***
На самом деле, ощущает он себя иначе. Ещё с тех пор, как она разоружила его там, на далёком Буяне, а после заковала в цепи. У него было много времени об этом подумать, очень много... И даже когда цепи пали, это странное чувство не прошло. И лишь здесь, после пройденного с ними пути от Берендеева царства, Чародей понял, что произошло. Понял, что вновь проиграл. А мёртвое сердце, лишённое теперь без Кладенца большей части тёмной магии, снова предательски бьётся...***
Не будь он бессмертным чудовищем без всяческих низменных для него сейчас чувств наподобие голода или желания уснуть, то наверняка бы решил, что провалился в царство Морфея. Ну или засомневался бы в трезвости собственного рассудка. На мгновение он даже зажмурился от исходящего от неё сияния, столь сильным показалось оно заключённому во тьму пленнику. Она была ослепительно красива. Впрочем, разве же было когда-то иначе?... Роскошные русые волосы уже давно выбились из длинной косы, водопадом стекая по плечам и спине. С виду такое изящное и хрупкое, будто хрусталь, девичье тело, а на деле прочное и твёрдое, точно сталь единственного меча. А сверху накинуто лишь лёгкое ночное платье, что плавно колышется при ходьбе. Молочная кожа около груди отдаёт едва различимым даже для его нечеловеческого взора голубоватым сиянием. И, да, узник догадывается, что носит у самого сердца морская царевна. Прекрасные, но затопленные не до конца скрытой грустью и усталостью голубые глаза, обрамлённые длинными чёрными ресницами, горят ярче сверкающего в лучах солнца Море-океана. Но что же тебе нужно, красавица? Она пытается оглядеться в темноте и отыскать нужную ей темницу. Со стороны это выглядит даже забавным. Наверное, именно так он пытался когда-то разглядеть её макушку меж волн на Буяне в ночи. И так хочется что-то ей сказать, лишь бы вновь повернулась в нужную сторону. До дрожи в коленях и до стянутого ледяной цепью сердца. Хочется и точка. Прямо как раньше. – Зачем вы здесь, Ваше высочество? – чуть хриплый голос звенящей сталью пронзает тишину подземелья. К собственной чести царевна не вскрикнула и не подскочила. Лишь чуть дёрнула плечами и ровнее выпрямила спину, оборачиваясь на звук. Она не видит его лица, но каким-то невероятным образом чувствует, как его губы изогнулись в лёгкой наглой ухмылке. «Даже закованный в цепи, он чувствует себя хозяином положения». И эта неприятная мысль отдалась внутри пока ещё тихой, но опасной яростью. – А у тебя много вариантов? – медовый голос, от которого по спине мужчины поползли мурашки. Но нельзя обманываться, это он уже уяснил, ведь за этими нежными нотами скрывается гнев бушующих волн. – А разве царевна не должна отдыхать в своих покоях после дальних странствий? – наконец из тени показался его высокий силуэт. – Есть дела, что не дают уснуть. – Стало быть, я одно из них, – он приблизился почти вплотную к решётке, отчего девушка невольно и сама сделала несколько шагов навстречу. – Много чести, – царевна чуть фыркнула, но тут же подалась ещё ближе к стальным прутьям решётки. – Дело в Кладенце. Расскажи, как ты отыскал один единственный меч среди тысяч таких же. Как нашёл Кладенец? – Как нашёл, так уже никто и никогда найти не сможет, – мужчина скрестил закованные руки. – Отчего же? – Связан я с мечом. Хочу аль нет, но в нём теперь заперта большая часть моей силы. Никто не совладает с мечом и никто кроме меня его не разыщет. – Безумие какое-то! И почему я должна тебе поверить? – Но раньше же верила... Марья. «Я никогда не лгал тебе, любовь моя, и ты это знаешь». От собственного имени, произнесённого любимым, мгновенно ставшим бархатным голосом, перед глазами тут же замелькали совсем ненужные больше воспоминания. – Как ладно у тебя всё выходит, – глаза царевны недобро сверкнули. – Меч ты всё равно более никогда не получишь. Найдём другой способ. На тебе свет клином не сошёлся. Марья уже развернулась и рассерженная на себя и ещё больше на этого бесчувственного мерзавца направилась было к выходу, как тихие слова Кощея заставили её пораженно замереть на месте. – Иди-иди, но с твоими попутчиками каши не сваришь. Таскаешься с ними, как гусыня с выводком. Водяной ещё можно понять, зачем нужен, силой всё же наделён не малой. Про девчонку Яги вообще молчу. А тот человечишка лишь курам на смех да и только. Разве что он в другом чём хорош, – пренебрежение в голосе такое густое, что Марье показалось будто её затягивает в трясину. – Да уж получше тебя, каменный истукан! – не выдержала царевна и гневно направилась обратно к мужчине. – Не сомневаюсь, Ваше высочество, – тон Бессмертного так и сочился ядом. – Я не знаю, что ты себе надумал, – Марья яростно ткнула длинным ногтем в крепкую мужскую грудь совсем приблизившись, – но больше никогда не смей в моём присутствии оскорблять никого из них! Иван как брат мне, а я за своих порву. – Брат?– Кощей неожиданно недобро рассмеялся, и от этого почти забытого звука Марья вздрогнула. – Милая моя, его сальные взгляды крайне трудно не заметить. Да этот юнец заслуживает, чтобы ему глаза выдрали и засунули прямо в глотку, а может и куда в другое место ! – Да какая тебе разница?! – от такой наглости у царевны аж челюсть отвисла. – А такая, – злобно почти прошипел сквозь зубы колдун, обхватывая рукой стальной прут возле самого лица девушки. – Раз уж изволила меня сквозь полсвета протащить, могла бы и избавить от общества юнца, у которого от одного взгляда на тебя едва слюни не текут. Царевна стояла не в силах произнести и слова... Этот голос, эта ярость и избыточная эмоциональность. Они были почти несвойственны ни самому Чародею, ни тем более Кощею Бессмертному, бесчувственному чудовищу, неведающему ни любви, ни ревности. Последний раз таким она видела его лишь тогда, в их последнюю ночь, когда ещё не вкусивший мощи Нави Советник страстно целовал её, кусая губы до крови... Вдруг стало нечем дышать. Сердце сорвалось куда-то точно в пропасть, а руки непроизвольно опустились. Немыслимо. Невозможно. Больно. – Говоришь так, словно тебе есть до того дело, – с трудом выдавила из себя Марья. – Я тебя не понимаю. – Не понимаешь? – Кощей склонил голову чуть ниже, отчего девушка ещё отчётливее увидела его белоснежную кожу, местами покрытую мелкими чёрными линиями, будто трещинами. Какой же он всё-таки преступно красивый! Даже сейчас! Молчаливое величие Нави бесспорно оставило на прекрасном лице неизгладимый след, но в этой тьме таилась страшная... поистине смертельная красота. – Я просто очень не люблю, когда трогают моё, – жаркий шёпот у самого лица заставил Марью судорожно сглотнуть. Чуть нервный смех сорвался с коралловых губ словно защита. – Твоё? А не много ли ты берёшь на себя, Кощей? Для пленника ты слишком разговорчив. – Скажи мне, любовь моя, – мужские пальцы медленно провели по лебединой шее, невесомо подцепив цепочку, – так ты поэтому её до сих пор не выбросила? Потому что тебе всё равно? – Это подарок от очень дорогого мне человека. И не бесчувственной нечисти от меня что-то требовать, – душа царевны буквально рыдала, разрываясь в клочья, но голос почти не дрожал. – Бесчувственной, говоришь... Ошибаешься, любовь моя, ошибаешься. Один миг – и губы Кощея властно накрыли распахнутые в изумлении уста девушки.Жадно. Собственнически.
Так знакомо и, одновременно с тем, чуждо. Целовал так, словно страдал от жажды и желал испить её до конца. И вот у них уже одно дыхание на двоих. Язык скользнул между зубов, исследуя нёбо и вылизывая всё, что только было ему доступно. Горячо. Глубоко. Желанно. Не сдержавшись, Марья застонала в поцелуй, запуская руки в тёмные волосы мужчины. Такой родной и далёкий одновременно.«Моя! Моё! Не отдам!»
Кощей посасывает её губы, почти кусая, точно не в силах насытиться. А царевна снова стонет, чувствуя, как лихорадка подступает к шее и выше, затапливая лицо, ошпаривая жаром. И не думать бы о том, как всё тело дрожит: обнажённый голод прикосновения схож со сомкнувшимися челюстями капкана. «Мой монстр, моя отрава», — думает она, понимая, что снова проиграла, а внутри всё болит и плачет. Она отстраняется первой, силясь сделать хоть глоток воздуха, а на языке вертится лишь один вопрос: « Почему?» – Ну и что это было? – голос срывается на дрожащий шёпот, а в уголках глаз уже предательски закипают слезы. – Спустя столько лет решил доказать, что у тебя есть ещё способ на меня надавить? сделать больно? Она злится на себя ещё больше, коря за слабость, и хочется по-детски убежать. От него и прочих проблем. Просто уткнуться носом в подушку и рыдать, пока глаза совсем не иссохнут. А он молчит. Тяжело дышит, но молчит, точно собирается с мыслями. А через несколько секунд выдаёт такое, отчего Марья в который раз не знает, что и ответить. – Ответь, любовь моя, ледяное сердце может биться? И она молчит, лишь девичья рука медленно скользнула по его крепкой груди, и царевна потрясённо замерла. А сердце бьётся, бьётся сердце...