эту тему вдоль и поперек. — Ну, — отводя взгляд тянет парень, — я не особо слежу за сплетнями, да и личная жизнь доктора Мина меня не совсем интересует. — Ты пришел на стажировку через две недели после смерти его мужа. Альфа растерянно затихает. Они молчат еще некоторое время, прежде чем в коридоре слышится голос Юнги, а телефон в кармане Чимина в очередной раз вибрирует от входящего вызова. Чимин не видит друга, а выглядывать из своего укрытия было бы слишком рискованно, поэтому, он лишь смотрит на альфу с мольбой в глаза. Надеясь, что он и без слов поймет его просьбу. — Донхен, ты точно не видел Чимина? — слышит он совсем рядом. Голос друга звучит над ним, прямо за деревянной стенкой стойки. Он задерживает дыхание, стараясь не выдать себя и даже зажмуривается. Так как делал в детстве, когда думал, что если он ничего не видит, то и дедуля не заметил его. Даже на самом видном месте. — Нет, простите, — врет Донхен. — Если увидишь, скажи, что я его ищу. — Хорошо, — Чимин открывает глаза, слыша затихающие шаги друга и выдыхает. — Попался! — выкрикивает Мин и пугает Чимина своим появлением прямо перед глазами. Он подрывается на ноги, больно ударившись головой об дно столешницы. — Черт, — стонет омега потирая ушибленный участок. — Ты невыносим, Пак Чимин, — поднимаясь на ноги говорит Юнги. — Я искал тебя полчаса, по всей больнице. — Я прятался от тебя полчаса по всей больнице, — бурчит он. — Мы договорились, что идем ужинать. Ты совсем не держишь своих обещаний. — Я ничего не обещал, — нахмурившись отвечает Чимин. — Ты поставил меня перед фактом. Не обращая внимания на мои протесты. — И я собираюсь следить за тобой, в плоть до момента, пока ты не сядешь в машину Джуна. — Я не сяду в машину к Джуну. — Сядешь. — Нет. — Да. — Я пожалуй пойду домой, — встревает альфа пытаясь разрядить обстановку. Кажется, поднеси к этим двум спичку и все тут же вспыхнет. — Доброй ночи доктор Мин, пока Чимин. — Стой! — выкрикивает Пак. Донхен растерянно замирает хлопая глазами. — Он пойдет с нами. — Что? — лицо Юнги вытягивается от удивления. Он непонимающе переводит взгляд с Чимина на стажера. Глаза Донхена словно маленькие блюдца, такие же круглые. Он испуганно бегает взглядом с одного доктора на второго. Быть третьим в конфликте двух друзей, двух омег, что являются его начальством, не входило в его жизненные планы. Ему нравилась эта больница и перспектива остаться тут работать на долгие годы. — Я пойду с тобой на этот чертов ужин только если Донхен пойдет с нами. — Чимин победно улыбается скрещивая руки на груди. Он уверен, Юнги не согласится на такое, и в конце концов отстанет от него со своими дурацкими идеями помирить его с Намджуном. Юнги молчит. Чимин видит в его глазах замешательство. Он наблюдает как оно сменяется калейдоскопом мыслей и молчание начинает его волновать. Юнги не о чем думать в этой ситуации, ему незачем молчаливо взвешивать все за и против этой ситуации. Он должен отказаться. Чимин совершенно не рассчитывает на другой исход. — Ладно, — выдыхает Юнги. — У нас будет ужин на четверых. — Что? — растерянно спрашивает альфа. — Жду вас двоих на парковке. Юнги уходит в сторону комнат для вещей персонала оставляя ребят растерянно смотреть ему в след. — И что это было? — нападает на него Донхен. — Какой к черту ужин? Я не пойду! Он возмущен. И Чимин может его понять. Он также возмущен. Но теперь уже и напуган. Он не готов провести этот вечер с Намджуном. Даже если не наедине. Он откладывает мысли об альфе в самую дальнюю полочку в своей голове, игнорируя тот факт, что думает о нем каждый день. Ему так не хочется разбираться в своих чувствах и поступках. Легче игнорировать это все. — Я месяц буду кормить тебя обедами. Альфа щурится, обдумывая предложение, а после кивнув, соглашается: — И ты возьмешь меня на любую операцию, которую я только пожелаю. Одну, но любую которую захочу в течении месяца. — Наглеешь, — тянет омега. — Ну, значит, хорошего вечера, я пойду домой: пить пиво и есть жаренную курицу, — альфа карикатурно машет ему ладошкой на прощание и разворачивается уходя. — Черт с тобой. Я согласен. Донхен улыбается нахмуренному Чимину, а после, закинув руку через его плечо ведет их в сторону раздевалок. — Рад быть твоим другом, — он подмигивает омеге. — Так ты расскажешь мне, почему избегаешь встреч с мистером Паркуюсь где хочу, но при этом подглядываешь за ним из кустов? — Обойдешься, — хмыкает Чимин и отталкивает альфу от себя. Они расходятся в разные стороны у гардеробных. Чимин идет в сторону комнаты для врачей и мысленно радуется, что Юнги уже ушел. Он быстро переодевается в свою привычную темную толстовку и серые спортивные штаны и встряхивает волосами. Он убеждает себя, что не плохо выглядит и без косметики, но перед самым выходом возвращается к своему шкафчику с зеркалом и пытается замазать синяки вокруг глаз тональником. Мажет на палец персиковым блеском, нанося его на веки и щеки. Он думает о том, чтобы нанести блеск на губы, но закрывает тюбик и со злостью прячет его в спортивную сумку на плече. Ему не перед кем пытаться выглядеть красивым. Это просто ужин с Юнги, Донхеном и мужчиной которого он представлял рядом с собой в старости. Чимин делает глубокий вдох прежде чем выйти из больницы. На улице, на выезде из парковки он замечает уезжающую машину Намджуна и Мин Юнги, стоящего возле своего красного внедорожника. У этого семейства необоснованная любовь к внедорожникам. И пусть у Юнги машина чуть старее и намного дешевле, чем у его брата, именно ее он выбирал сам. Именно на ней учился водить. Хоть это была первая машина его мужа. Вторая стала последней для Мингю. Чимин морщится от воспоминаний и встряхивает головой, желая выбросить эти мысли из головы. — Где Донхен? Интересуется он пристегиваясь в машине омеги. — Поехал вместе с Намджуном. — Что?! — выкрикивает он. — Какого черта? — Это ты ответь мне, какого черта, решил таскаться на семейные ужины с малолетним альфой стажером? — шипит друг. — Я возможно лезу туда, куда не следовало бы. Но я устал что два близких мне человека мучают друг друга и не могут разобраться в своих проблемах и чувствах друг к другу. — Ты прав, ты лезешь туда, куда не нужно. Оставшееся время, до ресторана они едут молча.

***

— Я немного иначе представлял этот вечер, — Намджун не поднимает взгляд с тарелки, продолжая нарезать мясо на мелкие кусочки. Он хотел бы положить его не только в тарелку Юнги, но взгляд Чимина останавливает его даже от попыток. — Юнги, ты не должен был заставлять Чимина идти с нами, если он этого не хотел. Чимин удивленно вскидывает голову смотря на альфу. Он не ожидал услышать эти слова. — Разве это не причина по которой мы сегодня собрались? — язвит он. — Ты нашел возможность встретится со мною, подговорив Юнги. — Если ты еще не заметил, я уважаю твое пространство и стараюсь не впутывать своего брата в наши отношения. Так, что этот вечер полностью его инициатива, — Чимин застывает глядя на движения рук альфы. Он убеждает себя, что должен быть рад, но обида колет где-то внутри. Намджун не сказал ничего такого, но омега, мучавшийся от невозможности увидеть мужчину, скулил внутри него всю неделю, а сейчас и вовсе притих от обиды. — Но это не значит, что я не рад тебе, — он смотрит ему в глаза, пока альфа шепотом добавляет: — Я скучал… Голос альфы успокаивающий, размеренный и негромкий. Но Чимину кажется, будто он бьет по ушам, словно раскат грома. Альфа говорит эти слова так часто. За последние месяцы он говорил что скучал по нему чаще, чем разговаривал с ним, до их первой, и единственной, ночи вдвоем. И Чимину больно от этого. Он знал, что альфа трудно сходился с кем либо. Знал, что работа и семья для него на первом месте, и что ни один омега до него не выдержал и полугода в отношениях с Намджуном. С галантным, вежливым и уважающим омег Намджуном. Альфа был истинным джентльменом, и Чимин признает, что именно это и покорило его в их первую встречу. Помимо того, что мужчина будто вышел из его влажных ночных фантазий. Чимин влюбился в него и влюблялся в него с каждым днем все больше. Даже несмотря на холодную вежливость и сдержанность. Несмотря на игнорирование стольких намеков. Он добивался его внимания так долго. А когда добился, вдруг забыл, о том, что альфа шептавший ему нежности вжимая в постель в жизни совсем другой. Всего на один вечер, на одну ночь, он забыл о том, какой на самом деле Намджун. Сдержанный, безучастный, не любящий его. Точно так же, как и других омег до него. И осознание того, что этот альфа не тот самый. Этот альфа, точно такой же как и родители Чимина — холодный и не любящий его. Говорящий нежные и милые слова, но совсем не подкрепляющий их действиями. Это осознание выбивает его из колеи каждый день. Он так глубоко зарылся в свой мыльный пузырь из мечтаний и грез об этом мужчине, что совсем не заметил, как идеализировал его. Чимин сам выдумал недостающие и важные для него чувства у человека. А после сам же разочаровался в их отсутствии. — А я нет, — врет он. Он не верит ни единому слову. Старается не верить, ведь Намджун не мог влюбиться в него. Он и не говорил этого. Ему просто недостает того внимания, что уделял ему омега, и он хочет его вернуть. — Ага, конечно, — встревает Юнги, — ты был занят тем, что напивался в баре. — Мне кажется, на сегодня ты превысил свой лимит влезания в мою личную жизнь. — С каких пор дешевый алкоголь и сомнительная компания Сувона считается личной жизнью? —хмыкает Мин. Он кладет приборы на стол, так и не притронувшись к своей пасте. — Меня все устраивает, а это главное. — Фу, меня сейчас стошнит от твоего вранья, — Юнги морщиться, а после откидывается на спинку стула. Чимин закатывает глаза, предпочитая игнорировать друга. Он понимает его, где-то в глубине души, он точно понимает его. Но сейчас, Чимин просто злится. Намджун задумчиво отпивает воду из своего бокала и Чимину неловко, что он слышал про Сувона и бар. Он должен быть рад, что Юнги озвучил это. Ведь теперь есть вероятность, что Ким оставит его в покое. Успокоится и примет его выбор жить дальше без Намджуна. Но такое будущее все еще пугает его. И он чувствует злость. На Юнги, на Намджуна, на этот чертов ужин и на жесткую корочку брускетты, которую он никак не может разрезать. — Доктор Мин, — Чимин вздрагивает. Он совсем забыл про сидящего рядом Донхена. Альфа был настолько тихим, от неловкости и нежелания быть тут, что Пак напрочь забыл о его присутствии. — извините, что влезаю, но вы напомнили мне, — Чимин видит, как Юнги напрягается, — Вас очень часто тошнит. Вам стоит провериться. — Тебе стоит не лезть не в свое дело, — злится омега. — Я просто хочу помочь. — Засунь свою помощь себе в жопу и доставай только при необходимости, — шипит Мин. — Юнги, — мягко говорит Намджун. Он знает, что иногда его брата заносит, но обычно он не заводится так быстро. — Не дорос еще ставить диагнозы всем кому вздумается, — не унимается омега. — Прекрати срываться на Донхене, — возмущается Чимин. — Он не виноват во всех твоих бедах и секретах. — Нахрена ты вообще его с собой притащил? — вспыхивает Юнги. — Нахрена ты устроил этот ужин? — сквозь зубы проговаривает Чимин. Поведение друга начинает его раздражать. — Потому, что ты так и продолжишь бегать от него, — указывает на Намджуна омега, — мучая и себя и его. Ты добивался Джуна так долго, чтобы сейчас, когда он буквально по пятам за тобой ходит, бросить? Если это была твоя цель, то ты мудак, Пак Чимин. — Доктор Мин, вы не имеете права так говорить, — защищает куратора альфа. — Тебя забыл спросить, что мне говорить, а что нет. — Донхен тебе лучше не влезать в их разборки, — Намджун спокоен, но Чимин чувствует исходящую от альфы неприязнь к младшему. — И спокойно смотреть как он обижает Чимина? — возмущается парень. — Они сами разберутся, — с нажимом говорит Ким. — Вот именно, — поддакивает Юнги. Он, надувшись, сидит напротив Чимина и этот факт немного успокаивает омегу. Друг не контролирует вспышки своих эмоций. Юнги и до этого был грубым, но сейчас, явно чувствуется, как скачут его гормоны. Пак переводит взгляд с одного парня на другого и устало вздыхает. Этот вечер был обречен на провал и конфликт. Удивительно, что они продержались так долго. Возможно он был не прав, притащив сюда Донхена, и поступил с парнем очень несправедливо. Но не будь тут его, человека перетягивающего на себя все внимание, их с Юнги перепалка так быстро бы не закончилась. Да и друг мог сбежать, вынудив Чимина начать разговор с Намджуном, оставив их вдвоем. — Мы пойдем, — он встает из-за стола, тянет за собой притихшего Донхена и кивнув Джуну уходит. Этот вечер слишком эмоциональный и выматывающий. Им всем нужно немного времени, чтобы успокоиться. А Чимину, возможно нужна бутылочка пива, чтобы забыть взгляд Намджуна, прожигающий его почти все время.

***

Джун провожает его до машины, обнимает на прощание, и ни слова не говорит, о поведении Юнги в ресторане. Мин подозревает, что причина этому их недавняя ссора и утренний разговор. Но он чувствует себя виноватым. Ему действительно не стоит влезать в их с Чимином отношения, особенно, если он не хочет потерять друга. Да и напряженные отношения с братом ему не нужны. Раньше он никогда не влазил в отношения Намджуна с его омегами. Он и не знакомился с ними. Намджун не считал нужным знакомить свою пару с семьей, а Юнги не настаивал. Многих он даже ни разу не видел в соцсетях. Он смотрит на уезжающую машину и устало вздыхает. Ночное небо над городом чистое, без единого облачка, но звезд все равно не видно. Может, будь он сейчас у моря, то мог бы наблюдать за россыпью огоньков-созвездий. Но в центре Сеула слишком ярко. Он доезжает до дома, долго сидит в машине на парковке, а выйдя из нее не спешит подниматься в квартиру. Омега слишком устал за сегодня, особенно эмоционально. Мысль о разговоре с Чимином, который, наверное, уже дома, ноюще отдается в сознании. Он не готов. Даже зная, что он был не прав и должен извиняться, он не готов. Ему хочется просто принять душ и забыться сном. Но спать в одной кровати, укрываться одним одеялом с человеком, даже не удосужившись помириться с ним, это не правильно. Это не то, что Юнги хотелось бы. Он отходит от металлической двери ведущей в подъезд и направляется в ближайший парк. Чимин говорил там очень красиво, но Юнги там еще не был. Он вообще редко где был в последние месяцы. Ему ничего и никуда не хотелось. Баскетбольная площадка появляется перед нм так неожиданно, что он сначала и не осознает, что это она. Огражденная забором из сетки, с небольшой спортплощадкой и детскими качелями вокруг нее. А еще освещенная так хорошо, что играть можно даже ночью. Не говоря уже про вечер. Этим и занимаются парни на ней. Юнги улыбается. Он присаживается на скамейку, недалеко от площадки. Так чтобы не отвлекать парней от игры, но и внимательно следить за ними. Юнги слышит смех и возгласы, звук отбиваемого от асфальта мяча. Каждый закинутый мяч провоцирует новый всплеск эмоций не только у играющих парней, но и у него. Он погружается в игру, подмечает движения ребят, вспоминает как и сам играл. Вспоминает, как в студенческие годы все же решился, подошел к тем парням и попросился в игру. Как чередовал свои ужины возле площадки и игрой на той самой площадке. Он помнит, как свободно чувствовал себя, забрасывая очередной мяч в кольцо. И он продолжает улыбаться, когда незнакомые ему парни в очередной раз забрасывают мяч в кольцо. Он знает это ощущение победы. Он его любил. После выпуска он не часто играл. Лишь изредка собираясь старой командой, он отпускал все свои проблемы. Последние сборы их компании он пропустил… Парни на площадке заканчивают игру, договариваются о новой встречи и прощаясь расходятся в разные стороны, оставляя площадку и Юнги в одиночестве. Он дожидается пока последний альфа скрывается за деревьями парка, и встает со своего места. Ему очень хочется вновь почувствовать легкость и беззаботность. Он замирает у сетчатой двери на площадку и подрагивающими пальцами касается металла. Это не страшно, зайти на общественную баскетбольную площадку. Нет. Просто ему так непривычно возвращаться к тем вещам, что остались в его беззаботном и счастливом прошлом. Он обхватывает холодную ручку двери и тянет ее на себя, осматривая территорию вблизи. Площадка большая, красивая и спрятано с одной стороны густыми деревьями. Они уже сейчас кажутся непроглядным лесом, хоть и только стали распускаться. Юнги нравится. Омега обходит загороженный периметр и думает, что сюда можно будет приходить почаще. Может быть даже пару раз поиграть, пока малыш совсем не вырос. А после, он может узнать дни, когда тут собираются компании баскетболистов-любителей. Он бы приходил сюда после работы или таких же тяжелых дней, наблюдая за игрой. — Извините, — слышит он голос сзади, — Вы не видели тут черный худи? Юнги поворачивается в сторону альфы и замирает. Он вглядывается в знакомые черты лица и замечает как альфа напротив узнает его. — Юнги? — удивленно спрашивает Чонгук. — Что Вы тут делаете? — тень переживаний проскальзгивает на лице мужчины и он подозрительно щурится. — Вы, что… — О нет, нет, — перебивает он Чона. — Вы все не так поняли, — он измученно стонет, понимая, как сейчас выглядит. Альфы точно видели его, и знали, что за ними кто-то наблюдал издалека. А сейчас, Чонгук видит как этим незнакомцем оказался он. Мин Юнги. Его новый и очень странный знакомый. — Я не преследую Вас. Я просто живу недалеко отсюда. Чонгук издает нервный смешок и отводит взгляд, чувствуя повисшую неловкость. — Почему Вы играете тут так поздно? — спрашивает омега. Не то, чтобы ему и в самом деле интересно, он просто пытается разрядить обстановку. — Я играл. — Я имею ввиду — Ваш дом на другом конце города. Неужели Вам комфортно добираться сюда только ради игры в баскетбол. — Это дом моих родителей. Был. Вчера я продал его. Юнги понимающе кивает и неловко переминается с ноги на ногу. — Так, — вновь начинает он, не смотря на мужчину, — зачем Вы вернулись сюда? Альфа вскрикивает, вспоминая зачем вернулся и оглядывает всю освещенную территорию. Его глаза загораются, когда он находит то, что искал и он срывается с места. Юнги прослеживает за ним взглядом, замечая одиноко лежащую кофту на одной из лавочек. Он отворачивается, стараясь не выдать своего непонятного волнения и всматривается в темноту парка. — Вас проводить? Юнги снова смотрит на парня, стоящего на небольшом расстоянии расстоянии и качает головой. — Я еще немного побуду тут. — Хотите, — Чонгук зарывается ладонью в волосы на затылке, — я побуду с Вами, и потом проведу. Не думаю, что смогу спокойно оставить Вас ночью в темном парке. Чонгук неловко улыбается, смотря ему в глаза и Юнги копирует его легкую улыбку. — Если Вам так будет спокойнее. Он отворачивается от альфы, отходя чуть дальше и смотрит на щит. Еще в школе, когда ему было семнадцать, он взобрался на один такой, на территории их школы. И уселся на кольцо. Тогда это было весело. Они с Тэхеном много смеялись, а потом долго вспоминали, как кричал их директор из окна своего кабинета. — Умеете играть? — Да, — не оборачиваясь на голос отвечает Мин. — Хотите сыграем? Он вскидывает брови от удивления и все-таки оборачивается смотря на альфу. Тот с невозмутимым видом расстегивает свою большую спортивную сумку и достает из нее баскетбольный мяч. Юнги ладошки чешутся, от того, как же сильно он хочет прикоснуться к мячу. Вспомнить, какого это, ощущать вибрацию мяча, отлетающего от земли. Почувствовать легкость во время прыжка и то чувство удовлетворения от закинутого в кольцо мяча. Никто и никогда не воспринимал его как хорошего игрока. Все смотрели лишь на то, что он низкий омега. И только после того, как Юнги оказывался на площадке, после того, как очередной раз мяч оказывался в кольце, он с триумфом смотрел на удивленные лица людей. — Безумно хочу, — шепчет он. Юнги не обращает внимание на неподходящую одежду и обувь. Думает. О том, что снова почувствует. Чонгук отбивает мячом об асфальт передавая его самому себе и улыбается на загоревшийся взгляд омеги. Ох, как же Юнги не хватало таких взглядов — наивно полагающих, что омега не в силах отобрать у них мяч. Юнги с первых секунд на площадке, еще в самом детстве понял, что единственная роль, которую он обожает — атакующий нападающий. Он был ловким, быстрым, и самое главное — не просто умеющим находить пространство на площадке, он выстраивал стратегию у себя в голове за считанные секунды. Ориентировался на забивание мяча в кольцо и на атаку противника. Ему нравилось быть нападающим. Он любил приносить команде победные очки. И любил смаковать триумф, осматривая пораженные и восхищенные взгляды людей вокруг. Юнги отбирает мяч и не давая Чонгуку опомнится — забивает первый раз. Ухмыляется, смотря на растерянность и восхищение во взгляде альфы. Забивает второй раз. Третий. И делает это с завидной регулярностью на протяжении всей игры. Лишь иногда уступая Чонгуку, как сильному противнику. Они играют забывая о времени. Смеются, не думая ни о чем кроме игры. И Юнги чувствует ту самую легкость. То забытое чувство свободы и умиротворения. То ощущение счастья, словно бурлящего по венам вместе с кровью. Уставший и счастливый, Юнги плюхается на ближайшую лавку и откидывается спиной на сетку. Он прикрывает глаза, переводит дыхание, и улыбается тому, как все еще горит его лицо от недавнего бега. — Ты обязан был предупредить, что играешь так хорошо, — заваливаясь на скамейку рядом смеется Чонгук. — Я должен был морально подготовиться к своему проигрышу. Они заливаются смехом, вновь сбивая дыхание. — Ну серьезно, я думал, что буду притворяться, — Юнги продолжает улыбаться, смотря на парня, думая, что он давно так много не смеялся. — Ты это специально, да? Чонгук театрально вздыхает и хмурится надув щеки. — Ты сам предложил поиграть, — разводит руками и смеется омега. Но в душе признает, это именно то, чего он добивался. Ощущение триумфа, и восхищение в глазах напротив. Чонгук восхищается им. Он не жалеет его, не сочувствует и даже не неловко отводит взгляд. Сейчас альфа не видит перед собой одинокого омегу, потерявшего свою любовь. Нет. В его глазах нет ничего такого. И этот вечер чувствуется как глоток свежего воздуха. — Спасибо, — шепчет Юнги, когда они выходят за пределы ограждения. Несмотря на то, что было только начало апреля, днем погода была жаркой. Юнги выходил выпить фруктовый чай на крышу в обед и полностью прочувствовал тепло солнца. Еще не палящего, как бывает летом, но ласкающего открытые участки его кожи и нагревающие его одежду. Сейчас же, он жалел, что оставил кардиган в машине. — За что? — отзывается мужчина? — Я не подыгрывал, честно. Они продолжают идти, оба зная, что в каких бы сторонах от парка они не жили — им придется дойди до фонтана. Все дороги расходились и сходились там. — За этот вечер, — поясняет он. — За то, что дал мне почувствовать себя так… Так, будто я вернулся в то время, когда его еще не было в моей жизни. Чонгук молчит. Омега не чувствует в этом молчании неловкости или чего-то похожего. Он знает, что на такое невозможно ответить и он чувствует, что Чонгук и не пытается. Почему-то, он уверен, что Чонгуку тоже кажутся бессмысленными фразы: «Соболезную Вашей утрате» «Сочувствую» «Мне жаль», которая бы совершенно не подходила этой ситуации, но кто-то уже говорил Юнги такое. На похоронах. Безликий, для Юнги, мужчина подошел к нему тогда и сказал эту фразу. Будто бы этот мужчина был за рулем того грузовика. Будто бы это он отвечал за погоду в тот день. Будто бы он был тем, кто определяет, сколько жить человеку. Вершитель судеб, черт возьми. Будь Юнги в тот момент в состоянии, он бы рассмеялся ему в лицо. А после скривившись спросил, не он ли, этот мужчина, часом, сама Судьба, Отец всего мира, Господь Бог или может Вселенная? Столько имен, у того, кто ответственен за это. — Я хорошо провел этот вечер. Мне понравилось играть с тобой. Так что, думаю, я тоже должен поблагодарить, — нарушает тишину Чонгук. — Спасибо. Юнги молча кивает. Они доходят до развилки и выключенного в такое время фонтана, когда тело Юнги остывает достаточно сильно, чтобы он стал ежится от холода. Чонгук замечает это даже раньше, чем омега успевает сообразить. Он молча накидывает ему на плечи свою кофту, которую нес все это время перекинутую через руку. Именно за ней он и вернулся. — Мы перешли на ты, — замечает Чонгук, как только Юнги собирается поблагодарить его. — Да. — Если тебе некомфортно, мы можем вернутся к формальной форме общения, — Юнги отрицательно качает головой, а Чонгук улыбается краешком губ. — Ты же не против, если я проведу тебя? Мне будет так спокойнее. Я повидал слишком много случаев, когда в парках было небезопасно в позднее время. — Разве уже не слишком жарко для плащей на голое тело? — Именно поэтому эксгибиционисты и раскрывают их перед глазами не подозревающих омег. Они оба смеются. Мысленно Юнги соглашается с тем, что и ему самому спокойнее идти рядом с Чонгуком. Не только из-за опасностей ночных парков. Разум Юнги куда опаснее. — Ты довольно хорошо играешь. Был в команде? — Еще в школе, — поясняет Юнги. — Я даже ездил на соревнования в соседнюю провинцию. А после поступил в медицинский и стал играть лишь на третьем курсе. После замужества я лишь иногда выходил на площадку. Этого хватало. Но когда я сегодня увидел вас играющими… Я не знаю… вдруг понял, что соскучился по этим ощущениям? — Знакомое чувство. Когда я поступил в академию, то часто сожалел о своем выборе, — Юнги непонимающе смотрит на него. — Не то, чтобы я не хотел стать полицейским. Но это решение пришло мне спонтанно, до этого я был серьезно настроен стать танцором. А потом, все как-то завертелось, и я очухался уже подавая документы в полицейский университет. И я сам изъявил это желание. Даже родители были в шоке. — Почему ты перестал танцевать? Чонгук зарывается ладошкой в челку откидывая ее со лба. Он оба выходят за пределы парка идя в сторону дома Чимина. — В какой-то момент я так устал от всего. Мне хотелось поменять все в своей жизни. Меня не устраивала ни одна ее составляющая. Я снял пирсинг, потратил все сбережения, что копил на татуировку и просто не пришел на занятия по танцам, — мужчина вздыхает. — Я до сих пор не понимаю причину своих поступков, но сейчас, когда я выпустился, имею хорошую работу и регулярно хожу в танцевальную студию, я перестал жалеть о своем выборе. Мне нравится моя жизнь и, я рад, что не чувствую злость или вину, за свой поступок. — Это замечательно. Не каждое кардинальное изменение приводит к тем последствиям. Но ты попал в число тех, кому повезло. — Да, — соглашается мужчина. Он продолжает идти рядом с ним, не касаясь его, но и не отходя далеко и Юнги рад, что вновь чувствует себя легко и свободно. Идти вот так вот с кем-то, не думать ни о своих проблемах, а просто наслаждаться ночным воздухом и приятной беседой. Это так обыденно и так необычно одновременно. — Может, — предполагает Чонгук, — может тебе тоже вернутся к баскетболу. Ну, если это позволяет твое состояние, — он неуверенно кивает вниз, указывая на пока не заметный живот и возвращает свой взгляд к его лицу. — Если хочешь, мы можем иногда играть вдвоем, или с моими ребятами. Нам в команде не хватает таких игроков. Омега неуверенно хмурится, раздумывая над предложением. — Я обещаю, что все они будут аккуратными. Не заденут, не будут толкать и не дадут упасть. Он кивает на эти слова и немного успокаивается. В его положении нельзя травмироваться, но он же не стеклянный в самом то деле. — Я подумаю, — отвечает он доходя до подъезда. Они оба останавливаются вдыхая запах только распустившейся вишни. Весь двор возле дома усажен ими. Юнги поднимает взгляд вверх, смотря на них. Любуясь. Еще утром, он уходил на работу и не видел ни единого цветочка. А сейчас, все вокруг, каждое вишневое дерево окружено розовым облаком. — В этом году они поздно, — Чонгук вдыхает полной грудью, наслаждаясь запахом вместе с ним. Юнги лишь молча соглашается. В этом году вишня зацвела позже обычного. И он так счастлив этому. Не гуляй он с Чонгуком, не чувствуй он сейчас себя так комфортно, он бы не заметил. Он бы ничего вокруг не заметил. А сейчас, он стоит тут, прямо под красивым деревом вишни и любуется ее цветом. Дышит ее ароматом. И думает, что его жизнь продолжается. И он обязан прожить ее хорошо. Ради малыша. Ради себя. Ради Мингю. Юнги рад, что она зацвела позже. Он рад, что она зацвела сегодня. Он бы не хотел пропустить цветение вишни.