Efforts for love

― Сонхун-а, ― ласково тянет чужое имя поникший Хисын, устремляя взгляд в закрытую перед его лицом дверь, так, словно он сможет, подобно супергероям в мультфильмах, прожечь в ней отверстие и войти, ― ты ведь знаешь, что так нужно. Мне куда важнее твое здоровье, чем что-либо еще.       По ту сторону слышится отдаленное копошение, после сменяющееся на приглушенное из-за стен шлепанье босых стоп по полу. Ли прикусывает губу, теребя накинутое на плечи полотенце, ― он планировал пойти в душ, ― и едва сдерживает вырывающуюся из-за линий зубов мольбу открыть дверь и пустить его в спальную комнату, в которой как минимум часа полтора назад закрылся и коротал в одиночестве время Сонхун.       Это был первый день после выписки Пака. Стоило Хисыну задержаться на работе, как его непутевый парень чуть было не прозевал аппендицит, ссылая тошноту и адскую боль на съеденную предыдущим днем еду по доставке. А сейчас Сонхун был лишь до ужаса обижен тем, что Ли, вместо того, чтобы с радостным визгом встретить его, вкусно накормить, сводить на свидание и устроить бессонную ночь, только и делал, что продолжал выполнять мучительные и невыносимые наставления врачей, лишая его «всех радостей человеческой жизни». Помимо разных вредностей, столько привычных Сонхуну, туда входил, как ни странно, и секс.       Сонхун приехал до страшного голодным не только до обыденных вещей своей самой простой жизни, бытовых дел и размеренного посещения занятий, но и до Хисына. Ластился огромным котом, терся о ладони и мурлыкал на уши, прилипая к телу подобию второй кожи. Но здравого ума Ли в порыве сохранить чужое здоровье вполне хватало на отказ в купе с достаточными переживаниями еще с момента, как Пак по ту сторону телефона сдавленно сказал, что ему плохо.       Хисын лишь придерживался желания, чтобы все внутренности горячо любимого им парня оставались на прежних местах, анатомически правильно и предостаточно для того, чтобы он мог функционировать, а сам Сонхун пребывал значительную часть времени в их квартире, а не в пропахших дезинфицирующими растворами больничных палатах и болезненных койках, готовых подобно тяжелым пациентам свалиться на пол, в окружении незнакомых людей. Ли знал, что именно этот факт давил на Сонхуна даже больше осознания того, что ему провели операцию, а оттого, возможно, он и был столь требовательным до его прикосновений и местами чрезмерно плаксивым и взбудораженным. Хисын ожидал всего, что угодно, и был готов к этому, но совершенно не рассчитывал большую часть дня разговаривать с дверью и беспокоиться впервые, что его парень практически ничего не ел. ― Хун-а… ― Я устал, ― доносится голос по ту сторону, ― Ли догадывается, что Сонхун сел под самой дверью, ― и скучаю.       Хисын ощущает пронзивший его леденящей стрелой ток. Он прекрасно знал, что Пак не глупый и понимает серьезность происходящего, но он всегда остается при любых обстоятельствах его нежным и любимым парнем, который с трепетом ожидал ощутить ласку, а не строгий контроль, который ему всучили, стоило только переступить порог палаты. У Ли по ребрам стекает отчего-то теперь непривычно горькая патока, разжигая грудную клетку пониманием, что он из-за своих переживаний Сонхуна не услышал. ― Давай хоть фильм посмотрим, ― голос Сонхуна слетает с губ, оставляя слишком явное, слишком ощутимое на языке послевкусие грусти. ― И ты сразу покушаешь, хорошо? ― боязливо спрашивает Хисын, усаживаясь на корты и внимательно вслушиваясь, чтобы не пропустить чужих слов. В ответ Пак за дверью лишь негромко, почти беззвучно мычит. ― Откроешь мне дверь, когда я вернусь с душа? ― Открою.

****

      Хисын стягивает полотенце с головы на плечи и пару раз проходится по мокрым волосам пальцами, когда входит в их с Сонхуном комнату, где второй лежит на кровати в компании ноутбука. Синеватый свет от монитора мягко садится на его лицо и лижет шею, блестит на волосах и отражается где-то на дне зрачков, пока темное помещение наполнено приятной тишиной и лишь мельком в пространстве разлетаются щелчки кнопок и растворяются звуки чужого дыхания. Хисын проходит вглубь комнаты, садится на край кровати и, опираясь рукой о постель, заглядывает сначала на быстро сменяющиеся картинки в ноутбуке, а потом возвращает свое внимание Сонхуну, такому умиротворенному и красивому, сосредоточено выбирающему фильм и прикусывающему почти незаметно нижнюю губу. ― Не можешь выбрать? ― спрашивает Ли, не отказывая себе в желании приблизиться к парню сбоку ближе, чтобы кончиком носа провести по скуле и опалить дыханием щеку. В ответ ему лишь недовольно, но с согласием мычат, продолжая: ― Надоело ничего не делать, еще и двигаться толком нельзя. Я бы хотел сейчас посидеть в каком-нибудь классном месте. ― Мое лицо устроит?       Хисын произносит слова, уже когда утыкается лицом в шею Сонхуна и настойчиво целует чувствительные участки, поднимается к линии челюсти и спускается обратно, ощутимо прикусывая место над ключицей. Гладкая кожа под губами покрывается мурашками, пока сам Пак мелко вздрагивает и начинает ерзать. ― Не смешно, ― проговаривает неразборчиво, на шумном выдохе, но беря себя в руки, продолжает более уверенно: ― Хватит дразниться, Хисын. Ты специально доводишь меня?       А Хисын смакует, бесстыдно наслаждается тем, как ведет Сонхуна и насколько сильно это кружит его собственную голову. Злостно ухмыляется от мысли, как его давит желание и одновременно здравый смысл, как завораживают вздохи и как манит мысль поддаться тому, что с недавнего времени было запечатано в клетку под табличкой с красноречивой надписью «запрещено».       И Ли сдается. Удобнее разворачивается к Сонхуну и ловко ныряет ладонью под его футболку, задирая ту сбоку до самой груди, и костлявыми пальцами впивается в ямки меж ребер, пока Пак со сжатыми в тонкую полоску губами нервозно, неаккуратно, но с таким ощутимым трепетом и очаровательным волнением цепляется за его плечи. Его тело потряхивает от накатывающих огромной волной эмоций, когда Хисын с каждой секундой оказывается чуть ближе, прижимается плотнее и не перестает прикасаться.       Сонхуну жарко. Он с неподдельным интересом рассматривает лицо Ли, на коже которого красиво переливается свет от монитора ноутбука, проигрывающего трейлер какого-то фильма. Краски картинно мажут по щекам и касаются висков, оседают мелкой пыльцой на кончике носа. Сонхун любуется и сравнивает это с настоящим безумием ― то, как невероятно выглядит в этот момент Хисын, с полуулыбкой прикрывающий веки, заставляет таять всем нутром. Ему хочется сорвать с себя одежду, неприятную, липнущую к коже, но убрать руки от тела Ли хоть на одну жалкую секунду кажется сродни самоубийству. И он трогает-трогает-трогает. Гладит щеку, ведет ладонью вниз и задерживается на шее, ощутимо надавливая большим пальцем на кадык, после чего ловит ртом чужой громкий и рваный выдох. Хисын опаляет его дыханием, влажным и горячим, и опять целует, прикусывая и с довольным выражением лица оттягивая нижнюю губу. Когда он выпускает ее из плена зубов, на его лице появляется улыбка и в пространство летит негромкий смешок, заставляющий и самого Сонхуна поднять уголки губ вверх и сильнее сжать между пальцев чужую одежду. ― Кто-то мучил меня несколько дней, а теперь сам лезет, ― уверенно укалывает Пак, но его голос тут же срывается, и он успевает только охнуть и коротко помычать после того как чужие пальцы впиваются в его бедра почти у самого паха. ― Какой же ты уебок, Хисын, ― шипит сквозь зубы, пока чувствует поглаживания на ногах и то, как горячая ладонь Ли оттягивает резинку его штанов, и тот с ехидным смешком смотрит вниз. ― Так сильно соскучился по мне? ― поднимает на Сонхуна глаза, улыбается широко, и, черт, Пак готов поклясться, что видит, как чертики скачут в этом темном омуте. ― Трусы насквозь. ― Заткнись ради бога.       Экран ноутбука резко становится на несколько тонов темнее, ― видео заканчивается и тем самым погружает парней в черноту, где лишь благодаря редким лучам света за окном можно разглядеть происходящее. Сонхун тут же теряется, его глаза с непривычки не могут передать ни единой картинки, он едва видит очертания чужого тела перед собой и только позволяет себе всхлипнуть и вцепиться наощупь в волосы Хисына, когда, приподнявшись, помогает ему спустить свои же штаны до самых щиколоток. А Ли пользуется расфокусированным взглядом Пака, сползает вниз и заставляет его вдруг почувствовать горячее касание губ по члену прямо поверх ткани белья, от чего, крупно вздрогнув, тот только и может, что вновь шумно вдохнуть и тихо застонать, прижав голову Хисына теснее и ближе к себе там, внизу. ― Тише, Сонхун-а, ― говорит ему прямо в пах, прижимаясь лицом к мокрой ткани, отчего вибрации его голоса проходятся по чужому члену слишком чувствительно, заставляя издать очередной хриплый выдох. ― Не забывай, что тебе нельзя напрягаться.       Паку хочется нагрубить, показать свою злость и то, как безбожно его накрывает желание, а Хисын опять лишь пользуется чужой слабостью: оттягивает резинку трусов и одним ловким движением накрывает головку губами. Сонхун в этот момент рвано хватает воздух и, кажется, даже задерживает на мгновение дыхание, но позволяет спускаться по своему члену ниже, чувствуя приятно и одновременно мучительно расплывающийся жар. Ли помогает себе руками у основания и языком толкает чужую плоть внутри, с удовольствием слушая каждый чертовый выдох, вылетающий изо рта Пака. Он несильно зажмуривает глаза, заставляя себя взять глубже, и слегка давится, когда член Сонхуна проскальзывает по его небу, а он сам сжимает его волосы на затылке чуть сильнее прежнего.       Хисын привыкает к наполненности и находит удобный темп, покачивает головой вверх-вниз и двигает ладонью. Он влажно проходится языком по головке и давит несильно на уретру, когда разрешает себе выпустить член изо рта, и пускает скопившуюся слюну, размазывая ее между пальцев и по чужой коже. А Сонхун в это время привыкает к темноте и наблюдает за действиями Ли, сдавленно выдыхая и аккуратно хватая воздух, действительно стараясь изо всех гребанных сил не напрягаться и не дергаться сильнее обычного. Хисына это забавляет и даже умиляет ― Пак над ним такой беззащитный, открытый и жаждущий, даже в полумраке безумно красивый; он тоже боится сделать что-то не так, но держится как может и кусает уже опухшие губы, ища в этом поддержку и одновременно в крепкой, но бережной хватке окрашенных волос. ― Сегодня у меня в планах было нечто другое.       После сказанной фразы Ли поднимается на ноги и убирает лежащий сбоку на постели ноутбук, закрывая монитор со слышимым хлопком. В иной обстановке Сонхун бы обязательно фыркнул на такое действие и толкнул Хисына в плечо, но сейчас он может только тщетно пытаться восстановить дыхание и ритм сердца, взглядом провожая своего парня до рабочего стола и обратно. Когда тот приближается вновь, Пак почему-то перестает на пару секунд дышать, но воздух сильным потоком выходит из его легких, пока он наблюдает, как Ли ложится на постель, и даже в отсутствии света понимает, что он пристально смотрит, приподняв голову. ― Сонхун-а, иди сюда. ― Ты действительно хочешь? ― Да, сядь мне на лицо. Так тебе не придется напрягаться, чтобы удерживать себя, и положение самое безопасное из возможных, ― уверенная интонация Хисына заставляет нервно сглотнуть и лишь покорно выполнять указания. ― А еще будет удобнее, если ты повернешься спиной.       Сонхун болтает ногами, чтобы висящие на щиколотках штаны окончательно упали на пол, и стягивает после нижнее белье, неудобно сдавливающее кожу упругой резинкой. Его руки мелко трясутся, а кончики пальцев покалывает легкая прохлада комнаты, ― жар со всего тела перекатился к паху, полностью обхватывая дрожью от возбуждения. Пак приближается к Хисыну и перекидывает через него ногу, оказываясь повернутым к чужому лицу спиной, ― все так, как и просили.       Сонхун крупно вздрагивает после того как чувствует на себе горячие ладони, уверенно, но нежно сжимающие и поглаживающие его бедра, и слышит хриплый голос позади: ― Давай, будь смелее, детка.       Да, в этом нет ничего страшного.       Они делали это и раньше.       Пак больше двигается назад и резко замирает, стоит Хисыну переместить ладони на его ягодицы и ощутимо вцепиться в мягкую кожу пальцами, отчего та моментально краснеет.       Но в положении, когда Сонхун седлает его лицо – впервые. И в этом вся гребанная, создающая пропасть между первым и вторым разница. ― Умница.       От похвалы он может только дрожать.       Сонхуна по-настоящему плавит тепло чужого тела и нагретая его собственным одежда. Сердце, до этого отбивавшее адскую трель в груди, сейчас словно замирает, но густая кровь бьет по телу разрядом, приливает к голове, молниеносно разнося за собой пожар. Пак почти растекается, его ноги разъезжаются в разные стороны, но их почти сразу подхватывает Хисын, который прижимает обратно, еще плотнее, еще ближе и горячее. Мозг буквально варится в черепной коробке, превращаясь в непонятную жижу, в ушах стоит гул, подавляемый лишь шумом чужого дыхания и влажными звуками поцелуев, которые Ли оставляет на мягком теле.       Пак наклоняется немного вперед, опираясь об чужой живот руками, и сильнее выпячивает зад, когда чувствует сжимающие кожу на его ягодице зубы. Хисын кусается и впивается ногтями, оставляя после себя бледные следы, молниеносно розовеющие на белоснежной коже. А затем он почти сразу, без всяких предупреждений и намеков, прижимается губами к анусу Сонхуна, размашисто и влажно проходясь языком. Пак от чужой внезапности прогибается в спине и не контролирует громкий, с хрипом срывающийся вздох, и ощущает, что спереди становится куда более мокро, чем было до этого. Его возбужденный член дергается и со шлепком ударяется об низ живота, когда он невольно подается назад, на чужое лицо, и тихо всхлипывает.       Безумие чистой воды. Сонхун прямо в этот самый момент добровольно позволяет Хисыну уничтожать его. Дает ему такую возможность собственными руками и, что самое слабое, ― ни капельки об этом не жалеет. Это зависимость, это влечение. Сумасшествие и мания.       И так плохо различимые предметы в комнате расплываются перед глазами, тают прямо в пространстве, словно пол ― действительно лава. Стены смываются из-за слез в глазах, которые Сонхун отчаянно пытается сморгнуть, плотно зажмуривая веки. Он скулит и хнычет, ритмично, но все еще с осторожностью двигая тазом и сжимая чужое тело ногами. А Хисын в это время увлеченно и влажно вылизывает его, раздвигает ягодицы длинными пальцами, не жалеет слюны и довольно мычит, пропуская очередную волну разрядов через Пака. И тот шипит сквозь зубы, пока непослушные и трясущиеся пальцы сжимают ткань чужой одежды. ― Тебе не больно? ― отстранившись, спрашивает Ли, одной рукой ведя вверх по пояснице, и задирает футболку, рассматривая обхватывающую торс повязку. ― Нет, ― вылетает слишком сдавленно и приглушенно, ― продолжай. Пожалуйста.       У Сонхуна голос дрожит и язык заплетается, ― Хисын в это мгновение действительно жалеет о том, что не может увидеть его лица даже в приглушенном свете луны за окном и под неоновыми лучами от вывесок, горящими в еще живом в столь поздний час городе. Но для ударной дозы эйфории ему хватает и того, что он откидывает голову на мокрые от его волос подушки, что ловит силуэт Сонхуна над собой и чувствует, как он сжимает его одежду в кулаках со всей силы, так крепко, что, кажется, пальцы обязательно будут ныть от боли. Ли не видит чужого лица, но для наслаждения ему хватает просто целовать тело своего парня, несфокусированным взглядом скользя по потолку и стенам и одновременно ладонями по бедрам, сжимающим его с двух сторон; хватает просто улавливать всю симфонию звуков, издаваемых где-то там, на уровне чужой головы. Хисын довольствуется, когда одной рукой комкает подол футболки Пака, пока тот прижимается к нему ближе и насаживается прямо на язык, забываясь в убийственном потоке ощущений. ― Блять, ― Сонхун пытается сдерживаться как может и не произносить ничего лишнего, прикусывает нижнюю губу, из-за чего та болезненно пульсирует. Но стоило ему позволить себе маленькую оплошность выругаться, как вместо запланированных мычаний и шумных вздохов из него волной повалил бесконечный ворох слов, сливающийся в одну сплошную повесть о том, что прямо в эту самую секунду он по правде сходит с ума.       Но из них двоих даже самые малюсенькие остатки рассудка теряет именно Хисын, ― Пак слышит плевок и только и может ощущать, как его начинает сильнее потряхивать от осознания того, что чужая рука обхватывает его член и она, еб твою мать, влажная. Язык сзади напористее проникает внутрь, а эти чертовы длинные пальцы Ли слишком приятно, нереально хорошо, двигаются чересчур крышесносно, заставляя впервые вскрикнуть настолько громко, когда сжимаются вокруг головки плотнее, и длинной струей кончить.       Сонхун мычит и остервенело подается назад, зажмуривает до белых пятен веки и действительно сжимает ткань меж пальцев с таким напором, что те начинают раздавать боль по всей ладони. Хисын лежит под ним и податливо облизывается, целует нежную и такую приятную на ощупь кожу ягодиц, совсем несильно шлепнув, и тут же мягко прикусывает, пока руками гладит оголенные и очаровательно дрожащие бедра.       Сонхун слезает с него и буквально падает на спину, позволяя телу содрогаться, а груди быстро-быстро подниматься и опускаться, хватая рваными порциями воздух. Ли устраивается рядом, подперев голову ладонью, и второй свободной рукой водит по с силой прижатым друг к другу чужим коленкам. Улыбается лукаво и довольствуется чужим видом, сейчас почему-то так хорошо различимым даже в темноте.