* * *
Они сидели на траве у ручья на окраине пика Цюндин. Шэнь Цинцю наблюдал за плывущими внизу, у подножия горы, клочьями тумана и старался не обращать внимания на сложенную из камней перевёрнутую пирамидку. Ему казалось, что от одного только взгляда она может обрушиться. Су Сиянь смотрела в небо, хотя смотреть там было совершенно не на что — сплошное белое марево. В этом мире невозможно было проследить движение солнца, но время здесь измерялось каким-то иным способом …на алтаре догорала палочка благовоний… из треснувшего кувшина сочилась вода… Десять лет — это так много. Для Шэнь Цинцю, которому было едва за тридцать, который лишь малую часть своей жизни провёл в благополучии и достатке, занимая достойное место в обществе, срок в десять лет казался столь сказочно долгим, что за него стоило расплатиться тюрьмой и страшной смертью. И если бы только своей, то не стоило и сомневаться… — Я знаю, как можно получить шанс спасти всех, — заявил вдруг Шэнь Цинцю. Су Сиянь… нет, не вздрогнула. Она медленно и с достоинством повернулась и взглянула на своего собеседника с высокомерным недоверием. Которое тот счёл наигранным. — Я могу привязать вашу душу к своей, — объяснил он. — Когда я вернусь в мир живых, вы вернётесь со мной. — Разве это не… — растерянно начала Су Сиянь, — …но я умерла слишком давно, я ведь не могу… — Неупокоенным духом. Призраком, — ответил Шэнь Цинцю. — Это, безусловно, осложнит ваше следующее перерождение. Но даст шанс помочь сыну. Су Сиянь побледнела. — Вы умеете делать такие вещи? — в ужасе произнесла она. — Никогда не пробовал, но знаю, как, — невозмутимо сказал Шэнь Цинцю. — И, разумеется, это неправедная техника. Она судорожно вдохнула и крепче обняла колени. Как же странно, подумал Шэнь Цинцю, в этом нематериальном мире люди, лишённые тела, всё так же верят в то, что у них есть лёгкие, втягивающие воздух, кровь, отливающая от лица, и прочие атрибуты телесности. — Женщину, которая отдала своё сердце демону, смущают неправедные техники? — спросил он. — Кстати сказать, у вас будет шанс выяснить, что с ним стало. И, возможно, спасти и его, раз уж вашего возлюбленного нет среди мёртвых. На мгновение в её глазах мелькнуло то самое выражение, которое Шэнь Цинцю наблюдал у Ло Бинхэ, когда тот понимал, что на сей раз наказание его минует. Признаться, выражение это порядком раздражало главу пика Цинцзин. Возможно, оттого он и наказывал зверёныша столь часто. Но Су Сиянь попалась на крючок, и Шэнь Цинцю почувствовал удовлетворение. — И вы станете помогать мне в этом? — с сомнением спросила она. — Призраком я вряд ли смогу чего-то добиться. — Почему бы и нет? — Шэнь Цинцю раскрыл и закрыл веер. — Мне в любом случае многое нужно обсудить с Юэ Цинъюанем. И эту тёмную историю с победой над императором демонов в том числе. Су Сиянь попыталась принять строгий и недоверчивый вид, но больше напоминала щенка, которому хозяин показал сахарную косточку, а отдавать раздумал. — Почему я должна вам верить? — спросила она. — Потому что этот мастер осознал, что порой всё-таки стоит полагаться на других, — терпеливо объяснил Шэнь Цинцю. Прозвучало не слишком убедительно. — Могу принести вам клятву, что не стану убивать вашего сына. А покуда он жив, я заинтересован в хороших с ним отношениях. Су Сиянь молчала, хмурилась и кусала губы, пытаясь найти в его словах подвох. Шэнь Цинцю даже льстило то, несколько коварным и расчётливым считает его эта женщина. Хотел бы он быть таким в действительности! — Времени мало, верно? — напомнил он. — Решайтесь. Су Сиянь поднялась, изящным движением расправляя широкие рукава белоснежных одеяний и в мгновения ока превращаясь из обиженной девочки в неприступную принцессу. — Сначала клятва, — потребовала она.* * *
Шэнь Цинцю медленно опустил руку, держащую гребень. — Значит, всё получилось, — констатировал он. Воспоминания о пережитом в потустороннем мире не были такими уж неожиданными. Всё то время, что он говорил с Юэ Цинъюанем после пробуждения, Шэнь Цинцю ощущал какое-то новое знание, точно камешек в сапоге. И всё же ему стоило усилий сохранить спину прямой, не опустить плечи под этим грузом. — Вы жалеете? О том, что привели меня сюда? — спросила Су Сиянь. — Разумеется, нет. С чего бы? — возразил ей Шэнь Цинцю. — Тогда, если можно… я хотела бы увидеть сына. — Хорошо. Подождите немного. Шэнь Цинцю тщательно расчесал волосы, скрепил их гуанью, продел шпильку. Потом поправил одежды и только после этого кликнул Мин Фаня и велел ему привести Ло Бинхэ. И добавил почти без заминки: — Выдай ему новую форму и проследи, чтобы он выглядел надлежащим образом. Су Сиянь никак не прокомментировала это распоряжение. Но Шэнь Цинцю не рискнул смотреть ей в лицо, когда Ло Бинхэ появился на пороге Бамбуковой хижины. Он хорошо держался. Этот паренёк вообще был на удивление выносливым, и теперь глава пика Цинцзин понимал, почему. На его теле не было видно ссадин и синяков — Шэнь Цинцю всегда бил так, чтобы раны потом оказывались скрыты одеждой, — но ступал Ло Бинхэ с осторожностью, то и дело порываясь придержать свою правую руку за локоть. Мин Фань действительно выдал ему чистую форму, однако на подоле верхнего одеяния уже успел отпечататься след чьего-то сапога. — Твоё наказание окончено, — сказал Шэнь Цинцю. — Приведи себя в порядок и поешь. У тебя сегодня занятие по каллиграфии. Стоило бы выставить Ло Бинхэ сразу, чтобы не слушать его благодарностей и не видеть этого невыносимого собачьего взгляда. Но Шэнь Цинцю медлил, чтобы дать Су Сиянь посмотреть на своего отпрыска хотя бы пару минут. Он недоумевал — отчего за прошедшие месяцы в этом ребёнке так и не появилось злобы? И когда она должна была появиться? Ло Бинхэ из воспоминаний о будущем не прощал никому и ничего. Су Сиянь была права, пока что её сын — «добрый и чистый сердцем мальчик». Слишком наивный, слишком доверчивый. Всё ещё надеющийся на то, что кто-то поможет ему. Как и этот Шэнь когда-то… — Всё, иди, — не выдержал он наконец. — Мин Фань, а ты задержись. Когда Ло Бинхэ вышел, старший ученик почтительно склонился перед учителем. — Я сказал тебе проследить за тем, чтобы ученик Ло выглядел надлежащим образом, — холодно напомнил ему Шэнь Цинцю. Юноша побледнел и ниже опустил голову. — Этот ученик провинился и просит о наказании. Недовольство учителя для Мин Фаня было неожиданным и непонятным. Обычно тот сквозь пальцы смотрел на издевательства над сяошиди. Более того, чутьё подсказывало Мин Фаню, что свидетельства этих издевательств учителю приятны. — Получишь пять ударов линейкой. А теперь проследи, чтобы ученик Ло действительно поел. Он должен быть в состоянии держать кисть на уроке. — Этот ученик осознал свою ошибку и приложит все силы, чтобы исправить её, — с готовностью заверил Мин Фань. Шэнь Цинцю кивнул и жестом отослал его прочь. Он был уверен, что Мин Фань не рискнёт мстить Ло Бинхэ; по крайней мере, не сегодня. Старший ученик пика Цинцзин всегда был неглуп, осторожен и умел держать нос по ветру. Иными словами, совсем не походил на своего учителя. Только когда Мин Фань ушёл, Шэнь Цинцю решился взглянуть в сторону Су Сиянь. Та криво улыбнулась и промолчала. После чего растворилась в воздухе и до самого урока каллиграфии не появлялась, дав Шэнь Цинцю отдохнуть в одиночестве и подготовиться к занятиям с учениками. На уроке она села рядом с Ло Бинхэ — так, будто её присутствие могло подбодрить мальчишку. Увы, тот ничего не замечал. Он старательно выводил иероглифы, не слишком изящно, но хотя бы без помарок. — Посредственно, — оценил Шэнь Цинцю его работу. Ло Бинхэ, стараясь не выдать радости, поклонился. — Между прочим, у него болит рука, и ему трудно было держать кисть, — произнесла Су Сиянь. Шэнь Цинцю её замечание проигнорировал и подозвал следующего ученика. В конце концов, он не может при всех разговаривать с невидимым собеседником. Однако по возвращении в Бамбуковую хижину Су Сиянь заговорила снова: — Вы могли бы дать ему мазь, заживляющую раны. Я видела, она у вас есть. — Я и так веду себя странно, — ответил Шэнь Цинцю, перебирая бумаги. — Не вижу ничего странного в том, чтобы дать лекарство ученику, который в нём нуждается, — отрезала Су Сиянь. Шэнь Цинцю вздохнул и отложил бумаги. — Давайте-ка поговорим, мастер Су, — сказал он. Женщина села напротив заклинателя и посмотрела вопросительно. Она была словно соткана из тумана, и всё же черты её лица были хорошо различимы. Каково оно, быть бесплотным духом? Может, и неплохо, если не чувствуешь ни боли, ни голода и холода, ни надобности производить впечатление на людей? — Вы искали подвох в той сделке, которую мы заключили. Так вот, я объясню вам, в чём он. Су Сиянь вскинулась и посмотрела с настороженностью. — Если вы хотите внимательного и заботливого учителя для вашего сына, то перед вами самый неподходящий на эту роль человек. Беда не в том, что я не желаю таким быть, а в том, что не могу. — Не понимаю, о чём вы, — пробормотала Су Сиянь. — Неужели так сложно… Шэнь Цинцю упреждающе поднял руку, и женщина замолчала. — Мастер Су верно заметила, что я не умею ценить заботу и доброе отношение. Возможно, дело в том, что я сам неспособен совершать добрые дела так, чтобы они пошли кому-то на пользу. Вы ведь знаете, чем обернётся моя попытка помочь Лю Цингэ? Су Сиянь только усмехнулась. — То же и с Юэ Цинъюанем. Я так желал оградить его от себя, не отравить его жизнь своим присутствием, но, кажется, всё равно должен буду погубить его. Меня это не удивляет. Я давно знаю за собой такое свойство. Оттого я и не спас ни одного ребёнка с улицы, ни одной девушки из ивовых беседок, хотя порой и задумывался об этом. Моё вмешательство в жизнь человека принесёт ему только… — Просто дайте ему эту мазь и не выдумывайте лишнего, — перебила Су Сиянь. — Мир от этого точно не рухнет. Шэнь Цинцю сначала опешил, а потом поднялся и достал из шкафчика флакон с мазью. И то правда. Вряд ли его действия приведут к худшим последствиям, чем открылись ему в видениях. Ло Бинхэ он нашёл в дровяном сарае. Тот сидел на покрытой старым одеялом поленнице и, закатав рукав, разглядывал огромный кровоподтёк на предплечье. При виде учителя он вскочил и хотел было упасть на колени. — Стой! — рявкнул на него Шэнь Цинцю. Пол в сарае был грязным. Не хватало ещё этому балбесу испачкать только что полученную форму. — Это — лекарство, — Шэнь Цинцю швырнул в мальчишку мазь. Надо отдать должное, реакция у поганца была хорошая, и флакон он поймал. — Обработай свои синяки, чтобы никто из посторонних их не увидел. А то посчитают, будто я на пике Цинцзин дурно обращаюсь с учениками, — зачем-то добавил Шэнь Цинцю. Он готов был поклясться, что Су Сиянь эти слова приведут в ярость. Но ему нужно было оправдать свой нелепый поступок хотя бы для самого себя. Ло Бинхэ обомлел от изумления, почтительно сжал флакон двумя руками, и улыбнулся так светло, будто получил от родной матери пряник. — Благодарю учителя за милость! — произнёс он. В его голосе не было ни страха, ни смущения. Он воспринял поступок Шэнь Цинцю столь естественно, словно не этот мужчина недавно нанёс ему раны, которые предлагал сейчас вылечить. — Впредь этот ученик удвоит усилия, дабы не разочаровать учителя! — радостно добавил Ло Бинхэ. — Завтра не потерплю никаких жалоб, — сообщил Шэнь Цинцю и поспешно вышел. Ему невыносимо было видеть эту сияющую физиономию. Неужели ему долгие годы придётся терпеть довольное выражение на лице зверёныша? — Хотите, организую Ло Бинхэ перевод на другой пик? — спросил он в воздух. — Любой, кроме Сяньшу и Цюндин, его примет. Су Сиянь мгновенно проявилась по левую руку. — Нет, не нужно, пожалуйста, — с тревогой попросила она. — Если о его происхождении станет известно, то беды не избежать. Шэнь Цинцю усмехнулся. — Думаете, я тут чем-то смогу помочь? Су Сиянь обиженно опустила глаза. Конечно же, он должен будет помочь, если не желает суда и пыток для себя и погибели для всей школы Цанцюн. Впервые ему показалось, что лучше было бы ничего не помнить и хотя бы десять лет (или сколько там оставалось до начала конца?) прожить спокойно. Когда Шэнь Цинцю вернулся в Бамбуковую хижину, Су Сиянь озаботилась новой проблемой: — Вам нужно поесть. — Нет необходимости, — отмахнулся он. — Вы ещё не оправились от лихорадки. А ведь у вас за весь день и крошки во рту не было, — напомнила Су Сиянь. Шэнь Цинцю разозлился. — Вы что, следите за мной? Она беззвучно вздохнула, втягивая несуществующий для неё воздух несуществующими лёгкими. Ну разумеется. Он сам привязал её душу к своей. Что ей ещё остается. — Позовите Мин Фаня, пусть принесёт еды, — мягко сказала Су Сиянь. — Он будет рад оказаться полезным. Днём вы, кажется, очень напугали его. — Если я дам ему поблажку, он опять примется изводить вашего сына. Су Сиянь понурилась, соглашаясь. — И всё равно поешьте, — сказала она. — Я могу пока исчезнуть, если смущаю вас. Шэнь Цинцю вдруг смягчился. — Да нет, оставайтесь. Вы меня не смущаете. Он заварил чай и достал коробку с печеньем и конфетами. — Это, по-вашему, еда? — строго спросила Су Сиянь. — А разве нет? — Шэнь Цинцю отправил в рот засахаренный орешек и принялся жевать с блаженной улыбкой на лице. — Ну простите, у меня не было матушки, которая приучила бы меня сначала есть кашу, а потом конфеты. Он склонился над коробкой, выискивая кунжутное печенье. Су Сиянь изумлённо наблюдала за тем, как этот жуткий человек с нескрываемым удовольствием поедает сладости и не могла понять, что чувствует. Злость куда-то испарилась, сменившись жалостью и ещё чем-то неуютным, неуместным, чем-то, что ей самой не хотелось за собой признавать. — Спасибо… за лекарство, — сказала она. — Ваш сын уже поблагодарил меня, — буркнул Шэнь Цинцю. — Надо же, это и правда оказалось несложно. Су Сиянь хмыкнула, и он вдруг почувствовал закипающее раздражение. — Подождите! Я не смеюсь! — крикнула она и добавила уже тише: — Я правда благодарна. Шэнь Цинцю стало почти невыносимо неловко. Он-то понимал, что благодарить этой женщине его совершенно не за что. — Это правда было несложно, — повторил он. Всколыхнувшаяся злоба улеглась, будто её и не было. Может, сладости так подействовали? Су Сиянь не дала ему додумать эту нелепую мысль. — Мастер Шэнь… — неуверенно начала она. — Вы говорили, что неспособны совершать добрые дела так, чтобы они пошли кому-то на пользу… Но вы упоминали очень сложные дела, такие, как спасение жизни или изменение судьбы. В то время как у вас мало опыта даже в простых. — Мастер Су готова давать мне наставления? — с насмешкой спросил Шэнь Цинцю. — Я могу оказаться безнадёжно необучаемым. Потом отправил в рот конфету, чтобы не чувствовать горечи произнесённых слов. — Я не смеюсь, и вы не смейтесь! — потребовала Су Сиянь. — Возможно, это и правда звучит как нравоучение, но это ведь правда. Шэнь Цинцю не ответил, потому что… что на такое ответить? Признать, что эта наивная девочка, погибшая из-за собственной глупости, умнее него? — И ещё, — сказала она. — Не каждое доброе деяние тут же удостаивается отклика или даёт результат. Но оно становится кирпичиком в здании вашей репутации. — Сколько ещё банальностей мастер Су намерена сегодня изречь? Боюсь, моё терпение уже на исходе. — Хорошо, на сегодня закончу, — легко согласилась она. — Можно тогда дать практический совет? — Валяйте, — с кислым видом уступил Шэнь Цинцю. — Ещё кто-то нуждается в помощи? — Напишите главе школы. Вы обещали. — Не хочу. — Но он переживает! — Отлично, пусть переживает дальше. Люблю его изводить. — Если вы ему напишете, он пришлёт свежих пирожных! — выпалила Су Сиянь. — Это лучше, чем грызть печенье. Шэнь Цинцю ошарашенно уставился на неё. А потом расхохотался, неожиданно и неудержимо. Его тело давно отвыкло от смеха; смех раздирал лёгкие, царапал гортань, пробегал дрожью по мышцам. Уже отсмеявшись, Шэнь Цинцю всё ещё чувствовал странную вибрацию в груди и влагу между ресниц. — Рады, что я здесь? — весело спросила Су Сиянь. — Да, — почему-то ответил Шэнь Цинцю. Потом он разбирал бумаги, а Су Сиянь сидела поодаль, просматривая каждый отложенный им лист. Шэнь Цинцю дозволил ей это, прогнав шевельнувшуюся было подозрительность. В конце концов, Су Сиянь никому не сможет рассказать о прочитанном. Кроме того, ей, должно быть, очень скучно. Благо, она хотя бы больше не донимает его разговорами. Юэ Цинъюаню он всё-таки написал. Су Сиянь одобрительно улыбнулась, но заглядывать в письмо и давать рекомендации не стала. Она хорошо чувствовала, где стоит настоять, а где отступить, отметил Шэнь Цинцю. В купальню Су Сиянь за ним не последовала, снова проявив деликатность. Впрочем, вряд ли её присутствие смутило бы Шэнь Цинцю. Что непристойного может произойти между женщиной, не имеющей плоти, и мужчиной, лишённым всякого интереса к противоположному полу? Она появилась на пороге опочивальни, когда Шэнь Цинцю переоделся в спальный халат. — Я пришла пожелать спокойной ночи, — смущённо сказала она. — Можно я побуду рядом, пока вы засыпаете? Мне как-то очень… одиноко. — Оставайтесь, сколько хотите, — с деланным равнодушием ответил Шэнь Цинцю. Су Сиянь подождала, пока он уляжется и села на краешек кровати. — Если что-то случится, я вас разбужу, — зачем-то пообещала она. — М-м… — согласился Шэнь Цинцю, не открывая глаз. Сон пришёл к нему быстро, лёгкий и странно спокойный. Ему казалось, что он слышит тихое-тихое пение. Женский голос неспешно выводил мелодию, похожую на колыбельную.* * *
В мире живых Су Сиянь чувствовала себя странно. Куда более странно, чем в месте пребывания неупокоенных духов. Та похожая на сон реальность зыбкостью и бесплотностью полностью соответствовала своим обитателям. Там Су Сиянь была почти хозяйкой и силой превосходила многих. Здесь же она ощущала непоправимый диссонанс между собой и окружающим миром. Мир этот казался ей отражённым в большом серебряном зеркале. Он был лишён запахов, вкусов и осязания. Звуки его по большей части походили на далёкое эхо. Даже голос сына был приглушённым, хоть и отчётливо различимым. Единственным, кого она слышала хорошо, был Шэнь Цинцю. До Су Сиянь доносились не только его слова, но и дыхание, шелест одежд и даже биение сердца. Ей порой казалось, что она улавливает его мысли. Это было страшно. Но, пожалуй, это было… выгодно?.. Су Сиянь необходимо было сблизиться с этим человеком. Она всеми силами старалась узнать его, понять, очаровать и хотя бы немного полюбить. Без этого их совместное существование станет невыносимым для обоих. Су Сиянь не могла удалиться от Шэнь Цинцю более чем на три-четыре чжана, и сейчас, пока он спал, свобода её передвижения была ограничена Бамбуковой хижиной — так глава пика Цинцзин назвал своё обманчиво скромное, но отнюдь не аскетичное жилище. Здесь отсутствовала показная роскошь, однако предметы обстановки были дорогими и с большим вкусом подобранными. Это раздражало Су Сиянь, когда она вспоминала, в каких условиях вынужден провести эту ночь Ло Бинхэ. Мысли о сыне были тревожными, обжигающими, мучительными. Но и не думать о нём казалось непростительно малодушным. Каким маленьким и беззащитным он выглядел! С каким благоговением смотрел на своего жестокого учителя — видеть это было больно. Су Сиянь отметила, что лицом Ло Бинхэ походил на неё, а вот характером очень напоминал своего отца. Она вспомнила, как ей нравилось насмешничать над императором демонов, иногда довольно жестоко, и это почему-то приводило его в восторг. Тогда ей казалось, что Тяньлан-цзюнь, будучи личностью, облечённой огромной властью, очарован человеком, что осмеливается дерзить ему и не подчиняться его воле. Но сейчас она подумала, что дело было в чём-то ином. Ранее Су Сиянь казалось, что будущую судьбу своего сына, блистательную и пугающую, она изучила во всех подробностях. Но теперь, увидев это дитя, она поняла, что ей почти ничего неизвестно о нём. В тех видениях не находилось места ни для светлой улыбки, которой он не утратил, несмотря на все беды, что ему пришлось пережить, ни для терпения и дотошности, с которыми он выводил иероглифы, не смея жаловаться на боль в руке. Ло Бинхэ ей тоже только предстояло узнать и понять. Су Сиянь бродила по комнатам Бамбуковой хижины, без труда проходя сквозь стены, и гнала от себя мысли о тех, кого долгие годы назад оставила в мире живых и теперь могла встретить снова — о главе школы Цанцюн, что, сам того не ведая, сыграл в её жизни роковую роль; о предавшем её учителе, по-прежнему возглавлявшем дворец Хуаньхуа; об императоре демонов, пребывающем где-то между жизнью и смертью. Обо всех них Су Сиянь ещё подумает, но позже. Она разглядывала книги на полках, свитки с живописью и каллиграфией, развешанные по стенам, коллекцию вееров, принадлежности для чайной церемонии, семиструнный цинь, явно старый, но сохранившийся в идеальном состоянии. Задержалась на пороге, откуда открывался вид на бамбуковую рощу и пруд с чистой прозрачной водой. Ночь стояла ясная; на небе, полном звёзд, не видно было ни облачка. Продолжив осмотр, Су Сиянь обнаружила внутренний дворик с верандой, крошечным садиком и личной тренировочной площадкой главы пика, а также пристройку, пригодную для жилья, но сейчас пустовавшую. Ей пришло в голову, что хорошо было бы поселить там Ло Бинхэ. Так можно будет оградить его от конфликтов со старшими учениками, а заодно она сможет присматривать за ним. Конечно, сейчас Шэнь Цинцю принял бы эту идею в штыки, и требовалось хорошенько подумать над тем, как подвести его к ней. Су Сиянь села на пол веранды, не чувствуя под собой опоры, скрестила ноги и задумчиво смотрела на звёзды. Эти далёкие огоньки были одинаково недосягаемы и для призрака, и для существа из плоти и крови. Звёзды примиряли её с нынешней незавидной участью. В любом случае это чистое небо было лучше вечных облаков и тумана. Трудности не пугали Су Сиянь. С самого детства она привыкла не отступать, столкнувшись с проблемой, а искать пути её решения. Ей удалось совершить невозможное, вернувшись в мир живых через четырнадцать лет после смерти. И теперь в этом мире не было предопределённого будущего. Этот мир лежал перед ней, точно чистый лист бумаги, и ждал, когда она возьмёт кисть и напишет новую историю.