i wanna send my code to you

       В доме стоит оглушающая тишина, и Джисон, облизнув губы, смотрит на второй этаж. Они вновь остались одни с Хенджином на все выходные, и в прошлый раз это закончилось тем, что он разбил старшему сердце. В этот раз, он попробует что-то исправить. Джисон облизывает губы и вытирает вспотевшие ладони о джинсовку. Он разувается, скидывает джинсовку, и поднимается наверх, разглядывая свои носки в полосочку и раздумывая над тем, стоит ли ему обозначить свое присутствие, или остаться пока инкогнито. Все его заготовленные речи разбиваются, стоит только осознать, что происходит за закрытой дверью.        Хенджин плачет. Является ли он причиной? Несмотря на твердое заявление о том, что они «друзья», что происходит на душе у старшего, по прежнему является загадкой. Переживает он о прошедшем дне? О родителях? О нем? О чем разрывается это сердце, и как Джисон может этому помочь. Джисону хочется кричать от чужой боли, которую тот держит в себе. Джисон убил бы. Он бы избил, выл, кричал и истерил, если бы с ним поступили бы так же, но это он — тот, кто разбивает сердце. Достоин ли он вообще хоть чего-нибудь в этой жизни? Парень садится под чужими дверями и прижимает колени к груди, вслушиваясь в чужой плач. Пальцы сами по себе сжимаются в кулаки, и сердце захлестывает болью, будто бы чужие страдания способны причинить настоящую физическую боль. Он ненавидит себя, так сильно ненавидит.        В голове сами по себе, словно кадры диафильмов, появляются моменты, когда они гуляли вечером, как Хенджин улыбался самой милой улыбкой на земле, отчего глаза становились совсем уже полумесяцами, и чужой смех — самый приятный звук для джисонового сердца. Он действительно влюблялся так отчаянно, и мозг отбивал сигналы бедствия, заставляя иррационально отдаляться, разглядывая чужой профиль под аккомпанемент колотящегося сердца где-то в ушах. Встречаясь в коридорах школы, где Хени величественно шествовал по коридорам, окруженный толпой девчонок, Джи лишь улыбался, думая, что этот славный и холодный принц — его. Его мягкий человечек, что смеется громко, падает, сшибая все на своем пути, и искренне пытается уловить все, что Джисон бы не рассказывал ему. Это был его человечек, с которым было комфортно лежать на кровати, переплетя конечности, разглядывая звезды в глазах друг друга, и делясь самым бредовым, но все равно откровенным. Джисон не хотел торопиться, растянуть эти сладкие моменты нежности и невинности меж ними, и где они, черт подери, сейчас? Он мог оттолкнуть Енбока. Ударить, оттолкнуть, накричать, влепить пощечину, как итог, но предпочел отдаться моменту, вплетая пальцы в блондинистые волосы, разглядывая слезящиеся глаза. Он должен был помнить про свою невинную любовь с забавным смехом, развевающимися волосами, в глазах которых целая вселенная, но видел лишь чужие застеленные похотью глаза, пухлые губы вокруг члена, со стекающей слюной, и хотелось просто взорваться, наплевательски обкончав чужое лицо. Ни любви, ни уважения — ни к себе, ни к парню. Ни к Хенджину.        Наверное, в итоге он заснул, все еще прижимаясь лицом к коленям, поэтому, когда дверь открылась, то завалился в чужие ноги, сонно распахивая глаза. Хенджин мокрый, покрасневший, с искусанными губами, тихо икает, моментально прикрыв лицо рукой. — Ты все слышал? — Я всегда слышу твой плач, хен. Даже, когда ты думаешь, что я или отец спим, под лиричные мелодии, я слышу твой тихий плач. — Джисон, наконец, поднимается, и вталкивает мягко Хени вовнутрь, проходя следом, и закрыв за собой дверь. — Выскажись. Наори, ударь, вымести гнев. Я этого достоин, Хенджин. Я достоин твоей ненависти, агрессии, я достоин того, чтобы ты уничтожил меня, сравнил с землей. — Мне нечего тебе сказать, Джи. — Старший вытирает рукавом рубашки лицо и возвращается на кровать, запрыгивая с ногами. Такой высокий и статный парень, вмиг становился похожим на маленького воробушка, которого хотелось лишь сильнее обнять и прижать к себе. Джи подходит на негнущихся ногах и садится рядом. — Дело не только в тебе. — Родители?        Хенджин кивает, зарываясь пальцами в волосы, и вновь молчит, покусывая губы. Он выглядит уставшим, как будто потерявшим свой жизненный ориентир, но Джисон — не его отец, он не может подобрать слов, кроме банальностей, чтобы действительно придать сил. — Она не приедет, да? — Да. Новый проект. Она очень ценный сотрудник в компании, а сейчас, к тому же, идет сокращение штата, поэтому на нее навалилось еще больше работы. Ма обещала выслать денег, так что, может быть, я найду себе комнатушку и съеду. Чтобы не тревожить тебя, если ты вдруг захочешь привести кого-нибудь домой. — Ты идиот? — Джисон залезает поглубже в кровать и облокачивает парня на себя, зарываясь пальцами в чужие волосы. — Мне никто не нужен. — Джи кусает губы, чтобы примериться к словам. — Мне нужен ты. — Не играй со мной! — Хван вскакивает, отталкивая от себя. — Не нужно меня жалеть, я не люблю жалость, это поганое чувство. Я больше не покажу своей слабости, извини, что потревожил. — Он намеревается встать, но Джисон перехватывает за талию и роняет на себя, опускаясь на кровать. — Хо-хен тоже думает, что это жалость, но я учусь анализировать собственные чувства. Не спорю, если бы я видел твою каменную маску в школе, то мог бы подумать, что ты справляешься, и что я не так и важен для тебя, но я слышу твой плач. Я слышу, как ты избавляешься от завтрака в школьном туалете, и чиркаешь ненавистной мне зажигалкой. Я каждый раз хочу просто разорвать все в клочья, но я — причина этой разрухи. — Да, ты. — Хенджин смотрит на парня, запоминая каждую черточку, каждый нюанс, чтобы после, оставшись одному, воспроизвести это в памяти. Цепляясь за маленькие волосочки на щеках, на скопление родинок, на пухлые губы, на глаза, такие яркие от подводки. На всего Джисона, такого неидеального, но все равно любимого.        Джисон в свою очередь разглядывает Хенджина, подмечая кучу деталей, нюансов, запахов, капель слез у нижних век, родинку совсем под глазом, скульптурный нос, сейчас покрасневший и пухлые искусанные губы со следами от зубов. Он скользит пальцами, зарываясь в волосы, и мягко притягивает к себе, дав возможность в любой момент отстраниться, но Хени позволяет себя поцеловать, собрать соленость слез, размазанных по лицу. Джисон скользит губами, едва соприкасаясь, чтобы просто вспомнить чужой вкус, отдать все ту нежность, которой тот достоин. Хенджин — самый нежный и хрупкий цветок в руках Джисона, самый мягкий и любимый человек, в которого Джисон когда-нибудь влюблялся и влюбится ли вообще.        Но Хенджин внезапно отталкивает чужие руки, прижимая их к изголовью, и яростно врывается поцелуем, кусая губы и едва зализывая, задирая второй рукой чужой подбородок и продолжая целовать, чередуя с укусами и ловя еле слышимые стоны. Младший не вырывается, хотя сердце колотится под пальцами, устроившихся на груди и собирая майку в гармошку. Джисона хочется поглотить, такого мягкого миниатюрного, и чужого. Джисон больше не его и вряд ли сможет ему принадлежать, убив в Хенджине какую-то нежность по отношению к этому юноше. Хван стискивает бедра до синяков, покрывая кожу укусами, стягивает рубашку, и останавливается, нависнув над покрасневшим парнем. — Я бы отдал тебе все, Джисон. Если бы ты просто намекнул, попросил. Я бы позволил тебе все, понимаешь? — Хенджин поправляет чужие волосы и стирает пальцем скопившуюся влагу. — Не совершай ошибки, прошу тебя. Ты не такой. Хенджин. — Откуда тебе знать, какой я? — Старший скользит взглядом по чужому лицу и устраивает ладонь на чужом сердце. — Что ты вообще обо мне знаешь, Джисон? Ты сам придумал себе образ тихого мальчика, лишенного родительской любви и оттого льнущего ко всякому, кто проявит каплю внимания. Я действительно благодарен тебе и Чан-хену за оказанную доброту, которую я не видел и не ощущал, но издеваться над собой я не позволю. — Я не издеваюсь. — Джисон пытается освободить руки, но чужая ладонь с легкостью удерживает оба запястья. — Я не испытываю к тебе жалости. Я действительно не был уверен в своих чувствах. — Так что изменилось? — Я еще не совсем понимаю, как это: быть с кем-то, кто действительно имеет для тебя значение. Не просто проводить время, периодически зависая вместе. И когда ее нет, тебя не особенно уж это и волнует. — Но этот парень? — Ничего не было. Я клянусь тебе. — Джисон выгибается навстречу, легко касаясь губами чужих. — Мы провели время вместе. — Ты сказал, что вы целовались. — Ну, да. — Это измена. — Хенджин проводит пальцами по чужим губам, нажимая на подушечки, младший приоткрывает рот, ведомый ласками, и Хван проводит указательным пальцем по кромке передних зубов. — Для меня даже поцелуй — измена. Ты не чувствовал ко мне ничего. — А ты, блин, с первого взгляда влюбился, так что ли! — Да. — Хенджин усмехается, нажав на нижнюю губу и оттягивая ее. — Я влюбился в тебя с первого взгляда, прикинь? Такое бывает. Увидел эмобоя с синими волосами и подводкой и почувствовал тягу, желание узнать поближе, сделать своим. — С…серьезно что ли? — Джисон пытается найти подвох, но Хван настолько серьезен, что Джисоново сердце сбивается с ритма. — Ты…. Не веришь мне? — Хенджин усаживается на бедра, отпуская затекшие руки. Те сразу же располагаются на талии. — Да, я влюбился, наблюдая за тобой. Вначале ты просто был везде, я наблюдал за тобой, разглядывал, прислушивался, смеялся с твоих шуток, но со временем этого стало мало, я хотел больше. Касаться тебя, проводить с тобой время, я хотел целоваться с тобой, валяться в постели. И когда получил это, то не мог поверить. Хах, не зря. — Я склонен слишком анализировать все. — Джисон водит пальцами круги по коже. — Я думал, что просто повелся на твои чувства, отзеркаливаю их, а сам не чувствую ничего. — Тогда что изменилось? — Я провел долгие недели наедине с собой. Все, что я внезапно хотел — тебя. — Секс? — Нет, идиот. — Джисон вздыхает, нажимая на тазовые косточки сидящего на нем парня. — Хотя и это тоже. Но я хотел понять, что для меня «любовь», как вообще понять, то ли я чувствую к тебе. — И как? — Думаю, я действительно влюблен. У нас не получается дружбы, не получилось в отношения, но я не получаюсь по отдельности. Если есть хотя бы единственный шанс все исправить, я буду вымаливать его. — Так не получится Джисон. — Хенджин вздыхает в приоткрытые губы, силясь не накинуться с новой порцией поцелуев. — Я не могу пока перестать думать о тебе, не могу выкинуть из головы, хочу целоваться с тобой, хочу гулять, хочу тебя от твоей синей макушки до массивных берцев, но я не смогу. Я буду постоянно думать, не изменяешь ли ты мне с кем-то, не поехал ли ты в Пусан, Тэгу, или еще черт куда, чтобы натрахаться с каким-нибудь парнем, а потом признаваться в этом, надравшись как свинья. Я буду думать об этом каждый раз, когда ты будешь задерживаться, или писать, что ты с друзьями, я буду иррационально внюхиваться в твою кожу, чтобы убедиться, что на тебе нет чужого запаха. Хоть поклянись, хоть разбейся — этого у меня уже не отнимешь. Даже сейчас, когда ты проходишь мимо, мое сердце дрожит — не нашел ли ты себе замену, новую девчонку или парня.        Джисон кусает свои губы, чтобы не начать реветь, но слезы все равно брызжут из глаз. Хени ложится сбоку, обнимая парня и позволяя выплакаться, если на то требует душа. — Я хочу изо всех сил поверить, что ты хочешь исправиться, и все мое естество рвется к тебе, но я не могу. Я буду орать, рвать, ненавидеть себя, думать о тебе, но… — Но если ты говоришь, что я тебе все еще нравлюсь, почему ты так жесток и к себе, и ко мне?        Хенджин молчит, покусывая свои губы, и не спешит с ответом. Он честно не знает. Все его сердце, каждая клеточка рвется к этому миниатюрному эмо-бою вопреки собственному чувству достоинства и принципам, но он действительно сомневается, что выдержит еще одну измену, даже если это просто физиология. — Пожалуйста, Хенджин, дай нам шанс. Если твои чувства все так же сильны, почему мы должны быть порознь, убивая друг друга? — Потому что ты поцеловался с парнем, понимаешь? Я смотрю на твои губы и не могу отделаться от мысли, что к ним прикасался кто-то еще. — Хенджин вновь нависает над парнем, и Джисон легко прижимает старшего к себе, просовывая колено меж чужих бедер. — Я смотрю на них, с желанием просто изувечить, чтобы каждый, блять, видел, кому ты принадлежишь. Этот парень позволил тебя поцеловать? Но ты мог оттолкнуть, почему ответственность только на нем? — Я не перевешиваю вину на Енбока! В моей жизни слишком много того, что я хочу изменить. Я сомневаюсь в том ли направлении иду, я сомневался, есть ли у меня право писать тексты и о чем? Так много сомнений, в том числе мои чувства к тебе. Я виноват, но я хочу исправиться. Хочу завоевать твое расположение. — Я должен подумать, ладно? — Хенджин медленно склоняется, чтобы насладиться мягкостью чужих губ и ощутимо вздрагивает, ощущая прикосновение чужого колена к паху. — Сонни, умоляю. — Да, хен. — Джи теряется от чужих поцелуев, но не отпускает талии. — Хен. — Джисон! — Старший прокусывает чужую шею, пытаясь остановить общее безумие, охватившее их двоих. От чужого запаха сносит крышу, от сладких поцелуев кружится голова, так мечтал вновь обладать парнем, упиваясь чужим запахом и ощущением близости, что оторваться сейчас, только насилу, с мясом, выдирая свое сердце, что остается здесь, в этих руках, в этом доме, вопреки здравому смыслу.        Их прерывает звук входящего сообщения, и, Джисон, стонущий от поцелуев-укусов по коже, выстанывает нечленораздельное, пытаясь нащупать телефон. Краем глаза вчитывается в текст, и отбрасывает телефон, прижимая к себе Хенджина. — У меня есть подарок для тебя. Я хочу, — он переводит дыхание, и ловит чужое лицо, заставляя посмотреть на себя. — Я хочу отдать его тебе. У тебя есть все время мира, чтобы принять решение, но, пожалуйста, позволь мне вручить подарок. — Сейчас? — Когда захочешь? — Сейчас я просто хочу остаться здесь и обо всем подумать. Я должен принять решение, я должен… Сбросить напряжение. — Я могу помочь? — Джисон прикусывает губу, и его рука скользит вниз к кромке штанов. — Джисон, бога ради. — Старший вновь перехватывает запястья, удерживая их у изголовья кровати. Он вглядывается в чужие темные глаза, волосы, отросшие и почти с вымывшейся краской, остатки размазанной косметики от слез и жары. Вглядывается в черты лица, пытаясь там что-то разглядеть. — Уйди, пожалуйста. Я хочу тебя каждой клеткой кожи, но я не хочу поддаваться влечению. Я не хочу, чтобы только желание овладеть тобой было превалирующим фактором в решении. — Хорошо. — Джи кивает, сглатывая накопившуюся слюну, и дергает руками. — Так отпусти.        Хван стискивает второй рукой тонкую талию в своих ладонях, рассматривая покусанную им же кожу, и вздыхает, до боли сжимая руки запястья. — Уходи.