i wanna send my code to you

       Хенджин просыпается с первыми лучами солнца, нежно заглядывающими в его новую комнату, которую освободил для него Чан-хен. Точнее, он просто открывает глаза, ведь сна по-прежнему нет ни в одном глазу, и он всю ночь терроризировал потолок. Он хотел бы возненавидеть до самого остова, забыть, проклясть, растоптать и пойти дальше, но сделать это казалось невозможным: настолько сильно синеволосый юноша проник в его сердце, обустраиваясь там. Он вспоминает утро, когда просыпался чуть раньше и просто наблюдал за ним спящим, как подрагивали длинные ресницы, как переливалась синева среди отрастающих черных волос. Как маняще приоткрывались пухлые губы, и стоило тому открыть глаза, как Хенджин мимолетно касался их своими, озорно посмеиваясь. Хван был или слеп, или безудержно влюблен, что ему не хватило ума понять, насколько это не взаимно.        Хенджину больно. Это такая тупая боль где-то в грудине, которую невозможно выковырять, для которой нет лекарства в этом мире, и ты просто с ней живешь в ожидании, когда полегчает. Невозможно смотреть на сонного Джисона с надутыми щеками, потирающим по-детски свои глаза, неловко ковыляя на ощупь в ванную, чтобы умыться. Потому что ты не можешь подойти и обнять его со спины, слушать нежный бубнеж, и тебе остается сжимать руки в кулаки, и вдавливая пальцы до кровоточащих лунок. Потому что ты не можешь оторвать взгляд от яркого Джисона с воинственной подводкой, жвачкой и иссиня-черными волосами, которые он закидывает назад пальцами с кольцами, бесстыдно подмигивая девчонкам. В школе каждый играет строго по ролям: не пересекаясь, проходя мимо, чтобы не задеть, задержать дыхание, чтобы Чанов парфюм не обдал с ног до головы, заставляя скручиваться внутренности в клубок отчаяния. Невозможно не думать, почему Джи так легко, а Хенджин умирает каждый раз, задыхаясь от агонии и боли, кусая губы в кровь и жмурясь, прокуривая свои легкие по две сигареты за раз, и даже не пытаясь прикрыть запах жвачкой. Хенджину остопиздел этот спектакль. Больно здесь только ему, и точка.        До будильника еще полчаса, и он внюхивается в некогда Джисонову подушку, надеясь почувствовать что-то, кроме запаха собственного шампуня. Он не хочет отпускать, забывать или теряться в чужом человеке. Он не выгорел с этих чувств, гуляя по Сеулу с наушниками и пачкой сигарет, представляя, что, если бы Джи был рядом. Даже просто держал бы за руку, ни о чем не разговаривая, они бы сидели на скамейке, слушали бы музыку, поделив наушники, и Хенджин мог бы обнимать Сонни, вглядываясь в гладь реки Хан. Он не может не представлять звонкий смех, летящие от порыва ветра синие пряди, которые он мог бы наматывать на пальцы, когда целовал бы до потери воздуха в прокуренных легких. Хенджин сжимается под одеялом в клубок от осознания собственной глупой влюбленности в человека, которому оказался не нужен.        Джисону нужен был друг, Хенджину — близкий человек.        Солнце поднимается выше, времени на то, чтобы позволить себе побыть в коконе собственной боли — меньше, и он слышит, как внизу напевает что-то Чан-хен, гремя тарелками. Он не может отказать человеку, который делает для него невозможное, и всегда спускается к завтраку, пихает в себя что-нибудь более усвояемое, запивает водой, и мчится в школу, чтобы выблевать ком, вставший посреди груди, и ему кажется, что с этой желчью уходит что-то романтическое и поэтичное в чувствах к Джисону. Остается сама суть — уничтоженный костяк самобичеваний и комок оголенных нервов, готовых подгореть, стоит только карим глазам определенного человека заглянуть в его душу.        Хенджин не ненавидит, хотя мог бы. Хотя хотел бы. Ударить, накричать, возместить хотя бы часть той пустоты, что образовалась по мере осознания всей ситуации. Ему не просто изменили с каким-то парнем, его даже не любили. Просто чувство одиночества перепутали с влюбленностью, и так спокойно шагают дальше, проходясь разношенными берцами по разломанному хребту Хвана. Да, Джисон, так держать! Огненный шар восходящего солнца расплывается от слез, и он утыкается в подушку, считая до десяти. Он может поплакать потом, вечером, когда хен и Джисон лягут спать, а он останется наедине со звездным небом, и тысячи безымянных свидетелей его горя поддержат в начинании нового пути.        Умывшись и хорошенько приведя лицо в порядок, чтобы скрыть любые следы самобичеваний, он решает спуститься вниз. Возможно, именно сегодня ему хватит сил сказать, что пора отчаливать из этого дома и возвращаться в свою опостылевшую комнату. Перестать упиваться чужими чертами без возможности прикоснуться, перестать надеяться хоть на мимолетное влечение, и что Джисон ворвется в его комнату, предлагая начать все с нуля. За столом пьет чай только Чан, и едва Хенджин садится за стол, предпочитая сок, как от привычно-мягкого выражения лица хена не остается и следа. — Хенджин. — Чан покусывает губы, раздумывая, как бы подобраться с разговором, и не отпугнуть парня. — Я хотел бы обсудить с тобой одну вещь. Она касается твоих родителей. — Он поднимает ладонь, прежде чем Хени вздохнет. — Тебя никто не выгоняет. Это и твой дом тоже. Просто..... Я понимаю тебя, можно сколь угодно много говорить о том, как тебе здесь рады, и всегда подставят плечо, но это не отменяет факта, что все равно это не твое. Плюс, Джисон. — Что Джисон? — Я ведь вижу, что тебе нелегко с ним находиться, хоть ты и скрываешь это, притворяясь, что все хорошо. — Допустим. — Я не в курсе твоих родителей, не мог бы ты посвятить меня в суть происходящего. — Моя мама вышла замуж за отчима, чтобы я ни в чем не нуждался. Чтобы я мог поступить в престижный вуз, найти хорошую работу, жену. Она работает в иностранной фирме переводчиком, для налаживания дипломатических отношений между Кореей и странами Европы. Она практически не бывает в Корее, лишь иногда приезжает. Я хотел поступать в университет во Франции, чтобы иметь возможность хоть иногда с ней видеться, но не получилось. Отчим…. Очень изменился, когда понял, что я живу один в его доме, когда они в разъездах, и пытается склонить меня остаться в Корее, и возглавить одно из его предприятий. Мама не против, но она не станет меня заставлять. Я всегда хотел стать дизайнером, и даже проходил для себя курсы, чтобы определиться. Я в свободное время рисую, и всегда интересуюсь новинками в этой области. — А мама знает, где ты сейчас? — Нет? Я не хочу ее отрывать от работы, потому что у нее много работы, она вряд ли сможет приехать. Да и что она решит? — Хенджин отворачивается, чтобы сморгнуть слезы, и чувствует, как его руки мягко поглаживают. — Он скажет, что между нами все хорошо, что я просто недопонял, но как только за ней закроется дверь, он снова меня ударит. — Он бил тебя? — Ударил пару раз. — Я просто хочу понять. — Я подался на комнату в общежитии, чтобы не мешать вам, и не жить там. Но пока ответа я не получил. Если они не ответят до конца месяца, я начну подыскивать квартиру. — Хенджин… — Я знаю. Вы не против, и я очень благодарен за столь радушный прием. Но жить с Джисоном на одной территории… Я не могу. Хотел бы я его возненавидеть.        Чан вздыхает, потирая лицо. — Все гораздо сложнее, чем просто какая-то встреча с рандомным парнем. У нас с ним тоже не все гладко. Сонни запутался в себе. Я не оправдываю его, ни в коем разе. — Чан поднимает руки, как бы капитулируя. — И я не буду держать тебя, если ты настаиваешь. Я думаю, он… Он боится. — Боится? Чего? — Хенджин фыркает, допивая сок. — Себя. И своих чувств. Я всегда учил его ответственности, чтобы то, что он делал было обдуманным решением. И, возможно, он боится брать ответственность за серьезные отношения с тобой. Он всегда сталкивался только с одной гранью влюбленности: отсутствием взаимности. Ему… Не знаком сценарий, когда его чувства взаимны. Ведь это обозначает, что вы вместе начинаете двигаться к чему-то общему. — Вы оправдываете его! — Он никогда не скажет и не признает этого. Ему проще сказать, что все это пффф, пустота, игра, хотя на самом деле, когда ты не видишь, его ломает от желания возобновить все то, что было. — У меня тоже не было отношений! — Хван от возмущения стягивает сырник с чужой тарелки и начинает жевать. — Однако я не боюсь того, что может быть между нами. — Ты отважный и смелый человек. — Чан пожимает чужую руку, улыбаясь. — Так смело открывать свое сердце без страха быть отвергнутым — очень большая редкость в этом мире. Даже если Джисон в результате решит бегать от своих чувств — не отказывайся от них. Не ради Сонни, нет. Ради себя. Человек, который способен испытывать что-то светлое к другому, вопреки всему, найдет для себя гораздо больше, чем тот, кто откажется от чувств. — Спасибо, хен. — Хенджин сжимает пальцами глаза, чтобы не дать слезам покатиться вниз и испортить легкий макияж, но чувствует, как его тянут вверх. — Big Hugs, Хенджинни! Иди сюда. — Старший позволяет уткнуться в свое плечо, даря утешение в ответ. — Один человек сказал, что даже после самого темного времени всегда наступает рассвет. Твой рассвет будет совсем скоро.

***

       Минхо грызёт орехи, которые остались у него для торта, и смотрит на экран ноутбука, терроризируя сообщение от нового заказчика. Проект ожидает быть прибыльным, и не очень сложным, но Минхо действительно устал. В последнее время, он хочет просто лежать и смотреть в потолок, ни о чем не думая. Когда он, будучи десятилетним подростком, выбирал себе специальность для конкурса в младших классах, то прошерстил все брошюрки, тетрадочки с кратким описанием высокооплачиваемых профессий, и не нашёл ничего. И тогда, его мама помогла с выбором, предоставив ему интернет, и помогла прочитать и понять сложные слова. Ему понравилось слово — архитектура. Ему понравились красивые здания, которые возводят для людей. Минхо был впечатлен инновациями и различными новшествами, которые проектировали современные архитекторы, и хотел что-то сделать самостоятельно. Мозг Минхо был устроен с одной целью: создавать. Он проектировал что-то из огромного конструктора лего, что привез ему отец из командировки в Швеции, он играл в sims, занималась строительством с нуля шикарных домов, и отделкой интерьера. Минхо создавал, возводил, и казалось, что запас энергии был неиссякаемым, но вот он, спустя пару тройку лет, даже смотреть не хочет в эту сторону, ощущая себя обманутым. Он не строил дома из своей головы: все хотели как у других, комфортный минимализм, пригодный для позерства. Минхо не мог проявить фантазию, потому что людям не нужен оригинал, а просто жалкая копия. Он устал, потерял всякую веру в то, что станет первоклассным специалистом с оригинальными идеями.        Хо отвечает на сообщение отказом, аргументируя тем, что на данный момент он ведёт проект, и очень сожалеет об утраченной возможности. Затем показывает письму фак, и захлопывает крышку ноутбука, вновь перебираясь на кровать и укутываясь в одеяло с головой. Может, если он оставит все позади на пару месяцев, съездит домой, то после сможет себя направить в нужное русло? Но внутренне он кричал. НЕ ХОЧУ, НЕ ХОЧУ, НЕ ХОЧУ! Ничего не хочу связанного с проектами, строительством. Даже ездить куда-то и вдохновляться нет никаких сил. Просто казалось, что его затягивало в черную дыру и перемалывало там на мельчайшие частицы, не способные к обеспечению жизнедеятельности.        Он переворачивается на бок и сгибает ногу в колене. Он скучал по Крису. Ох, простите, блять, по Чану. По чужому запаху, нежным, но властным объятиям, когда просто ощущаешь себя окружённым теплом со всех сторон. По поцелуям, скользящим пальцам по телу, томному взгляду и усмешке, которую стирал с губ поцелуями-укусами, съедая то, что принадлежало только ему. Минхо скучал по физической стороне Криса, и по ментальной стороне Чана. Как будто он мог быть собой в собственной двойственности, и идеально впечатывался в мужчину, старше его на целых восемь гребанных лет. Минхо плевать на возраст, на его состояние, если бы он мог, то пришел бы сам, в попытке вернуть то, что оказалось так легко потерять, но Джисон…Слишком хорошо помнилась их первая встреча, ревущий подросток, с подтекшей подводкой, которую он видел разве что у айдолов, и трясущиеся губы. Как хотелось укрыть ребёнка, пообещав все, что угодно, только бы Сонни не плакал, трескаясь по кускам от не взаимности и постоянных предательств. И как же он был зол на отца. И, блять, посмотрите, где он сейчас?! Влюблённый олух в этого самого непутевого папашу, по самую суть, до крошащихся от бессилия зубов, ломающихся костяшек, только бы не умолять вернуться.        Тишина комнаты давит на голову, плечи. С улицы доносились звуки спешащих людей, машин, крики бабушек, и мужчин в состоянии алкогольного опьянения. Минхо устал чувствовать себя одиноким, запертым в клетушке однокомнатной квартиры. Он растерял все контакты с одногруппниками, перестал ходить в бар, и выпивать пару шотов, молча разглядывая Сынмина, и не понимать, можно ли его считать другом, или он один из той кучи незнакомцев, с которыми перекидываешься парой слов, пока смена лениво протекает, как алкоголь с граненые стаканы? Путь туда преграждается воспоминаниями о Крисе, о бессмысленном разговоре и страстных поцелуях, когда воздух буквально испарялся из легких, и целовался, как будто чужие губы — единственный источник кислорода на планете. Как же он умудрился, блять, так влипнуть?!        Хо переворачивается на спину, утыкаясь взглядом в потолок. Вернуться в Гимпхо? Импровизированный отпуск? Он не готов быть весёлым, выдумывать оригинальных заказчиков с необычными идеями, только бы не слышать в очередной раз, что эта работа недолго будет приносить доход, и пора бы уже попробовать себя в чем-то более осмысленном. Например, закончить юридический, или бухучет, и устроиться в престижную фирму, найти жену и быть готовым стать отцом. Минхо не готов даже становиться отцом для кошек, не то что детей! И девушку он никакую не хочет, потому что его угораздило по самую суть, в самое нутро влюбиться в мужчину, у которого есть ребенок. Какие грехи он отрабатывает с прошлой жизни, что ему так не везет? Парень переворачивается на другой бок, сбивая простыню под собой, и противно хнычет, начиная молотить кулаком в матрац, а потом пару раз бьет в стену. Он должен выкинуть Кристофера Банчана из своей головы! Выбить, уничтожить любой факт его присутствия в этой квартире, но не может, устало растекаясь по кровати в его байке, и внюхиваясь в остатки парфюма мужчины.        В конечном итоге, Минхо хоть и не готов к этому, но все равно пишет матери, что приедет на пару недель погостить в отпуск.Он мечтает отправиться в горы, остаться наедине со звуками природы и вспомнить те моменты, когда наслаждался своей жизнью свободного человека. Только бы не думать о Крисе, о том, как хочется, чтобы этот мужчина был его, и насколько же это паршиво — снова влюбиться.