Ромашка.

      Взгляд быстро пробегается по чужим очертаниям, вновь и вновь находя в них что-то новое и по-особому прекрасное. Петербург хмурится, как только ветер завывает в пространстве, играясь с прядями волос. Они неспешно падают прямиком на сосредоточенное лицо, перекрывая собой хоть какой-то обзор. Саша не обращает на это внимание, какое-то время интуитивно водя карандашом по бумаге, от чего отчетливо слышалось шуршание грифеля о поверхность. Однако, осознание скоро доходит, пред глазами виднеются локоны, что под напором ветра лезли прямиком к темным длинным ресницам. Столица кривит губы, выдыхая и чуть мотая головой, тем самым убирая лишнее со своего обзора. — Вы там закончили? — несдержанно пускает смешок Ростов, наблюдая за столь милой картиной: невозмутимый, аристократически сдержанный Александр дует губы и чуть ли бранится матом, сдувая с лица кудрявые каштановые пряди. — Почти-почти. Изволь сидеть смирно, — глаза Романова опускаются в листок, он искривляется, склоняясь к нему и перекрывая солнечные лучи своей тенью       Легкий летний ветер играется с листками деревьев, кажется, что сейчас слышны лишь вздохи парней, шуршание природы и четкое чиканье карандаша. Леша поменял свою позу, кажется, раз 20. Санкт-Петербург велел ему сидеть смирно, но он ослушался. Ну не может этот сверхактивный юноша сидеть на месте хотя бы минут пять. То птичка мимо пролетит, отчего он повернет голову в сторону её полета и радостно приподнимет уголки губ, то кудрявые волосы налезут на лицо и придется завести пятерню, чтобы убрать их на место. На все найдутся отговорки. Первое время Романов лишь недовольно вздыхал, небрежно очерчивая еще один штрих. От этого жеста Алексей приходил в себя, возвращался в поставленную ранее позу, вальяжно располагаясь на густой зеленой траве под горделивыми ветками дуба. После же решил иначе, а если коротко: просто небрежно и скоро делать наброски всех поз и выражений лица, что припадут пред взором.       Подождав еще какое-то время, Ростов-на-Дону смотрит в сторону. Небо постепенно окрашивается в оранжевые тона, солнце опускается вниз, а ветер лишь малость холодает, заставляя руки и спину покрыться мурашками. Оперевшись ладонями о землю, он встает, активно и чуть ли не вприпрыжку направляясь к Столице. Очи опускаются на желтоватый пергамент. Не утаив восхищения, юноша опускает руки на тонкие плечи Питера и лишь малость трясет. Кажется, что Донской светится изнутри, весь сияет, а пелена его зеленых глаз резко сменяется на изумрудные искры. — Александр Петрович… Вы.. Вы художник! — ярко улыбаясь, Ростов смеется, тыкая пальцем в свои нарисованные очертания, — Это я! Это я..? Ух.. Какой великолепный, даже лучше, чем в жизни — Не льстите мне, Донской, — серый взгляд Романова отводится в сторону, его правая рука лишь малость прикрывает рот, скрывая смущенную улыбку. Пред этим тонкие персты скользят, заводя кудрявые локоны за ухо, задевая концами указательных пальцев белоснежную ромашку, что пару часов назад гордо и так влюбленно вручил Леша. Ресницы малость дергаются, юноша быстро моргает, пока сердце в груди отбивает бешеный ритм, что отдается в виски от одного только звонкого смеха. Два влюбленных придурка, такие разные, но с одной целью. С целью любить и наслаждаться пленным чувством этого сладкого, неподвластного объяснению, влечения.