i wanna send my code to you

       Джисон покусывает губы и выкручивает запястья, вслушиваясь в свой слабый вокал. Он бросает аккуратные взгляды на Хенджина, но тот словно погрузился в своеобразный транс и не реагировал ни на какие посторонние шумы. Джисон разглядывал парня, сидящего перед ним, терзаясь в куче различных мыслей, что заполонили голову: простят ли его, дадут шанс, или все равно решение останется неизменным. Отросшие волосы были аккуратно зачесаны назад, являя миру острые контуры лица, спокойный задумчивый взгляд и широкие ухоженные брови с легким налетом косметики на лице, чтобы скрыть следы слез и недосыпания. Хван все еще должен скрывать от мира свои переживания, когда единственное, чего он хочет: просто распластаться на кровати и лежать в тишине.        Когда последние ноты перестают разливаться по звукозаписывающей студии, Хенджин поднимает свой взгляд на младшего и пристально рассматривает, словно что-то выискивая в чужих чертах. — Обнажи свой тихий плач? — Д-да? — Ты говорил, что можешь быть мне другом, так? Мой тихий плач — безмолвный крик в пустоту. Крик, в попытке докричаться до твоего сердца, показать собственную разорванную грудину. Что я для тебя? Муза? Мальчик, с которым можно провести время? — Хен, нет. Я… — Ты поступаешь подло, Джисон. Ты делаешь эти вещи, даже не представляя на сотую часть, насколько меня ранили твои те слова. То, что я тебе не нравлюсь. Прошло сколько времени? Даже меньше, чем мы были вместе, и ты уже со словами раскаяния просишь вернуть все назад!        Хенджин вскакивает, начиная мерить шагами комнату, и запускает пальцы в волосы. — Это подло, Бан Джисон. Ты изменяешь мне, а теперь делаешь все эти вещи, буквально обезоруживающие меня. Я хотел бы тебя ненавидеть. Если бы ты сразу нашёл замену, вёл себя как сука, если бы тебе было просто плевать. Но ты… — Он взмахивает руками, и Джи проворно устремляется в чужие объятия. — Потому что мне не все равно? Потому что я успел распять себя за этот поступок? Я, правда, думал, что мы сможем закончить это без особых сожалений. Казалось бы — пара неловкий свиданий, разговоров по душам, но как только это исчезло, я словно задыхался. Я не мог понять, действительно ли я влюблен в романтическом аспекте, или мне просто всегда было одиноко, и, найдя такого чистого и искреннего, как ты, я просто запутался. Я не хотел врать тебе и использовать тебя. Что, если бы я просто наслаждался твоими чувствами? Было бы легче? — Нет. — Ну вот. — Но и твой поступок не из простых. — Я приму любое твое решение, хен. — Я действительно не знаю, милый. — Руки Хенджина прижимают парня к себе. — Я хотел бы всем сердцем вернуть то былое очарование между нами, но боюсь, этого уже не случится. Я не смогу перечеркнуть и сделать вид, что меж нами все как прежде. Не было бы ни дня, чтобы не вспоминал твою милую улыбку, наши неловкие поцелуи, и твой смешок, между нами. Как ты делился всем самым важным для тебя, а я старался запомнить, и понять тебя, и мое сердце разрывалось от желания укрыть тебя, подарив всю безопасность мира, но… Тебе это оказалось не нужным, Сонни. Эта мысль каждый раз транслируется капсом, стоит мне увидеть тебя. Это все….        Джисон чувствует, как разбивается в чужих руках на сотни кусков. Воспоминаниями, он вернулся в Пусан, в момент, как он лежал на валуне, и был таким же разбитым от мыслей, что он может быть не влюблен в Хенджина. Он хотел забыться, и просто использовал юношу ради собственного увлечения, но сейчас, казалось, что последствия давят на него слишком тяжелым грузом, и плечи вот-вот сломаются от непосильной ноши.        Как бы ни было больно, единственное, что он может сделать для этого человека — уважать его решение. Он может только разжать руки на чужой талии и сделать шаг назад, не скатываясь в примитивные истерики и мольбы. Джисон должен уважать чужое решение. Он должен отпустить человека, которому итак причинил много боли, и быть справедливым. Он бы ненавидел Хенджина. Он бы даже не смог бы находиться с ним под одной крыше без мыслей об интимных подробностях той ночи. Джи бы перематывал, раскатывал, и ненавидел, желал отмщения. Он бы обратил свою любовь в ненависть.        Но Хенджин не такой. Он нежный, он чувствует каждую эмоцию и спокойно, открыто о ней говорит. В этом и заключается сила этого парня. Он подтирает скопившиеся слезы, и мимолетом смахивает слезу с джисоновой щеки, улыбается нежно, неимоверно пухлыми и любимыми губами. Джисон будет любить их вечно, перекатывать в воспоминаниях каждый поцелуй, касание, каждый изгиб и слово, которое растекалось по изломанной душе парня. Он будет на обратной стороне их любви, когда Хени пойдет дальше, а его оставят на обочине, растоптав красным конверсом. — Конечно, хен. Я все понимаю. — Я пытаюсь… — Хенджин кусает губу и вздыхает, зачесав волосы назад. — Я пытаюсь дать нам второй шанс, Джисон. — Что? — Младший пятится, цепляясь за развязанный шнурок, но Хенджин проворно ловит и прижимает к себе. — Я говорю, что пытаюсь найти хоть одну причину ударить тебя, возненавидеть, но хочу попробовать. Понять, почему же я так сильно влюблен в тебя, что не могу засыпать без твоего сопения рядом. Без моментов, когда я просто могу смотреть в твои глаза и нежно прочесывать твои волосы. Я изломаю себя всемеро, но не смогу разлюбить тебя, и хочу, чтобы эти чувства были обоюдны. Джисон, ты… — Да. — Младший тянется губами к чужим, не дав договорить, и Хван прижимает ближе, заставляя подпрыгнуть и обхватить ногами талию. В этом поцелуе нет ничего невинного, и неловкого, как в самый первый раз. Нет неуверенности и слепой веры. Их губы синхронно двигаются навстречу друг другу, а языки танцуют самый дивный танец, наполненный восторгом и облегчением. Джисон скорее утопится в реке Хан, чем снова хоть когда-нибудь попробует разрушить парня, что бесповоротно украл его сердце, поселился в мыслях, и беззастенчиво мнет бедра, гоняя импульсы возбуждения по раскаленному телу. — Нет, вы точно ахуели! — Бин-хен!        Старший вздыхает, и, махнув рукой, ретируется из комнаты, оставляя парней наедине. Джисон спешит вернуться к своему любимому занятию: поцелуям с Хенджином.

***

       Чан паркует машину, и смотрит на рядом сидящего пассажира. В лучах закатного солнца Минхо особенно прекрасен, и ему хочется быть художником, чтобы передать красоту этого молодого человека, с грацией кошачьих пробравшегося в самое сердце, и блаженно там мурча. Он глушит двигатель и усмехается себе под нос, поднимает ручник и тут же захватывает чужую ладонь в плен. Он не намерен отпускать этого парня примерно никогда. — Ты прожжешь во мне дыры, хен. — Ты необычайно красив, Лино-я.        Минхо смеется, обезоруживающе щурясь, и Крис подается вперед, сцеловывая улыбку, даря еще легких поцелуев по щекам, милому носику и губам. Он не может оторваться от этого парня, желая любоваться им, посвящать песни, совершать сумасбродные поступки. Чан как будто, впервые за последние десять лет, действительно по-настоящему влюбился, до странного помешательства, до потеющих ладоней и грохочущего сердца. Конечно, его пугает, как к этому отнесутся в агенстве, как это могут воспринять фанаты групп, которых он курирует, как отнесутся родители, Сонни, но пока эта маленькая ладошка в его руках, ему совсем не страшно. — Нам все-таки пора, потому что машина стоит возле дома, а я уверен, что видел тень в окне на втором этаже. — Хо, отстегивает ремень и придвигается ближе, устраиваясь на плече. — Давай посидим еще немного. — Мы пробыли вместе неделю. — Мне мало этого. — Крис смеется, целуя чужие костяшки. — Что поделать, если я так влюблен в тебя? — Ох, заткнись! — Хо бьет свободной рукой по плечу, и затихает, прижавшись поближе. — Ты неисправимый идиот. — Надеюсь, они поговорили. — Я, наконец, увижу причину истерик Джисона? — Да, он тебе понравится. — Я заинтригован.        Чан смеется, и достает ключ из зажигания. — Надеюсь, мы не застанем их в компрометирующей позе, потому что это не то, что я готов узнать о сыне. — Смотри, чтобы он не застукал, как ты великолепно вытрахиваешь мне мозг.        Чан захлопывает дверь и влетает в чужие губы с поцелуем и прикусывает их. — Пожалуйста, Хо — Пожалуйста, что? — Чужую улыбку хочется съесть, поджав податливое тело под себя, заломив красивые запястья. — Ты играешь на моем терпении, котенок. — Кажется, кто-то хочет спать на диване? Никаких «котенков» — Ладно, детка. — Тебе не живется без прозвищ, верно?        Сердце Хо отбивает чечетку от чужой улыбки, этих крохотных ямочек, пухлых сладких губ и взгляда, от которого легкие архитектора готовы воспламениться. Последующую волну дразнящих поцелуев прерывает стук в стекло. — Эй, вы. — Джисон улыбается самой хитрющей улыбкой и подмигивает, озорно смеясь. — Домой идем? — Идем, мелкий. — Хо показывает язык, и, дразня, клюет Чана в губы, заставляя мужчину покраснеть и боязливо покоситься на сына, который лишь хохочет и показывает большие пальцы. — Веди, знакомь меня со своим парнем, Сонни. — Эй, «Сонни» только для Хени. — Фу, как приторно. — Ну что ты, котенок. — Чан дразняще берет чужую руку, но испепеляющий взгляд пригвождает к месту. Впрочем, Мин сразу же фыркает под аккомпанемент все еще ржущего Джисона, и тащит на буксире своего мужчину в дом. Котенок так котенок.        Чан всю жизнь хотел большую семью. Еще будучи ребенком, он мечтал о том, как в его доме будет также шумно, весело и где он может отдыхать душой. Его семьей всегда был сын, затем к ним присоединился Чанбин. А теперь у них семья на четырех человек, и, вероятно, трех кошек, чьи фотографии Минхо показывает ему, устроившись под боком. Он готов хоть весь приют забрать сюда, только бы видеть счастливые глаза человека, ворвавшегося в его жизнь полупьяной улыбкой и прекрасными глазами с кошачьим прищуром. Чан поглядывает аккуратно на Джисона, что разлегся на диване, смотря фильм и обнимая рослого парня. В них обоих чувствовался покой, а Хенджин наконец перестал плакать, разбивая сердца Банов на куски. Он вновь возвращается к Хо, обнимая покрепче и ныряя пальцами под подол кофты. Предупреждающе-угрожающий взгляд вызывает лишь ласковую улыбку, которую Чан спешит сцеловать, пока в них не прилетает подушка. В конечном итоге, его семьей все еще является его сын и двое очаровательных парней, которых он любит всем своим сердцем.