Моя дорогая смертная

Я помню, как открыл глаза И встретил в них тебя Как первый луч, как тихий звон Как первая гроза Ты словно в небесах заря Ты — полная луна Я помню лишь твои глаза А дальше пустота ©Polnalyubvi — Твои глаза

      Тише всех плачут люди, чей мир надежды и веры треснул под разочарованием. Они не кричат, не воют, но, может быть, поскуливают, как сбитая повозкой собака. Пытаются выровнять дыхание, громко не глотать. Им незачем кому-то показывать свою горечь, потому что у них не осталось доверия, и ни от кого помощи они уже давно не ждут.       Сяо не человек, но взгляд по-человечески сиротливый. Он может сказать о своем одиночестве совершенно спокойно, ведь это его проблема, которую он за таковую даже не считает. Ведь проблемы — это то, что выходит за рамки повседневной жизни, когда всё «нормально» или даже «хорошо». Для Сяо чувствовать себя один на один со всей чернотой мира это как раз привычный жизненный уклад.       И даже если ты расколешь несколько его барьеров, адепт не пустит слезы в твоё плечо. Потому что он не знает, что так можно, что ты будешь тем самым существом, что встанет между ним и его скепсисом.       Однако если копнуть глубже…       Его слезы самые горькие из всех, что тебе доводилось видеть.       Это эмоциональный срыв. Тихий, молчаливый; в глотке — жирная затычка из неверия, что ему помогут пережить этот момент с переубеждением, что молчание «ненормально» и каждый заслуживает быть услышанным. Рыдал беззвучно, сжимая ладони в кулаки и глотая сопли.       То, что он вообще показался перед тобой таким — уже откровение.       Едва ли ты успела что-то сказать, как якса начал с некой злобой:       — Не смей, — шипел сквозь зубы. — Не смей не ценить свою короткую смертную жизнь. Не прощу.       Он с таким очевидным трудом подбирал слова о том, что дымилось в угольках его сердца. Внутри так неприятно тесно от какофонии чувств, что верещали от страха быть непонятыми той единственной душой, решившей влезть под рёбра и обустроить себе там домишко. Ты так жестока.       Собственная рана забылась— всё внимание на мириадах звёзд, падающих с его подбородка на мятые сорняки у твоих ног. Ткань твоей одежды жалостно трещала под натиском его пальцев; он вцепился в тебя мёртвой хваткой.       — Д-да ничего страшного, — ты поспешно приподнялась на локтях, изображая полную готовность жить дальше в добром здравии, игнорируя боль в боку. — И не такое бывает…       — Заткнись!       Никакие слова неспособны перекрыть его страх не увидеть тебя на следующий день, через неделю или год. Не услышать дико раздражающий голос, говорящий о несусветных глупостях, не почувствовать тепло, что передавалось от пальцев каемке тарелки с тофу. Забыть эти мимолетные касания, окунуться во тьму и захлебнуться.       Знаешь, вообще очень опасно сближаться с отчаянными затворниками. Для них самих.       Что сказать, как сказать, а нужно ли, а если нет… У тебя такая же паника ошибиться в действиях: лишь бы не задеть и не спугнуть. Точно балансировала на канате над пропастью. Пропастью между вами.       Если бы его лицо было скрыто от чьих-либо глаз, никто бы и не узнал, что Сяо способен на такие эмоции, которыми он буквально давился, — кроме стен его адептской обители, повидавшей и потерпевшей не одну истерику. Но как же он красив в этот момент. Смертельно.       Ты аккуратно обхватила одну из его ладоней, — перчатка скользкая и теплая от твоей крови. Адепт перевел затуманенный взгляд на нее, пока ты пыталась разжать ее. Он позволил тебе добиться успеха, готовый в любую секунду исчезнуть, если на твоем лице хоть один мускул дернется в выражении отторжения.       Когда он почувствовал биение чужого сердца под ладонью, его всего передернуло.       — Оно бьется, слышишь?       Ты помнишь, с каким хрупким доверием он жался к тебе. Как терся мокрой щекой о твою, доверяя свои эмоции, — соль на скулах, губах, шее, груди, руках. Как скулил и смотрел так любяще, что по коже бегали мурашки, а дыхание затруднялось.       И ты просыпаешься. Солнце давно скрылось за горизонтом, а луна запуталась в небольшой горстке облаков. Кожа вокруг глаз стянута сухими слезами.       В парочке метров от тебя могила. Вокруг нее пустая земля: ни сорняка, ни травинки.       А ты? Ты ценил себя?