***
Квартира соседа, хотя и была расположена под Тэхёновой, показалась Намджуну какой-то до странности маленькой и невзрачной. Да, в ней было чисто, всё аккуратно было расставлено на полках, и на самом деле было видно, что она недавно была отремонтирована, однако вся мебель в ней была не новой, ремонт был победнее, никакой милоты, свойственной омегам, не было видно. И сразу было понятно, что жил здесь только один человек. Друзей-приятелей не водил, вечеринок не устраивал, ничем не баловался. Почти спартанская обстановка показывала, что омега не только выглядел почти как альфа — он и в быту придерживался правила "только функциональное, удобное, логичное". Жил он, такой, и совсем не ждал своего истинного альфу. Однако об этом Намджун узнал чуть позже. А сначала они с Чонгуком — так торопливо назвался парень — обследовали текущий потолок и мокрую, в неприятных потёках, стену, которую однозначно надо было ремонтировать заново. "Вот куда вода вся пошла, — подумал Намджун, — видимо, у Тэхёна она просто не задержалась". Он молча всё внимательно осмотрел, сделал несколько фото и отправил своему хорошему другу, занимающемуся ремонтами под ключ — именно он как раз сделал из квартиры Тэхёна конфетку. Тот быстро ответил с наскоро сделанными примерными расчётами, но написал, что это всё очень приблизительно и надо глядеть на месте. Всё это Намджун делал почти в молчании, так как Чонгук лишь нервно вдыхал рядом, чётко отвечал на его вопросы, но сам не пытался ни заговорить, ни пожаловаться: видимо, понял, что теперь всё у него будет нормально, раз его дело в таких уверенных руках. Чёрт его знает почему, но Намджуну было приятно думать, что это так. И смотреть на то, как разглаживались на лбу этого омеги морщинки, а из глаз уходило недовольство — тоже было ужасно приятно. И хотелось выпрямить спину, добавить решимости в голос — быть сильным, быть неотразимым, быть... привлекательным? Он тряхнул головой и сердито нахмурился. Это ещё что такое? Слава богу, в это время пришло очередное сообщение от Ким Сокджина — омеги, чья фирма будет заниматься ремонтом. Сумма, пусть и примерная, оказалась очень небольшой: видимо, с надеждой на дальнейшее сотрудничество. Намджун с облегчением выдохнул и сказал: — Ну, вот. Смотри, Чонгук, завтра-послезавтра приедут парни из "Пирамиды" — если хочешь, наведи справки в Интернете об этой фирме, директор Ким Сокджин. Они сделают осмотр и замеры. Ты сам выберешь новые обои или им доверишь? — Новые? — нахмурился Чонгук. — Это мне что же, из-за одной стены весь коридор переклеивать? — Он сжал губы, а Намджун пожал плечами: что такого-то? Но омега решительно покачал головой: — Нет, так не пойдёт. Может, они наклеят те, что у меня остались? Должно хватить. — Хорошо, — слегка улыбнувшись, пожал плечами Намджун, — не думаю, что с этим будет проблема. Тогда надо им всё отдать. Они всё сделают, работу ты примешь, а я расплачусь. Такой вариант тебя устроит? — Да, но я учусь с утра каждый день, — сдвинув брови и усиленно что-то обдумывая, ответил Чонгук. — Завтра вот, например, до трёх. И отпроситься никак не могу. Завтра вообще неудачный день: у меня потом почти сразу подработка, где-то до девяти. — Он вдруг поднял на Намджуна смущённый взгляд и неуверенно и просительно добавил: — Я не могу её отменить. У меня и так есть уже один штраф. Я не могу ещё раз... Понимаете? Намджун последних слов его не слышал: он залип на неверном румянце, залившем нежные смугловатые скулы. Омега... Его омега был очаровательным, когда не хмурился и не кусал в злости губы. Чонгук, видимо, уловил вайб и быстро отступил от альфы на шаг. — Что? — резковато спросил он, и его чудные глаза забегали по лицу Намджуна, словно выискивая что-то. — Ничего, — мотнул головой Намджун. — Так. Он резко выдохнул и, отвернувшись, прошёл к балконной двери, открыл её и быстро несколько раз вдохнул острый осенний воздух. Надо собраться. Надо. Собраться. Ему не восемнадцать, и даже не двадцать пять. И этот омега явно не готов... — Нам надо поговорить? — вдруг негромко спросил Чонгук чуть срывающимся голосом. Намджун медленно обернулся и склонил голову набок, окидывая напрягшуюся фигуру юноши быстрым тревожным взглядом. Он... этот Чонгук боится?.. Его, Намджуна боится? В нежном шоколадном аромате омеги явственно прорывалась паточная горечь, и Джун сглотнул, боясь выдать нарастающее беспокойство своим запахом. — А ты этого хочешь? — осторожно отозвался он. — Н-н... Н-нет, — едва слышно ответил Чонгук. Намджун сжал зубы от того, как полыхнуло в сердце. Ну, ещё бы. Истинность давно стала проклятием его семьи. Было бы странно, если бы его это проклятие обошло, хотя бы вот в таком странном виде. Но он не мог просто так оставить, даже не попытавшись... — Почему? — спросил он и впился взглядом в побледневшее лицо Чонгука. — Я... Я вам... Мы друг другу не подходим, — выговорил омега, пряча взгляд. — Вы сами посмотрите. Вам сколько? Он стыдливо прикусил губу, понимая, как бестактно это звучит. Но, очевидно, не желал оставлять это несказанным. — Тридцать пять, — стараясь говорить спокойно, ответил Намджун. Сердце горело обидой, зверь внутри скалил зубы и терзал когтями свою клеть, заставляя мучительно сжимать кулаки, чтобы не зарычать. — А мне двадцать, — сказал Чонгук, не поднимая на него глаз, — исполнилось первого сентября. Пятнадцать лет. Вы, возможно, и привыкли к чему-то подобному, но я не смогу... просто так. Чонгук посмотрел прямо и чуть вскинул подбородок в ответ на озадаченный взгляд Намджуна, который чувствовал за словами омеги обидный для себя контекст, но вдумываться в него не было ни сил, ни желания. Он лишь приподнял брови — и омега стал объяснять: — Попробуем что-то серьёзное — меня назовут шлюхой, вас обвинят в распутстве или назовут жадным. Все обвинят, все назовут. И потом вы же.... Кто вы — и кто я. Мы... — Он запнулся и сказал тише, но так же твёрдо и с большой уверенностью: — Мы никогда не сойдёмся. Ни в чём. Я не подхожу на роль... Понимаете, я очень... Со мной мало кто сходится. Я вообще мало на сладкого омежку похож, как видите. Всех раздражаю... Это бормотание юноши, его плутающий в странных, мутных интонациях голос, его взгляд, который то прожигал, то был неуловимым, — всё это и впрямь раздражало Намджуна, он еле держался, чтобы не крикнуть на омегу, не зарычать, не потребовать перестать нести эту ерунду, эту несусветную чушь! Истинность — это судьба! О чём вообще этот странный малый говорит? — Хочешь против природы... переть? — тихо, едва выдыхая, спросил он. Чонгук вскинул на него чёрный взгляд, и Намджун тут же пожалел, что сказал это. — Это вы о течке? — напряжённо спросил омега. — Конечно! — Он ломко усмехнулся. — О чём ещё может альфа... — Я о природе, — прервал горько кривящего губы в усмешке юношу Намджун. Но от самого слова "течка" его чуть повело (у него давно никого не было, всё дела, дела...) — и это, увы, откликнулось возбуждением в запахе. Чонгук трепыхнул ноздрями, и на его лице отразилось насмешливое презрение. Однако Намджун не дал себя сбить с толку. — Не надо додумывать за меня, Чонгук, — негромко, но твёрдо сказал он. — Я имел в виду всё то, о чём ты сказал. Тебе на самом деле так важно, что кто-то может сказать? — Это не мне будет важно! — внезапно резко откликнулся Чонгук. — Это таким, как вы, обычно важно! А мне-то вообще будет похер! — Он запнулся, поняв, что выругался, но потом упрямо тряхнул головой. — Зачем вам-то всё это? У вас и так всё слишком хорошо сейчас, чтобы менять всё... на меня! Если просто ради интереса — так подумайте, что расхлёбывать потом обоим, и вам в том числе. Я тот ещё головняк. Не лучше ли подумать заранее? Его глаза горели огнём уверенности — и в то же время на их дне, в глубине, плескалась какая-то затаённая обида, как и в голосе прорывались странные, словно тщательно утаиваемые им боль и мольба. Только вот о чём?.. — Всегда было наплевать, что другие думают о моей личной жизни, — сказал Намджун и тяжело вздохнул. — А всё остальное... Твой характер, разница в возрасте, в образе жизни... Если мы истинные, не значит ли это, что всё, о чём ты сказал, — неважно? Чонгук опустил глаза и горько поджал губы. И Намджун всей душой ощутил, что проигрывает ему. Что не убеждает ни разу, что ни одному его слову мальчик не верит потому, что он не говорит чего-то очень важного. Только вот чего? Странный мальчик. Вроде как большой печалью от него не веет, а всё же, видно, был в его жизни неприятный опыт. И этот опыт сейчас играл против Намджуна. — Это важно для меня, — угрюмо отрезал Чонгук и прислонился к дверному косяку, скрещивая на груди руки. — И вам это тоже важно, не надо обманывать. Вам понравился аромат, но вы точно не были готовы увидеть перед собой такого, как я. Вы явно думали, что у такого, как вы, истинный омега будет совсем другим — таким, к каким вы, судя по всему, привыкли! Уж точно не похожий на альфу-переростка с проколотой губой и бровью. — Я уже сказал, чтобы ты не придумывал за меня то, что я думаю или чувствую, — тут же холодно ответил Намджун, который уже взял себя в руки и теперь лишь пристально жёг взглядом омегу, а на лице его была столь нужная ему сейчас маска спокойствия. Так что продолжил он уверенным тоном, хотя внутри всё печально ныло: — Я знаю, что сейчас некоторые молодые люди проповедуют полную свободу выбора и говорят, что не верят в истинность. Возможно, ты тоже был таким. Не хотел верить. — По взметнувшемуся изумлённому взгляду Намджун понял, что попал, так что усмехнулся и продолжил: — Только вот беда: я точно знаю, что она есть — эта самая истинность. Уж ты мне поверь. И извини, что стал причиной твоего разочарования. Но если отбросить всё это, важно лишь одно: раз она есть, значит, и то, что о ней говорят, тоже есть на самом деле. И да... — Он твёрдо посмотрел в чёрные глаза не сводящего с него взгляда омеги. — ...это и течки касается. И гона. Раз уж мы с тобой не просто пообщались и подышали друг другом, раз признали друг друга, значит, ближайшая твоя течка будет невероятно мучительной. И мой гон, хоть и легче, но тоже будет труден. Он с тайным удовольствием отметил, что Чонгук залился краской на словах о течке, губы его чуть задрожали, а глаза невольно блеснули смущением. И в душе Намджуна отозвалось что-то радостным теплом: мальчик невинен... Ну, если не физически, что в двадцать, наверно, и невозможно для мучимого течками омеги, то, по крайней мере, морально — раз смущается, раз краснеет. А значит, за него есть смысл побороться — такого возбуждающе неопытного, такого дерзкого — и такого испуганного, желанного. Чтобы приютить его в своих руках, чтобы защитить и... возможно, найти себя в его смелом и отчаянном сердце? Знать бы ещё Намджуну, откуда такая буря чувств в его не привыкшей к чему-то подобному душе, на которой он после измены мужа и развода поставил крест, — вообще цены бы моменту не было. Но всё равно теряться не стоит. И Намджун решил не отступать и сказать сейчас всё, чтобы потом не сожалеть ни о чём. — Как бы ты ни относился ко мне и вопросу истинности, — снова начал он как можно спокойнее и мягче, — как бы ни хотел верить в то, что каждый свободен в выборе своего спутника жизни — всё это работает, пока истинность не появляется в твоей жизни, уж поверь мне. И так вышло, что нам с тобой этот вопрос придётся как-то решить. И да, я мог бы начать затирать тебе о единении душ и о том, что всё определяет внутренний мир человека, а не его возраст или социальное положение. Есть много "за" и "против" этой точки зрения. Но, как мне кажется, ты сейчас не склонен рассуждать и пытаться что-то строить с чужим тебе альфой на основании этой мысли. Намджун пытливо заглянул в лицо юноши, но тот, хотя и замер, внимательно его слушая, не поднял на него глаза, а на паузу лишь невольно кивнул и, шмыгнув носом, опустил голову ещё ниже. Так что Ким, едва выдохнув, продолжил всё так же негромко и мягко: — Поэтому вопрос об этом мы оставим сейчас. Твой резкий отказ — твоё право, хотя я и не понимаю, почему ты так. Чонгук кинул на него взгляд — и Намджун бы мог поклясться, что там была тоска — в этом взгляде. Тоска, от которой в груди у альфы заныло с новой силой. Но он понимал, что ничего, кроме как говорить, он пока не может. Не имеет ни на что больше права. — Поэтому позволь сказать о том, от чего не отделаться ни уверенностью в себе, ни своими принципами, — продолжил он. — Ты всё знаешь сам, в школе проходил: хотя бы один раз, но истинные должны... — Он остановил на выдохе слово "потрахаться". — ...попробовать быть вместе. И не надо так сверкать на меня глазами: это не я придумал. Это вопрос здоровья, и в основном твоего. Поэтому у нас с тобой всё будет зависеть от тебя. Я, сам понимаешь, против не буду. — Джун выдержал мгновенно налившийся злобой взгляд и покачал головой, а потом добавил тихо: — Ты так красив, Чонгук, что было бы странно, если бы я возражал. Ты же это понимаешь? — Парень отвёл глаза и сердито сжал зубы. Выдохнув и грустно усмехнувшись, Намджун продолжил твёрдо: — Но навязываться я не привык. Всё понимаю: у тебя своя жизнь и планы на неё, тебе, возможно, кто-то нравится уже или даже есть альфа... Он вынужден был остановиться, потому что сказалось это легко, прозвучало даже слегка отстранённо, а вот в сердце эти слова отозвались тоскливой болью. Теперь уже он не мог заставить себя поднять взгляд на омегу, боясь увидеть в его ответном взгляде, что угадал. Но надо было договорить уже. — Мне будет тяжело, но я приму твой отказ и нежелание меня видеть. Так бывает, я всё понимаю. Говорят, что надо просто пережить две-три течки, и связь ослабнет. Не исчезнет до конца, будет мучить ещё какое-то время, но станет не такой сильной. Это вроде как тоже факт, хотя, по моему опыту, не самый достоверный. Хочешь проверить — давай попробуем. В любом случае, делать вид, что мы с тобой не знакомы и никак не связаны, теперь глупо. Поэтому вот. — Намджун быстро достал бумажник, а из него две визитки. — Вот тут мои контакты: если что понадобится, пожалуйста, позвони. По любому делу. Много не думай и не надумывай ничего. Просто возьми. Несмотря ни на что, я ведь не... — Он скупо усмехнулся. — Просто позвони, если нужна будет помощь, ладно? — Чонгук продолжал смотреть в сторону и не двигался, но Намджун, резко выдохнув и прикладывая всё положенное ему богом терпение, продолжил спокойно: — Прошу, возьми. Вторая визитка — по поводу ремонта. Позвони сразу, как я уйду. Это директор фирмы, которая займётся твоим ремонтом. Он будет лично курировать его. Так что с ним и договоришься о том, когда ты сможешь пустить работников. Но тянуть не советую: само не пройдёт, а жить в такой разрухе не стоит, раз можно всё быстро и красиво ликвидировать. И Чонгук взял обе визитки. Он молча поклонился, по-прежнему отводя глаза, и Намджун, снова вздохнув, пошёл на выход. На душе у него было муторно, его мучило ощущение того, что такой спокойный и стабильный мир, который он смог выстроить вокруг себя за последние пятнадцать лет, дал трещину, и она, как он только что сам выразился, "сама не пройдёт" — надо было что-то с ней решать. Только вот как решать? Что ему теперь делать было и как с этим справляться, он и сам не понимал. Одно точно знал: будет тяжко. Теперь — точно будет тяжко. Потому что теперь был не только запах завёрнутого в сдобу горького шоколада, от которого хотелось волком выть и стелиться по земле — лишь бы не уходил никуда, лишь бы не кончался. Были ещё бархатные, словно ночь в июле, глаза, полные золотого гнева и красивые до ужаса. Был звонкий и чистый, как роса, голос. Был камешек, сверкающий в густой чёрной брови, и к нему хотелось прикоснуться губами. Было лёгкое ощущение, которое оставило на ладони касание сильных длинных пальцев, на которых были выбиты какие-то знаки, наверняка важные для юноши — и совсем непонятные для того, кому этот юноша был предназначен самой судьбой. Была прикушенная, чтобы удержать гордые слёзы, губа... О ней совсем нельзя было думать. Был характер, который успел проявить себя в мелочах, была воля, которую хотелось подчинить, было упрямство, которое хотелось переупрямить — и доказать, что можешь, что достоин, что зря он так... даже ведь не попробовал хоть что-то о Намджуне узнать. Вот так сразу — не подходим и точка. Странный он — его истинный омега. Одна беда: раз он такой, значит, именно такой и нужен ему, Ким Намджуну? Или Вселенная на этот раз дала сбой? Хотелось напиться и забыться. Но Намджун поднялся к Тэхёну и весь вечер успокаивал братишку, который переживал за соседа, расспрашивал о "Пирамиде" и в конце концов решил завтра вечером попробовать сходить к Чонгуку и предложить свою помощь... какую-нибудь. Намджун же обнимал его за плечи, приглаживал пушистые высветленные волосы и думал о том, что у него есть хотя бы Тэхён. А вот есть ли кто у Чонгука? Почему-то ему казалось, что этот омега был страшно одинок. Может, поэтому, когда он уходил из его квартиры, ему до боли захотелось развернуться, прижать к себе паренька и... "Не гони меня... Я же могу быть тебе хотя бы полезен... Прошу, омега... не гони!" Хорошо, что это осталось внутри Намджуна. Лишнее унижение ему было ни к чему. А в том, что Чонгук, позволь он себе такую вольность, оттолкнул бы его и выгнал бы взашей, уже точно навсегда — в этом Намджун не сомневался. Чувствовал. Истинность, папашу её за ногу...1.
12 марта 2023 г. в 21:40
Тэхён позвонил, как всегда, крайне не вовремя.
Намджун как раз ругался со своим креативным директором и единственным другом Мин Юнги по поводу провального ролика, в который были вбуханы бабки, а рекламодатели его забраковали как не соответствующий их "обновлённой концепции". Это были их давние партнёры, люди вроде как опытные, однако в этот раз всё пошло не так. В результате партнёры оштрафовали свою группу, которая отвечала в этот раз за промокампанию в целом и связь с агентством Намджуна в частности, признав, что те приложили недостаточно усилий. На самом же деле всю дорогу они не могли дать ребятам Юнги внятных инструкций, в конце концов всё пустили на самотёк.
Молодая креативная группа, которой Юнги дал себя показать, сделала неплохой ролик, но руководству компании-рекламодателя он не понравился. Намджун чуть не влетел на серьёзные бабки, однако Юнги выступил с претензиями, обоснованными и документально подтверждёнными, так что обошлось. Но дать по шапке ему за то, что он слишком доверился молодым и ранним из своего нового набора, следовало. Вот Намджун и давал. Заливал про сжатые сроки, финансовые и репутационные потери, ответственность и то, что "доверяй, но проверяй" — и не только конечный продукт, но и процесс. Волшебный пендель предназначался не то чтобы Юнги: должен был подействовать с инерционным эффектом.
Мин матерился одичавшим сапожником, Намджун скрипуче пригрозил тотальным увольнением, если всё не исправят в сроки, установленные рекламодателями, и медленно, но верно подходил к точке кипения, так как Юнги, как всегда, прикрывал своих птенцов и орал, что не позволит из-за дурости заказчиков перенапрягать группу, заставляя её работать днём и ночью, ведь по сути они ни в чём не виноваты: ролик получился бодрым, мерч — весёленьким и молодёжным, а плакаты свежими. Намджун и сам не совсем понял, что там было не так. Чутьё же подсказывало, что дело вообще не в них: какие-то внутренние разборки были у самих рекламодателей, а страдало его агентство.
И всё же профилактическая трёпка была нужна: работать с любыми заказчиками надо было учиться. Но вообще он чувствовал себя жестоким деспотом и тираном: Юнги таки умел создавать атмосферу. Намджун от этого втайне страдал, так как вообще не любил быть монстром, но всем было на это наплевать: люди под властью разумных монстров всегда как-то лучше работали. Поэтому важен был результат, а всё остальное было ненужной лирикой.
Разговор никак не переходил в русло дружественного обсуждения, Юнги кипел и плевался ядом, Намджун бычился и рычал — а тут Тэхён.
Этот щенок всегда — папу вашего, всегда! — звонил не вовремя! Он словно поджидал, когда у Намджуна, его старшего сводного брата, случится что-то такое, чтобы брать трубку было совсем не с руки. Разные случаи бывали: Намджун в это время то мылся, то дрочил, то выяснял отношения с бывшим мужем на повышенных. Пару раз трахал шлюху, а то вообще справлял нужду. Или впервые за день приземлился в удобное кресло, желая сдохнуть. Сейчас вот ругался с Мин Юнги. В общем, точно не мог ответить мило и благожелательно. Никому бы в этой ситуации не смог. Но... Это был Тэхён.
С Тэхёном у него были особые отношения: Намджун его практически вырастил, заменив ему папу и отца, хотя оба были живы-здоровы. Ведь братишка был мечтательным, невинным и очень добрым. Он точно не был виноват в том, что его нерадивый папаша, будучи на пятнадцать лет младше Намджунова отца, однажды соблазнил его, залетел, заставил взять себя замуж, а потом ускакал вслед за своим истинным, оставив мужу, с которым быстро развёлся, сыночка — милого, немного плаксивого омежку, надувающего пузыри губами и мирно гулящего в своей кроватке под очаровательным, шитым кружевцами одеялом.
Нянька из отца был так себе, он замкнулся и с головой ушёл в работу. Он не был злым или равнодушным человеком, просто с омегами ему в жизни крупно не везло. Папа Намджуна тоже бросил его, и тоже из-за истинного. Правда, там всё было сложно, через боль и попытки отказаться от этой самой истинности ради любимого мужа и сына. Однако любовь не победила, так что отец Намджуна отпустил его папу только с условием, что сын, сильный, доминантный альфа, останется с ним, чтобы наследовать его дело и стать преемником во всём. Папа поплакал, но согласился. Правда, потом получилось всё не совсем так, как планировал отец, и Намджун выбрал себе другую сферу бизнеса, но это тогда не имело никакого значения. Папа уехал к своему истинному, а Намджун остался в огромном доме отца.
Вот такая вот сука-судьба. Как тут отцу было не закрыться от мира? Намджун его ни в чём не винил. И папу тоже не мог. Ездил к нему в Пусан на праздники, сторонился его мужа, добродушного статного альфы, принимал и дарил подарки. Тосковал. Мечтал о тепле и участии. И не только получать. Ему нужно, физически нужно было кому-то дарить это тепло.
Намджуну было тринадцать, когда это розовое чудовище появилось в его жизни (это об отчиме) и четырнадцать — когда появилось очаровательное розовое чудо, которое именно с подачи Намджуна и назвали Тэхёном. Нравилось ему это имя. Сына своего он так хотел назвать. Когда-то хотел, пока не увидел, чем брак с милахой-омежкой может обернуться.
Но Тэхёна он полюбил. Намджун был весьма неприветливым типом в то время, однако не мог устоять перед огромными глазищами и беззубой улыбкой омежки, который только на его руках успокаивался и тянулся к его непокорным вихрам, чтобы намотать их на пальчик.
Так что можно сказать, что в пятнадцать у Намджуна появился почти сын. Нет, Джун жил полноценной жизнью старшеклассника, учился, как проклятый, потому что надо было соответствовать требованиям отца, который был суров, но справедлив к своему сыну, никогда не терроризировал его и ни в чём не отказывал без веской причины. А также доверял. Ведь Намджун заслуживал доверия. Был смелым и дерзким, когда можно было, имел массу идей, читал запоем — и не художку, которой увлёкся много позже, а всё, что касалось бизнеса, финансов и управленческой деятельности. Он хотел отцу помогать.
И во всём поддерживал, кроме отношения к милахе Тэтэ.
Не то чтобы отец не любил младшего сына, однако смотрел на подрастающего стеснительным, милым и мечтательным юного омегу как на досадную ношу. Не помеху, но лучше бы он был где-то... в другом месте.
А Намджун был привязан к Тэхёну всем сердцем. Он научил его читать и писать, это он обнаружил у мальчика великолепные музыкальные способности, отдал его в лучшую музыкальную студию Сеула, а потом наслаждался искренней благодарностью своего красавчика брата после каждого школьного концерта, где тот блистал. Тот же неизменно все свои букеты отдавал ему, своему защитнику, своему хёну — своему любимому альфе.
Он не мешал ему на самом-то деле никогда — Ким Тэхён, омега влиятельной в среднем бизнесе семьи Ким. Намджун отучился в Сеульском Национальном, пройдя все прелести и тревоги студенческой жизни. И самым большим косяком его было то, что на последнем курсе он влюбился в симпатичного нежного омежку, чем-то напоминавшего ему Тэхёна и так же, по его мнению, требовавшего заботы сильного и уверенного в себе Ким Намджуна. И не просто влюбился: красиво поухаживав, он вскоре затащил его в постель, а потом потянул его под венец. Честным быть хотел.
Он и до этого, конечно, трахался, и очень даже часто, имея возможность менять омег как перчатки. Был высоким, широкоплечим, имел мужественное лицо с яркими хитрого прищура глазами и пухлыми губами, а когда улыбался, все просто замирали от восторга, видя его ямочки на чуть пухловатых щеках. Да, Намджун был очень обаятельным альфой. Но, добившись своего, быстро терял интерес к омегам. Может, потому что слишком мало прилагал усилий, чтобы их завоевать: все они вешались на него сами. А такого, кого хотелось бы добиться, и не случалось в его жизни. До Мин Джеюна.
Этот омега на самом деле был не похож ни на кого вокруг, как казалось Намджуну. Он был второкурсником, младше, юрким был, бойким и боевитым, даже чуть крикливым. К тому же Джеюн побегал от него немного, носом покрутил, хвостом повертел — Намджун и вкрутился по самые гланды. Несмотря на резковатый характер, этого омежку почему-то сразу захотелось оберегать от всего на свете. Прямо как Тэхёна.
Только вот Тэхён был единственным, кому этот выбор Джуна не понравился категорически. И после знакомства со своим будущим зятем он неуверенно попросил брата присмотреться лучше. А на изумлённо выгнутую бровь смущённо пожал плечами и чуть надул губы.
— Просто... Он так широко улыбается... — неуверенно сказал он.
— Так это же очаровательно, — ласково усмехнулся Намджун и покровительственно похлопал братишку по плечу. — Ну, ну, не ревнуй. Ты всё равно для меня останешься самым любимым омежкой, а твою улыбку никому не переплюнуть.
— Так не должно быть, — тихо ответил своим чарующе мягким, низким голосом Тэхён (Намджун иногда заслушивался этим голосом, особенно когда брат пел). — Понимаешь... Так он должен вообще-то улыбаться только тебе. А он... Он так щедр на эту улыбку.
Намджун тогда просто пожал плечами — и они закончили этот разговор. Тэхён так и не принял Джеюна и почти не общался с ним — вплоть до их с Намджуном развода. А развелись они из-за того, что Намджун поймал мужа на измене. Прямо в их доме, прямо как в классическом анекдоте: возвращается как-то альфа раньше из командировки...
С тех пор прошло немало времени, Намджуну тридцать пять, Тэхёну — двадцать, он первокурсник Сонгюнгвана, будущий медик, наверно, педиатр. И всё это время в жизни Джуна не было больше омег, с которыми бы он пытался что-то серьёзное замутить: некогда, да и не хотелось. Зачем? Посветить ямочками или кошельком и снять кого-то на ночь в первом попавшемся клубе, когда приспичит, пойти в хороший бордель — да мало ли как может альфа снять зуд в штанах? Влезать снова для этого во что-то серьёзное — нет, увольте.
Так что братишка оставался единственным омегой, который был по-настоящему дорог Намджуну, о ком тот готов был заботиться вечно, кто постоянно отрывал альфу от важных дел своими звонками — и на кого он никогда не мог всерьёз рассердиться.
Так было и сейчас. Тем более, что Тэхён звонил не просто, чтобы поздравить Намджуна с очередным придуманным им же самим праздником или рассказать о потрясающей презентации, которую сделала его группа: омега был в настоящей панике. На поступление в вуз отец подарил ему квартиру в хорошем районе. Небольшую, всего три комнатки, но очень уютную И самое главное: Тэхён сам смог её обставить — уже на деньги Намджуна, который не мог оставить братишку без подарка.
И вот в этой самой квартире сейчас был потоп: потекла труба в туалете, а Тэхён был как раз на парах. Пришёл — и на тебе. Так что он черпал воду и, размазывая испуганные слезы по своим милым щекам, басил в трубку, что это какой-то трындец, что сейчас новые полы вспухнут и снова надо будет вбухиваться в ремонт, что он воду еле перекрыл, а сантехник подъедет только через сорок минут: у них какая-то запарка. Что сейчас придут соседи снизу и ему конец, потому что он лично, если бы его залили, убил бы за новые натяжные потолки.
Намджун нехотя свернул дискуссию о методах воспитания подрастающего поколения работников с тут же повеселевшим Юнги, пообещал всех убить и сесть, если к его возвращению не будет никакого чёткого плана действий в сложившейся некрасивой ситуации — и понёсся спасать своего юного принца из лап бушующих в его квартире цунами.
Как и всегда, Тэхён несколько преувеличил масштаб трагедии. Цунами не случилось, да и вообще он сам неплохо справился, вычерпав почти всю воду и вполне умело перекрыв краны. Всё-таки он часто оставался в одиночестве и многие проблемы, несмотря на всю свою "не от мира сего" воздушность, мог решать сам. Так что да, труба потекла, воды отшумели весной, хотя на дворе была глухая осень, но полы и не думали вздуваться, а "мебеля" томно сохли и не собирались рассыпаться трухой от избытка влаги.
Намджун активно включился в сбор сбежавшей от Тэхёновой заботы воды, а когда последняя тряпка была выжата и они обмылись, он всучил хлюпающему носом от бурных чувств омежке ведро мороженого, которое успел купить по дороге, зная, что этот способ действует безотказно. Милая свежая вишня, которой пах Тэхён, тут же подёрнулась флёром сладости: младший благодарно обнял Намджуна и, уткнувшись носом в его шею, заурчал.
— Ты лучший, хён, — прошептал он, заёрзал, и холодное ведёрко прижалось к Джунову животу. Тот вздрогнул и недовольно рыкнул. — Прости, прости... — Тэхён поставил ведро на стол и снова тут же прильнул к шее брата. — Я соскучился, а ты так мило пахнешь! Ты же знаешь, что твой Шериданс, когда ты рядом со мной, начинает всерьёз тянуть вишней?
— Мы братья, — усмехнулся Намджун. — Понятное дело, что у нас будет общее в запахе. Пусть мы и не единоутробные. — Он с удовольствием втянул свежий и чистый, почти ледяной запах вишни и прижал Тэхёна поплотнее. — Ты замёрз? Вообще у тебя тут холодно. Не экономь на тепле, слышишь?
Тэхён угукнул и только хотел что-то сказать, как раздался звонок — настырный, тревожный, явно сигнализирующий о том, что за дверью кто-то очень торопится или просто зол.
Оказалось — второе. Тэхён вынырнул из объятий Намджуна и побежал открывать. И сначала Намджун услышал голос:
— Вы знаете, что залили меня?! Что у вас тут происходит?! У меня по стене течёт и на полу вода стоит! Мой ремонт! Я его только неделю назад закончил, и что же я... сегодня пришёл и... Как...
Намджун быстро вышел в коридор и, невольно втянув вдруг ставший таким горячим воздух, неверяще замер. Он почувствовал, как мурашки покрывают всё его тело — беспокойные, сладкие, терпко-острые, такие же, как и аромат, который вихрем влетел в квартиру Тэхёна и тут же чуть не сбил Джуна с ног.
Слоёные булочки с горьким шоколадом... Горячим, сочащимся сквозь слои только что вынутой из духовки выпечки...
Это было так бесподобно, так невероятно вкусно, что рот Намджуна невольно наполнился слюной, и он почувствовал, как внутри на лапы встаёт его огромный тёмный альфа — зверь, который мирно спал почти всё время его жизни.
"Мой! — рявкнул альфа. — Наш! Забирай — и в нору, а там..."
И только после этого Намджун, чуть дрогнув, смог сфокусировать расплывающийся от аромата взгляд на застывшем на пороге высоком, примерно возраста Тэхёна, спортивном парне с огромными, выразительными, почти чёрными глазами под богатыми пушистыми ресницами. Его пухлые румяные губы были приоткрыты от удивления. Тёмные волосы чуть завивались в простой юношеской стрижке с длинноватой, прикрывающей почти полностью лоб чёлкой, в ушах поблёскивали по несколько колечек, и бровь была проколота. На нём были джинсы и расстёгнутая клетчатая рубашка с подкатанными рукавами, под которой белела простая футболка. На правой руке, которая до побеления сжимала дверь, виднелось несколько татуировок. В целом, как с болезненно-острым вниманием отметил Намджун, парень был скорее похож на юного и вызывающе красивого альфу, чем на омегу. Но запах... Да ещё эти оленьи глаза... Это был он — истинный Ким Намджуна. В этом не могло быть сомнений.
Только вот смотрел на него этот истинный почти с ужасом и чуть покачивался, словно от удара, словно не желая верить в то, что они встретились. И слова застряли у Намджуна в горле. Это — опробование аромата, взгляд-осознание, принятие и, кажется, отказ принять — всё это заняло не больше минуты, наверно. Прервал их Тэхён, который, словно отмерев, начал кланяться и умоляюще бормотать что-то невразумительное о том, что они всё оплатят, всё компенсируют, и если нужна помощь, то он, конечно...
— Я могу посмотреть, что там у вас за беда, — негромко и хрипло прервал его лепетания Намджун, впиваясь взглядом в отчего-то тяжело дышащего парня. "Только попробуй отказать!" — Мы всё поправим, не волнуйс... тесь.
Стиснув зубы и сжав кулаки, он решительно прошёл мимо Тэхёна и надвинулся над продолжавшего столбом стоять соседа. Аромат стал просто невыносимо приятным и зовущим, так что Намджун невольно зарычал, и парень, словно поняв намёк, тут же отморозился. Развернувшись, он быстро вышел из квартиры и, не оглядываясь, заспешил по лестнице вниз.