Некрополь

      Я помню столовское полу-утро, где-то одиннадцатый час. На горло адски давила старая черная водолазка, схуя в ней лезть в воду, я бы назвал ее удавкой. Приходилось так часто оттягивать воротник, что я рисковал порвать к ебене матери ссохшуюся ткань. Не без удовольствия, конечно, но капля приличия почему-то ещё стекала по стенке черепа, будто роса в пыльном склепе. Все знали, что Алинка закрывала глаза на то, что я ходил налево с завидной регулярностью, как минимум из-за школьниц, успевающих цокать языком в перерывах между постоянным трёпом, но.       Но сука вся моя шея была синей, как рисунок второклассника акварелью, попытавшегося нарисовать небо. Даже было солнышко в углу, жёлтая такая отметина под челюстью, честно говоря, если бы вся эта красота была на лице, можно было бы сказать, что меня неплохо так отпиздили. Но, ахуеть, Рекс цапался удивительно правильно, а атрофировавшиеся от апатии нервы не позволяли мне уличить мелкие косяки.       Когда этот чёрт оторвался от моей глотки, дыша как марафонец, с запозданием в пару секунд на сером лице вылепилось выражение стыда, скорби и, черт, видели когда-нибудь человека, который вот-вот заплачет? Его глаза будто прилепили к особо яркому засосу под кадыком и запретили моргать. Хотелось одновременно и схватить за короткие волосы на затылке, чтоб выдавить горячие слезы, и погладить по голове, поцеловать в лоб, бля, как покойника. А когда эти ощущения постепенно смывают вязкое возбуждение, от которого режет в паху, мысли вообще отказываются лепиться друг с другом, разваливаясь на нечто, похожее на дешёвый порошок для стирки. Но продолжение вечера я решил не вспоминать, дрочить в разваливающимся на дсп-шные блоки туалете не слишком хотелось, ровно как и сломать и так хлипкий замок на джинсах.       Так вот, в это драное утро, присыпанное недоваренной гречкой, я почему-то втупил посреди прохода, смотря в одну точку, и отвис ровно в момент, когда Космонавт опустил взгляд так, что ресницы и веки оказались под каким-то невъебенным углом, и мирно потягивал чай из сколотой кружки. Я почти ощутил как сухая, в прямом и переносном, ладонь едва скользит по стеклу, а чай, несомненно, немного горчит. Интересно, кому попался в стакане целый лимон, который третий день кидают в чан с пойлом для цветов жизни? Не столь важно, важно то, что я почувствовал себя застенчивой одноклассницей, которая рисует тихого пацана с предпоследней парты. Тощий профиль будто бумажный, в клетку, но сука с таким обожанием вылепленный, что в кишках будто идеально заточенный нож. Чистый, ровненький, без изоленты на рукояти и ржавчины на тупой стороне. Только удивление и восхищение. Какое прекрасное слово, похоже на полосу света из окна, которую видно благодаря пыли в комнате.       Я в тот день так и не поел. Вряд-ли я многое потерял, гречка выглядела как минимум постно.