У палаты 407

Над Камурочо пошёл снег — мелкий, крупинчатый, колкими холодными каплями оседающий на разгорячённой коже. Саеджима почти не замечал его, но этот снег помогал остудить пыл после ожесточённой битвы. Помогал хоть как-то привести мысли в порядок. Последние пару дней думать было очень сложно. Это Акияма был парнем смекалистым: по одному фото распутал грандиозный план и вскрыл подпольную игру, которую Маджима и Кацуя вели с Куросавой. А Саеджиме всегда хватало всего двух несложных истин: когда следует вступать в битву и с кем следует биться. Но, оглядываясь назад, он с горечью признавал, что все эти несколько дней парадоксальным образом сражался совсем не с теми, с кем следовало бы. С Бабой, который стал ему близким товарищем, с Кирю, которого он искренне уважал. И, как вишенка на торте — с братом, которого вообще-то шёл спасать, когда поднимался на крышу Башни Тысячелетия. Как можно было каждый раз оказываться перед противниками, которые совершенно не заслуживали попасть под сокрушительные кулаки Саеджимы? Понятно как: всё это были козни Куросавы. И Тайга был слишком просто устроен, чтобы их разгадать. Но хорошо, что помимо его кулаков за порядок в Камурочо и за честь клана Тоджо сражалось ещё множество других людей. И что почти все из них остались живы. Они уже вышли на улицы из Башни; Маджима тащился рядом, закинув на плечо пиджак. Ему тоже не было холодно от шедшего снега, и ни на мгновение он не выказал слабости, хотя потрёпан был куда сильнее Саеджимы из-за пыток Куросавы. Похоже, и правда не так уж размяк, как говорил тогда, два года назад. Тайга хмыкнул: даже если брат и уступал ему в силе, прочнее человека во всей Японии найти будет сложно. Как он мог вообще подумать, что кто-то сумел его убить? К ним подошёл Дайго. В руках у него был телефон, экран ещё горел после недавно сброшенного звонка. На лицо легла тень беспокойства. — Я послал в штаб-квартиру людей, но они, приехав, нашли только полумёртвого Аизаву, — сказал он, поймав вопросительный взгляд Саеджимы. — Кирю нигде в окрестностях нет. — Ясное дело: избил парнишку и утопал на своих двоих, — усмехнулся Маджима. — Кирю-чан всегда так делает. Ещё и сигаретку по дороге закуривает. — Только вот следов крови там больше, чем могло бы от одного Аизавы остаться, — всё с тем же сдержанным беспокойством возразил Дайго, набирая ещё один номер. — Если он и ушёл, то сильно раненый… Попытаемся найти его. — Ну, по крайней мере, он может ходить, — рассудительно заметил Саеджима, но эта реплика мало кого успокоила. Если Маджима был человеком прочным, то Кирю… скорее уж, непробиваемым. Тайга хорошо помнил свою первую встречу с ним. Как хорошо поставлен был удар у хозяина сиротского приюта и как он едва морщился от ответных выпадов Саеджимы. Да и в недавней схватке, где они сошлись после того, как победили двух лейтенантов Оми, Кирю ему не уступил. Было даже сложно представить, как у такого человека могла идти кровь. Тем не менее, с той битвы и правда прошло слишком мало времени, чтобы его раны затянулись. Повод для беспокойства у Дайго был совершенно не призрачным. — Его нашли, — минут через десять наконец возвестил председатель, выдохнув с облегчением. Маджима тут же вскинулся, но не стал утруждаться и задавать очевидный вопрос. Саеджима приподнял бровь. — Доставили в больницу… в критическом состоянии. — Чего?! — тут же воскликнул Маджима и дёрнулся в сторону Дайго, так что едва не упал; Саеджиме пришлось подхватить его за руку, но он словно бы даже не заметил этого. — Он что, помирать собрался? Где эта чёртова больница?! — Успокойтесь, я вызвал водителей, мы сейчас же поедем туда, — чуть отстранившись, сообщил Дайго, снова переписываясь с кем-то. — Вам, господа, тоже не повредила бы первая помощь. Да и у меня… — он поморщился и не закончил фразы. Пулевое ранение не проходит так быстро, и он всё ещё заметно прихрамывал, пускай больше и не опирался ни на чью руку. — Пусть только попробует, — уже куда тише прорычал Маджима, снова твёрдо вставая на обе ноги и вырываясь из хватки Саеджимы. — Если он решил сдохнуть, то я лично его смерть освидетельствую, пусть только попробует помереть без меня. Саеджима положил ладонь ему на плечо, желая умерить его пыл. Не он один сейчас волновался. Дайго делал всё возможное, чтобы поскорее помочь Кирю. Да и сам Саеджима весь внутренне напрягся. Нет, такой жертвы вся разыгравшаяся драма точно не стоила. Только не жизни Кирю. Тайга придерживался довольно безжалостной, но справедливой точки зрения: если человек проиграл и умер, значит, был слишком слаб, чтобы продолжать жить. Но почему-то применять это правило к Кирю не хотелось. Он пережил далеко не одну битву, он и из последней-то вышел победителем — и если сейчас, когда на всех фронтах одержаны победы, когда с Куросавой и его планом покончено, когда Харука в безопасности, он просто умрёт от потери крови, это уж точно будет несправедливо. Так странно: ведь Саеджима, на самом-то деле, не был с ним особо близко знаком. Но о Кирю вместо него самого красноречивее говорили его дела и, что важнее, то, как он влиял на других. Например, то, как нервно постукивал носком ботинка по асфальту Маджима. То, как чуть дрожали пальцы Дайго, когда он отвечал на очередной звонок. То, что даже люди из Оми подходили к Шестому Председателю, чтобы осведомиться о состоянии Кирю-сана. Наконец подъехали машины. — Вы бы хоть оделись, господа, — опускаясь на заднее сидение, вздохнул Дайго. Маджима и Саеджима расположились рядом, не ответив. Одежда — последнее, что их сейчас волновало, равно как и простуда, которую они могли бы подхватить от первого декабрьского снега. И всё же в больницу они зашли уже почти как приличные люди, только изрядно побитые и немного на нервах. У операционной сидела Харука. Саеджима отвёл взгляд: наверно, сейчас девочка переживала больше всех них, взрослых и не раз наученных горьким опытом мужчин. Маджима же, совершенно не стесняясь её, уселся рядом, откинувшись на спинку больничной лавки, до скрипа чистой, пахнущей лекарствами и ужасно неудобной. Харука даже головы не повернула: её лицо было спрятано в ладонях, спина чуть вздрагивала. Конечно, она плакала. Было бы странно и даже пугающе, если бы она не смогла в такой момент заплакать. Тайга остановился напротив, переводя взгляд с этих двоих на дверь операционной и обратно. Кто-то из больничного персонала подошёл сбоку к Харуке и нагнулся, чтобы сочувственно заговорить, но наткнулся на оскал Маджимы и поспешил ретироваться. Саеджима покачал головой: странные у брата были представления о том, как нужно утешать юных девушек. Но осуждать вслух его не стал: вряд ли бы она вообще сейчас хоть на что-то отреагировала, раз даже двух угрожающего вида мужчин рядом с собой не заметила. Часы отщёлкивали секунды. По коридору проходили люди, занятые своими делами — в больнице всегда полно забот. Лампочка над операционной горела. Харука наконец подняла голову и большими, покрасневшими от слёз глазами оглядела Саеджиму. Затем, чуть повернувшись, проговорила: — О, М-маджима-сан… — в голосе почему-то не было ни грамма удивления. Похоже, их дороги уже не раз пересекались где-то неподалёку от Кирю. Она всё ещё была в своём наряде айдола, таком же неуместном в больнице, как и испачканные в крови одежды якудз. Поправила короткую юбку, постаралась вытереть лицо, но на руках остались следы грима. Вздрогнула, когда сбоку её чуть подтолкнули. Повернула голову: Маджима, не глядя на неё, протягивал упаковку бумажных салфеток, непонятно как завалявшихся у него в кармане. Взяла, не проронив ни слова, и снова спрятала лицо. — Маджима-сан, — окликнула его ещё через пару минут, доставая что-то из складок наряда. — Это… мне сказали передать это вам. Тот наконец соизволил глянуть на девочку — пришлось для этого сильно повернуть голову, потому что уселся он к ней левой стороной. В руках у Харуки была перьевая ручка. Хорошая, можно даже сказать, элитная. Такие дарят сотрудники шефу на юбилее фирмы. Маджима, почему-то фыркнув, принял подарок. — Жаль, что вы не были на выступлении, — проговорила Харука, опуская глаза в пол. — Пак-сан… она, думаю, была бы этому рада, — голос её дрогнул, и она снова закрыла глаза салфетками. — Ничего, это ничего… — как-то растерянно, с кривой улыбкой пробормотал Маджима. Затем вдруг резко поднялся и пошёл прочь по коридору. Саеджима успел уловить его взгляд: застывший и практически мёртвый. С таким взглядом его нельзя было оставлять одного. — Эй, — он поймал одного из проходящих мимо врачей, — дайте ей что-нибудь… что-нибудь для успокоения. И присмотрите, — велел, указав на Харуку. Тот посмотрел на Тайгу испуганно и послушно закивал: какой глупец ослушается сурового вида верзилу, который прибыл в сопровождении Шестого Председателя Тоджо и других якудз. Саеджима нашёл Маджиму на крыше. Тот стоял, навалившись на перила, и курил, глядя на дорогу внизу. На звуки подошедшего Тайги никак не отреагировал, и тот замер рядом, осторожно вглядываясь в его лицо. Раньше он думал, что знает Маджиму как облупленного. Они лет с пятнадцати были вместе, но что значили теперь эти юношеские дни после того, как половину жизни они провели порознь? Тайге хотелось бы верить, что ничего не изменилось, что этот Маджима — всё тот же его брат. Но сейчас был готов, если понадобится, подхватить его тело, решившее сброситься с крыши. Но тот просто курил, весь словно бы оцепеневший. И, когда от сигареты остался лишь едва тлеющий окурок, потушил его об перила и снова взглянул на ручку, которую всё это время сжимал в ладони. — Пак… — повторил он эхом за Харукой. — Пак, значит… Значит, ты его девчонку в это втянула, да? В мечту свою? — он стиснул зубы. — На свете столько малолетних идиоток, а ты выбрала именно его девчонку. И чего ты добилась, Мирей? Этого ты хотела? Такой была твоя мечта? Здорово получилось, правда?! — последнюю фразу он едва ли не выкрикнул. И вдруг, размахнувшись, запустил ручку в воздух — чёрный пластик блеснул в свете фонарей и затерялся где-то под колёсами машин. Злобно повернулся к Саеджиме: — Что там, вывезли уже его труп? — Пока ещё нет. Пока ещё оперируют. — Так какого хрена ты тут торчишь? — он выдохнул, протёр здоровый глаз. Чуть успокоился. — Иди хоть сам перевяжись. — Мне не нужно. А вот ты бы сходил. Маджима только плечами передёрнул и направился обратно в помещение. Но, вернувшись в коридоры больницы, не остановился и вышел на улицу. Саеджима же снова остановился рядом с Харукой. Той, похоже, стало чуть лучше. По крайней мере, она больше не плакала. Но упаковка салфеток была пуста. Рядом с ней, на том месте, где раньше сидел Маджима, расположился Акияма, осторожно поглаживая девочку по спине. — Саеджима-сан, — кивнул он, приветствуя Тайгу. — Хорошо, что вы в добром здравии. — То же самое могу сказать и о вас, — прислоняясь к стене, ответил Саеджима. С крыши Башни Тысячелетия они успели увидеть, как улицы в окрестностях заполонили якудзы нескольких кланов и как все они выразили своё уважение Акияме. Видать, совсем не зря его прозвали «Линией жизни Камурочо». Может, будущее этого района и вправду было не за кланом Тоджо и его подчинёнными, а за такими, как он — простыми гражданами, которые пытаются сделать жизнь ближнего чуточку лучше. — Мне рассказали, что вы сражались ради меня, Саеджима-сан, — вдруг подала голос Харука. Тайга едва слышно хмыкнул: она, конечно, была права… вот только битва эта была совсем, совсем не правильной. — Вы и Маджима-сан. Я… я вам так благодарна. — Не стоит, — вздохнул Саеджима. Если бы он тогда смог поговорить с Бабой как надо… Если бы он только смог навеки заставить его забыть о тёмном пути, которым он шёл, направляемый Куросавой… Вот тогда, наверно, его можно было бы поблагодарить. Но он не справился — и с Бабой пришлось иметь дело ещё и Шинаде. Интересно, правда ли Баба-чан дождётся его в тюрьме? И что Саеджима скажет ему, когда он выйдет? «Прости, плохой из меня кьёдай, раз я не смог хорошо втолковать тебе, что не стоит направлять дуло снайперской винтовки на маленьких девочек-айдолов»? Или уже просто не стоит ничего говорить, раз путного не выходит? — Да какого чёрта они там возятся? Маджима вернулся. Его глаз был прикован ко всё ещё горящей лампочке над дверью операционной. В руке он сжимал ту самую ручку, грязную и расколотую: похоже, пара автомобилей успела проехаться по ней, прежде чем он отыскал её. И, словно бы услышав его раздражённый комментарий, лампочка погасла. Все сидящие в коридоре разом затаили дыхание. Двери распахнулись, и мужчины тотчас посторонились, пропуская каталку, которую вели пара медбратьев. Саеджима успел лишь мельком бросить взгляд на лежащее на ней тело, укрытое белыми простынями. Лицо, к счастью, закрыто не было. — Вы все — близкие пациента, что ли? — выходя из операционной последним, осведомился хирург, стягивая перчатки и оглядывая разномастную компанию. — Состояние стабилизировали, но пока что он побудет без сознания. Неизвестно, сколько. Но он жив, успокойтесь! — тут же чуть повысил он голос, когда Маджима сделал к нему шаг. Но вместо того, чтобы накричать на врача или схватить его за грудки, он поймал его ладонь и молча пожал, после чего первый удалился по коридору к лифту, где скрылись медбратья с каталкой. — Правда? С ним всё хорошо? — Харука тоже поднялась и смотрела на хирурга поблёскивающими глазами. Слёз у неё, должно быть, больше не осталось, но голос всё ещё дрожал. — Можно увидеться с ним? Я знаю, ему, наверно, нужен покой, — она сцепила пальцы, теребя бант на костюме. — Но мне правда нужно увидеть его… Правда нужно самой увидеть, что всё в порядке. Врач вздохнул. — Об этом уже не меня спрашивайте. Обратитесь к Масамуне-сану, он назначен его лечащим врачом. Харука кивнула и тоже удалилась. — Это она нашла его, — объяснил Саеджиме Акияма, провожая её взглядом. — Представить не могу, что с ней в этот момент творилось. И скорая, говорят, их вместе увезла. Держалась за него, пока его на операцию не положили, — усмехнулся. — Пойдём и мы тоже, Саеджима-сан? Я, наверно, ненадолго оставлю вас, переговорю с этим Масамуне. Вы? — Побуду пока здесь. Ему не хотелось оставлять брата одного в такой момент. Маджиму он нашёл там, где и ожидал — возле палаты 407, куда положили Кирю. Он стоял, прислонившись к стене рядом с дверью, словно страж-привратник; его глаз шнырял по проходившим мимо людям, ни один из которых не решался прогнать его. — Девчонку пустили внутрь, — сообщил он Саеджиме. — А толку-то. Всё равно он дрыхнет. Не «без сознания». Не «в коме». «Дрыхнет». Будто он на уровне слов отказывался принимать то, в каком тяжёлом состоянии находится Кирю. — Ей это необходимо, — ответил Тайга, располагаясь по другую сторону двери. Теперь привратников, как и заведено в традиционной архитектуре, стало два. Никакая нечистая сила не прорвалась бы внутрь священного «храма». В повисшей тишине Саеджима погрузился в размышления. Вспомнил о полиции и не смог подавить тяжёлый вздох. Он ведь всё ещё находился в розыске за побег из тюрьмы, и наверняка скоро копы сюда заявятся. В этот раз Тайга не будет пытаться убежать. Он устал убегать. Устал сидеть в клетке, устал прятаться по канализациям и перебегать из одного тёмного переулка в другой, скрываясь от патрулей. Тяжкий груз ответственности за восемнадцать отнятых жизней уже спал с его плеч, но руки всё ещё были скованы формальными рамками закона — и он устал быть вечно раздавленным и связанным. Он хотел наконец начать жить. Поэтому собирался сдаться полиции, чтобы окончательно разобраться со всеми оставшимися приговорами и сроками. А после этого выйти на свободу не бесправным зверем, прячущимся в тенях, а порядочным человеком. Сколько, интересно, у него осталось времени, пока наручники вновь не защёлкнутся на запястьях? Полчаса, час? Может, вовсе несколько минут? Должно хватить, чтобы ещё немного побыть с братом. Чтобы задать несколько важных вопросов. — Скажи, кьёдай, — произнёс Саеджима медленно, — тогда, на крыше Башни… Ты ведь опять поддавался, не так ли? Потому что в твоей победе не было смысла. — Шутишь что ли? — фыркнул Маджима. — Расслабься, это была честная битва. — И всё же, — Тайга глянул на него испытующе. — Если бы Шинада не успел… неужели бы ты дал себя убить? — А ты бы убил? — Я… не знаю, — Саеджима помедлил. — А я бы убил тебя, если бы в этом был смысл, — вдруг произнёс он без тени сомнения, глядя в стену. — Убил — а потом сам бы сбросился с крыши Башни. Потому что к чёрту так жить. К чёрту жить, если ради этого нужно жертвовать тобой. И особенно им, — он ткнул пальцем в дверь палаты. — Моя жизнь яйца выеденного не стоит по сравнению с его. И его девчонки. Поэтому да, я бы дал себя убить. Думаю, ты оказался бы крепче меня и смог бы с этим жить. Саеджима не ответил. Он и так двадцать пять лет прожил уверенным, что оборвал жизни стольких человек. Не сказать, чтобы невинных, но всё же — жизни. Но вообразить сейчас, что он смог бы с той же лёгкостью переступить через жизнь брата, было трудно. Наверно, всё-таки смог бы. Но после этого покончить с собой, наверно, у него духу бы не хватило. Поэтому он опять оказался бы за решёткой. План Куросавы сработал бы идеально. К ним снова подошёл Акияма. — Она там? — спросил, указывая на дверь и, получив кивок от обоих мужчин, зашёл. Было плохо слышно, о чём они переговаривались, но вскоре дверь снова приоткрылась, и Харука выскользнула из палаты. — Нужно заполнить кое-какие бумаги, так сказал Масамуне-сенсей, — объяснил Акияма, выходя за ней. — Харука-чан, по всей видимости, единственная, кого можно счесть его «родственником», но с ней же ещё должен быть и взрослый, верно? — не нуждаясь в ответе на риторический вопрос, он направился за ней. Саеджима вытянул руку, останавливая готовую захлопнуться дверь. — Не хочешь тоже зайти, кьёдай? — осведомился он у Маджимы. — Чего я там не видел, — тот потянулся в карман за пачкой сигарет, но вовремя остановился и цыкнул: больница всё-таки. Саеджима нахмурился. — Я пойду, — коротко проронив это, он вошёл внутрь с решительностью неостановимой силы; Маджима, конечно, поплёлся за ним, что-то бурча под нос. Саеджима не знал, сделал он это больше для собственного успокоения или для того, чтобы брат перестал упрямиться. Ему ведь самому станет лучше, если он собственным глазом увидит, что с Кирю всё в порядке. Относительно в порядке — но хотя бы он не мёртв. Надо было отдать ему должное — даже на больничной койке, под капельницей Кирю сохранял полный достоинства и силы вид. Саеджима глянул на показания приборов — он ни черта в этом не разбирался, но они не пищали в панике и мерно поблёскивали лампочками. Значит, всё и вправду в порядке. Маджима замер за спиной Саеджимы. Как будто боялся даже дышать на перемотанное бинтами тело. — Я читал, что с людьми в коме нужно разговаривать, — сказал Тайга, поворачиваясь к нему. Бровь Маджимы дёрнулась: — Где это ты успел набраться такой мудрости? — он говорил едва уловимым шёпотом, но сам Саеджима голоса не понижал. — В тюрьмах бывают библиотеки, знаешь ли, — хмыкнул он. — Не хочешь что-нибудь ему сказать? — Это просто глупо, — просвистел Маджима. — Он не услышит. — А я вот хочу, — он подошёл к кровати, всмотревшись в лицо Кирю. Его черты были не такими резкими, как при их последней встрече, когда в его глазах и голосе проступала стальная решимость разобраться с Куросавой и защитить Харуку. Скорее уж, усталыми. Саеджима всё-таки заговорил чуть тише, словно и правда не хотел разбудить его: — Кирю-сан, возвращайтесь скорее. Вы нужны нам. Всем. Столько людей волнуются о вас — и у вас достаточно силы, чтобы одолеть и эту преграду. Я верю в вашу силу, Кирю-сан. — Он не слышит… — задушенно прохрипел за спиной Маджима. И вдруг черты лица Кирю дрогнули. Ресницы колыхнулись, и глаза едва заметно приоткрылись. Кажется, даже слабый свет палаты слепил его, и он едва ли понимал, где находится. — Кьёдай, он… — проговорил удивлённо Саеджима, отступая на шаг, и тут же Маджима очутился рядом, пристально вглядываясь в ожившее лицо. Тёмные глаза, слепо шаря по стенам комнаты, вдруг глянули прямо на него. — О, Маджима-но-ниисан. Он говорил так тихо, что Саеджима едва различал его слова. Но в гулкой тишине, которая повисла в палате, можно было даже услышать, как капли срывались и стекали по игле капельницы. — Да, Кирю-чан. Это я, — так же тихо ответил Маджима. Кажется, он вовсе перестал дышать. — Так ты правда жив, — Кирю едва заметно двинул головой. Края губ дёрнулись в слабом подобии улыбки. — Прости. Я немного не в форме для приветственного поединка… — Я подожду. Ты, главное, запомни, что за тобой должок. И не смей помирать. Понял? — Да, да… За мной должок… — он закрыл глаза, опять проваливаясь в бессознательный сон. Саеджима вздохнул. Забавно, что его Кирю так и не заметил. На цыпочках они вышли из палаты и снова замерли у дверей. У Саеджимы закончились слова — но ему хватало всего лишь находиться рядом с братом. Хоть на несколько минут забыть, что скоро придёт полиция. Хоть на секунду поверить, что хорошие времена наконец вернулись. Что они все вместе вступили в эти хорошие времена. И в кои-то веки никто не остался позади.