Моя дорогая смертная

Feel the danger, come hold me close Почувствовав опасность, обними меня крепче Maybe I'll never let you go Может, я никогда не отпущу тебя ©Smash Into Pieces — Forever Alone

      Землю покрывали золотые пятна светящихся в ночи цветов, вокруг которых кружили светлячки, как маленькие звездочки. Ветви огромного древа, что усердно тянулись к небу, скрывали за собой верхушку горы Хулао, таинственной и величественной.       Ты ведь так хотела увидеть это святое место, пропитанное энергией самого могущественного адепта, и Сяо искренне жаль, что он исполнил твое желание на манер смехотворной попытки утешить. Будто пролил чернила на эталон искусства, пережившее не один век.       Ничто так не рвало на части, как слезы в твоих печальных глазах, не желавших отрывать фокус от рельефа мужской ключицы под полупрозрачной рубашкой. Холодные мурашки вальсировали меж его лопаток, ноги немели, а предатель-язык не желал отклеиваться от нёба. Позорное напоминание, что он достойный воин, а не любовник.       Сяо не знал, куда себя деть и что сделать, чтобы тебе полегчало, ведь даже смена обстановки не дала никаких положительных результатов — кроме того, что ты прижалась к нему, доверчиво вверяя себя испуганному яксе. Сидел с поднятыми руками и дергался в такт звонких всхлипов, похожих на удары хлыста о грешную кожу. А плечо сырело.       Медленно и неуверенно кончики ледяных пальцев — перчатки услужливо снял, — опустились на женскую талию, страшась нажать чуть сильнее. Не таким он представлял момент первого прикосновения к тебе — да, он действительно радовал себя подобной фантазией, ведь для него она была надежным проводником: когда тьма заполняла разум, образ твоей фигуры рассекал ее сладостным волнением.       Мгновением позже ты ощутила, как чужая щека прижалась к твоей макушке. Отчетливо чувствовалось: якса всеми робкими жестами пытался показать, что находился рядом, готовый выслушать, помочь и быть губкой для всех мерзких эмоций. Лишь бы вернуть безмятежность на любимое лицо.       Одно слово и те, кто заставил его возлюбленную страдать, пожалеют, что когда-то вылезли из своих человеческих матерей. Никто не останется безнаказанным, пока жив тот бессмертный, что отдал ошметок под названием «сердце» в твои нежные руки.       — Прости, — ты оторвала голову от сильного плеча, блестевшего от соленой влаги. — Я не хотела взваливать на тебя свои «человеческие» проблемы, — стыдливо отвела взгляд и стала подниматься с мягкой травы.       Хватка на талии стала крепче, останавливая и сталкивая с языка изумленное «ой». Тогда ты и обратила внимание, что вы были весьма далеки от крыльца твоего дома. А как же прекрасен адепт, чьи глаза сияли в тысячи раз ярче, чем любой цветок у Древа подавления.       — Не проси прощения за то, что имеешь право чувствовать, — он посмотрел со смесью строгости и печали в расширенных зрачках, в которых переливалось твоё растерянное отражение.       О.       Столь знакомые слова его голосом прозвучали неестественно, но самоотверженно. Приятно огорошило, что он вообще запомнил эти наставления, от которых сам отмахивался, как от надоедливой мушки.       — Я, — от неловкости он опустил подбородок, пряча запылавшее лицо, однако, длинные красные уши было не скрыть. Затем наклонился и прижался лбом к твоей трепещущей груди, притянув ближе. Ты охнула, рефлекторно ухватившись за его предплечья для равновесия. — Я рядом. Всегда буду.       Как же тепло от этих слов. Словно воском на душу намазали.       — Спасибо, Сяо.       Казалось, даже ночной воздух стал слаще.