Ганзель и Гретель

Молоток беспощадно раскалывал череп на мелкие осколки с мерзким хрустом. Ещё несколько ударов, и с легкостью можно было бы набрать в ладонь горсть костного порошка. Настолько сильная и адская головная боль ощущалась. Аж две слезинки бесконтрольно скатились по щекам. Медовые глаза приоткрылись, смахивая влагу кукольными ресницами. Девушка сморщилась и истошно заскулила, в надежде привлечь к себе внимание и позвать на помощь. И не успела она даже осознать, что находилась в мрачном, пропитанном кромешной темнотой месте, как глаза округлились до невозможного. Находясь в полулежащем положении, взгляд самостоятельно опустился к ногам, которых… не было. Все ниже колен отсутствовало, лишь белые бинты, что окутывали обрубки, были испачканы уже более темного оттенка, алой кровью. Холодный пот стекал по лбу до подбородка, сливаясь с только выпавшими слезами, создавая соленую смесь, что бежала дорожкой по щекам. Однако ложное чувство, что девушка могла шевелить пальцами ног, присутствовало. Руки потянулись ощупывать конечности, но какое было удивление увидеть родные руки, без ладоней. Они также были покрыты повязками, пропитанные кровью. Дыхание усилилось, а в горле образовался ком, что как назло преграждал путь воздуху. Кричать, сильнее всего хотелось истошно завопить, привлечь внимание, и призвать кого-нибудь на помощь. И открыв рот, с полной решимостью в груди прокричать мольбы о помощи… Язык отсутствовал. Точнее, его половина. Девица только сейчас поняла, как её рот был наполнен жидкостью металлическим вкусом, который девушка так желала посчитать за слюни. Но все было безнадежно, мозг не обманешь, а вкус крови ничем не спутаешь. Она задыхалась, кряхтела, а алая жидкость вытекала изо рта ручьями. Из нее сделали инвалида, самого уродливого которого только можно было себе представить. Словно как фарфоровая кукла, что пережила жестокие издевательства со стороны грубых детей, не знающие ценность вещам. И тут же раздался крик, будто предсмертный, освобождая все унижения и боль из собственного тела. Присутствовала надежда на то, что со временем станет легче, просто нужно подождать. Однако ничего подобного, как назло не сбывалось. Мысли об одиночестве лишь усиливали отчаяние и пустоту. Никто не придет ей на помощь. Все тело внезапно вздрогнуло, со лба по щекам скатывался пот, а рот жадно хватал глотки кислорода. Сон, это был лишь кошмар, твердила себе Гретель. Она прекрасно себя чувствовала, несмотря на кромешную тьму, пара медовых топазов, к которой ещё не привыкли. Девушка чувствовала легкую тряску, так и не понимая, и не подозревая, где она находилась. Наконец-то зрение привыкло к вечной ночи, однако находка не была столь сладка для глаз. Маленькое помещение, совсем крошечное, в котором находилась девушка, и ничего кроме неё самой не привлекало. Какие-то бочки, обернутые в ткань длинные предметы. Однако, что действительно ударило по Гретель - странный запах. Будто вместо нее здесь долгое время находился разлагающийся труп, и не один. Попытка пошевелить обеими руками не увенчались успехом, адская боль пронзила правую конечность, от чего девушка жалобно и громко простонала. Хотя больше звук был схожий с криком. Вывернутая рука. Гретель и вовсе о ней позабыла. Сколько времени с тех прошло? Вправить ее теперь будет намного больнее. Из-за глубоких раздумий, девица даже не заметила, как тряска закончилась, и все вокруг стихло словно на похоронах. В медовые глаза ударил яркий свет, от чего Чертовка стиснула зубы и прикрыла глаза, отворачиваясь. Но даже не ожидала, что на этом мучения не остановятся, ведь тут же кто-то потянул её за ноги к подозрительному источнику света. Гретель даже крик издать не успела, как оказалась в лапах Черного Пса, что намертво держал ее за запястья и одно плечо, показывая на свет белый. Девушка молила скрыться от всего мира, и вернуться к привычной темноте, однако этому было не суждено сбыться. По крайней мере, в ближайшее время. Смотря вдаль, пытаясь рассмотреть окрестность, девушка столкнулась с диким непониманием. Данная местность казалось до смерти знакомой. Настолько, что голова так сильно заболела, будто действительно оказалась под нападением тяжелого предмета: Низкие домики с двух сторон давали большое пространство мрачному серому небу, несмотря на то, что девица отчетливо помнила яркое солнце и голубое чистое небо. Сколько же времени прошло с тех пор? До сих пор не было понятно где она находилась. И тут ее осенило. Джим… где он и остальная команда?! Туман в сознании начал рассеиваться, медовые глаза бегали в разные стороны, а сердце бешено колотилось. Не было иных сомнений, что Гретель прекрасно узнавала площадь на которой стояла. Мозг вспоминал столь мелкие детали, что губы задрожали, а горло отказывалось принимать глотки слюней, образовывая ком. Та самая дорога, по которой близнецов, тащили на публичную казнь, когда они были детьми. Приговор за резню, что те натворили в церкви. Виселица и пень с топором, та участь от которой дети были спасены благодаря Флинту и его команде. Воспоминания нахлынули похлеще цунами, все вокруг казалось в двое раз выше и устрашающее. Словно Гретель вновь вернулась к образу маленькой девочки, которую тащили как избитую дворняжку к вынесению приговора. Стоило ли говорить, что данное положение было куда ужаснее прошлого. Ведь рядом с ней, не было брата, один вид которого заставлял душу пребывать в спокойствии и блаженстве. Тогда в детстве, девушка смирилась с тем, что покинет этот мир вместе с Ганзелем, и он будет последним, что она увидит перед смертью. А что же сейчас? Неужто теперь ее любимый братик, облаченный в шкуру палача… минуту. Лишь мгновение до пробуждения, в памяти отпечатался кулак юноши, что в тот час лишил девицу сознания. А также морщинки и вздутые вены лица которого, излучали лишь ярый гнев и жажду убийства. «А ты взяла, и предала меня!» - слова, Гретель которых так боялась услышать, и самый ее зловещий кошмар из преисподней, сбылся наяву. А заодно и последствия - Ганзель, убьет свою сестренку. Этот самый палач, стоял на публичной сцене, в ожидании пленной. Вокруг не было ни души, лишь близнецы, и Черный Пес собственной персоной. И только с обеих сторон парня стояли два пугала на длинных деревянных пиках. С распростертыми руками чучела словно олицетворяли казнь Иисуса Христа - распятие. Лишь с одним исключением, оба были лишены ног и бедер по самую талию. А раздутые тела были уродливо наполнены соломой и сеном. Качества пугал было выполнено действительно на высшем уровне. Да тут не только проклятые вороны, что наровятся уничтожить весь урожай, но и люди устремятся впасть в обморок при их виде. И Гретель бы душу продала за то, чтобы вернуть время вспять, лишь бы в очередной раз не разглядывать лики тканевых чудовищ. Настоящее пугало вместо головы, имеет бог, знает, что: То тыкву, или даже деревянную коробку. Однако пугала имели лица из кожи темного цвета, и упаси господь, это были человеческие содранные лица. Все то же сено с соломой были плотно набиты, придавая объем вздутым щекам и подбородку, торча из приоткрытых ртов. А имитировали глаза, большие желтые подсолнухи, что красовались в отверстиях вместо глазных яблок. Лишь самый настоящий псих мог сотворить столь кровавую учесть для двух несчастных невинных. Кто угодно, только не Ганзель. Кем были эти чучела, если не самими Сильвером и Шарлоттой. Знакомые черные, словно смоль волосы развевались на легком ветру, да и сами лица сполна можно было запросто узнать. В особенности темную кожу лица прекрасной мулатки, чью красоту так изуродовали клочья сухой травы. А тела были укутаны в белоснежные длинные ткани. Медовые глаза сузились до размера песчинки. Гретель начала истошно кричать, изо всех сил, несмотря на дикую боль от вывихнутой руки, пытаться освободиться от хватки Черного Пса. Возможно она и была ошарашена участью Сильвера, однако не так искренне, как в случае с Шарлоттой. Эта женщина заменила детям мать. Нельзя было даже представить, что творилось в этот момент в сознании девушки. Когда-то спокойная и тихая водная гладь, олицетворяя прежнюю подростковую жизнь девицы, была нарушена смертельным штормом и волнами высотою в три собора. Ганзель, стоящий посреди двух чучел спиною к сестре, раздраженно цокнул языком, и нахмурившись все же удостоил ее вниманием: — Сестра, будь добра проявить уважение к покойным и перестать орать! Голова и то без тебя раскладывается. Ах, голова раскалывается у него? У безжалостного и сумасшедшего убийцы? Какая неженка! Эти слова ещё сильнее пробудили в Гретель жажду убийства. Отпусти ее Черный Пес, живого места от них не останется. Но девушка не унималась, пусть небеса узнают о том, сколько же гнева и презрения таиться в ней: — Ганзель! Никогда, никогда я больше не посмею назвать тебя своим братом! Я знать не хочу человека, который уничтожил мою жизнь! Флинт и Билли боялись совершенно не того человека… ты страшнее Сильвера, которого сам же и погубил! Но как ты посмел тронуть Шарлотту?! Ты же сам называл ее «Матерью»… как ты посмел?! А-а-а!!! — ЗАМОЛЧИ! Блядская шлюха, чем ты лучше меня?! Мы одна кровь, и все что творю я, лежит и на твоей совести! Ты предала меня, еще с самого начала! Волосы были растрепаны, и падали на лицо, придавая более безумный вид как юноше, так и девице. Медовые глаза сверкали пламенем, близнецы желали друг друга, а точнее крови. Однако именно у Ганзеля были все преимущества на это, ведь подручный Черный Пес никогда не предаст. Сделав глубокий вздох, юноша продолжил: — Однако мы легко можем позабыть все обиды. Ты же знаешь, я ради тебя и горы сверну и моря осушу. Все, что прикажешь, будет исполнено. Однако мое доверие слегка пало… и мне самому придется исполнять твое же обещание. Глаза заморгали, и изящное женское лицо покрылось морщинами от искажения гримасы. Взгляд пристально следил за Ганзелем, и конечно же, не был отведен даже в тот момент, когда мужские руки схватились за деревянную рукоять топора. Ганзель провел пальцем по лезвию, и признал с глубоким сожалением: — Ты не оставляешь мне иного выбора сестра, кроме как… обездвижить тебя. Черный Пес сдвинулся с места, толкая перед собой Гретель к публичной сцене. Девушка, догадавшись о намерениях палача вновь закричала во всю силу, срывая глотку. Вероятнее впервые в жизни, она испытала столь дикое желание выжить. Все последние недели и даже месяцы, Гретель владела лишь жажда мести за смерть Билли Бонса и Слепого Пью. Вся жизнь ее тонула во лжи, а инициатором всех бед был тот самый человек, на которого она могла положиться. Она верила своему брату больше пустоте, которой могла выговориться и быть уверенной, что все сказанное не достигнет чужих ушей. Девушка была уверена, что юноша подставит ей плечо и обнимет в сию же секунду по ее хотению. Однако предала ли она Ганзеля? Да, предала. Так же, как и он, сделав ее предметом для заработка денег. Они были в расчете, и действительно можно было проститься с грехами и вновь зажить нормальной жизнью… вероятно лишь в больном воображении Ганзеля. В отличие от него Гретель не использовала и не убивала родных им людей. Лишь несколько месяцев назад она могла бы сдаться, смириться со своей участью и отдаться своему близнецу. Но перед пылающим взглядом мелькали лица членов команды «Испаньолы». Ради них, даже назло некоторым, Чертовка не собиралась так легко сдаваться и падать смерти с косой в объятия. Зажмурившись и приготовившись к долгому и нудному лечению, Гретель резко подняла голову, со всей силой ударив макушкой по подбородку стоящего позади нее Черного Пса. Как же удачно сложились звезды, что именно в этот момент мужчина искал остатки пищи в зубах нащупывая языком, и по неосторожности прикусил его. Девушка вложила в свой удар все силы, что накопились благодаря адреналину, и пострадал не только язык, но и нижняя челюсть. Мужчина скорчился, отпуская девушку и прикрывая ладонями свой подбородок. Кровь текла, подражая водопаду, неужели откусил язык? Или сломал зубы? В любом случае руки были освобождены, и потерев макушку, Гретель уставила убийственный взгляд в сторону брата, что держал в руках топор. От выражения ликов близнецов можно было упасть в обморок. Зрачки сузились до размера песчинок, а по лбу и тыльным сторонам ладоней выступали вздутые вены. Несмотря на то, что девушка была давно настроена на возможную кровавую резню, ее фактически лишили правой руки, вывернув ее. Ганзелю это шло лишь в плюс, ведь он знал сестру как никто другой, а соответственно и все ее сильные и слабые стороны. Устранив большую долю ее сил, победа была за юношей. Да и что тут говорить, лишь у одного из них было оружие в руках. Ганзель буквально налетел на Гретель, размахивая топором. Целился он явно ниже головы, боясь задеть прелестное женское личико, смотреть на которое в будущем будет страшно и противно. Чертовка нисколько не отставала, уклоняясь от каждого удара, отпрыгивая все дальше от юноши. Его она также знала, как облупленного, и ход его движений могла предвидеть превосходно. Гретель же целилась исключительно брату в ноги, усердно ставя подножки, дабы сбить врага и захватить доминирующую позицию. В ходе битвы девица краем глаза заметила, что вся окрестность опустела. Черный Пес исчез, и близнецы остались совсем одни. Ганзель внезапно заговорил, вздыхая при каждом слове: — Сестренка… помнишь это место? А ведь здесь мы могли умереть, хах… и лишь благодаря Флинту, мы снова оказались на этом месте спустя столько лет! Гретель стиснула зубы. Даже поврежденная рука, связки которой казалось вот-вот разорвутся и конечность оторвется сама по себе, сжалась в слабый кулак. «Этот больной ублюдок…» - проговорила про себе девушка: — Которого ты лишил жизни! Да как у тебя язык поворачивается называть его имя?! Уголки губ Ганезля изогнулись в кривой, наводящей мурашки ухмылке, в мгновение ока глаза Чертовки резко распахнулись, а сама она повалилась животом на землю. Острая и жгучая боль пронзила ее левое бедро, и почувствовав некую теплую жидкость, обернулась, и увидела девушка струйку алой крови. Ганзель не только знал все боевые приемы сестры, но и был прекрасно осведомлен о ее приступах гнева. Вывести Гретель из себя была столь легчайшей задачей. А при ярости девица начинала теряться, фокусируясь лишь на споре с собеседником. Ее поймали, жестоко метнув лезвием топора в кожу и плоть бедра. Однако в глазах Гретель не темнело, она все еще могла биться, сражаться до конца. Ведь она обещала, дала слово, что вернется. Да даже если обещание будет нарушено, Чертовка избавит этот мир от столь гнусного и отвратительного «Грозы Морей». Глаз цвета теплого меда заметил искру от холодного оружия в руках юноши, и девица резко откатилась в сторону, прежде чем ее спина была разрублена в мясную кашу. Ей казалось, что даже столь незначительное увечье приносило адскую боль, несмотря на то, что получала Гретель раны и посерьезнее, и даже тогда имела в себе сил стерпеть. Ганзель подхватив топор поудобнее, вновь ринулся в сторону девушки. Однако, когда расстояние между ними было наравне вытянутой руки, Чертовка неожиданно слегка наклонилась. Схватив одну из ног юноши, выпрямила свою конечность, заставив противника потерять равновесие. Мгновение после, и Ганзель кряхтит от боли, сгибаясь всем телом и падая на землю. Прием, выученный благодаря капитану Смоллетту, был успешно реализован. На мгновение представив себя на месте мужчины, Гретель разыграла их тогдашний бой, где роль наследницы пиратов сыграла ее мужская копия. Топор был захвачен девушкой, и отбежав на длительное расстояние, направила лезвие прямо в сторону брата. Преимущество было на ее стороне, и неожиданно, девица заговорила: — Ты меня ненавидишь, ты меня убить решил! Я предала тебя тогда, признаю, я хотела сбежать с Луисом… Но ты предал меня первым! Я верила тебе, любила больше всего на этом чертовом гнилом свете! Ты был замешан во всех моих страданиях… я не хочу больше называть тебя «Братом»… Говард. Истошный мужской рев зазвенел в ушах. Столько гнева и ярости невозможно было лицезреть даже у огромного быка, что несется к залитой кровью ткани, пуская пар из ноздрей. Ганзель вскочив на ноги, чуть ли, не спотыкаясь на ровном месте, и вынув из кармана кортик, прицелился прямиком в шею сестры. Не только юноша мог похвастаться своими блестящими знаниями о жизни девушки. Гретель не раз была свидетелем всплесков агрессии со стороны брата, когда та набиралась храбрости расспросить подробности о детстве. Чертовка тогда все забыла, в отличие от Ганзеля, что казалось помнил даже больше, чем положено ребенку. Тот неоднократно хмурился, как только речь заходила о прошлом доме, особенно о родителях. Гретель сама того не осознавая, промывая собственный мозг пустыми оправданиями. Она наивно верила, что заботливый братик не договаривал ужасные моменты с прошлой жизни, лишь на благо девчонки. Гретель больше и не надеялась узнать причину тому, почему от нее скрывали тайны прошлого. Почему же Ганзель так остро реагировал на малейшее упоминание даже слова «Мама». Дабы не сломить маленькую Чертовку страшной правдой о ее любимой семье? Истину девушке больше не поведают, и всю оставшуюся жизнь девицу будут разъедать мысли о том, почему ее брата, когда-то заставили молчать словно труп. Острие лезвия кортика чуть не достиг шеи, когда Гретель резко уклонилась, сжав топор в руках до хруста, замахнувшись им. Сердце перестало биться, а склера налилась кровью, словно глазные яблоки вот-вот должны были взорваться. Юноша упал на землю, зрачки которого сузились до размера пылинки, а сами медовые глаза незаметно подрагивали. Ганзель приоткрыл рот, однако вместо ожидаемого крика, последовало лишь гнетущее хрипение. Все тело девушки дрожало. Топор с неожиданным хлопком, свалился с рук, разбрызгивая капли крови по всей окружности. Как бы голова не была повернута, взгляд как на зло бегал по сторонам, с жаждой приковать все свое внимание к одной детали. Лицо медленно поворачивалось, до того момента, пока любопытное сознание не осталось удовлетворенным от увиденного. Лежащая недалеко от своего бывшего хозяина, отрубленная по колено нога. Горло словно что-то перекрыло, воздух не поступал в легкие, а лицо то бледнело, то зеленело. Земля словно рушилась под ногами, заставляя их бесконтрольно вздрагивать. Почему? Что случилось? Гретель ни за что не смогла бы столь серьезно покалечить своего брата. Чертовка была известна своей любовью к азарту. Она испытывала дичайшее перевозбуждение при настигающей ее опасности. Даже близким ей пиратам она не боялась дать отпор в виде сломанного носа. Однако Ганзеля девушка слушалась всегда. Имев она звериные уши, и оборачивалась бы девица на каждый вздох ее близнеца, словно преданная шавка своему любимому хозяину. И не упускала Гретель хвастаться тем, что даст себя в жертву, по одному лишь желанию брата. Как же иронично выглядело то, что в отличие от самой девушки, парень запомнил ее слова отчетливее всех. Попав под лезвие ранее, Чертовка могла лишь прищурить глаза, однако никак бы не выразила свой протест, доверяя Ганзелю. В это же самое мгновение, каждой туче стало известно, что намерения лишить жизни свою сестру, у юноши были столь же серьезные, как и убийство Сильвера. Прошлое отличалось от настоящего лишь в том, что Гретель обрела новый смысл жизни. Вставая на пути у самого родного ей человека, что преграждал ей дорогу, навстречу счастью. Ганзель лишь смотрел на свою сестру в мертвой тишине, пока по его лицу, уголки губ не начали медленно подниматься. Оскал во все тридцать два бросал в дрожь. Юноша не кричал в агонии, казалось он все еще не замечал отсутствие ноги по колено. Девушка обернулась, преодолевая дрожь в ногах. Чуть ли не спотыкаясь, она мчалась в сторону публичной сцены, на встречу двум пугалам. Протягивая руки вперед, дабы в мгновение Ока схватить Шарлотту, точнее, то, что от нее осталось, и сбежать вместе с ней. Выстрел оглушил всю округу, единственные птицы моментально разлетелись с жалобными криками. Последняя ступень так и не была преодолена, и тело с грохотом покатилось вниз. Гретель смотрела лишь на когда-то называемую ею «Маму», когда вокруг все опускалось во мрак. Боковая часть живота была задета пулей, и девица могла лишь прислушиваться к тому, как сзади кто-то приближался, оказывая Ганзелю помощь. Кто это мог быть, если не Черный Пес. Словно хищник, он выжидал подходящего момента, дабы обезвредить жертву. Каблук сапога растоптал единственную травинку у лица Чертовки. Взгляд был медленно поднят, лицезрев сидящего Ганзеля на спине у крупного пирата. Туго перевязанная нога роняла лишь единичные капли крови, и с каждым стуком жидкости о землю, огонек надежды все потухал, глубоко в душе. А разум все плыл из-за сильного запаха спиртного. Гретель была уложена на деревянный пол сцены, кисти рук которой были связаны за спиной. Место ранения было заботливо облито ромом, и туго перевязано тканью. Черный Пес уложил ноги на поверхность пенька, вместо положенной головы, когда рядом сидел юноша и чистил лезвие топора от собственной крови. Над головой красовался деревянный столб для виселицы, без свисающей веревки. Когда-то светлые медовые глаза, помрачнели, предав пепельный оттенок. Не желая почувствовать в полной мере весь ужас отрубленных конечностей, девушка перебрала самые светлые воспоминания, обретенные на экипаже «Испаньолы». Заботливые руки доктора Ливси, с аристократическими шутки сквайра Трелони. Уроки фехтования капитана Смоллетта и болтовню Абрахама Грея с Беном Ганном. Однако в надежде полностью утолить душевную боль, перед глазами всплывала нежная улыбка Джима Хокинса, и его голубые глаза, тонуть в которых девица была готова вечность. Мысли прервало внезапное громкое карканье, и приподняв голову, Гретель не ожидала увидеть на своей груди черного ворона. Птица пристально наблюдала за девушкой, мотая головой в разные стороны. Однако дыхание было задержано, как только Чертовка услышала приближающиеся к ней шаги. Но каково было ощутить содрогающуюся поверхность, от стука трости, вперемешку с каблуком сапога. Любого бы стошнило собственной душой от предполагаемого воскрешения Сильвера. Над Гретель нависла тень ее мужской копии, держа веревку в руках. И тут время остановилось. Девушка с округленными глазами уставилась на ремень, что обтягивал талию ее брата. Яркое сияние алого рубина, что был отдан самим Сквайром в качестве договора, об обязательном возвращение. «Не СоБиРаюСь я ХоРониТь ТеБя! ТольКо ПоТому, чТо я - АлеКСанДР СмоллеТТ, знаю, чТо все у наС ПолучиТся!» Шепелявый и плюющийся голос капитана, словно извергающийся вулкан оглушил Чертовку, напоминая ей о золотых серьгах, что все еще хранятся у членов команды. Она же обещала. Дала слово, что вернется, и обретет свободу! И только мужчины приподняли тело, дабы связать ноги перед задуманным, резкий поток ветра одарил присутствующих черными словно смоль перьями. Последовал истошный крик, вперемешку с бранью и вороньими криками. Ганзель поднял взгляд, лицезрев как Черный Пес был атакован свирепым вороном. Только решившись вытянуть перечницу, как мужчина повалился на землю, пряча собственное лицо за большими ладонями, вопя во все горло. Ворон приземлился на плечо превращенного в пугало Сильвера, из клюва которого свисало глазное яблоко, подвешенное на нерве. Пират вставший на ноги, лишившись способности познать краски этого мира, скрылся за домами, пропуская мимо ушей крики Ганзеля. Гретель вдохнула полной грудью. Глаза были уставлены исключительно на птице. Сердце стучало громче звенящих колоколов, а на лбу вздулись вены. Парень даже обернуться не успел, как был сбит с ног, и повален со ступенек на землю. Девушка стояла на ногах, и свистнув зубы не сдавалась в попытке вывернуть руки из-за спины. Чертовка мысленно прощалась с поврежденной правой конечностью, однако между собственно свободной жизнью и рукой выбор был очевиден. Перекусив веревку, кисти рук оказались на свободе. Подняв взгляд, Гретель думала лишь об одном, она знала, что ее больше никто не сможет остановить, даже чудом спустившаяся с небес их покойная мать. Наследница пиратов приняла окончательное решение. Смастерив петлю, девушка, подбежав к своему побледневшим брату, что отчаянно искал во всех карманах свой шприц с сывороткой. Петля была опрокинута вокруг его шеи, и остаток веревки Гретель перекинула через столб для виселицы, и изо всех сил, обливаясь кровью и потом, потянула за собой. Ганзель выпучил глаза и схватился за веревку, что беспощадно его душила. За считанные секунды ноги попрощались с плоской поверхностью, и все тело взмыло ввысь. Юноша кряхтел, зовя сестру, пуская пену изо рта, а ноги беспрерывно дергались, раскачивая тело из стороны в сторону. Гретель не отпускала конец веревки, тянула вес взрослого человека на себя. Она начала терять равновесия, по вине открытой раны, что пачкала обмотанную вокруг живота ткань кровью. В надежде, что брат ее услышит, Чертовка закричала: —Брат, ты спрашивал, помню ли я это место… а сам ты помнишь, как мы должны были умереть?! Помнишь, как меня хотели повесить на этой виселице?! Помнишь, как Флинт спас нас?! А знаешь почему они нас спасли? Знаешь почему они выбрали именно нас?! Последовала немая пауза, и неудивительно. Ведь обернувшись, Гретель застала лишь тихое висящее тело, полы одежд которого раздувались на ветру. Девушка не отрывала взгляд, мысленно поздравляя себя с победой. И отпустив веревку, роняя тело брата на землю, шепотом ответила себе на заданный ему вопрос: — И я не знаю… может нам вопреки, не стоило было рождаться? А может, мы и вовсе… прокляты. С грохотом она свалилась на деревянный пол. Лишь губы ее шевелились, не издавая ни единого звука. Скорее всего, девушка лишь пыталась себя успокоить, даже принимая тот факт, что ее никто не спасет в этой давно всеми забытой глуши. Веки медленно опускались, а грудь поднималась все медленнее и медленнее, пока последний вздох, и вовсе не покинул тело. Гретель резко открыла глаза, однако вместо ожидаемого пасмурного пейзажа, девушка очутилась в белой пустоте. Не было темно или даже светло. Чертовка даже тени не отбрасывала, и находилась она в этом странном поместье, совершенно одинока. Ощупав свое тело, девица ахнула от осознания, что подстреленный бок, и когда-то беспощадно пострадавшая рука, были полностью исцелены. Вздохнув полной грудью, девушка ощущала себя чистой и невинной, словно заново родившейся. Но не успела Гретель насладиться давно забытыми ощущениями, как ее ушей настиг до слез и рвущий душу знакомый голос: —Эй, Чертовка! И обернувшись на зовущего, медовые глаза наполнились горькими слезами. Рука бесконтрольно поползла ощупывать жгучую, порванную правую мочку уха, а сама девушка прокричала во все горло: — Билли Бонс!