Гравитация

После снежной зимы рядом с Хогвартсом, где мороз кусал за щеки, а в сугробах приходилось проделывать ходы тепловыми заклинаниями, или продираться в снегу по колено, а первокурсникам и вовсе по пояс, зима в Лондоне казалась ненастоящей. Не смотря на обилие рождественских украшений на Кингс-Кросс, да и в самом Лондоне зима здесь не чувствовалась. Редкий снег превращался в серую грязь едва ли не быстрее, чем касался земли. Это в окрестностях Хогвартса, в шотландской глуши, маги проводили небольшие ритуалы, а кто посильней ночами тратили пару часов после полуночи на погодные заклинания, создавая для себя белоснежную, полную очарования, зиму. Столица была этого лишена. Редко когда министерство одобряло бюджет на контроль погоды силами одноименного департамента в столице Королевства, а маги предпочитали не селиться в больших городах. Да и площадная, хоть и самая простая, погодная магия, в опутанном различными надзорами городе, была чревата последствиями от министерства. Ведь это на своих территориях маги могли творить что хотели, главное не мешать соседям, таким же магам, в местах скоплений магглов законы были куда как строже. Так что Лондон переливался гирляндами и мишурой поверх серых улиц, покрытых мокрым таявшим снегом, заставляя Гарри перепрыгивать лужи по дороге к ячейкам Гринготтса, лавируя в толпе народа гомонящей на разных языках. Оказывается, к рождеству вокзал превращался в весьма опасное столпотворение, а Гарри еще не поверил Сириусу, когда тот пояснял, почему встретит его в парке рядом. Даже такого крупного пса в этой хаотичной толпе могли запросто затоптать. У ячеек толпа схлынула, огибая нишу со шкафчиками хранения, и Гарри выдохнул, входя. Открыл свою, быстрым жестом палочки вывел на дверце пароль, вытащил из сумки сверток с подарком и удивленно приподнял брови, укладывая его в ячейку, которая не была пуста. В ней уже лежал небольшой сверток в обертке из мягкой тёмно-зелёной ткани и небольшая пояснительная записка, судя по почерку написанная лично Марком. Видимо тот не стал, чего Гарри подспудно боялся, покупать, предпочтя сделать подарок лично, что требовало инструкции также собственноручно написанной. Гарри, стараясь игнорировать жар, приливший к щекам и контролировать дрожь в руках, аккуратно спрятал сверток и письмо в карман куртки, ближе к сердцу, и быстрым шагом двинулся к выходу с вокзала. Сириус встретил его у входа в небольшой парк, переминался с лапы на лапу у номинальных ленточно-мишурных ворот, меся подушечками грязь. Морда у него была красноречиво недовольная, но при его появлении отразила всю радость на какую только была способна хмурая песья морда. Гарри не остановился, как они и договаривались, но Сириус, стоило ему завернуть за ларек с хот-догами, пристроился рядом, шаг в шаг, так естественно, что никто бы не усомнился, что пес его, даже если тот и был без ошейника и поводка. В метро они спустились довольно быстро, и, сев на пустую скамью, Гарри позволил себе прикрыть глаза, ощущая теплую тяжесть песьей головы на своем бедре и тепло шерсти под пальцами… Дом на Гриммо темный, но Гарри нравится. Сириус вырос здесь, но как не питал теплых чувств к этому дому, так и до сих пор не считает его своим, хоть и заботиться о нем, как хозяин об убежище, которое дает приют им обоим, а Гарри в восторге. Ему нравится все. Полумрак коридоров, отделка стен темным деревом и тканью, тяжелые портьеры на окнах, серебро отделки обеденного зала. Он быстро находит общий язык со стариком Кричером, буквально в первый же день, скармливая пламени камина в своих комнатах ворох засушенных листьев липы из запретного леса и оставляя самому домовику корзинку яблок-дичков все из того же леса. Домовики не могли есть человеческую пищу. Они питались от источника, на котором находился дом или от накопителя, от хозяев, если источника не было, или могли принять подобное подношение, напитанный магией плоды, выращенные не их руками в хозяйских огородах или садах, а природой, но прошедшие через простенький ритуал и руки мага. Старик Кричер, все эти годы держался на собственной гордости от принадлежности к великому Дому, верности Вальбурге и чувстве долга. Сильно постарел, сдал, но дотянул до нынешнего времени, когда Сириус вынужден был разбудить дом и начать приводить его в порядок. На первое утро яблоки, оставленные в гостиной, пропали, а в комнате у Гарри было тепло от подтапливаемого всю ночь камина, хотя Сириус жаловался на утреннюю прохладу и прогоревшие к утру угли в его собственном камине. Да и к завтраку Гарри получил чашку горячего шоколада, а вот Сириус заказанный ликер — нет. Кричер, не смотря на желчный характер, предписания Снейпа, что тот оставил летом, и который внезапно оказался весьма неплохим колдомедиком, по питанию Сириуса исполнял, как тот не ругался и не требовал нормальной еды вместо протертой моркови. В общем уже на второй день стало понятно, кто тут любимчик, а кто нет. Впихивая в себя завтрак, краем уха прислушиваясь к перепалке Сириуса с Кричером, Гарри неосознанно теребил мочку уха. Прокол зажил в первый же час, но он никак не мог перестать касаться едва заметного гвоздика в ухе, проглаживая пальцами прохладный металл, сдавливая, чтобы ощутить едва заметное тянущее чувство. Серьга была подарком. От Марка. Самая простая — серебро и небольшой зеленый гранат. Ничего дорогого в ней не было, ничего, кроме авторских чар и намерения с которым они были сделаны и ювелирно вложены в такой малый объем металла и камня. Незаметность и один единственный прыжок, сработающий, как портключ — практически из откуда угодно в одно определенное место, даже из-под барьера. Большего вместить в столь малый объем материалов не представлялось возможным. Марк подарил ему шанс. Возможность и одновременно огромную ценность. Серьга вытащила бы его в один определенный пункт назначения, заданный Марком. Марк, в приложенной пояснительной записке, объяснял принцип действия и выражал надежду, что Гарри в критической ситуации воспользуется серьгой, не раздумывая, обещал, что в конечном пункте Гарри будет в безопасности. И Гарри ему верил, вот только сознавал, что тогда в опасности будет сам Марк. Слишком много намеков было вокруг, слишком много увидел Гарри в обрывках своих снов, чтобы обманываться официальными заявлениями Министерства о ситуации в магическом мире. И слова Марка это только окончательно подтверждали. Марк слишком беспокоился о нем. О грязновкровке. О мальчишке по имени Джонатан, на которого никто бы и не должен обращать особого внимания не смотря на учебу в Хогвартсе, но Марк, явно принадлежащий к тем, кто поддерживал идеи Воландеморта, знал достаточно, вращаясь в определенных кругах… Очень уж вовремя Марк вернулся в Англию и слишком специфичны были его знания и навыки, мысли и оговорки, слишком «консервативны» для представителя не то, что светлой, даже нейтральной стороны. Вряд ли Марк носил метку Лорда. Для этого мужчина был слишком горд и самодостаточен, да и откровенно слишком лоялен к грязнокровке, личину которого носил Гарри. Причем не показно, как это делал бы, например, Люциус Малфой, играя на публику, такое Гарри чуял на раз, нет. Скорее Марк относился к тем, кто связан со старыми родами достаточно близко, чтобы презирать политику нынешнего министерства, но не иметь предрассудков к новой магической крови и чтобы знать, Воландеморт вернулся. Знать, что скоро на улицах может стать небезопасно. Что война может начаться в открытую. И зацепить Джонатана. Но как Марк знал о происходящем, стараясь дать Гарри защиту, так и Гарри знал, что никогда ею не воспользуется. Не примет предложенную защиту. Не из глупой гордыни, но из того, что это подвергнет Марка опасности. Вынужденно, но они были по разные стороны баррикад. Будь Гарри на самом деле Джонатаном, то он бы принял предложенную защиту, если бы в том оказалась нужда, с благодарностью, но Гарри не был им. Гарри был Поттером, чертовым мальчиком-который-выжил. Которого Воландеморт желал видеть мертвым. И никак иначе. В конце концов, последнее, что нужно тому, кто большей частью разделяет взгляды Лорда это не просто спасти грязнокровку, но Гарри Поттера, того, кого Лорд желает убить лично. Гарри бы стоило и вовсе не надевать серьгу. Но он не смог отказать себе в желании ощутить чужую заботу. Желание защитить. Он всегда защищал себя сам и чувство, ощущение чужого плеча рядом, знание, что в мире есть еще один человек, которому он не безразличен просто так, настолько, что тот предпочел риск, оказалось слишком пьянящим, чтобы он мог от него отказаться. По-хорошему, Гарри должен был не просто не одевать серьгу, но и сжечь дневник. Отказаться от их общения, не подвергать лишней опасности ни Марка, ни себя самого. Но он не мог. Рука не поднималась. Не хватало силы воли, ни раньше, ни тем более, сейчас, когда Марк стал слишком много для него значить. Чересчур много. И пока Гарри жив, пока цело кольцо на его мизинце, пока он будет для Марка просто Джонатаном — так и останется. Он хотел остаться для Марка Джонатаном даже тогда, когда он больше не сможет ему писать, не важно, какой будет причина этой невозможности. Хотел, чтобы Марк помнил его только таким. Пол был мраморным и ужасно холодным, но Гарри все равно предпочел как можно скорее соскользнуть с чужих плеч. Слуга, что принес его сюда, на вкус был слишком проспиртован и безумен, чтобы рядом с ним приятно было находиться. Коридор освещался едва-едва, безвкусным синим пламенем, и только у приоткрытых дверей дремал человек, пристроившись на грубо созданной табуретке и оперевшись о стену. Полноватый, едва слышно похрапывающий, рыжий. Гарри нравились на вкус рыжие, у него был опыт поедания таких людей, но этот не был аппетитным. На вкус, как чернила и пыль, спящий охранник был ему не интересен, так что он просто прополз мимо, скользнув в приоткрытый дверной проем. Целеустремленно миновал сотни столов и витрин с различными экспонатами, добрался до лабиринта стеллажей, заполненных сотнями и сотнями маленьких шариков с клубящейся внутри белесой дымкой. У Гарри было плохо с человеческими языками, читать он мог только закорючки, на обучение его которым Хозяин потратил много времени, поэтому на иероглифы и вязь не обращал внимания, выискивая определенное сочетание. Что ж, через какое то время поиски увенчались успехом. На одной их нижних полок блеснули нужные буквы. «Сивилла Кассандра Трелони. Т.М.Р. и Г.П.» Гарри понял — оно. То, что так хотел знать его хозяин. Гарри напряг мышцы, тело взвилось вверх, длинное и гибкое, пасть раскрылась — проглотить маленький шарик не составило бы труда, у него должно было получиться, но не получилось. Сверкнул барьер, отбрасывая Гарри от стеллажа и заветного шарика, раздался звук разбитого стекла, и Гарри, помнящий наставления Хозяина, метнулся быстрой тенью в полумрак, туда, где синий свет факелов доставал меньше всего. Так, прячась, он проскользил к дверям, дождался, когда сонный охранник, прибежавший на звук, уйдет подальше, и выскользнул по стеночке в коридор. Стоило найти место потемнее, связаться с Хозяином и дождаться пока все успокоится и его заберут. А пока можно было и подремать. Читать на человеческом языке ужасно утомляло. Да.