Тойя-нии-сан

— Тойя, ты уже выбрал старшую школу, в которую будешь поступать?       Парень поднял презрительный взгляд, задающему вопрос — отцу. Время для этого разговора настало, он оттягивал его как мог. Тойя понимал, что рано или поздно это случиться, но оттягивал до последнего для сего неприятного момента. — Я не буду обсуждать это с тобой. — холодно произнес сын, взяв палочками такояки. — Ты игнорируешь ме.. — Славно, что ты хоть это заметил. — грубо перебил Старателя Тойя, надкусывая шарик и безмятежно рассматривая начинку из имбиря.       Зрачки главы семьи неминуемо сузились. Сжав в руке палочки, он медленно выдохнул и обвёл взглядом стол. Рей сидела рядом с Шото напротив него, пока тот напряжённо наблюдал за обстановкой. Фуюми, которая сидела справа от младшего брата, старалась не обращать внимания на сложившуюся ситуацию, а Нацуо тяжело дышал. Его взгляд не мог фокусироваться на чем-то конкретном, а потому перебегал от одного блюда к другому.       За 2 года старший брат не изменял привычки перед сном читать свою мантру или делиться мыслями о будущем. Как-то ночью Нацуо не мог уснуть и все время хмурился, так как брат почему-то не начинал болтать без умолку, а это была как колбыельная для его ушей. Повернувшись к Тойе, который лежал на спине и задумчиво смотрел в деревянный потолок, он поинтересовался, не случилось ли что-то?       Старший, помолчав несколько долгих секунд, прикрыл глаза и неожиданно выпалил, что планирует поступить в ЮЭЙ. Что он будет проходить экзамен как все и, непременно, сдаст его и поступит в лучшую академию героев. От такого заявления Нацуо показалось, что его глаза вывалятся из орбит, брови окажутся на макушке, а челюсть и вовсе отпадет, настолько оно было неожиданным. Еще полночи они, укутавшись в одеяла, сидели и обсуждали все возможные варианты событий, но в конце-концов пришли к выводу, что все их перебрать не удасться. — Нацуо, — как гром средь ясного неба прогрохотал голос отца. — ты знаешь, куда собрался поступать твой старший брат?       Мальчишка лишь мельком посмотрел на брата, но, заметив его взгляд, который вдруг сверкнул синим, из-под насупленных бровей, быстро отвёл его в бок. Немного поколебавшись, проглотив вставший в горле ком и, чуть хриплым голос, произнес: — Не знаю. — он поднял голову в сторону отца, встретившись с таким же взглядом, как у Тойи. — Я не знаю. — Врешь. — сухо, как факт, проговорил Энджи. — Обсудим это после завтрака. — старший взял в руки стакан с чаем, подув на него слегка, так, что пар шелохнулся всего на миллиметр и отпил. — У Шото тренировка. — верхняя губа главы семейства уже начинала медленно поддёргиваться вверх. — Значит вы начнете ее позже. От него не убудет. — Что ты скрываешь, Тойя?! — Старатель хлопнул по столу, и все, что было на нем, подпрыгнуло от соприкосновения тяжелой ладони с поверхностью. — Забавно наблюдать за тем, как ты делаешь вид, будто тебя и вправду это волнует. — съязвил парень, наблюдая, за всей вжавшей в плечи головы, семьей. — Тойя, прошу те… — мама уже была готова закрывать младшему ребенку уши, как и всегда делала, но тот держал ее за руки, недовольно смотря. — Не вмешивайся. — колкий взор сына одарил и мать.       И ее пробила дрожь. Не только от его взгляда, но и от фразы. Этот взгляд и эту фразу она часто видела на лице своего «дорогого» мужа, когда она пыталась объяснить ему, что Шото еще мал для таких серьезных тренировок. Тело словно онемело, по рукам пробежали мурашки, волосы на загривке будто встали дыбом, женщина в полном шоке смотрела на лицо сына. С каждым годом его черты становились похожими на черты мужа. Такой же острый подбородок, такая же межбровная складка, а самое ужасное — такой же леденящий душу бесчувственный взгляд. Единственное, что отличало его — пирсинг. Это было три гвоздика на носу справой стороны.       Случившееся далее произошло за несколько секунд, но это помогло женщине прийти в себя. Отец семейства быстрым движением взял сына за руку, но та вспыхнула синим пламенем, оставив от рукава черной толстовки лоскуты ткани. Старатель тут же одернул руку, и потряс ею в воздухе, с гневом смотря на сына. Нацуо взял Фуюми за руку, та крепко сжала ладонь брата, прикрыв второй рот, уже успевший издать краткий вскрик. Рей инстинктивно прижала ребенка к себе, укрывая его рукой. Но Шото все равно наблюдал за сценой одним глазом. — Тебе запрещено пользоваться причудой! — Энджи резко поднялся из-за стола, нависнув над сыном. — Пошел нахрен, старый хмырь! — Тойя тоже поднялся со своего места, ударив обеими ладонями по столу. — Наградил ею, так теперь не выебывайся.       Послышался шлепок. На всей левой стороне подростка красовалась красная отметина от руки. — Я из тебя всю дурь выбью. — прорычал отец. — Своей дури не хватит. — в ответку рыкнул сын. — Прекратите! — подорвалась сестра, все еще держа Нацуо за руку. — Фуюми! — протестующе и обеспокоенно воскликнул тот. — Хорош, папаша, пиздить своих же отпрысков. — развернувшись спиной к отцу, Тойя уже открывал седзе, но остановился, услышав возглас Старателя. — Мы не договорили! — Мы договорили. Я постпуаю в ЮЭЙ. — угрожающе бросил тот, давая понять, что разговор действительно окончен и вышел из столовой, хлопнув седзе.       Подросток покидал дом, как и всегда делал после скандала с главой семейства, а в столовой возникла оглушающая тишина. Уши Шото горели так, что казалось бы, не одна ледяная причуда их не остудит. Разъяренный мужчина выдыхал пар из носа, сверля глазами седзе. — Дети, — тихо позвала Рей своих чад. — идите в комнаты. — Мама? — Шото поднял голову, взглянув на маму.       Та, как всегда тепло улыбнулась, погладила его по голове и произнесла: все хорошо. Спохватившись, второй рукой Фуюми взяла за руку младшего брата и вытянула из столовой. Бегом, они направлялись в ее комнату. Она понимала что сейчас произойдет, и лучше бы этого Шото не видеть.       Зайдя в комнату сестры, братья испуганно смотрели на нее. Нацуо — от осознания, Шото — от не понимания. Фуюми многозначительно посмотрела на Нацуо и тот, поняв ее без слов, сел на пол, усадив к себе на колени младшего брата и закрыв ему уши.       «Кто-то снова будет ругаться?» подумалось Шото. Но ведь Тойя уже ушел. Все в его семье почему-то думали, что ладони на его ушах и вправду помогали ничего не слышать, но это было не так. Через несколько минут он услышал, отдоленно, очень глухо, но услышал звук бьющейся посуды и сумасшедший крик отца: «Это ты виновата!»; «Ты позволила!»; «Ты должны была остановить!»; «Это твой сын!»; «Ты ему подсказала!»       Обвинения продолжались сыпаться, но Шото никак не мог разобрать, что же говорила мама. Наверно, она говорила как всегда тихо. Перед глазами встала картинка, как отец бьет Тойю по лицу и тот отворачивает голову. Фантазия тут же заменила силуэт брата на силуэт матери, и сердце сжалось, перестав вдруг стучать. — Мама! — вскрикнул малыш, дернувшись в сторону двери, но путь преградила Фуюми, а Нацуо схватил за руку. — Не надо, Шото. Зашибет и не заметит в порыве гнева. — проговорила сестра.       Фуюми, что всегда вставала между Тойей и отцом, когда те ссорились, не страшась, что зашибут ее, сейчас сама боялась. Потому что старшего брата не было дома. Потому что он не выкрикнет с комнаты «угомонись!», потому что отец сейчас настолько разозлен, что громит столовую, хотя обычно в хаосе находится его комната. Но он хотел защитить маму. Если бы Тойя был здесь, он бы не испугался, он бы выступил против него. И Шото так хотел, но цепкая хватка Нацуо и его серьезный взгляд не давали пошевелиться. Фуюми кивнула младшему, и тот снова опустился на колени брата, и снова ему закрыли уши. Он уставил пустой взгляд в пол и сжал челюсти так, что стало больно.       Так они просидели в комнате сестры до вечера. Скандал был давно закончен, но Нацуо продолжал закрывать его уши. Мягким движением, Шото убрал его руки, глухо проговорив: — Сейчас будет выпуск с Всемогущим. — Шото… — начала было сестра. — Отец уже ушел, мы с мамой всегда смотрим выпуск вместе. — он поднялся с колен брата.       Действительно, Фуюми видела через окно, как отец уходил на работу, позабыв о тренировке сына.       Шото вышел из комнаты, в поисках матери. Сначала он опустошенно посмотрел в их комнате, там ее не оказалось, затем в гостиной, где тоже было пусто. Заглянул в столовую. Обстановка была такая, словно ничего не происходило, и не было бьющейся посуды. Услышав свист чайника, Шото понял, что мама на кухне. Выглянув из-за косяка двери, младший ребенок увидел стоящую маму около плиты и разговаривающую по телефону. — Я не могу так больше. Они все больше становятся похожими на него. Все, все становятся похожими на него, особенно Тойя. Он посмотрел на меня с таким презрением, как смотрит он. — судя по всему, она говорила с бабушкой. — Мам? — позвал осторожно ребенок женщину.       Рей повернулась очень медленно. Телефон из рук выпал и отключился. Ее младший сын наблюдал за ней из-за косяка. Наблюдал своей левой стороной, таким же взглядом, какой был у мужа и старшего сына. Таким же презрительно-холодным. В холодном поту, в забытье и страхе, побледневшая, будто увидела призрака, она схватила чайник с кипящей водой и опрокинула на сына. Послышался жуткий, нечеловеческий крик. Шото упал на колени, схватившись руками за место ожога. Ощущения, будто живьем сдирают кожу. — Шото! — испуганная своим же поступком женщина кинулась было к сыну. — Прости меня! Прости! — из глаз струями полились слезы.       Но Шото кто-то схватил, отдергивая в сторону от мамы. Чьи-то длинные, тонкие пальцы сжимали его плечи. — Ты совсем с дуба рухнула, мать?!       Это был Тойя. Он еще со двора услышал крик и тут же рванулся в его сторону.       Дыхание было учащенное настолько, что было проще выкашлять легкие, а горло саднило так, будто десятки кошек царапали по его стенкам. — Я могу охладить! — взмолилась женщина, уже стоя на коленях. — Будто я позволю тебе подойти. — процедил старший и взял Шото на руки.       Тот плакал навзрыд. Взглянув на младшего, Тойя поморщился и понес к своей комнате, но к нему уже бежали Нацуо и Фуюми. — Что случилось?! — Нацуо остановился около братьев, а сестра подошла ближе, осматривая Шото. — У матери крыша уехала далеко и надолго. — плачь ребенка никак не давал объяснить ситуацию. — Да успокойся ты! Говорить невозможно!       Шото и рад был бы перестать плакать, но никак не получалось. Слезы и голос сами вырывались из него, словно он не мог их контролировать. А от слез становилось почему-то еще больнее. — Нии-сан, у него глаз обожжён. — вполголоса произнесла девушка. — Займись недоматерью. Нацуо, понадобится твой лед. — обойдя младших, Тойя продолжил идти быстрым шагом к своей комнате. — Я принесу холодные повязки после того, как уведу маму в комнату! — крикнула девушка точно из далека.       Сил плакать уже не было, но слезы все лились, лились рекой и раздражали не только обожженный участок, но и здоровый глаз. Шото почувствовал, как его опускают на футон, убирают челку с поврежденной стороны и прикладывают что-то холодное. Кто-то неуклюже гладил его по плечам, иногда похлопывая. Откуда-то издалека доносился голос. Голос, что настойчиво старался вдолбить: — Не плачь. Слезами не поможешь, только хуже сделаешь. Больнее будет, слезы соленые и раздражают рану. Мы здесь, я сейчас позвоню доктору, и тебе точно помогут. Только прекрати делать хуже.       Нацуо все еще держал руки около ожога, кажется, 3 степени. Он старался закрывать себе обзор, но красноту все равно видел, а потому решил зажмурить глаза, чтобы сосредоточиться больше на своей причуде. Все-таки, он почти ее не тренировал, так, только когда Тойя заставлял, чтобы более-менее уметь контролировать.       Через какое-то время зашла Фуюми с небольшим тазиком, в котором плавал лед и бинты. Слезы уже не текли, слезные каналы, как и слезный мешочек, были иссушены. — Приподними его, пожалуйста. — обратилась сестра к старшему брату.       Тойя молча поднял Шото, Нацуо все еще не убирал руки и продолжал жмуриться.       Мягко отстранив руки брата, Фуюми перевязала глаз Шото сначала мокрой, холодной марлей, а затем такими же бинтами. Холодная вода впитывалась в волосы, капала за шиворот. Нацуо тяжело выдохнул, и лег на пол рядом с футоном, а Тойя уложил младшего обратно. — Отдохни, ты устал плакать. — он заботливо укрыл его одеялом.       Шото лишь промолчал. И вправду, одеяло будто придавило его, а здоровый глаз сам собой закрывался. Он медленно засыпал, пока сестра баюкала его, хлопая по колену, а второй рукой держа за ладонь. — Что с вашей матерью?! — раздался вдруг голос.       Фуюми обеспокоенно посмотрела на вздрогнувшего и резко открывшего глаза Шото, а затем на насупившегося Тойю. — Спи я сказал. — старший брат потянул младшего за мочку уха и поднялся с колен, выйдя из комнаты в коридор.       «Он разберется» подумалось ему, и стало так спокойно на душе. Отец не посмеет сюда войти, у него на пути стоит старший брат, который не позволит этому случиться. — Что, старая ты кляча, учудил после того, как я ушел? — услышал Шото из-за сёдзе. — Мать с ума сошла и вылила на мелкого кипяток. — тень брата сложила руки на груди, преграждая путь у входа в комнату.       Зрачки Старателя, что был в своей геройской форме, вдруг расширились, даже глаза стали круглее. — С ним все в порядке?! — Издеваешься, лободырный? Молодец, папенька, — желчно продолжал Тойя. — довел мать. Че стоишь, хлеборезку раззявил? Дурку вызывай! И ради своего же здоровья — не подходи к этой комнате. Зашибу. — ладони угрожающе загорелись ядовитым синим пламенем.       Нахмурившись, мужчина ничего не сказал. Поджав губы и взглянув на перебинтованную руку, кажется, ту, которой он схватил Тойю за завтраком, будто что-то поняв и отметив у себя в голове, он развернулся и пошел к своей комнате. А может к жене? Кто знает, что было в его тугодумной башке.       Доктор прибыл не так, чтобы скоро. Шото даже успел выспаться и услышал обрывок разговора врача с старшим братом: тот говорил, что младший случайно перевернул на себя чайник, хотел, мол, сам себе чай налить, глупое маленькое создание, якобы, большой уже. Доктор же пояснял, что повязку нужно будет менять раз в два дня и наносить заживляющую и успокаивающую мазь. Он также пояснял, что повязку будет больно снимать, и ребенка нужно будет держать, чтобы тот не вырывался, так как обгоревшая кожа будет прилипать к бинтам. Бинты, что завязала ему Фуюми, уже успели высохнуть.       Тодороки-младший приподнялся на локтях, и Тойя тут же повернулся в его сторону. — Давайте приступим, он как раз проснулся. — врач на предложение парня кивнул.       Подойдя к мальчику, старший опустился рядом, сев в позу лотоса и, взяв Шото на руки, посадил к себе, крепко обхватив того, словно обнимая. Пока врач готовил все необходимое, Шото задрал голову, и проговорил брату: — Я не буду плакать. — Я знаю. — ответил тот и снисходительно улыбнулся.       Шото тоже улыбнулся как мог и посмотрел на врача. На голове он вдруг почувствовал вес: это Тойя опустил подбородок на его макушку. — Готов, мальчуган? — спросил доктор.       Шото поджал губы и еле заметно кивнул. Повязки начали осторожно снимать, Фуюми наблюдала из-за спины доктора, он что-то объяснял ей, но мальчишка не понимал, что именно. Сейчас он был сосредоточен на том, чтобы не заплакать. Потому что, во-первых, будет опять больно, во-вторых, он снова устанет плакать, а в третьих, он пообещал Тойе. — Я не плачу, Онии-сан. — хрипло проговорил Шото, хотя здоровый глаз слезился, и он видел очертания комнаты размыто. — Молодец. — словно бы пропел старший брат.       Доктор что-то нанес на рану и снова перебинтовал. Они попрощались с добрым дядечкой и Фуюми пошла его провожать. Тойя снова уложил Шото на свой футон и тот уткнулся ему в грудь, сжав руками черную футболку с какой-то музыкальной группой. По-топорному похлопывая брата по спине, Тойя проговорил: — А ты знал, что у Всемогущего тоже есть шрамы?       На его вопрос младший лишь кивнул, не понимая, к чему он клонит. — У тебя тоже будет шрам. — Значит я тоже герой? — прошептал Шото, подняв голову в сторону брата, но в темноте не найдя его взгляда. — Ты тоже герой.