Ганзель и Гретель

Бристоль, ах милый и любимый Бристоль! Наконец-то моряки имеют возможность вдохнуть твой родной запах и почувствовать почву под ногами после длительного плавания. Так родной город Англии встретил бы каждый, но только не вернувшиеся с ужасными новостями Долговязый Джон Сильвер и Ганзель Таверна «Подзорная труба» ждала своих героев с текущими со ртов слюнями при мыслях о семьста тысяч фунтов капитана Флинта. Но ни сокровища, ни большая часть команды так и не вернулась, лишь два человека с мешком золота. Шарлотта Сильвер, уже постаревшая мадам встретила супруга с распростертыми объятиями, хоть и не получила того взамен. Черный Пес также сидел поодаль от всех, с одной единственной кружкой рома, наблюдая со стороны. Ганзель заметил одного из опекунов, а тот лишь хитро улыбнулся и позвал паренька к себе. Юноша, подойдя к мужчине, присел рядом, пока усатый пират не допил содержимое, за которое заплатил, и не сказал: — Вижу, вы вернулись не в полном составе. Неужели было так трудно расправиться с кучкой оборванцев? Ганзель лишь прищурился, вспоминая позор, с котором они покинули судно врагов. Хотя бы они вернулись с какой-то долей богатств, не с полной сумой, однако и на эти деньги можно было неплохо прожить несколько лет. И оглядевшись, словно кого-то разыскивая, Черный Пес спросил: — А где же наша Чертовка? Небось, ее в плен захватили, хи-хи-хи… Ох, как же пират оказался прав, настолько, что у Ганзеля закипела кровь внутри вен. А достав любимую сигару, он ненароком сломал ее пополам от гнева. Яростный поступок не остался без внимания, для Черного Пса все стало яснее дня, и тот неожиданно рассмеялся во все горло: — Да ну, ты серьезно?! Ха-ха-ха, не уследил за сестренкой! Еще бы секунду, и юноша точно не оставил и следа бы от стола, за котором сидел мужчина, пробив деревянный предмет насквозь. Храни господь Сильвера, что подоспел усмирить паренька, схватив того за руку, и пригрозить усатому лишь взглядом, после чего повисла мертвая тишина. Резким взмахом руки юноша вырвался из хватки, освобождая конечность. В глазах таилась ярость, обида и злость, и мемуарам нельзя было описать как сильно Ганзель хотел кричать от гнева на своего Одноногого опекуна, что посмел так бесчувственно бросить его родную сестру на произвол судьбы. Никто бы не смог в данной ситуации повлиять на юнгу, последний смахнув всю посуду со стола, за котором сидел Черный Пес и пнул каблуком сапога несчастный свободный стул. После чего с диким ревом выскочил на задний двор таверны, хлопнув дверью так сильно, что казалось, все настенные картины вот-вот оборвутся на пол вниз. Сильвер устало простонал, пальцем массируя точку между бровей, тихо рыча: — Неблагодарный щенок. Договариваешься с этими ублюдками ради его же свободы, а он всем недоволен. Не успел Долговязый даже обдумать следующие слова, как по ушам ударил мерзкий смех усатого пирата. Не спеша, Окорок присел возле него на один из свободных стульев, с интересом разглядывая мужчину с одной приподнятой бровью, словно дикий хищник на не подозревающую опасность жертву: — Друг мой, ты нашел в моих словах какую-то шутку? По-твоему, данная ситуация настолько уморительная? А смех не прекращался, лишь усиливался в звонкости, казалось вот-вот и пират начнется кряхтеть и задыхаться. Сильвер никак не реагировал, лишь иногда откидывал голову в сторону, непонимающе разглядывая собеседника, что своим лошадиным ржанием привлек всю таверну. И наконец-то Черный Пес все же решился признаться, попутно не сдерживая свой смех, от чего Одноногий действительно был готов выкрутить его нижнюю челюсть из положенного места, чтобы знал, как разговаривать перед капитаном: — Хи-хи-хи… а ты хоть сам догадываешься, почему наш Ганзель, ха-ха-ха… Так переживает за свою сестренку??? Думаешь, потому что любит?! Ха-ха-ха! Поодаль от беседующих, раздался звук разбивающегося фарфора о деревянный пол, руки смуглой старой девы неестественно и пугающе тряслись. Глаза казалось вот-вот накроет водопадом слез. Юноша скрепя зубами, словно пулями выстрелил в каждого кого одарил зверским взглядом. И прорычал: — Не смейте вести себя так, будто я один был в этом замешан! Кто первый ее споил и использовал?! Я-то был против всего этого шабаша! Но вы пошли дальше, и втянули меня как барана в это стадо! Шарлотта казалась вот-вот и не удержится на собственных ногах, ее трясло похлеще чем карету по каменной тропинке. К её счастью, любящий супруг оказался совсем рядом, придерживая жену за спину. Его казалось, не заботила вся шумиха, происходящая вокруг. Единственный Чёрный Пёс, усмехался со всего вокруг. То ли был пьян, то ли просто сошел с ума. Но видать, пробудив старые воспоминания, чуть не упал со стула от лошадиного внезапного смеха: — Ха-ха-ха! А я ведь чисто забавы ради предложил зарабатывать на ней, а вы взяли и сделали из неё настоящую проститутку! Ха-ха-ха! Хрусть! Неожиданный кулак Ганзеля врезался в появившуюся между двумя пиратами трость. Юноша зашипел и отошел назад на пару шагов, хватаясь за и так покалеченную правую руку, половина среднего пальца которого напрочь отсутствовала. Сильвер грубо, и громко заявил: — Оба, сейчас же замолчите. Ганзель, марш в свою комнату, с тобой будет отдельный разговор. Громко хлопнув дверью, заставив содрогнуться весь второй этаж, юноша из кожи вон лез, дабы не закричать от злости на весь Бристоль. Даже не было понятно, что его злило сильнее: то, что какие-то самозванцы захватили родную сестру в плен. Или же из-за того, что по щелчку пальца, пираты лишились основного дохода. Однако желание разрушить все на своем пути, даже превышала способность адекватно думать. Да что уж там, уже меньше через минуту, бедный табурет крушился на мелкие осколки, влетает то в стены, то в дверь и даже в окно, что на удивление отделалось трещиной.  И лишь пройдя в себя после тяжёлой и усердно отдышки, Ганзель заметил преинтереснейшую деталь. Тонкая и еле заметная щель в стене, около ножек кровати сестры. Все внутри ещё кипело, и просунув ногти в промежность, оторвал деревянную дощечку, отбросив в сторону. Пара медовых топаза ещё несколько минут, в ступоре уставились на одну точку. Обстановку разрядился скрип открывающиеся двери, и скуки деревянной трости. Долговязый Джон с поднятым подбородком, прошёлся в комнату, и со слегка нахмуренными бровями, подошёл к своему «сыну». Очень уж увесистый мешочек, за тканями которого так шуршали и звенели золотые монеты, оказался в руках мужчин, что очень тщательно рассматривали содержимое, а точнее, пересчитывали его. Не было сомнений, что такую сумму лишь за один год не соберёшь, работа явно была проделана не менее трех лет. Кровать заскрипела от внезапного падения крупного веса, Ганзель казался опустошенным. Считай, осознал все самые ужасные секреты мира. Кто бы мог подумать, что сбудется самый катастрофический кошмар в его жизни. Родная любимая сестра, самый дорогой и единственный человек, более трех лет собирала деньги на запланированный побег. Ну ли не самое настоящее предательство? Не просто нож в спину, а насквозь пронзающая сердце раскаленная сабля. Ещё никогда юноша не чувствовал себя столь беспомощным. Окорок присел рядом, укладывая трость ближе к кровати. Большая ладонь дотронувшись до спины парня, пригладила ее, успокаивая Ганзеля: — Я тебя предупреждал, что так оно будет. Раз надумала сбежать, ни остановиться не перед чем. Если уж тогда она решилась на побег, продумано его и во второй раз. Парень никак не реагировал, не мог подобрать нужного слова, да и желания на это и вовсе не было. Однако Долговязый словно не замечал, как бессердечно лишь подорвал масло в огонь, упомянув одно дело: — Будто ты совершенно не знаешь свою сестрёнку. Конечно, никто даже и подумать не мог, что у нее хватит смелости спланировать побег после всей этой заварухи. Но… её женишок, оказался крупной помехой. Откуда он только взялся? Ганзель сжал губы, в порыве вновь превратится в яростного быка, увидевший перед собой ткань цвета алой крови. Однако из-за всех сил себя сдерживал, тяжело дышал, глубоко. Истину казалось, знал прекрасно лишь он, и даже не сама Гретель: — Когда эта стерва начала в тайне от нас зарабатывать. Когда я узнал об их плане, готов был им волосы выдрать и в кипяток окунуть, а потом и себя застрелить… как какой-то щенок, даже посмел подумать разлучить нас?! Раздался тихий смешок, и Сильвер покачал отрицательно головой. Похлопав черную макушку ладонью, мужчина вздохнул: — Повзрослела твоя Гретель. Мы с Флинтом тебя предупреждали. Она станет для нас лишь обузой, а ты и в слезы, и сопли на колени был готов молиться за нее… все-таки, воспитание Билли показало свои плоды. Каким предателем являлся он сам, таким она и стала. Это не было секретом. После смерти Флинта и побега Билли, отношение к девушке изменилось кардинально. Все глазели на Гретель, как на отброса, особенно зная то, чем она занималась, даже если под принуждением и угрозами самих пиратов. Никого это не волновало, ведь статус «предателя», заменился на «вещь», что казалось намного страшнее скота. Ганзель опустил голову ниже морского дна, утешая себя тем, что все бывшие труды не были напрасны: — Я надеялся, что смерть Луиса вразумит ее. Чтобы поняла, что кроме меня ей никто не нужен… знаешь, как трудно притворяться полным недоумком вот уже пару лет?!  Одноногий не отрывал свои синие, цвета океанских глубин глаз от своего «сына», кивая ему в ответ: — Но ты с этим блестяще справился. Даже я будь на месте девчонки никогда бы не подумал, что виной смерти моего суженого… Указательный палец устремился в сторону парня, словно ствол ружья, метко прицеливаясь: — Ты. Медовые глаза взглянули вверх, взгляд казался мертвым, пустым, и столь хладнокровно равнодушным. Вспоминая свое зверское преступление около двух лет назад. Никогда юноша не забудет все свои пути слежки за собственной сестрой и её жениха. Их шаг был известен Ганзелю лучше, чем собственные пальцы. Не удивительно, как парень узнал о плане побега парочки, и сам того не заметил, как оперативно начал действовать. И притвориться он слепым нищим в рваных тряпках, умоляя прохожих проводить его до дома. Сердце Луиса оказалось добрым, не имея совести пройти мимо нуждающегося в помощи. Неверный ход, голубчик. Кончик большой и толстой сигары, был зажатый между зубами, а противоположный конец, яркой искрой пламя загорелся. Вдыхая расслабляющий дым, Ганзель невольно издал тихий стон. Он бы душу дьяволу продал, за небольшой закур, который на данной ситуации был необходимее всего на свете. Тренируясь в бессмысленном навыке, создавая обручи дыма ртом, юноша осматривал местность в которой находился. И лесом это было сложно назвать, скорее поляна, тропинка через которую провожали в счастливый путь тех, кто покидал Бристоль.  Не было густых деревьев, и мрачной атмосферы. Был лишь легкий туман, что затмевал такой прекрасный полумесяц, и одеяло темного неба с бесконечными звёздами. Сам же Ганзель, согнув спину, сидел на деревянном табурете, сплевывая под себя. Лишь подозрительно тихо было вокруг. И еще более сверхъестественное являлось то, что юноша внезапно с кем-то заговорил, однако кроме его души, больше никого и не было: — А ты из тех, кто идёт против правил, я вижу. Что ж, похвально. Знаешь, я разглядел в тебе отличного Джентльмена удачи, мы бы даже могли работать вместе, присваивать себе власть, богатства… только ты видать немного обознался в том, чье ценное стоит присваивать себе. Никто и не собирался отвечать на столь благородно речь. И глубокий океан не видал такой тишины, в которой был укутан Ганзель в этот самый момент. Однако юноша и не ждал даже вдоха рядом с ним. Ему хватило и самого жуткого, хриплого, словно захлебывающиеся собственной рвотой вдоха в его жизни, лишь пару минут назад. Выдохнув очередное облако дыма, медовый взгляд устремился обернуться, дабы полюбоваться своим творением, которым был горд больше чем собственным рождением на этот свет. Поистине, твердая и сильная дубовая ветка, уже долгое время удерживая лишь на одной шерстяной веревке целую тушку, чьи ноги свисали на расстоянии лишь одного взрослого локтя от земли. Молодой юноша, русые короткие волосы словно пшеница на солнечном поле, не такая столь мало имущественная одежка, сколько самая обычная для среднего класса. Если вглядеться в само лицо, можно было поразиться от его идеальных черт, выделяющиеся идеальная родинка под левым глазом подчеркивая яркий серый цвет глаз, которые были потухшими и мрачновато тусклыми. Его руки были связаны у него же за спиной, дабы её посмел сопротивляться своей казни. А пиратский узел намертво впился в шею бедняги. Ганзель сделав последнюю затяжку, встал на ноги, и подняв табурет, подошёл к повышенному телу. И обронил он деревянный предмет под ногами мёртвого, освободив несчастные кисти рук, что до кровавых мозолей были стерты от свирепого охвата веревки. Инсценирование самоубийства. И кто бы мог подумать, что несчастный случай был вовсе не суицидом, а удачливое покушение на невинную жизнь. Ганзель ушел безнаказанно, унося в мир иной того, кого дорогая Гретель безумно любила, и была готова сбежать с ним до конца, к самому закату.  Юноша словно первый рассвет, помнил истерику, душераздирающие крики сестры. Как та вцепилась в ноги висящего, умоляя того очнуться и вернутся к ней. Никогда столь величественным Ганзель себя не ощущал до этого момента. Он осознал, что теперь может господствовать над жизнью девушки, управляя ей словно фарфоровой куклой. Этот шанс он не собирался упускать. Бросив мешочек с монетами, парень вскочил с кровати, тяжело вздыхая. В голове не укладывалась ответ на вопрос, терзающий его вот уже пару лет. По какой причине Гретель, ни разу не заикнулась о своем брате, как только речь заходила о побеге? Насколько она его в тайне ненавидела, что и в мыслях не возникала идея, забрать юношу с собой? Да никогда на свете! Чтобы сам Ганзель, покинул свое призвание?! Однако может в этом и была вся причина? Девушка просто знала, что ей откажут, и не надеялась на положительный ответ. Нет, все было яснее дня. - Это все проделки проклятого Билли Бонса! Он специально настраивал Чертовку против всех пиратов! - твердил себе Ганзель. Всплеск ярости и гнева знатно вымотал его, нужно было все выплеснуть, пока этой спальне не пришел самый настоящий конец. Сильвер облокотившись на трость, последовал за Ганзелем, все же оставляя между ними расстояние трех вытянутых рук. А после чего, сказал: — Знаешь, Флинт тебе этого никогда не говорил, да и некому в принципе. Он так слепо надеялся умереть великим. Даже и не думал о том, что его место сможет занять кое-кто более могущественный, чем он сам. Трубка была наполнена табаком и находилась в зубах пирата. По возможности вытаскивая спички, мужчина продолжил свой начатый диалог: — Однако я, как капитан Джентльменов удачи, могу с гордостью заявить, что ты способен не просто занять место капитана, а превзойти саму Грозу морей. И твое имя войдет в историю куда красочнее, чем наш Флинт. Два топаза устремились в сторону Окорока, не имея возможности лицезреть собеседника, к которому хозяин был повернут спиной. Однако тот его внимательно слушал, запоминая каждое слово, что вылетало изо рта, несмотря на помеху в виде кончика трубки. Ганзель внезапно сказал: — Я стану великим капитаном… Долговязый Джон выдохнул свежий дым, и кивнул: — Станешь, ещё каким. Однако знай, что только после моей смерти. Великих правителей не скидывают с поста угрозами чёрной метки. Лишь смерть лишает их треуголки капитана. Рука неконтролируемо задрожала, медовые зрачки сузились до размера песчинки. Рот приоткрылся, вызывая звуки, что еле походили со словами: — Я стану великим капитанов… превзойду и Флинта, и тебя…, и ты ответил верно. Капитан теряет должность лишь благодаря смерти. А поэтому, мне нужно… Повернувшись пол телом к стоящему позади мужчины, Ганзель протянул в сторону Сильвера перечницу, и с безумием в глазах, сказал он: — Устранить помеху! Оглушительный выстрел затмил весь мир, секунды казались вечность, а кислород и вовсе растворился над всей землей, и дышать было нечем. Таверна содрогнулась, от внезапного падения тяжёлой тушки, и послышалось кряхтение. Долговязый Джон хвастался за грудь, отчаянно пытаясь остановить кровотечение, прикрывая место ранения ладонью. Под конец старик лишь поднял взгляд на уже стоящего над ним парня, не имея возможность все еще прийти в себя и осознать, что же произошло. Юноша все теми же свирепыми сияющими глазами наблюдал за своим названным «отцом», проговаривая: — Теперь я буду господствовать над волнами этого мира! Я войду в историю всех времен и народов, и люди будут содрогаться от ужаса, услышав моё имя! Сильвер лишь дрожал, смотря на то чудовище, что сам же и вырастил. Никто и подумать бы не мог, во что вырастет славный малый, перейдя он из лап одного монстра - настоящего отца, в руки другого - кровожадного головореза. Уголки губ Окорока неожиданно слегка приподнялись, создавая жуткую гримасу. Смесь которой были страх с безумием: — Ганзель… мальчик мой… ха-ха-ха, наконец-то! Наконец-то я смог вырастить настоящего Джентльмена удачи! Я знал, что смерть Флинта нужно было доверить лишь тебе, и с ядом тогда ты отлично справился! Ах, мой мальчик… ААА! Внезапно, тяжелая подошва сапога прибавила место ранения, вызывая адскую нестерпимо боль страдающего. Словно лезвие кортика, что медленно резало плоть изнутри. Парень наклонился к мужчине, облокачиваясь на собственное колено, медленно выговаривая каждое слово, с ухмылкой на лице: — Я - Флинт. Ганзель Джон Флинт. Юноша приподнял трубку, которую пират нелепо выронил из рук, после чего сделал пару затяжек, выдыхая дым кольцами. И последнее, что лицезрела пара глаз цвета морских глубин, ствол перечницы, что была направлена прямо между бровей Джона Сильвера. И под очередным закуром Ганзеля, послышался последний выстрел, услышать который Долговязый не был награжден честью.