***
До начала нового учебного года ещё полтора месяца, и Хёнджин был уверен, что это время они с Феликсом будут проводить наедине, однако его планы идут крахом. Почти каждый день в квартире находятся если не все друзья, то хотя бы парочка точно приходит. Когда выпадает возможность расслабиться вдвоём, то они слишком вымотаны, чтобы делать хоть что-то, кроме просмотров фильмов или игры в приставку. Ему нравится и так, очень — с Феликсом всегда уютно и спокойно, и он дарит Хёнджину столько внимания, сколько ему нужно, даже больше. Однако временами невозможность взять и утащить Феликса в постель доводит до исступления. Ещё и завести разговор не получается — каждый раз становится слишком неловко, и Хёнджин начинает нести какую-то чушь. — Ликс, — он обнимает лежащего на боку Феликса поперёк живота и притягивает ближе к себе. Целует за ухом, под челюстью и в шею, улыбаясь вызванной реакции — дыхание Феликса тяжелеет, а гладкая кожа покрывается мурашками. Одна из эрогенных зон точно найдена. — Да? — Феликс поворачивается к Хёнджину лицом и запускает руку в его волосы, нежно поглаживая. Будь он котом, точно бы замурлыкал. — А ты… — Хёнджин смотрит в его будто потемневшие глаза и сглатывает. Он думал спросить, чего бы Феликс сейчас от него хотел, но в голове загорается яркий стоп-сигнал. Хёнджин паникует. — А ты не хочешь заказать острые токпокки? — Острые токпокки? — Феликс хлопает ресницами, немного приоткрыв рот. Кажется, он не ожидал такой странный вопрос в такой ситуации. — Um… yeah, okay. Да бля, я даже не люблю острые токпокки. Хёнджин мог бы даже поплакать, что так и помрёт девственником, если бы эта проблема не была решена ещё в семнадцать. Тогда, в самый первый раз в том числе, он не испытывал подобных проблем и без каких-либо переживаний вступил во взрослую жизнь разврата — сказано немного громко, но и монашкой его не назвать. Сейчас же это очень похоже на какое-то проклятье: будто откатился в свои пятнадцать и впервые открыл для себя мир гей-порно и разговоры о сексе с друзьями. Дурость какая-то! Нужно доверять своему партнёру и не бояться говорить с ним на любые темы, тем более о сексе, но Хёнджин почему-то просто не может. И проблема тут вовсе не в Феликсе: он открыт для него, всегда спрашивает, всё ли в порядке, и стремится делать так, чтобы Хёнджину было комфортно. — А я даже не могу спросить, какую позицию он больше любит! — сокрушается Хёнджин, падая всем телом на Чонина. — Или есть ли у него какие-то кинки или необычные эрогенные зоны. Вдруг он любит или хочет попробовать что-нибудь совсем необычное? А что он вообще думает о волосах на теле? — Я ща сдохну, Джин, — хнычет Чонин, пытающийся вылезти из-под него. — Я тоже! — Хёнджин переворачивается на живот и окольцовывает друга всеми конечностями. — Вот и умрём вместе. — Так, а в чём конкретно проблема-то? Почему ты не можешь просто спросить? Сомневаюсь, что это его смутит, — Минхо ложится поверх них, вызывая ещё одну порцию болезненных стонов Чонина. — Вы же вместе, а парам как-то надо такие вопросы решать. — Не знаю я! — бурчит уткнувшийся в плечо Минхо Хёнджин и горько вздыхает. — Мне страшно, что мы не сойдёмся в предпочтениях и расстанемся. Или вдруг он во мне разочаруется после секса? У меня так-то практики больше двух лет не было, а особых экспериментов вообще никогда. Я даже снизу никогда не был. Как же его раздражает то, что он может высказать эти вещи друзьям, а своему парню — нет. Идиотский, необоснованный, выводящий из себя страх его скоро доконает. Феликс явно заслуживает большего. — А хотел бы? — спрашивает Сынмин, вернувшийся из кухни. — С ним — да, — Хёнджин прикрывает глаза и выдыхает. — Я и раньше хотел, но боялся, а ему я бы доверился. А ещё меня дико возбуждает, когда он включает своего внутреннего чёрта. — Я бы прожил отличную жизнь без этой информации, — почти пищит из-за тяжести Чонин. — Но раз ты готов доверить ему свой зад, то ты уже на правильном пути. Дерзай, красавчик! — Согласен, — кивает Сынмин. — А если не начнёшь разговор, вмешается Хо. — Да! — Минхо аж подпрыгивает на месте, выдавливая два жалобных стона. — И прекрати так много думать, тебе это вредно. Думать вредно, а угроза вмешательства Минхо в его личную жизнь страшит даже больше, чем смерть, однако это всё равно не разрывает порочный круг Хёнджина: хотеть-загоняться-трусить-хотеть. Он уже выть готов от собственной нерешительности — это ведь совсем не в его стиле… ну почти. И хуже всего то, что Феликс, кажется, начинает что-то подозревать. Раньше он всегда прямо говорил и показывал, как он его желает, а в последние дни ведёт себя заметно спокойнее и каждый раз будто отдёргивает себя от лишних поползновений в его сторону. Хёнджину хотелось совсем не этого. Мысленно сжав яйца в кулак и приняв решение, что так больше продолжаться не может, Хёнджин даёт Минхо добро на попытку получить у Феликса нужную информацию. Ему даже представить страшно, как Минхо будет это делать, но пути назад уже нет. — Слушай, Ликс, — будто бы невзначай бросает Минхо, но Хёнджин прекрасно знает намерения своего друга и начинает пинать его под столом. Хёнджин ещё не готов. Да и место и время сейчас совсем неподходящие — за столом, помимо них троих, сидят ещё Джисон, Крис и Чанбин. — М? — Феликс, увлечённый поеданием своей острой курочки, поднимает голову на Минхо. Веснушчатые щёки, набитые едой, выглядят настолько мило, что сердце Хёнджина почти останавливает свою работу, и он отвлекается. Зря. Ох, зря… — Ты вот бреешься? Я имею в виду не лицо, — Минхо играет бровями, а Хёнджин попёрхивается рисом. — Прости? — проглотив еду, спрашивает Феликс. Надо отдать ему должное — после такого вопроса у него почти не меняется лицо. — Ну… я провожу соцопрос. Яйца бреешь? Или что-нибудь ещё… — друг загадочно обводит Феликса взглядом, и тут уже Джисон вступает в битву — молотит плечи своего парня. Не повезло же Джисону с избранником… — Э… ну да? Не люблю волосы. — А задницу? — продолжает копать невозмутимый Минхо, пока Чанбин давится мясом, а Крис превращается в спелый помидор. Хёнджин же хочет помереть на месте. — А ещё подмышки и блядскую дорожку, — хмыкает Феликс, сверля Минхо тяжёлым взглядом. — Вопросы ещё будут? Может, тебе размер моего члена ещё сказать? — Давай, — как ни в чём ни бывало отвечает Минхо и подмигивает Хёнджину. Феликс медленно моргает и продолжает молча есть свою курицу, явно представляя на её месте Минхо. Где-то на этом моменте жизнь Хёнджина раскалывается на ‘до’ и ‘после’, а его голова встречается с поверхностью стола. Минхо должен быть снят с миссии, а Феликс срочно оказаться либо на нём, либо под ним — уж слишком сексуально злится. Если быть совсем точным, Феликс сексуален в любом виде и что бы он ни делал — ну или у Хёнджина уже плавятся мозги от недотраха, хотя раньше он такого за собой не замечал. Феликс ходит дома без верха за редкими исключениями и любит тренироваться вместе с Хёнджином — это самые тяжёлые и одновременно прекрасные для него моменты. Феликс, увлечённый компьютерными играми, молотит по клавиатуре и орёт благим матом на английском — от такого зрелища обычно срочно нужен холодный душ. Феликс обожает готовить и за плитой выглядит таким домашним и одновременно притягательным, что Хёнджин не раз и даже не десять представлял, как берёт его прямо на рабочей поверхности. И этот список бесконечен. Но самое восхитительное — это утро. Сонный Феликс очень любит ластиться и подолгу не выпускает его из постели, до тех пор, пока у обоих губы не немеют от безудержных поцелуев. Хёнджин каждый раз готов наплевать на всё и отдаться прямо так, с ходу, но гадкий червяк в голове не даёт. Сегодня, правда, всё немного выходит из-под контроля. Проснувшись от слишком сильного жара, Хёнджин не сразу понимает, что происходит. Что-то очень горячее и тяжёлое давит на него сверху, а прямо между ягодиц ощущается нечто… оу… оу! — Л-ликс? — сдавленно зовёт Хёнджин, боясь пошевелиться. Ответа никакого не следует, а вот действия — более чем. Щёки моментально наливаются кровью, когда до ушей долетает тихий низкий стон, а собственный член дёргается. Вот чёрт. — Ликс, ты меня слышишь? Снова тишина. Собравшись с силами, Хёнджин не без труда переворачивается и видит перед собой всё ещё спящего, в отличие от кое-чего пониже, Феликса. Так он не один такой! — Ликси, — Хёнджин тормошит его за плечи, пока тот наконец не разлепляет заспанные глаза. — Доброе утро, — глупо хихикает он. — Доброе, — хрипит Феликс, приходя в себя. Уходит какое-то время, прежде чем он окончательно просыпается и оценивает ситуацию: в один момент он шире распахивает веки, глядя на улыбающегося Хёнджина, а затем усмехается и тянет его к себе. — Я тебя смутил? — тихо спрашивает он и целует чуть ниже мочки. Тело пробирает мелкой дрожью. Поганец, видимо, времени зря не терял и тоже выучил несколько его слабых мест. — Совсем нет, — лукавит Хёнджин, расслабляясь. Цепочка поцелуев от уха до оголённых ключиц будоражит — каждый участок, которого коснулись самые волшебные губы, горит. Дыхание сбивается. — Просто неожиданно. — С чего бы? — Феликс касается кожи на шее языком и слегка её прикусывает — из уст вырывается выдох. — Когда ты лежишь так близко, мне очень сложно сдерживаться. — Так не сдерживайся, — шепчет на грани с эйфорией, сжимая бёдра Феликса ногами. Неторопливые, почти ленивые поцелуи и слабые укусы разгоняют кровь, направляя её прямиком к вставшему члену. Феликс над ним тяжело дышит, пробираясь руками под футболку, и толкается в него своим возбуждением. Уже не сдерживаясь, Хёнджин стонет и жмурится — ему так хочется ближе, больше, чтобы слиться с ним воедино. Вот только… — Ликс, — еле слышно зовёт Хёнджин, охая от ощущения чужой ладони на своём члене. Чёрт, так хочется! — Ликси, погоди… ох бля, — острые зубы сильнее впиваются в кожу под кадыком. Ему кажется, что он скончается от перевозбуждения прямо под заведённым Феликсом. — Подожди, стой. Наконец услышав Хёнджина, Феликс резко отстраняется и обеспокоенно всматривается в его лицо. — Что такое? Я сделал что-то не так? — Хёнджин готов разреветься от вида виноватого Феликса. Да что ж такое-то! — Нет-нет, милый, всё хорошо, — он спешит притянуть Феликса к себе за шею и поцеловать, чтобы успокоить и дать себе время для поиска нормального ответа. Ну не сказать же ему, что у Хёнджина как раз сегодня запись на депиляцию! — Тогда что такое? — отстраняясь от заново поплывшего от нежного поцелуя Хёнджина, спрашивает Феликс и гладит его по щеке. — Ты можешь сказать мне, если что-то не так, ты ведь знаешь? — Знаю, — сердце стучит где-то в гортани. Знать-то он знает, но говорить ртом всё ещё кажется ему чем-то непостижимым. И что ему ответить?.. Хёнджин впервые жалеет, что у парней нет месячных. — Я… э-э-э… не хочу, голова болит. — У тебя стоит, — хмуро говорит Феликс и падает рядом на спину. Да ёбаный ты в рот, Ли-сама-наблюдательность-Феликс! — Да? — почти пищит Хёнджин и жмурится до мазутных пятен под веками. Нет, так нельзя, Феликс ведь может себе сейчас что-нибудь не то надумать — если это случится, то будет крах, в их отношениях хватит места только одному паникёру. — Джинни, я хотел дать тебе пространство и время, чтобы тебе было комфортно, не лез. Я не давлю и не хочу, но… ты ведёшь себя очень странно, — Феликс тяжело вздыхает и садится на постели. — Ты меня боишься? Секса? — Нет! — Хёнджин спешит обнять его со спины и оставляет несколько хаотичных поцелуев на голых плечах. Чёрт с ним, была ни была! — Просто… я ещё не совсем готов. Я хочу, чтобы наш первый раз был идеальным, а я, ну… я помню, что тебе не нравятся волосы, а я… — Так, стоп, — Феликс оборачивается к нему и выгибает бровь. — Во-первых, это всё-таки из-за тебя Хо задавал мне те тупые вопросы? — Хёнджин неловко улыбается, на что Феликс смеётся. — Так и знал. Ладно. Во-вторых, мне не нравятся волосы на мне, окей? Просто так комфортнее. А тебя я хочу в любом виде и люблю в тебе абсолютно всё, и наш первый раз станет идеальным в любом случае, если я сделаю тебе очень хорошо. Хёнджин смотрит на Феликса, выпучив глаза и хватая ртом воздух. Внутри сначала медленно разливается тепло, а затем — в один миг — начинает бурлить и взрываться всеми цветами радуги под громкие фанфары и с ордами искрящихся бабочек. Феликс сказал что? Хёнджину ведь не послышалось? — Т-ты меня любишь? — расплываясь в своей наверняка самой глупой и широкой улыбке, спрашивает Хёнджин и резко хватает Феликса за веснушчатые щёки. Хочется визжать от того, как выпячиваются его пухлые губы и хлопают большие глаза. Да какой же ты, Ли-хочу-тебя-сожрать-Феликс… — А я расфе э фофорил эфофо раньфэ? — искренне удивляется он. Хёнджин мотает головой, приближаясь к его лицу. — Я льюблью тьея, Тфиинни. Офень. — А я тебя люблю, ахуеть как сильно, — еле сдерживая позывы позорно расплакаться, выдыхает Хёнджин и впивается в пьянящие, сладкие, самые любимые губы. Чувствует себя так, будто он сейчас взорвётся от восторга и переполняющих его чувств. — Но на депиляцию я всё-таки схожу, ладно? — щебечет Хёнджин, отстраняясь. — Только если ты этого сам хочешь. Могу даже с тобой сходить и за руку подержать, — хохочет Феликс, опрокидывая его назад на матрас и вовлекая в жадный поцелуй. Это самый идеальный момент, лучше и быть не могло.***
Пусть сразу же и не выходит вернуться к начатому, Хёнджин всё равно ходит лучистым солнышком в самом прекрасном настроении. Они с Феликсом любят друг друга, и вопрос секса наконец начинает сдвигаться с мёртвой точки — остальное фигня. Теперь ему куда комфортнее, и даже шутки Минхо о лысых яйцах и заднице ничуть не бесят, он отвечает на них лишь из солидарности. А ведь дальше всё будет становиться только лучше! После целого дня в lotte world со всеми друзьями Хёнджин, уставший, но довольный, заходит в квартиру вслед за Феликсом и тут же падает на колени, чтобы расцеловать подбежавшего Кками. Феликс по-доброму смеётся над их нежностями и идёт в гостиную, чтобы разложить купленные закуски и бутылки пива. Как же хорошо! — Не думал окончательно переехать ко мне? — с улыбкой спрашивает Феликс, устраиваясь на коленях севшего на диван Хёнджина. — Вы с Кками и так почти всё время тут, — мурлычет он и прислоняется своим лбом к его. — Я подумаю, — Хёнджин кладёт руки на талию Феликса и прижимает к себе потеснее. Ему определённо нравится такая поза. — Слушай… мне кажется, что я наконец готов поговорить ртом. — О чём? — О сексе, — быстро проговаривает он, чтобы не передумать, а затем слышит низкий смех. — Ты и так знал! — Ага, — кивает Феликс и целует его в нос. — Хотел, чтобы ты сказал прямо. Я только ‘за’, Джинни, мы должны всё обсуждать, — да как ему могло так сильно повезти с ним? Красивый, умный, богатый, понимающий! Хёнджин отвечает всем этим параметрам тоже, но всё равно приятно. — Ты хочешь у меня что-нибудь спросить? — Ну… если честно, то да, — Хёнджин делает глубокий вдох и на выдохе тараторит: — Ты больше любишь быть снизу или сверху? — Ты имеешь в виду позы, или нравится ли мне пихать член в себя или в кого-то? — Феликс, явно веселясь, строит самые невинные глазки, на что Хёнджин возмущённо фыркает и хлопает его по бедру. — Ладно-ладно. Я самый универсальный универсал. А ты? Почему-то этот ответ совсем не удивляет. — Ну… если честно, я никогда не пробовал, ну… — Член в заднице, — сразу догадывается Феликс, посмеиваясь, и снова получает шлепок. — Аккуратно, мне такое может и понравиться, — предупреждает, играя бровями. — Я запомню, — смущённо бормочет Хёнджин, записывая это в список ‘обязательно попробовать’. — И… да. Как ты это понял? — Легко. — Какой же ты… — закатив глаза, Хёнджин откидывается головой на спинку дивана. — В общем, да, я ни разу не был снизу, но… я бы очень хотел попробовать это с тобой, — Феликс дарит ему хитрую ухмылку, поцелуй у уха и тихое ‘значит, попробуем’. Тело моментально реагирует, но Хёнджин пытается унять все позывы превратиться в податливое желе. — А ещё у меня был только достаточно скучный секс, никаких экспериментов. И очень давно никого не было, и мне немного стрёмно, что я буду бревном. Феликс тут же отстраняется и смотрит ему в глаза со всей серьёзностью. — Джинни, выдохни, — он послушно следует указанию, сразу ощущая, как дыхание начинает приходить в норму. А он и не заметил, как начал нервничать. — Ты танцор, причём очень страстный и пластичный. Уж в чём, а в твоём умении пользоваться собственным телом я не сомневаюсь, но вот в умении думать… — Феликс тычет ему в лоб, улыбаясь. — Я благодарен, что ты поделился, но, пожалуйста, не думай о такой ерунде. Мы вместе всё исследуем, хорошо? — Хёнджин облегчённо выдыхает ещё раз и кивает. — Вот и славно. Ещё вопросы? — Как много у тебя было партнёров? — любопытствует он и тут же отвечает за себя: — У меня было два парня и три случайных. — Оу, так кое-кто приврал, что без отношений он ни с кем не спит, — ухмыляется Феликс, покачав головой. — У меня… — немного задумывается, всматриваясь в потолок. — Было два парня, со вторым у меня был отвратительный опыт, после которого я решил немного поблядовать. Хёнджин, вскинув брови, выжидающе смотрит на него. — Больше десяти, но меньше двадцати случайных партнёров. Наверное, даже меньше пятнадцати — я никогда не считал, to be honest. Спросить, когда Феликс в последний раз с кем-то спал, язык не поворачивается — и так узнал слишком много. Он почему-то и так догадывался, что у Феликса опыт богаче, но подтверждение горечью оседает на корне языка, которую он спешит заглушить объятиями и поцелуями. Дальше они решают сегодня не заходить — слишком вымотаны. После этого что-то в голове перемыкает — ему жутко хочется стать для Феликса самым лучшим, чтобы он и думать не смел когда-либо вспоминать о других. Сначала это рвение ограничивается отказом от мешковатой одежды дома, затем переходит на откровенные поддразнивания — Хёнджину крышу рвёт от голодного взгляда Феликса, когда он после доведения до самого края встаёт и уходит по надуманным делам. Однажды Феликс так сильно завёлся, что зажал его у стены и почти отымел через одежду, но вовремя остановился и пошёл в душ. Хёнджину и самому потребовалось срочно уйти в туалет и сбросить напряжение. Эти игры возбуждают Хёнджина, но, кажется, Феликса они больше злят — он не давит, не ругается, но после нескольких дней таких манипуляций начинает уходить от любых провокаций, крепко стиснув зубы. Да что ж с тобой так сложно-то, Ли-стальные-яйца-Феликс! После вида на остервенело готовящего отбивные Феликса Хёнджин решает, что с них обоих хватит, и ему нужно довести дело до конца. Он специально дожидается момента, когда Феликс уходит в душ, и, накинув на голое тело халат, тихо заходит следом. Первое, что он слышит — тихие стоны. Часто заморгав, Хёнджин смотрит в сторону стеклянной душевой перегородки и видит самое эротичное, что он когда-либо лицезрел: Феликс, оперевшись одной рукой о чёрный кафель, стоит к нему спиной — эти мокрые от воды мышцы и до безумия красивые и подтянутые ягодицы хочется вылизать — и, склонив голову, удовлетворяет себя. Сглотнув вязкую слюну, Хёнджин сбрасывает халат, медленно проходит к нему и сразу обхватывает его крепко стоящий член поверх ладони Феликса. Гортанный стон ласкает слух и заставляет действовать увереннее: он прижимает Феликса к себе, обхватив поперёк живота, и припадает губами к тонкой шее. Чувство нереальности поглощает его — ещё ни разу Хёнджин не был к нему настолько близко, не видел полностью обнажённым и не касался так. И, чёрт возьми, зря. Всё тело дрожит от возбуждения, мысли вязнут в тягучей сладости, из-за чего в голове остаётся один лишь Феликс, умопомрачительно податливый и чувствительный. — Ты такой красивый, — Хёнджин кусает его за ухо, и Феликс, не выдержав, разворачивается к нему, чтобы тут же приникнуть к его губам. Он кусается, крепко хватается за спину и плечо Хёнджина и ритмично трётся своим членом о его — крышесносно. Сама мысль о том, как сильно Феликс хочет его, сводит с ума и заставляет забыть обо всех идиотских загонах и отдаться моменту. Хёнджин впечатывает его в холодную стену и, сжав правую ягодицу, обхватывает оба их члена рукой — они одновременно стонут друг другу в губы. Хёнджин до ужаса жадный, особенно когда дело доходит до его возлюбленного: он наращивает темп, одновременно всасывая в рот бархатную кожу на шее и рельефных плечах, кусает и облизывает. Чужие несдержанные стоны распаляют его аппетит ещё больше, и Хёнджин не намерен сдерживаться. — Дж-джинни, — Феликс стукается затылком о кафель, широко распахнув рот в немом вскрике. Он так тяжело дышит, и Хёнджин даже чувствует его быстрое сердцебиение на собственной грудной клетке. — Блять… я сейчас… Внутри просыпается что-то животное. Хёнджин, чертыхнувшись, впивается в его искусанные губы, просовывая между ними язык. Тело Феликса начинает дрожать сильнее — его тоже. Он, не сбавляя темпа, обезумев от близости, взрываясь сотнями суперновых, опускает вторую руку вниз по ягодице Феликса и находит его яички, чтобы надавить под ними и довести до яркого оргазма. Мокрый, раскрасневшийся, дёргающийся от удовольствия и кончающий Феликс запускает ранее не испытываемый химический процесс в мозгу Хёнджина. Ему кажется, что душа покидает его, оставляя одну лишь лёгкую оболочку в мире чистого наслаждения, и лучше быть уже не может. Пока внезапно распахнувший глаза Феликс не опускается перед ним на колени. Он облизывается, глядя исподлобья прямо ему в глаза, берёт член Хёнджина, испачканный в собственном семени, и сразу направляет его себе в рот. Так грязно и горячо, что Хёнджин почти кончает только при виде этого. Ему приходится заткнуть себя ладонью, чтобы не закричать от открывшегося зрелища — Феликс, его разбитость, распухшие губы вокруг возбуждённой плоти выглядят слишком хорошо, чтобы быть правдой. Пульсирующий сгусток внизу живота напрягается в готовности разнести его изнутри, все до единого мышцы напрягаются, а в голове разрываются петарды. Ему действительно кажется, что он сейчас отойдёт в мир иной. Хватает всего несколько быстрых движений головой, чтобы Хёнджин выпустил горячую сперму в специально раскрытый рот Феликса. Вмиг ослабевшее тело крупно вздрагивает несколько раз, перед глазами темнеет, а дыхание перехватывает, и Хёнджин чувствует самый чистый экстаз, распространяющийся по кровеносной системе. Будто весь стресс, все негативные эмоции и всю мерзость заменили на счастье, наслаждение и лёгкость. — Fuck, — Феликс стукается лбом о бедро Хёнджина и тихо усмехается. — Мне сейчас слишком хорошо, чтобы встать. — Я сейчас упаду, — выдыхает Хёнджин, оседая рядом с Феликсом на пол. — Пиздец… какого хуя я так долго тупил? — I don’t know, love, — Хёнджин жмурится от удовольствия, когда Феликс оставляет несколько совсем невинных поцелуев на его лице. А ведь он уже знает, что эти прелестные губы и рот умеют делать… — Я пиздец как хочу тебя, — Хёнджин, ощутивший резкий прилив сил, тянет Феликса на себя. Теперь, прочувствовав его с новой стороны, он больше ни за что не будет тратить время зазря. — И я тебя, — хихикает Феликс и мягко его отталкивает. — Боже, не дуй так губы. К нам скоро ребята придут. Забыл? — Да бля-я-я… Феликс хрипло смеётся и целует его. Даже экзамен по истории искусств — господин Пак, несмотря на полное безразличие к процессу обучения, всегда дерёт их как в последний раз — кажется сущей нелепостью в сравнении с тем, как сложно удерживать себя от попытки выкрасть Феликса, чтобы, как говорит Минхо, потрахаться от души. Если до этого Хёнджин ловил гей-панику от каждого его милого действия или неоднозначных фраз и действий, или от злого Феликса, то сейчас его член готов встать на двенадцать часов от любой мелочи: будь то глоток виски или же самое привычное ‘fuck’. — Я погляжу, вы продвинулись? — Минхо кивает в сторону Феликса. Его шея ничем не прикрыта — каждый из присутствующих сразу увидел несколько ярких засосов. Хёнджин очень горд собой. — О да, — кивает он, облизывая губы, — но самое сладкое ещё впереди. — Красава! — Минхо хлопает его по спине и протягивает кулак, который Хёнджин отбивает. — Так держать. К концу вечера, окрылённый долгожданной близостью и любовью к самому крышесносному человеку на свете, Хёнджин сильно напивается. Последнее, что он помнит, это как он хвастается Чанбину красотой голого Феликса, а дальше — темнота. Утро встречает его гудящей головой, ужасной тошнотой и пустой постелью. Застонав, Хёнджин давит пальцами на глазницы и пытается воспроизвести в памяти остатки их домашней вечеринки, но впустую. Зато он находит заботливо оставленные таблетки от похмелья и холодную газировку на прикроватной тумбочке — он снова захлёбывается в своём обожании к Феликсу. Хочется немедленно утащить его к себе в пещеру из одеял и как следует отлюбить, но сначала он решает сходить в душ и вернуть себе какое-то подобие человека. Спустя целую вечность под контрастным душем Хёнджин выползает наружу и спускается на первый этаж, где видит Феликса — он очень агрессивно играет в Бэтмена, пытаясь разнести Джокера в щепки. — Доброе утро, Ликси, — Хёнджин падает на Феликса, перемахнув через спинку дивана, и слышит ‘you failed’, смешанное с раздражённым фырканьем. — Прости. — За что именно? За мой проигрыш или вчерашнее? Кажется, произошло что-то серьёзное. Хёнджин, напрягшись, в очередной раз пытается выловить в памяти нужные обрывки, но снова без успехов. — Это из-за моих слов Бинни? — осторожно уточняет он. — Ты хотел сказать, всем? — хмыкает Феликс и смотрит на него. Хёнджин утыкается лицом ему в шею и чувствует, как его парень немного расслабляется. — Меня не это тревожит. Даже нравится. Можешь хоть на лбу про это написать, но ты помнишь… бля, — Феликс заставляет его посмотреть на себя. — Ты опять пытался переспать со мной, будучи в говно. И говорил о том, как хочешь быть круче моих бывших. Ты правда из-за этого так переживаешь и молчишь? Почему этот Ли-да-почему-ты-такой-крепкий-Феликс никогда не напивается до беспамятства? — Я… — Хёнджин смотрит в его обеспокоенные глаза и не находит в себе смелости соврать. — Да. Очень. Я уже не боюсь показаться тебе бревном, но это почему-то сильно меня задело. — Я могу это как-то исправить? Сказать что-нибудь, чтобы ты успокоился? — Не знаю, — честно отвечает он, кусая губы. Хёнджин не хотел и не хочет ковырять эту тему. Понимает, что Феликс не виноват, что он живой, красивый, горячий и всё ещё человек — несмотря на все идеализирования Хёнджина — со своими потребностями. Но этого понимания мало. — Можешь ответить мне на один важный вопрос? Ответ узнать хочется и при этом безумно страшно — знает, что он ему очень не понравится. — Я всегда с тобой честен, Джинни, — сердце сжимается от уверенности Феликса. Ему бы такую. — Когда ты в последний раз спал с кем-то? — зажмурившись, спрашивает Хёнджин. Ответа нет слишком долго, из-за чего напряжение нарастает, и он открывает глаза, чтобы увидеть отвернувшегося Феликса. — Ликс? — В мой день рождения. Жрущие заживо червяки ставили на более близкое время к их дате начала отношений, но Хёнджина всё равно захлёстывает цунами из ревности. Он резко отстраняется, прожёвывая воздух — чуть больше усилий, и крошки от зубов полетят. — Круто ‘поебланил’. Феликс взрывоопасный: он всегда себя сдерживает, хотя испытывает слишком много, а потом разносит себя и всё вокруг — это Хёнджин уяснил после его откровения насчёт отчима. Становиться той искрой, что зажигает фитиль, он не хотел, но... Волшебные глаза затягивает тьмой — Хёнджин лишь благодаря вредности не скукоживается от этой перемены — а желваки под слегка смуглой кожей напрягаются. — Ты сам спросил, а я ответил честно, — цедит он. — На тот момент я был абсолютно свободен и мог трахаться, когда, где и с кем хотел. Тон и выбор слов Феликса провоцируют в Хёнджине режим агрессивной самозащиты. — Ой, прости, что влез в твою ахуительную сексуальную жизнь! — в одно движение отскакивает от Феликса. — Я ведь один такой дурачок, который, как только влюбился, даже не смотрел ни на кого! Не будь в Хёнджине столько негативных эмоций и сил из них, он бы вряд ли выдержал его взгляд. Феликс смотрит на него так, что поджилки трясутся. Хёнджин уже успел забыть, насколько у него подавляющая аура. — Oh, I’m sorry that I’m not goodie two shoes like you, — притворно сладко говорит Феликс, кривя лицо. — I’m sorry that I’m a grown man who wants to fuck. I’m sorry that I didn’t wait for the princess to say I’m worthy of his highness! Шквал гнева Феликса всей обоймой стреляет в сердце и покалеченное за одно лишь утро эго. Он прошёлся по всем болевым точкам. Хёнджин, раздувая ноздри от злости, поднимается с дивана и идёт в сторону спальни. — Where the fuck are you going? — кричит Феликс ему вслед. — Домой! — перегнувшись через перила, отвечает Хёнджин. — Бесись, сколько влезет, но не на меня! — F… — ну давай, обзови меня! — Fine! Не обозвал — уже что-то. Но Хёнджину так гадко и больно, что он больше не может тут находиться. Когда вещи собраны, Кками в коляске, а адреналин сходит на нет, на него наваливается вся тяжесть обиды. Еле сдерживая слёзы, Хёнджин уходит. Следующие три дня он проводит дома, выходя на улицу лишь за вином, и чтобы выгулять своего любимца — что-то ему это напоминает. Воспоминания о словах Феликса, его взгляде и той мерзкой ссоре ранят так сильно, что Хёнджину физически плохо. Ещё хуже ему от того, что Феликса нет рядом — слишком сильно любит и привык к нему за всё это время. Писать, звонить и приходить первым не позволяет чувство собственного достоинства, но он соврёт, если скажет, что не хочет. Страх, что это конец, почти убивает. Не должно быть так, они ведь могли и, наверное, ещё могут просто поговорить. Нужен лишь первый шаг, который Хёнджин точно не будет делать. Если Феликс не поймёт свою ошибку, то будущего у них нет. В десятом часу вечера, когда Хёнджин допивает уже половину бутылки, в дверь кто-то звонит. Молясь, чтобы это не был Минхо, который пришёл выпытывать, что произошло, он встаёт с дивана и плетётся к порогу. Чтобы в камере наблюдения увидеть Феликса. Хёнджин тихо ругается на своё глупое сердце, сразу ускорившее бег, и открывает. — Я еблан, — тихо хрипит Феликс, поднимая на него красные глаза, и не переступает через порог. — Я мудак и, кажется, всё-таки правда тебя не заслуживаю. А ещё у меня есть проблемы с гневом, — он переводит дыхание, облизывая искусанные губы. — Рюджин запретила мне приходить к тебе, пока я не схожу к психологу и не запишусь на приёмы. Мне реально надо лечиться, — криво ухмыльнувшись, Феликс тяжело вздыхает. — Ты имеешь право не принимать меня назад, но мне правда очень плохо без тебя. Прости, если сможешь и хочешь. Хёнджин смотрит на него во все глаза, переваривая услышанное. Мысль о том, что в голове Феликса что-то немного стоит не так, уже посещала его, но услышать подтверждение неожиданно. Ещё более неожиданно то, что Феликс пошёл к специалисту ради него. Он правда раскаивается и всё-таки пришёл. Сам. Первым. И, видимо, хотел сделать это ещё раньше. Внутри разливается приятное тепло. Сглотнув, Хёнджин моргает. — Тебе правда надо лечиться, — кивает он и, увидев, как лицо Феликса немного вытягивается в удивлении, нервно усмехается. — Я любя! Иди сюда. Возможно, он слишком быстро прощает и слишком сильно влюблён, чтобы мыслить здраво, но Хёнджину пока что хватает этих искренних извинений и готовности работать над собой. Он крепко прижимает Феликса к себе и затаскивает в квартиру. — Я так люблю тебя, — Феликс нежно берёт его лицо в руки и оставляет беспорядочные поцелуи на щеках, глазах, подбородке, губах. — Когда ты ушёл, я сразу хотел побежать за тобой, но мозгов хватило, чтобы не делать этого. Я очень виноват, Джинни, — он ещё раз целует его в нос и заставляет посмотреть себе в глаза. — Я понимаю, почему ты так резко отреагировал. Правда. Клянусь, я стану лучше для тебя. — Хорошо, договорились, — Хёнджин счастливо улыбается, выдыхая. — Я тоже люблю тебя. И… ты тоже прости меня за те загоны, я научусь больше говорить, обещаю. Следующие три часа они говорят о причинах переживаний Хёнджина. Феликс объясняет, что ему не нужен никто, кроме него, и он верит в это — всё-таки Феликс ни разу не давал ему усомниться в своей верности. Хёнджин с трудом, но начинает принимать то, что у Феликса была жизнь до него, и это нормально. Они разные люди со своим мировоззрением, у них есть разные убеждения и мнения. Главное то, что они сейчас и будут продолжать быть вместе. Становится заметно легче. — У меня и мыслей нет смотреть на кого-то, кроме тебя, Джинни, — Феликс невесомо ведёт рукой по оголённой коже бедра, глядя ему в глаза. По телу бегут мурашки. — Я без понятия, что будет в будущем, но мне очень хочется, чтобы так было всегда. Мне не нужен кто-то другой. — Докажи, — еле слышно говорит Хёнджин. Разведя ноги в стороны, он притягивает Феликса к себе и целует, порывисто и жадно. Становится жарко. — Хочу почувствовать, как сильно ты хочешь меня. В тёмных радужках Феликса начинают плясать чертенята. — Как прикажете, ваше высочество, — ниже обычного говорит он, сжимая бёдра Хёнджина пальцами. Сердцебиение гулко отдаётся в ушах. — Как ты этого хочешь? — Я перед тобой ноги раздвинул, гений, — закатывает глаза и смеётся, когда Феликс начинает его кусать за плечи и щекотать. — Отпусти, я сейчас сдохну, — умоляет Хёнджин сквозь хохот, пытаясь вырваться из крепкой хватки. — Не пущу, — всё веселье застревает в горле, когда Феликс крепко хватает его кисти и придавливает их к матрасу над головой Хёнджина. Он приближается к его лицу и ухмыляется в губы. — Где у тебя всё лежит? После того самого похода в душ он уже не должен смущаться, но Хёнджин уверен, что сейчас немного розовеет. Закусив губу, кивает в сторону платяного шкафа. — Вторая полка снизу, под трусами, — подсказывает Хёнджин и зачем-то приглаживает волосы. — Съедобная? — с улыбкой спрашивает Феликс, оглянувшись на него через плечо. — Ещё и со вкусом вишни, — закрыв шкаф, он медленно подходит к кровати и садится у коленей Хёнджина. — И уже открытая. Ты играл с собой, Джинни? Хищный взгляд Феликса заводит сильнее, чем просмотр порно. Хёнджин рвано выдыхает и, схватив Феликса за ворот худи, притягивает к себе. — Исследовал себя, — тихо отвечает он. Феликс сглатывает, наваливаясь сверху. Ощутив, что он уже начинает твердеть, Хёнджин чувствует себя ещё увереннее. — Надеюсь, ты справишься хотя бы на уровне с моим вибратором. Дразнить Феликса — отдельное удовольствие для Хёнджина. Дыхание сбивается, а тело покалывает лишь от вида раззадоренного Феликса. Он резко впивается в губы Хёнджина, сжав свободной рукой шею под челюстью. Большой палец давит на подбородок, и он послушно открывает рот, впуская чужой горячий язык. Желание целиком поглощает сознание, превращая Хёнджина в оголённый провод — каждое движение ощущается так ярко и хорошо, что он начинает тихо постанывать в мокрый поцелуй. — Думаю, я справлюсь, — самодовольно произносит Феликс, отстраняясь с громким чмоком, и переводит взгляд вниз, на топорщащиеся шорты Хёнджина. Не успевает он и рта раскрыть, как Феликс снова припадает к его губам, требовательнее, жарче, так, что у Хёнджина голова идёт кругом. Когда Феликс запускает руки ему под футболку и одновременно толкается в него тазом, в поцелуй врывается высокий стон. Ему чертовски нравится, когда Феликс такой — страстный, дрожащий от нетерпения и немного властный. Всё внутри ликует от того, что это он, Хёнджин, доводит его до такого состояния. Влажные поцелуи и лёгкие укусы в шею и ключицы уже доводят его до блаженства, но Феликс, кажется, хочет свести его с ума и сжимает член Хёнджина через шорты. — Боже, — хрипло шепчет, цепляясь за худи Феликса. Ему так много и так мало одновременно. Нужно ближе, чтобы ни миллиметра между. — Сними. Нехотя оторвавшись от чувствительных ключиц, Феликс нетерпеливо срывает с себя верх. Хёнджин даже не успевает насладиться видом на умопомрачительно красивые кубики, подтянутую грудь и невозможные розовые соски — видимо, решив не останавливаться на себе, Феликс резкими движениями избавляет Хёнджина от всей одежды. Первой мыслью было прикрыться и сжаться, но она моментально испаряется, стоит ему увидеть то, как на него смотрит Феликс. Голод, возбуждение, восхищение и ярко выраженное желание — вот, что плещется в его радужках. По мышцам пробегает лёгкая судорога, и Хёнджин расслабляется, расставив ноги чуть шире. Его не просто хотят, а созерцают и наслаждаются. Это распаляет до невозможности. — Ты, — Феликс целует его во внутреннюю сторону бедра рядом с коленом, — произведение, — ведёт языком дальше и прикусывает сверхчувствительную кожу ближе к паху, — искусства, Джинни. Горячие ладони Феликса скользят по ногам к тазобедренным косточкам и сжимают их, пока влажные губы осыпают обожанием лобок и низ живота. Хёнджин, потеряв связь с реальностью, до боли прикусывает губу. Все прикосновения Феликса трепетные, будто он действительно облюбовывает нечто хрупкое и прекрасное, но при этом жадные — ещё ни разу Хёнджин не чувствовал себя настолько желанным. Сердечная мышца почти разрывается на лоскуты от переизбытка тактильных ощущений и эмоций — он захлёбывается и хочет ещё. Губы Феликса смыкаются вокруг головки, и Хёнджин, откинувшись на подушки, стонет громче. Воздух раскаляется, кожа покрывается потом от жара, пошлые хлюпающие звуки возбуждают — хотя куда ещё — сильнее. Посмотрев вниз, он встречается взглядом с Феликсом — это и собственный член в его рту вызывают не мурашки, а мини-взрывы по всему разгорячённому телу. Так невообразимо хорошо просто не может быть. Зрение теряет чёткость, в ушах шумят кровь и зашкаливающий стук сердца — жарко, мокро, тесно. Так тесно, но он мечтает оказаться прижатым к постели, чтобы Феликс был повсюду. — Ли-икс! — томно протягивает Хёнджин, когда первый палец касается его входа и аккуратно проникает. Ощущения странные, но осознание того, что это делает Феликс, отправляет его куда-то в космос. Он так осторожно готовит его, отвлекая то глубоким минетом, то лёгкими поцелуями и укусами в бёдра и пресс, оглаживает и сжимает сейчас такую нежную везде кожу. Невероятно, невозможно, чертовски хорошо. Пальцы судорожно сжимают покрывало. — Я сейчас умру, Ликс, — бормочет Хёнджин почти в бреду от наслаждения, когда в нём оказывается уже четыре пальца, растягивающие и дразняще массирующие простату. — Хватит, я хочу тебя. Феликс выпускает пульсирующую плоть изо рта — Хёнджин умирает и возрождается от того, как выглядит это красивое лицо с мокрыми веснушчатыми щеками и ярко-красными губами — и встаёт с кровати, чтобы снять с себя джинсы и натянуть презерватив на своё возбуждение. Расправив плечи, Феликс прослеживает за его взглядом — направлен на идеальный для Хёнджина член — и ухмыляется. — Люблю тебя, — шепчет он в губы Хёнджина, прижимая к своей груди. Сердце Феликса стучит так сильно, что Хёнджин ощущает его ритм на себе — фейерверки из чистого счастья разрываются и заражают дурманом. Царапая скульптурные плечи в веснушках, он льнёт ещё ближе, будто пытаясь срастись с ним. — И я тебя, — в перерыве между поцелуями. Хёнджин сжимает кожу на напряжённой спине Феликса и выгибается под ним, когда чувствует головку. Тело крупно дрожит от предвкушения. Феликс упирается одной рукой в матрас рядом с его головой, второй, подхватив под коленом, отводит ногу Хёнджина в сторону и налаживает с ним зрительный контакт. Этот взгляд творит с ним неописуемые вещи — прикажи Феликс сейчас кончить, он бы сразу повиновался. Воздух разрывают два протяжных стона, когда Феликс плавно заполняет его.***
— Вы ебались, — с умным видом вдруг выдаёт Минхо. Хёнджин, поглаживавший лежащего на нём Феликса по оголённой пояснице, лениво переводит взгляд на друга и тихо хихикает. В памяти сразу начинают всплывать яркие картинки последних двух дней, в которые они будто решили наверстать всё и сразу. Тело всё ещё ломит, но эта боль блаженна. А Ли-ебать-как-я-тебя-люблю-Феликс идеален даже со всеми своими неидеальностями. — С чего ты взял? — спрашивает Феликс, улыбнувшись уголком губ. — От вас сексом за версту несёт, противные, — кривится Чонин, вернувшийся с новой бутылкой виски. — Даже я это понял. Слиплись, блин. Я и не думал, что вы можете быть ещё более сладкими. — Ну вообще больше подходит тогда ‘бесстыдными’, — задумчиво мычит Крис, пялясь в телефон. Феликс фыркает Хёнджину в шею и утыкается носом ему в плечо. Как же с ним хорошо. Теперь они ещё ближе и активнее работают над собой и их отношениями — восхитительно. Впереди ещё так много всего… — Ну, могу поздравить Джина с осуществлением его давней влажной мечты, — гогочет Минхо. — А то он ещё со второго курса, когда напивался, ныл о том, как хочет завалить Ликса, потому что он выглядит, как развратный эльф с дурным вкусом. Особенно его интересовал твой рот, кстати. — Ли Минхо! — вопит разъярённый Хёнджин, спихивая с себя Феликса. И начинается хаос.