Волосы

Император недоуменно моргает, пытаясь понять, верно ли он расслышал просьбу своего племянника. Он смотрит сверху вниз, приподнимает брови и склоняет голову, пока мальчишка у его ног мнётся, дёргая своими ушами от стыда — это настолько причудливый жест, но Белос успел привыкнуть к нему за всё то время, что он уживался с парнем. — Я хочу… заплести Ваши волосы, дядя! — в этот раз Хантер говорит более уверенно; хотя он всё равно выглядит достаточно взволнованным, что заставляет мужчину перед ним смягчиться: рассмеяться совсем тихо и вскинуть бровь — на этот раз уже не вопрошающе и не осуждающе. — От чего же такое внезапное желание? — император с интересом наблюдает за тем, как у Золотого Стража теряется вся его былая уверенность — она сменяется слегка испуганным выражением лица, потому что, кажется, у него не находится никаких объяснений для его желания. Парень вскоре виновато сжимается всей своей фигурой и, прикусив губу, хмурит брови — видимо, находит в себе силы что-то сказать. Он выпрямляется, — неуклюже и резко — сжимая руки в кулаки; Хантер вновь с уверенностью глядит на императора Белоса, взгляд которого зажимает его в тисках. — Я просто очень хочу, — таков был ответ мальчишки, сказанный с такой величавой интонацией, что Белос в этот раз рассмеивается даже громче. Его глаза лукаво прищуриваются, и он тянется рукой к мягкой резинке, что удерживает его волосы в слабом, ленивом хвосте. Хантер усаживается на большой кровати; дядя не часто позволял ему входить в свои покои, не то что так свободно присаживаться на постель — а сейчас он сидит перед ним, император совершенно расслаблен и ожидает, когда его племянник наконец-то сделает свой первый шаг. И парень сглатывает — волосы Белоса распущены, взъерошены и все в его распоряжении. И почему-то это вызывает внутри мальчика невероятное волнение, которое вытекает в мелкую дрожь в руках и в мокрые ладони, которые Страж пытается утереть, не желая касаться головы дяди настолько мерзким образом. — Желание пропало? — совсем нетерпеливо вопрошает император, и это возвращает Хантера в настоящую действительность; он вытирает руки и, глубоко вдохнув, проводит кончиками пальцев по волосам своего дяди. Они путаются и цепляются за его пальцы, из-за чего император Белос недовольно поджимает губы, но не издаёт ни звука, давая парню насладиться моментом. Золотой Страж разглядывает пряди: высматривает седину, спутавшиеся тонкие волоски и то, как они волнами падают на плечи и спину мужчины. Он начинает водить, словно пытаясь расчесать их, и хотя рядом с ним лежит нужный для этого предмет, — золотой гребень — Хантер не спешит за него браться. — Посмотри на себя, Пип, совсем не ухаживаешь за своими волосами! — Калеб водит пальцами вдоль по всей длине, пытаясь избавиться от запутанных клочков, образовавшихся в русых волосах. И Филип в недовольстве мычит, пытаясь сбежать от всего этого действа: брыкается и пытается укусить брата за руки, на что старший Уиттебейн лишь хохочет. — С моими волосами всё хорошо! — он протестует так неистово, но его старший брат непреклонен; он шикает на мальчика и, в последний раз проведя руками сквозь его волосы, он берётся за старый деревянный гребень, начиная вычёсывать его. Сначала он двигает им достаточно грубо; у маленького Филипа на глаза наворачиваются слёзы из-за его слишком сильной чувствительности к боли, но Калеб успокаивает его — шепчет ласковые слова, целует в макушку, в щёки и в руки, когда тот пытается ударить его. И младший Уиттебейн затихает, старается быть взрослым и сильным, покорно терпит; ждёт, когда его брат уже закончит. — Вам не больно? — тихо спрашивает маленький голос, и император приоткрывает глаза; вздыхает в каком-то разочаровании и, облизав обсохшие губы, слегка приспускает голову, чтобы парню было удобнее управляться с его волосами. — Нет, — он отвечает довольно коротко, уводя свой взгляд в сторону. Хантер выдыхает в облегчении и вновь ведёт гребнем по волосам — на этот раз это ощущается мягко, даже приятно; и Белос вновь прикрывает глаза, вдыхая полной грудью в спокойствии. Это что-то такое знакомое и родное: то, как руки проводят по волосам, отделяют пряди и берутся переплетать их друг с другом в усердной сосредоточенности. Мужчина чувствует нарастающую тяжесть на своей голове — она появляется с натяжением из-за заплетённых волос, но к этому можно привыкнуть; и император старается это сделать — сидит смирно и не мешает работе своего племянника. — Какой ты спокойный, — Калеб заплетает косы своему брату; его волосы за все эти годы достаточно отросли, чтобы у него была возможность заниматься этим. — В детстве ты был намного более буйным. — Замолчи уже, Дьявол… — младший Уиттебейн закатывает глаза, слыша, как его старший брат мягко рассмеивается на его грубость. Это было уже чем-то привычным, поэтому Калеб даже не думал обижаться — для него такое из уст Филипа звучало забавно: словно тебе своими когтями и шипением угрожает небольшого размера котёнок. Парень сидит достаточно смирно, хотя и перебирает пальцами по своему колену, переживая о том, что после этого у него будет на голове. Хотя его брат никогда не разочаровывал его, когда дело доходило до какой-то тонкой и усердной работы — его причёски всегда вызывали у младшего Уиттебейна улыбку и тёплый сладкий комок в груди. Калеб будто бы специально прикасался к его ушам, к лицу, к шее — совсем невесомо, но достаточно заметно для самого Филипа; и это вызывало внутри парня что-то странное и непонятно прекрасное. — Почти закончил, — брат оставляет на шее Филипа поцелуй, заставляя того выдохнуть, и тянется за лентами, чтобы достаточно красиво завязать его мягкие волосы. Младший Уиттебейн мычит в ответ, водя зубами по нижней губе и ждёт: он всегда был достаточно нетерпелив, но пытался перебороть себя, когда дело касалось его старшего брата. И Калеб знал, что его маленький брат не умеет ждать; и он гордился им каждый раз, когда тот был в силах перетерпеть тягучее ожидание, за которым его ожидала приятная награда. — Готово, — мужчина с улыбкой смотрит на своё творение, а после поворачивает к себе голову Филипа — целует его в нос и в щёки, награждая за терпение и спокойствие. Уиттебейн проводит пальцами по своим волосам, хмурясь, и пытается понять, как же это выглядит со стороны теперь — то, что находится у него на голове. Старший Уиттебейн нащупывает маленькое зеркальце, показывая парню его причёску; он с гордостью сверкает своими медовыми глазами, ожидая, что его младший брат что-то скажет по поводу своего внешнего вида: косы переплетались друг с другом, образуя собой одну большую, а в волосах вилась пёстрая красная лента, доводящая до конца всю композицию. — Тебе нравится? — эта манящая улыбка украшает черты Калеба; и Филип поджимает губы, не в силах держать какую-то неприязнь или злость внутри себя к этому человеку. Он чувствует лишь тепло, которое заставляет его мягко глядеть на старшего брата — пожалуй, даже слишком мягко; обычно люди не смотрят с такой тягой на своих братьев и сестёр. Но эта мягкость, кажется, взаимна: Калеб всегда глядит на него также, и это греет душу парню настолько, насколько это вообще возможно; эта слабость, что они испытывают друг к другу, сопровождает их уже давно. И каждый из них не боится показывать её так открыто, как это только можно. — Выглядит неплохо, — глухо отвечает император, осматривая себя в отражении. Племянник нервно перебирает руки, ощущая смену в настроении Белоса; конечно же, он винит себя — в неверном движении, в неверном слове, в ужасной работе, которую он проделал. Но вся беда крылась совершенно не в этом. Мужчина вздыхает, проводя тонкими пальцами по неумелым косам, которые заплёл Хантер. Они выглядят смешно, но почему-то император не хочет об этом говорить; ком, стоящий в горле, не позволяет ему этого сказать. — Знаешь, я оставлю их, — Золотой Страж в удивлении открывает рот, но тут же закрывает, не зная даже, что он может сейчас ответить; император Белос выглядит на грани невероятно сильной печали, когда он полностью разворачивается к нему, но на его лице играет до удивительного добрая улыбка. Такую парень редко видит у своего дяди, лишь в особенно хорошие дни. — Они мне действительно нравятся, — император ощущает, как в нём начинает бурлить злоба, которая вскоре выйдет наружу мерзким, вязким зелёным илом, обволакивающим его тело; но он разберётся с этим чуть позже.