***
Обморок Лайта после очередного отказа от владения тетрадью был вполне ожидаем. Рьюзаки осторожно перебирал волосы парня, думая о том, что не так давно точно такое же действие он производил, находясь где-то далеко-далеко в лесу, сидя у костра и надеясь, что лихорадка Лайта не изжарит его мозг изнутри. Тогда он впервые увидел Рюка. Сейчас же всё, наконец, могло подойти к своему логическому финалу: Лайт навсегда позабудет о том, что был Кирой, и, как уже выяснилось ранее, едва ли станет сожалеть об утраченном титуле; Ниа, Мэтт и Мелло сумеют отыскать того, в чьих руках находится тетрадь второго Бога смерти, и тогда, к надеждам Рьюзаки, это дело наконец завершится. Конечно, что-то могло пойти не по плану даже не смотря на то, с каким рвением на поимку третьего Киры выдвинулся Мелло, как точно всё просчитал Ниа, и как хорошо был подготовлен Мэтт. В таких делах, имеющих сотни жертв, продумать нужно было каждую деталь, а каждое действие должно было быть отточенным до автоматизма. Рьюзаки задумчиво склонил голову, нащупывая пульс на шее теперь уже наверняка экс-Киры — Лайта. Простого молодого перспективного студента, которому уже наверняка пора было помочь проснуться. Детективу невольно хотелось оттянуть этот момент, ведь он так и не решил, что ждёт их дальше: сможет ли Лайт теперь довольствоваться местом помощника детектива и отличника в академии? Что, если однажды ему захочется — подсознательно — вновь стать столь значимой фигурой в мире людей, чтоб вершить человеческие судьбы? Что, если в какой-то момент комплекс Бога возобладает над интересом раскрытия преступлений, и Лайт решит, например, стать политиком? Двери вновь распахнулись: в палату бойко зашли врач и медсестра, которых, очевидно, в отличии от Рьюзаки, куда больше волновал факт того, что Лайт упал в обморок. — Мистер Рьюга, мы вынуждены попросить Вас отойти от больного и позволить нам оказать ему помощь, — почти строго произнёс врач, держа Лайта за руку и считая его пульс. — Что здесь произошло? — Кажется, Лайт слишком перенервничал, когда я рассказывал ему о том, что происходило во время нашей транспортировки, — и глазом не моргнув, соврал Эл, прекрасно видя, что ни врач, ни медсестра не поверили ни единому его слову, однако, вопреки обыкновению, тактично промолчали. — Я попросил бы Вас покинуть палату и дать Вашему другу прийти в себя, — сказал врач, похлопывая Лайта по щекам и поднося к его носу смоченную медсестрой ватку с нашатырным спитом. — Но Вы ведь не послушаетесь, как же! Приподняв ноги Лайта под углом в сорок пять градусов при помощи подоткнутого под них свёрнутого валиком одеяла, так, чтобы голова и плечи находились ниже уровня таза, медсестра попросила Рьюзаки приоткрыть окно и не мешаться под ногами. Он, как ни странно, не сопротивлялся. Со стороны могло показаться, что детективу было абсолютно всё равно на происходящее, в то время как на самом деле он не переживал лишь оттого, что, в отличии от медицинского персонала, наверняка знал причину кратковременной потери сознания друга. К тому же, уже через сорок секунд после воспроизведённых манипуляций ресницы Лайта чуть дрогнули, и парень в недоумении уставился на медсестру, смешно морща нос от противного запаха нашатырного спирта. Сам того особо не осознавая, Рьюзаки переживал за друга, прекрасно зная, что, по сути, ему теперь ничто не угрожает. Абсолютно иррационально, однако это действительно так: в момент, когда врач следил за реакцией зрачков Лайта на свет, измерял его давление и температуру, Рьюзаки стоял у окна, не шевелясь. Больше напоминая каменное изваяние, а не человека из плоти и крови. — Как Вы себя чувствуете, мистер Ягами? — спросила медсестра, проверяя мышечный тонус. — Нормально, — проговорил Лайт, с удивлением отмечая, что понятия не имеет, отчего потерял сознание. — Немного голова тяжелая. — Скорее всего, это переутомление, — наконец, известил врач, очевидно не находя иных объективных причин подобного состояния. — Вам следует повысить глюкозу: выпить сладкий чай, съесть шоколадный батончик. Снизить тревогу и стресс. А Вам, молодой человек, я рекомендовал бы удалиться и не мешать Вашему другу восстанавливаться, — обратился врач уже к Рьюзаки, с самым непринуждённым видом гипнотизирующим в это время белую стену. — Я не буду больше нервничать, — тихо подал голос Лайт, поднимая взгляд. — Только пусть он останется, пожалуйста. Рьюга любит сладкое, мы могли бы выпить чай вместе. Если можно. Смерив обоих парней изучающим взглядом, таким, что позавидовал бы даже известный детектив, врач, поджав губы, кивнул и строго порекомендовал Лайту ни в коем случае не заниматься в ближайшее время активной физической деятельностью, перегружая и без того истощённый организм. Отчаянно кивая, будто расписываясь под каждым словом, Лайт и Рьюзаки ждали того момента, когда медицинский персонал, наконец, покинет их. Когда же это случилось, оба заметно выдохнули, и Лайт смог устроиться на кровати куда более вольготно и удобно. Чай и сладости, которые принесла Эми, безвозмездно выполнившая просьбу Рьюзаки, превзошли все ожидания: уж где, а в доме Вамми знали толк в хороших сладостях. Чего здесь только не было: и пирожные с заварным кремом, и суфле, и пастила, и мармелад с шоколадом! Разумеется, в чае была ещё и гора сахара, отчего Лайт немного опешил, привыкнув за долгие годы пить чай таким, какой он есть. Как никто другой Рьюзаки знал, что сладости и сахарозаменители могут стать отличным источником утешения, особенно когда кто-то чувствует себя подавленным или перегруженным. Он давно понял, что сахар и продукты, богатые глюкозой, могут оказывать расслабляющее и успокаивающее действие на организм, и весьма хорошо время от времени побаловать себя. В его случае, конечно, время от времени означало — всегда, однако даже этот сладкоежка порой учитывал, что слишком большое количество сахара может быть вредным для здоровья, поэтому важно сочетать сладости со здоровыми и питательными продуктами. К слову, именно по этой причине на тарелках, принесенных Эми, были ещё и разнообразные фрукты. Не забывая заботиться о себе и радоваться мелочам, дарующим комфорт и счастье, Рьюзаки сел в свою излюбленную позу, с почти детским восторгом пережёвывая очередную яблочную дольку. — М-м-м… Мы должны были поблагодарить её за всю эту еду, — наслаждаясь любимым лакомством детектива, произнёс Лайт, глядя на друга, и, переводя тему, добавил: — Кстати, ты уже выяснил, кто является настоящим Кирой? Потому что я очень надеюсь, что ты, наконец, перестал подозревать нас с Мисой: это веселит, конечно, но уже начинает надоедать. Лёгкая тень иронии всё же проскользнула в уголках глаз Рьюзаки, прежде чем скрыться. В пелене новых событий теперь это казалось сущим пустяком. Да и разве мог бы холодный и отстранённый детектив заинтересоваться хоть кем-то, кроме своего главного подозреваемого? Равно как и, напротив, могло ли случиться так, чтоб самопровозглашённый Бог нового мира обратил своё внимание и влюбился в кого-то, кроме того, кто пристегнёт его к себе наручниками, заставляя жить вместе в одной комнате, а после — перелететь через половину земного шара? Это был бы почти Стокгольмский синдром, если не признавать очевидное: обоим было скучно друг без друга настолько, что они, не задумываясь, отыскали бы сотню способов, лишь бы надоедать друг другу как можно дольше. — Есть некоторые догадки на этот счёт, — задумчиво произнёс Рьюзаки, слизывая крем от торта с ложки. — Ниа, Мелло и Мэтт как раз сейчас заняты именно этим, как, впрочем, и остальная команда. Кажется, Ниа уже придумал кое-что любопытное, осталось только понять, как именно он воплотит свою идею в жизнь. Конечно, существуют определённые риски, но раз уж мы работаем над делом Киры, то без этого никуда. — Расскажешь подробнее? — с азартом попросил Лайт, пригубив чай. Достав из кармана распечатку, не так давно сделанную по его просьбе Ниа, Рьюзаки показал Лайту график, согласно которому акции компании Ёцуба сильно поднялись. — Их конкуренты неожиданно начали погибать от сердечных приступов. Мы полагаем, что кто-то пользуется силой Киры в своих интересах с целью выгоды, — заметил Рьюзаки, глядя на реакцию друга, который, внимательно изучив все материалы, согласно кивнул. — Но на этот счёт я более-менее спокоен: у Ниа, Мелло, Мэтта и членов СПК уж точно всё будет под контролем. Пока что меня больше волнует, кто смог вычислить имя и внешность пилота, являющиеся засекреченными, ведь даже в наших базах данных он проходил под псевдонимом? Лайт нахмурился: очевидно, его самого тоже давно волновал этот вопрос. Кто убил пилота, настоящее имя которого знали единицы? Мог ли Кира проследить за ними до самого Холместрана, если, с огромной вероятностью, сам является японцем, живущем в Канто? — Скажи, а патологоанатомы проводили вскрытие? — неожиданно спросил Лайт, видя, как на лице Рьюзаки расползается улыбка. — Конечно, после стольких травм едва ли удалось бы узнать что-то существенное, но ведь на то они и профессионалы. Словно ожидая этого вопроса, Рьюзаки кивнул, протягивая Лайту очередную распечатку, в которой чёрным по белому, кроме множества медицинских терминов, о значении которых японец мог только догадываться, было указано и приблизительное время смерти, на которое Лайт смотрел куда более пристально, чем на остальные записи. Заметив его заинтересованность, Рьюзаки покачал головой. — Труп обуглился и пролежал там несколько дней, прежде чем его исследовали. Время лишь приблизительно, к тому же, мы и сами его знаем, так как являлись невольными свидетелями. — Нет, я не об этом, — отмахнулся Лайт, глаза которого горели неподдельным интересом. — Мы считаем, что пилота убил Кира, узнав его имя, но судя по тому, что до этого выяснил Ниа — это невозможно, так как повлекло бы за собой смерти ещё троих людей, то есть нас. Тетрадь, судя по правилам пользования, не имеет такой власти, из-за чего, собственно, дело и зашло в тупик. — У пилота было здоровое сердце, едва ли кто-то смог бы подмешать яд, парализующий его нервную и кровеносную системы, в стаканчик с кофе, — опроверг догадку Рьюзаки. — То же можно сказать и насчёт яда, вводимого непосредственно в кровеносную систему: мои люди достаточно осторожны и наверняка заметили бы, если бы кто-то, даже ненароком, дотронулся до них, не говоря уже о игле шприца. На губах Лайта появилась грустная улыбка. — Да, очевидно, что Кира, или кто-либо из помощников Киры не убивал пилота и не имеет никакого отношения к его гибели. А значит, он умер сам. Я хочу сказать, что никакого дела нет, Рьюзаки, была естественная смерть — это единственная из возможных теорий, в которую укладывались бы все факты. — Аргументируй. — Это пока всего лишь гипотеза… Дай запрос на все возможные медицинские данные пилота. Если я прав, то окажется, что ему позарез нужны были деньги на оплату колледжа младшей сестрёнки, или помощи больным родителям. Сам подтасовал данные о своём состоянии здоровья, а после не выдержал столь сильных перепадов давления: он ведь отпускал самолёт в свободное падение, при этом чувствуя собственную полную ответственность за происходящее на борту. — Хочешь сказать, он сфальсифицировал данные ради своей семьи? — подвёл итог Рьюзаки, кусая губу. — Признаться, я действительно не рассматривал такой вариант, как и Ниа. Пошлю запрос, если что-то отыщется, тебе сообщу первому. Рьюзаки вышел из палаты, попутно печатая что-то в телефоне и отправляя несколько сообщений в различные инстанции. От имени детектива Эл дело пойдёт гораздо быстрее, и уже через час на его столе будут лежать пересланные по факсу документы, с девяносто пяти процентной вероятностью полностью подтверждающие данную теорию. В груди у Рьюзаки было по-настоящему тепло: Лайт оказался столь же хорошим стратегом и логиком, даже находясь по другую сторону баррикады.Глава 22. Следствие убийства
18 октября 2023 г. в 15:40
Не прошло и десяти секунд, как в палату ворвалась, иначе и не скажешь, щуплая девчонка лет десяти, на голове которой красовался шлем для игры в бейсбол, а на лице была ещё и карнавальная маска, что уж наверняка гарантировало неузнаваемость. Игнорируя опешившего Лайта и изумлённого Рьюзаки, девчонка проворно отобрала у Лайта карандаш и выхватила лист из рук усмехающегося детектива.
— Как ты можешь настолько рисковать своей жизнью?! — воскликнула девчушка, обращаясь к Рьюзаки, не сводя при этом взгляда с главного подозреваемого. — Он ведь Кира! Ты сам так сказал!
«А у скромника-детектива появилась защитница!» — хохотнул Рюк, паря за кроватью.
— Моей жизни ничего не угрожает, Эми, — немного удивлённо произнёс Рьюзаки, пытаясь успокоить девочку, похлопывая ту по плечу. — Лайт-кун намерен отказаться от владения тетрадью. И я всё ещё здраво мыслю, давая ему в руки пишущие принадлежности, — уверил детектив, мысленно отмечая, что юная воспитанница дома Вамми только что действительно проявила недюжинную смелость, граничащую лишь с не до конца обдуманным поступком. — Если бы ты внимательнее следила за тем, что происходит на камерах, то знала бы, что это самый что ни на есть обычный лист.
— Есть вероятность, что у него имеются припасённые листы из тетради, — потупив взгляд и, видимо, осознав свою оплошность, пробормотала девчушка. — Ты ещё не совсем здоров, и мог упустить детали.
Лайт смотрел на девчонку, думая о том, как же сильно она в действительности беспокоится о своём кумире. Разумеется, здесь, в доме Вамми, имя детектива Эл у всех на устах едва ли не с рождения. Все его дела здесь знают наизусть, а о нём самом ходят легенды. Надо же, эта Эми, судя по всему, через несколько лет сумеет стать столь же хорошим детективом, не чурайся она работы и не отлынивай от занятий -- такая уж точно будет впитывать материал, как губка.
— Его жизни действительно ничего больше не угрожает, — подтвердил Лайт, бросая последний взгляд на парящего позади Рюка, и, не ожидая, пока разлука с Богом смерти станет невыносимой, громко и чётко сказал:
— Я навсегда отказываюсь от владения тетрадью!
Гулкий смех Бога смерти, как казалось Рьюзаки, навсегда отпечатается в его подсознании. Это была интересная игра, по-настоящему увлекательная партия, в которой Рюк действительно был горд принять опосредованное участие.
Хлопанье крыльев становилось всё менее различимым: Рюк улетал, не желая быть очевидцем людских сантиментов; не говоря уже о том веселье, которое ему предстоит лицезреть, как только кто-то откопает наконец-таки его собственность. Нельзя же упускать такое событие!
Эми, поняв, что её волнения действительно были излишни, собиралась было молча выйти из палаты, не дожидаясь, когда молодой человек вновь придёт в сознание. Отчего-то ей казалось, что её не должно здесь быть в тот момент, когда Лайт очнётся. Это слишком личное, а теперь, зная, что он не составляет для Эл никакой угрозы…
— Спасибо, мисс Амелия, — догнала её лаконичная благодарность от Рьюзаки, когда девчушка уже почти покинула палату. — Надеюсь, то, что именно этот подозреваемый оказался преступником, останется тайной, не выходящей за пределы этого здания. Я знаю, что Вы, как и другие воспитанники Вамми, искренне беспокоились обо мне.
На миг обернувшись, девчушка отметила, как на обыкновенно бледном лице детектива алеют щёки; улыбнувшись в ответ, Эми, не проронив ни слова, молча вышла, оставляя двух парней наедине, и стараясь как можно скорее выкинуть из головы то, с какой неприкрытой нежностью Эл, сидящий на стуле для посетителей, гладит Лайта по волосам.