Хозяин леса

      Ленивым взглядом она следила за метелью в ночи.       Хлопья снега сияли в лунном свете, ветер за прозрачным стеклом окна трепыхал заметенные снегом еловые ветки.       Снег блестел белым светом на абсолютно тёмных елях, которые зловеще нависали над тропой перед её домом, ныне закрытой белой, холодной ватой.       Еловый лес раскинулся прямиком перед её маленьким домиком, разделяла их лишь эта самая заметенная снегом тропа, по которой дети добирались в школу. По которой когда-то в школу добиралась она сама, в полном одиночестве.       Но вместо ностальгии в груди тревожно ёкнуло сердце.       Ранее зимой приходилось добираться по сугробам, когда на небе только начинали гаснуть далёкие заезды — холодные, жестокие и мёртвые. Когда на небе со временем оставалась лишь тяжёлая тьма.       И спутником ей был лишь вой ветра и хруст снега.       Сердце тогда дрожало точно так же.       И эта холодная темнота не рассеивалась к моменту, когда она выходила к освещенной улице.       Тёплый свет уличных фонарей лишь создавали пугающие тени в округе и оттеняли обзор, вынуждая скрыться из обзора даже тем маленьким блёсткам звёзд, что всё ещё оставались на небесном полотне.       Пальцы судорожно сжимались в кармах большеватом для маленькой фигурки тёплом пальто.       Мама говорила, что это ей на вырост.       Нос мёрзнет даже несмотря на глубокий шарф, подаренный ей отцом на прошлый день рождения.       Возможно, она всегда чувствовала тревогу в том, как в этих окрестностях хрустел снег и выл ветер.       Она жмурится, закутывается в плед поглубже и с неприязнью смотрит на недружелюбные, зловещие ели, которые скрывали в своих тенях жуткие секреты и тревогу. Не было там ничего хорошего.       Мама всегда болезненно хватала её за руку, когда им доводилось проходить мимо этого леса, поджимала свои тонкие, потрескавшиеся губы и хмурилась. Залегшая между бровей морщинка вынуждала замолчать, не спорить.       Лишь послушно семенить маленькими ножками в валенках по снегу.       Валенки ей достались ещё от бабушки.       Папа предпочитал сразу же брать её на руки, если уж они выходили из дома вместе.       Никому не нравился зловещий, густой лес.       Ну, почти…       Её взгляд улавливает круговерть изломанных, кривых и жутких теней, водящих хороводы чуть поодаль от её дома.       Сердце в грудной клетке забилось быстрее.       Она чаще задышала.       Эти тени даже в слабом лунном освещении виделись совершенно отчётливое ведь были чернее самой ночи. Всё, кроме ярких и холодных глаз, напоминая о звёздной россыпи на небе.       Их глаза сияли ледяным огнём.       Между тёмных стволов елей вспыхивает два ледяных, зелёных огонька.       Её мутит.       Она испуганно задергивает штору и прижимается к кровати, с головой укрываясь пледом.       Теперь-то бессонница окончательно обосновалась в её теле.       За окном плясали тени и вспыхивали яркие огни, какие надо видеть лишь в ночных кошмарах. Не в реальности.       Даша сжимается в комок под пледом, пытаясь убедить себя, что ей просто показалось. Всего лишь иллюзия уставшего от недосыпа мозга, всего лишь плохое освещение и, наверняка, дети из неблагополучных семей, которым прогулять ночью по лесу — приключение.       Шум в ушах всё нарастал.       Но эти зелёные огни — глаза — она видела не раз. Не два.       И он когда-то смеялся громко, смотрел тепло, касался ласково. Дарил конфеты, шоколадки, которые не могла увидеть девочка из бедной семьи даже на праздники.       Даша жалобно скулит.       Из этого уединённого места они в срочном порядке уезжали, потому что однажды темной ночью её искали все взрослые, какие только жили здесь.       Искали в точно такую же метель, найдя почти что в сердце леса, в одной только ночной пижаме.       В морозную ночь, когда метель скрывала от чужих глаз всё.       С тех самых пор в той квартире, которую их семье удалось раздобыть в большом городе, значительно прибавилось количество икон. Мать никогда не забывала помолиться.       Родители считали её спасение чудом божьим.       Она пережила холод, пережила двухстороннее воспаление лёгких, пережила все последствия…       И точно знала, что это за чудо.       В окно настойчиво стучат.       До её ушей доносится шелест крыльев, а звук ударов прочного, хищного клюва об оконное стекло становится всё настойчивее.       За окном ревёт ветер, танцуют изломанные тени животных и настойчиво прорывается в дом птица. Несёт его волю.       Даша зажимает уши ладонями и старается убедить себя, что это всё нереально. Кто-то просто очень постарался над розыгрышем и сейчас просто от нечего делать кидает в её окно камни. Это не стук клюва, да. Это стук камней…       Ей удаётся себя убедить.       Она поднимается, спускает ноги на прохладный, детский ковёр и тихонечко, укрываясь пледом, идёт вниз, к телефону. Даже вздрагивает, когда босые ноги касаются холодного линолеума.       Она никогда не любила тапочки.       Пальцем она крутит кольцо телефона, держа трубку в руках… Но вовремя останавливается.       Кому и что она скажет?       Поверит ли ей милиция?       И поверит чему? Тому, что в холодную, снежную ночь по лесу бродят маленькие дети и кидают камни в окна чужих домов? Даже она сама себе не верит, а уж дяди в форме тем более махнут рукой.       Оглушающий звук вынуждает её застыть на месте.       Сердце пропускает удар.       Шелест крыльев становится громче, холод и снег попади внутрь дома, вместе с его зовом…       Голова пустеет.       Плед падает, а ноги сами несут её в сторону входной двери.       Босые ноги касаются снега, ветер с белыми хлопьями треплет и забирается под плотную ночную сорочку, изо рта появляется тяжёлое облачко пара.       В одной ночной сорочке она идёт вперёд, прямиком к лесу, где сияли два изумрудных огня.       Но как только она пересекает границу тёмного, ночного леса, холод остаётся позади. Краснеют к неё только щеки, но не от мороза, вовсе нет.       Хозяин леса берет её за руку.       Его зелёные глаза смотрят тепло, ласково, с любовью. Прекрасные черты лица совсем не изменились за два десятка лет, хозяин леса никогда не стареет, олицетворяя собой вечность.       А Даша вспоминает.       За то короткое время, которое они провели в этом поселении с момента нахождения её в лесу — местные успели окрестить её «чёртовой невестой».       Ранее детей находили лишь мёртвыми…       … Или не находили.       Он приводит её в сердце леса, где расположился его трон, невидимый для глаза обычного человека. Но она видит. Теперь видит.       — Ты наконец-то здесь…       Голос его — вой ветра, шелест крыльев и хруст снега. Голос его — крики животных, воля леса, часть мироздания.       — Моя невеста.       Он садится на свой трон и выглядит на нём величественно, гордо, напоминая ей изящество правителей в сказках и мультфильмах. И сердце леса кажется куда богаче, чем золото и шелка.       Заботливые руки усаживают её к нему на колени. Одной рукой от обвивает тонкую талию, другой же скользит по её длинным волосам, пропускает мягкие пряди сквозь пальцы, оставляет поцелуй.       И смотрит хитрыми, зелёными глазами.       Он держит нежно, осторожно, но приходит понимание — из этой хватки её не вырвет даже смерть.       Чёрные волосы его складываются в странную причёску, как будто они жили своей жизнью и не желали опускаться, нарушая какие-то определенные законы физики.       На голове его был венец из еловых ветвей, прекраснее любой короны в музее.       Она выдохнула.       Он касается своими губами её.       От этого прикосновения её губы обжигает, как будто она касается раскалённого металла. Из груди даже вырывается сдавленный всхлип, боль на мгновение затмевает. В глазах пляшут черные мушки.       — Не плачь… — он томно шепчет на ухо.       Вокруг них кружатся лесные звери, уже не тени, нет.       И эти звери свидетели их свадьбы.       Она понимает, почему так жестоко.       За двадцать лет людская жизнь может круто поменяться.       За это время она успела вырасти, выйти замуж и похоронить мужа, которого в одну из таких же снежных ночей внезапно находятся мёртвым. Растерзанным дикими зверями.       Вздох ужаса осознания почти вырывается из груди, но его прерывает жадный поцелуй.       Взгляд зелёных глаз — хищный.       Он шепчет ей на ухо заветное слово, доверяет своё имя:       Зелдрис.       Имя чуждое этой стране, имя пришедшее из далёких языческих временем…       Имя, которое кандалами сковывает её, привязывает к хозяину леса и оставляет вечной заключённой в тюрьме из зловещих, тёмных клей. Она никогда не покинет этот лес, никогда.       Даша обречённо закрывает глаза, окончательно расслабляясь в его руках.       Лес — это его владения, а людские поселения — охотничьи угодья.       Лесным зверям надо есть, ему надо есть…       И хочет он человеческой плоти.       Мягкой, горячей…       Однажды хозяин леса заберёт всех.