***
Натаниэль всегда старался дать защиту близнецу в меру своих возможностей, ведь Нил — единственный действительно дорогой ему человек; даже собственная мать не была ему так близка из-за её же неприязни к Нату, поскольку он был схож с истинным монстром Натаном Веснински не только внешне, как Нил. Холодность, проскальзывающая уже в детстве, пугала. Может, оба брата были с языком без костей, дерзки и упрямы, однако в Натаниэле эти качества были особенно обострены, словно он ещё не осознал, что являлся отнюдь не бессмертным, в то время как Нил старался не провоцировать отца. И Нил, и Натаниэль боялись Натана, однако второй старался привлечь внимание отца, когда его брату угрожала опасность. Пусть это и не всегда получалось, но в большинстве случаев срабатывало, и Нил, глядя со скрываемой благодарностью на близнеца, пока обрабатывал его новые раны, каждый раз считал нужным напомнить, что он не должен так поступать. Тем не менее Натаниэль сдерживал любое проявление боли при брате и повторял, что он, как старший, обязан обеспечить Нилу безопасность, пусть и относительную, совсем шаткую. Какая у них разница? Пятнадцать минут? Каждый раз Нил фыркал и всё же замолкал, продолжая обрабатывать побои, ведь он был единственным, кому не было безразлично или же ненавистно существование его близнеца. У Нила, помимо брата, была Мэри, у Ната — никого. Мать одаривала его холодным равнодушием и плескающей ледяной неприязнью, в то время как она пару раз пыталась заступиться за Нила и проявляла к нему пусть и едва ли заметное внимание. Могло показаться, что она равнодушна по отношению к обоим своим детям, однако Натаниэль замечал эту незримую разницу в отношении. Появляющуюся обиду на брата приходилось давить глубоко и глубоко в себе, ведь близнец не виноват: он, наоборот, отдавал Нату всего себя. Натаниэль, бывало, старался даже одеваться одинаково с близнецом, когда Натан был не в духе, чтобы было полегче выдать себя за Нила или же принять его проступок на себя, а не перетягивать гнев намеренно словами.Мне больно видеть тебя… Таким.
Однажды Натаниэль услышал эту совсем глухую и едва ли разборчивую фразу со стороны брата, когда тот в очередной раз его латал. Даже не сразу поверил, что действительно это было сказано.Поэтому я это делаю.
Нил, кажется, не сразу понял брата, но позже уже до него дошло: Натаниэль просто не желал видеть брата в таком состоянии. Нет, было очевидно, что Нат не был мазохистом (но иногда появлялись сомнения, честное слово), а просто желал отгородить от этого Нила. Однако эти слова ощущались так, словно его облили ледяной водой, и они ещё долго стучали в его голове, повторялись раз за разом.Мне не нужна твоя защита.
Я сам справлюсь.
Это было озвучено в ту же ночь Нилом, который даже не смотрел на брата, прикрывая своё беспокойство слабым напускным раздражением. «Позаботься, пожалуйста, о себе, а не обо мне, мученик», — вот, что он говорил теми словами. И Нил в следующий раз принял гнев отца на себя вместо Натаниэля. Однако вместо благодарности он получил недовольство.***
— Ты не должен был этого делать! — восклицает Натаниэль, хмурясь и не скрывая свою злость, под которой пряталось сплошное беспокойство, сквозившее во взгляде и в чуть дрогнувшем голосе. Он принёс из ванной комнаты аптечку. Дом был достаточно просторным, но у братьев всё равно была общая комната, чем оба вполне себе были довольны. Даже отдельная ванная комната была на них двоих, вход в которую лежал только через их спальню. Их комната была гнетущих тёмных тонов и не таких уж малых размеров, однако казалась довольно пустой из-за площади и отсутствия нагромождённой мебели и множества личных вещей. У них всё было довольно скудно, несмотря на обеспеченность их семьи. Да и чем более пустая комната, тем легче найти человека, верно? А о каком-либо замке на двери хотя бы в ванную комнату они могли лишь мечтать. Иначе у них была бы возможность спрятаться. — Я тебе это постоянно повторял… — Нил зашипел, стоило близнецу приняться за обработку. Пусть его касания со спины были предельно аккуратными, а руки, казалось, даже чуть дрожали, но неприятные и болезненные ощущения всё равно имели место быть. — Я выдержу это, я привык, но… Не поступай так больше, — спустя затянувшееся молчание выдал надломленным голосом Нат. Перебравшись на кровать и усевшись теперь перед братом, он обхватил лицо Нила резко, но с мелькающим трепетом потянул к себе, заставляя поднять взгляд на него. Ледяные глаза. Одинаковые. Как у отца… Каждый из них ненавидел собственное отражение из-за схожести с Натаном, однако друг в друге они обычно его не видели: лишь в моменты истерики одного из них другому приходилось доказывать, что он — брат, а не отец, что пугаться нечего, он хочет лишь помочь, а не навредить. И, глядя в зеркало, они оба внушали себе, что видят лишь отражение друг друга, а не детские копии отца. Быть может, с возрастом эта схожесть станет меньше? Нет, эти ледники никуда не денутся, эти огненные вихри — тоже. — Твоя задача — не попадаться ему, понятно? — тяжко вздыхает Натаниэль, заметивший в глазах напротив страх перед Натаном, боль… и доверие к нему — Нату. — Но… Ты представляешь, каково мне, когда я слышал твой крик, когда я видел твою кровь? — голос Нила, тонкий и дрожащий, передающий всё то волнение. — Мне больно от осознания, что это из-за ме… — Нил был резко прерван. — Не смей договаривать. Это из-за этого монстра. Не из-за тебя, — Натаниэль вытер большим пальцем одну слезу с лица напротив и скользнул руками с щёк на плечи, чуть сжимая их. У них у обоих был строгий запрет на слёзы, ведь проявление эмоций каралось, и всё же наедине было сложно сдержаться. — Что, нравится боль? — Нат сильно надавил пальцами на один проявлявшийся синяк и услышал в ответ, как Нил шикнул, тут же отшатнувшись и потерянно и испуганно взглянув на него. Эти слова принадлежали монстру. А этот голос… Детский, но пронизанный холодом. Нил не мог отрицать, что он пугал. Бесстрастие с проскальзывающей злостью на одинаковом лице сейчас казалось таким чуждым. Пусть Натаниэль и старался «достучаться» до брата, чтобы тот просто позволил без пререканий и дальше себя защищать, но то, как он выглядел, как говорил, как смотрел… Минуту назад Нил видел пред собой практически идентичное отражение себя, а сейчас пред собой он видел отца, не взирая на колоссальную разницу Натаниэля и Натана в возрасте. Даже их имена звучат довольно схоже. — Нил? Нил, всё в порядке. Это я — Натаниэль, — Нат сначала убрал руки от близнеца, не понимая, почему брат выглядел таким испуганным. Слова про боль сами сорвались с уст, но в голове внезапно заиграл голос Натана, произносящий их. Неужели и Нилу он тоже так говорил? — Прости. Его нет рядом. Это я — твой брат. Дай мне закончить обрабатывать… — Натаниэль смиренно дождался, когда Нил сфокусирует на нём взгляд, увидит его, Ната, и кивнёт, а уж после принялся продолжать заканчивать со всеми следами. Натаниэль всегда казался гораздо старше своих лет: уже так рано он встал на защиту брата, принимая бо́льшее зло на себя, желая, чтобы хотя бы Нилу жилось чуточку лучше. Ему было лишь десять, когда он сидел перед братом и просил позволить помочь ему, Нилу; когда он сидел и оценивал то, что оставил на теле брата Натан, рассматривал кровоточившие порезы и наливавшиеся гематомы. Он не мог точно знать, было ли что-нибудь помимо этого. У Натаниэля же, бывало, после игр отца оставались и сломанные пальцы, и ощущения удушья, преследовавшие его не только по ночам в детстве, но и в дальнейшем всю жизнь, и застоявшиеся в голове запах и вид крови. Его, может, пока не заставляли расчленять людей, но вот животных — да. Первое время приёмы пищи были для него пыткой: кусок в горло не лез, — но позже его воротило лишь от мяса. Но у него были брат, экси и упрямство — это то, что заставляло противостоять всему, что с ним происходило. Брат оказывал поддержку, экси позволяло забыться, а упрямство заставляло выдерживать всё, чтобы пойти против отца. — Позволь мне защитить тебя. Последнее, что Натаниэль сказал в ту ночь. А через три дня Нила словно и не существовало.***
— Отныне ты будешь в Воронах, — послышался стальной голос Натана, а Натаниэль растерянно посмотрел на него, пытаясь сморгнуть наваждение. Но ведь… К Воронам должен был попасть Нил… Разве нет? Натаниэль, не знавший жестокости того места, просто мечтал попасть туда, дабы посвятить всю свою жизнь экси. Это же… Лучшая университетская команда, которая не знает никакого другого места, кроме как первое! И это возможность поменьше сталкиваться с отцом. Но как же Нил? Натаниэль с утра посчитал, что брат, наверное, уже отправился готовиться к предстоящей игре, которая должна была определить, попадёт ли он в дальнейшем к Воронам. Однако до встречи с отцом Натаниэль не увидел ни следа присутствия в доме брата, что казалось очень странным. Но сейчас он заподозрил что-то неладное, поскольку отец был пронизан леденящей яростью, что Натаниэль не мог полноценно обрадоваться перспективе вступления в Вороны, ведь его мысли сразу же захватил страх, который он старательно не показывал, однако отец этого, кажется, не замечал, будучи озабоченным чем-то другим. — Эта шлюха сбежала с мелкой дрянью, — процедил Натан, а вся его поза говорила о царившем напряжении. Было заметно, как сильно он сжимал собственные локти, скрестив руки на груди. Ножа в руках не было, но пугала его доступность: между гостиной, где они были, и кухней была арка — легко можно было схватить любой кухонный нож, а их было предостаточно. Мальчишка невольно вжался в обивку дивана, не в силах так быстро подавить наступавшую панику. Несмотря на все его поступки, он поистине сильно боялся Натана, ведь оставался ребёнком, пусть и стойким, но ненавидящим боль. Однако сейчас в нём, помимо паники и растерянности, плескалась злоба на отца за то, как тот назвал Нила (и, чего таить, мать, ведь несмотря на её отношение, Нат не мог усмирить любовь к родительнице), на мать, на… Брата. Натаниэль, безусловно, был ошарашен новостью; он не знал, какой должна быть его реакция. Он не мог винить брата, ведь это явно было не его инициативой, однако всё же глубоко внутри засела эта обида, ведь его, Натаниэля, оставили одного на растерзание. Был ли против этого Нил? Где он сейчас?.. Мыслей было уж слишком много, и все они путались, были невнятны, смещали друг друга. — Сейчас ты быстро собираешься и едешь в Эвермор вместо брата. Если не справишься — лишишься конечностей, и это лишь часть того, что тебя будет ожидать, — слова об Эверморе были такими странными, но этот не терпящий возражений голос отца помог отрезвиться мальчишке, который, под аффектом от новостей, задумчиво побрёл к себе в комнату собираться, ведь ему ясно дали понять, что выбора нет, да и он сам рад оказаться на месте брата. Каждый шаг под натиском незатихавщих мыслей давался непросто: он сможет играть в экси в лучшей команде, но отсутствие Нила… Ощущалось таким неправильным. Натаниэль мог лишь надеяться, что тот был в порядке, что он будет в порядке. Натаниэль не знал, радоваться ли за брата или нет: сначала скользнула мысль, что тот избавился от мрака этого дома, но следом же вспомнилось, что отец явно не тот человек, который готов отпустить так легко. Нет. Нет, нет, нет. Натаниэль бы сделал всё, чтобы они с братом больше никогда не беспокоились об угрозе в лице Натана, но потом, когда он смог бы хоть как-нибудь противостоять ему. А он бы смог — он сделал бы всё ради этого, абсолютно всё. Все эмоции смешались воедино — он не понимал, что именно ощущает. До него не сразу дошло полное осознание произошедшего, а мозг отказывался так сразу воспринимать потерю брата. Пусть тот и не умер, но теперь Натаниэль действительно остался один, не имея понятия, что с Нилом. Беспокойство, страх, обида — всё стягивалось в тугой ком, подступавший к горлу в виде жуткой тошноты. Так не должно было произойти. Поездка до Эвермора прошла в кромешной тишине. Натан тоже ехал, ведь именно ему предстояло заключить сделку по продаже своего отпрыска. И Натаниэль, и Нил полыхали страстью к экси, они оба состояли в Малой Лиге, где никто не знал ничего об их отце. Нил попал туда лишь благодаря матери, а Натаниэль — благодаря брату. Они оба были защитниками, были одинаково хороши — насколько это было возможно в столь юном возрасте — в меткости, ловкости и скорости. У них был действительно большой потенциал, однако продать планировалось лишь Нила, потому в Эверморе вчера играл только он, в то время как Ната даже не взяли с собой. И сегодня должен был поехать только Нил, но всё сложилось не так, как планировалось. Сейчас Натаниэль пытался просто убедить себя, что сможет справиться с поставленной задачей, ведь наказание ему предельно ясно обозначили. Благо, оба близнеца играли на позиции защитника, потому с этим проблем не должно возникнуть. Натан, казалось, желал тихо замять этот побег, скрывая это от Мориям, ведь тогда можно легко в нём усомниться, несмотря на долгие годы работы на них. Потому и решил выдать Натаниэля за Нила, чтобы ничего не заподозрили. Вот сейчас и сыграло на руку, что оба сына были увлечены экси. — Все должны поверить, что ты — Нил, — именно это сказал Натан, перед тем как выйти из машины. В тот день Натаниэль впервые познакомился с Рико Мориямой и Кевином Дэем, но ему пришлось постараться сделать вид, что он их знает. Нат натянуто и слабо улыбался, выкладывался в игру на полную, показывая все свои лучшие умения, пока от горла не отступала тошнота, вызванная сгустком эмоций и потерянности, опустошённости, которую он в полной мере ощутил лишь вечером, ночью, когда в голове окончательно уложились мысли обо всём. Однако Кевин… Сторонился Натаниэля? Разумеется, Дэй мог быть сам по себе таким по характеру, ведь Натаниэль его лично не знал, однако из того, что ему поведал Нил, нынешнее поведение Кевина не вязалось с тем образом, который успел построиться в голове Ната. Тем не менее это явно не то, что волновало Натаниэля. Может, Нил успел поссориться с «двойкой» (так Натаниэль мысленно обозначил Кевина из-за нарисованной «II» на лице, в то время как Рико он прозвал «единицей»)? Но близнец не рассказывал ни о чём таком, хотя Натаниэль не мог не заметить, что вчера Нил был явно не в лучшем расположении духа, пусть Нат и желал узнать почему, но не навязывался, решив узнать всё после сегодняшней игры, когда брат вернулся бы. Экси действительно помогало забыться. Он сразу же погрузился в игру; мысли перестали терзать на этот срок, позволяя отдать всего себя игре — от этого буквально зависела его жизнь. И он справился. Его будут готовить к тому, чтобы стать Вороном. И он был счастлив. Он был бы счастлив, если бы не занял чужое место — место Нила. Натаниэль заслужил, бесспорно, он показал всё, на что был способен, что после игры был готов просто упасть от усталости.***
Глубокая ночь и абсолютная тишина во всем доме. Натан и его помощники отсутствовали, занятые, судя по всему, тёмной стороной работы. — Что?.. Что произошло?.. — растерянно зашептал заспанный Нил, поднимая всё ещё помутнённый сонной дымкой взгляд на Мэри, которая цепко ухватила его за руку. — Вставай и иди за мной. Будь тихим, не разбуди никого, — зашипела женщина, вынуждая мальчишку подняться. Она явно не готова была терпеть возражения. — Но… — уж было открыл рот Нил, покосившись на кровать брата, которая расположена в противоположной стороне комнаты, а сам Натаниэль нахмурился, заворочавшись, ведь его сон был крайне чутким. Мэри не позволила дальше тревожить Ната, ведь она не желала брать его с собой: он будет лишь лишней обузой, спасать его женщина не намеревалась. Мэри потянула за собой Нила, который никак не возражал, не понимая, что происходит, но доверяясь матери. Спросонья мыслить и так давалось нелегко, посреди ночи-то, так ещё и происходящее заставляло растеряться. Они молчали до самого выхода из дома, ведь стоило Нилу открыть рот, как Мэри закрывала его своей рукой. Лишь на улице она позволила себе судорожно зашептать о том, что они сбегут, а Нил, осознав происходящее, в ответ стал нервно повторять, что они не могут оставить Натаниэля, но его уже не слушали, а стоило начать противиться, как Мэри хватала его цепко за волосы, тянула за собой и повторяла, что они не вернутся в этот дом, что пусть его братец сдохнет в нём. И Нил ощущал скапливавшуюся влагу в глазах, не мог не заметить, как всё перед глазами плыло из-за этого, однако Мэри не обращала на это внимание, пока мальчишка следовал за ней. Ею двигал адреналин, пусть она и была обычно сдержанна и рассудительна. — Нила Веснински больше не существует, — строго произносит женщина и поджимает губы. К утру они должны быть как можно дальше от Балтимора. Они будут кем угодно, но не Нилом Веснински и не Мэри Хэтфорд. У них не было времени менять внешность, однако женщина уже позаботилась о первых фальшивых документах. — Отныне ты кто угодно, но не Нил Веснински. Не смей никому называть это имя.***
Оба близнеца были опустошены разлукой и беспокойством друг о друге. Но неужели Нил обрёл свободу? Можно ли жизнь в бегах назвать свободой?