***
И уже наконец после трапезы француз добирается до спальни, по пути расстегнув свою жилетку, и входя в спальню с усталым вздохом, падает на кровать рядом со своим японцем-вампиром, снимая и складывая дужки своих очков, убирая их после на тумбочку рядом, и закрывает глаза, придвинувшись ближе. Может и не уснет пока что, хотя за день сильно измотался. Главное заказ сделал, передал, и теперь можно было отдыхать. И пусть если Винсент был сыт, и готов к отдыху, то хитрый, – грубо говоря, – кровосос только-только проголодался. Сначала на коже в районе шеи Винсент почувствовал губы, не то что горячие, скорее комнатной температуры. Губы, что сначала оставляют на шее нежный поцелуй, а вслед за этим оставляют совсем еле влажную дорожку языком, что ведет к подбородку, огибая кадык, выбивая из Фаброна тихий, но глубокий вздох, с такой же тихой фразой о просьбе: – Погоди минуту. Он понимает, что Рё голоден, что намекает на желание укусить, разве что уже мог бы и прямо попросить об этом. Винсент тянется рукой к воротнику, стоит парню отстраниться в сторону, чуть услышав просьбу, а затем Фаброн осторожно расстегивает золотую цепь, что крепилась к рубашке, оставляя ее висеть на одном краю воротника, а дальше пальцы судорожно быстро старались расстегнуть несколько верхних пуговиц рубашки, освобождая полностью шею и предоставляя в добавок немного области около ключиц, и кивая Киритани, мол, делай что удумал, я не против. А тот и растянет момент своего удовольствия, снова лишь дразнясь языком, выискивая удобную точку, а вслед за этим сделает меткий укус, прокалывая зубами шею и прижимаясь, чувствуя в своих волосах руку Фаброна, что сжимал крепко пальцами черно-синие пряди, но никак не от боли, а скорее наоборот — от наслаждения, произнося на выдохе еще одну фразу, уже на французском языке, ведь любые другие слова вылетали из головы в такие моменты: – Bon appétit… Рё довольно промычал, но и кровь он не спешил глотать стаканами, лишь сначала просто дразня еле-еле посасывал кожу, потягивая сочную для себя жидкость каплями, пока тело Винсента под ним слегка извивалось ниже торса. Все же для Рё это было ужином, а для мужчины под ним — повод к пробуждению желания интимной близости. Впрочем, Киритани не был столь против этого, да и был любителем дразнить даже здесь, даже в таком, казалось бы, неудобном положении для себя. Он прижимал француза под собой плотнее к кровати, в какой то момент притормаживая и все же отстраняясь слегка, зализывая за собой рану от своих зубов. Услышал стон, но понял уже, что тот явно не от боли, и предложил интересный сценарий развития событий, шепча тому в шею и время от времени слизывая выступающие капельки крови: – Не убирай руки от моего тела. Трогаешь только голову, спину и бедра. Иначе я вовсе остановлюсь. Тихий смешок, такой хитрый, как всегда и был, а после снова укус рядом, сопровождающийся монотонным мычанием их обоих, а руки Фаброна как и приказано, впивались лишь короткими ногтями в прохладную спину, не спускаясь ниже, и лишь иногда блуждая к макушке, перебирая чужие волосы. И хоть ему Рё запретил покидать дозволенные границы своего тела, для себя же самого правил не имел, позволяя расстегнуть его рубашку до конца, расправляя ту в разные стороны, оголяя торс Винсента и на ощупь огибая пальцами его пресс, спускаясь ниже, проводя пальцами по пряжке ремня и усмехаясь, уходя ниже, к ширинке, вместе с этим делая хороший глоток чужой крови, выбивая из мужчины под собой громкий стон, что «недовольно» понимал, в какую ловушку поставил его этот голодный вампир. Голодный не только в плане крови, но и в плане касаний, таких пошлых и хаотичных, вдобавок не придаваясь контакту кожа к коже, а лишь дразня сквозь брюки его член, что уже и так с первого укуса до жути приятно ныл, упираясь в плотную ткань над ним. Ширинка так и находилась застегнутой, пока по ней совсем невесомо пробежалась вся пятерня вампира, затем и накрывая пах целиком, обхватывая крепко эрегированный орган и делая пару движений верх-вниз, добившись от Фаброна еще одного громкого стона. И сам Рё не говорил ни слова, лишь причмокивал губами, потягивая выступающую из укуса кровь, довольно облизываясь и следя за тем, чтобы обе руки Винсента чувствовались именно на теле Киритани, не позволяя ему трогать себя как либо и способствовать какому либо ускорению ласк. Эти правила Винсент покорно соблюдал, не уводил руки дальше, и все что делал — только нетерпеливо выгибал бедра навстречу его руке, стараясь получить как можно больше тактильных ощущений. А Рё продолжал дразнить, лишь одним пальцем поглаживал головку, еле-еле надавливая и затем вовсе убирая руку в сторону, задевая брюки вокруг да около, – но только не там где так напряженно выпирал член, – доводя француза до «недовольных» высказываний: – Mon Dieu, s'il vous plaît toucher! И лишь после такого вампир делает еще один глоток крови, а вместе с этим вновь обвивает ладонью напряженную эрекцию Фаброна, продолжая уже всей рукой двигать размеренно верх-вниз, слушая над ухом громкие стоны того, кто получал немерено удовольствия от таких ласок, и время от времени вздрагивал, обвивая руками спину Рё куда сильнее, стараясь прижаться ближе и к его ладони, и к нему самому. Вампир и жмется плотнее в ответ, сжимает плотнее свою ладонь, чувствуя сквозь брюки пульсацию и некую влагу, что выступила рядом с ширинкой, а в считанные секунды Винсент содрогнулся куда сильнее, кусая свои же губы и громко мыча, чуть было не рассекая свою шею о зубы Рё, ибо здесь было трудно удержать эйфорию, что поразила каждую клеточку тела, а вязкой влаги на его брюках стало куда больше, пока Киритани осторожно отстранялся от шеи француза, вновь зализывая раны нежными движениями языка и довольно улыбаясь, разглядывая между этим следы, что снова будут уходить с шеи Фаброна несколько дней.– Нет крови вкуснее твоей… Ты знал?