Let me protect you.

      — Всё, что тебя с сегодняшнего дня должно волновать, — экси.       Именно эти слова после окончания пробной игры Натаниэль услышал первыми от Тецудзи — тренера Воронов (о чём он, Нат, разумеется, был осведомлён). Натаниэль поднял взгляд на мужчину, к которому поднялся в башню, когда ему сказали это сделать. Рико и Кевин остались на поле, пока Натаниэль оказался наедине с Тецудзи и Натаном.       — Я буду жить экси, — твёрдо заявил мальчишка, со всей уверенностью глянув в глаза нового тренера. И Натаниэль сам не смел в этом сомневаться, ведь кроме спорта у него ничего не осталось. Абсолютно ничего. Это было так странно: раньше отец негодовал из-за этих «глупостей», а сейчас удовлетворённо ухмылялся, ведь видел лишь выгодную сделку, которая состоялась сегодня.       — Он довольно непокладистый, но если он что-то натворит, и потребуется его «воспитать», я этим займусь, — Натан обратился к тренеру, игнорируя присутствие Натаниэля, который нахмурился.       — Может, у меня и нет времени на эту мелочь, однако справляюсь с дрессировкой и сам, — заверил Тецудзи, покачав головой, вернув своё внимание теперь к старшему Веснински. — Он будет вынужден стать послушным.       — Я не пёс, чтобы меня дрессировать, — Натаниэля душило возмущение от чужих слов, хотя ранее он подобное слышал от отца, однако, разумеется, мириться с таким обращением к себе совершенно не думал, за что и получил тростью в живот, так ещё и неслабо весьма, весь воздух из лёгких был выбит одним ударом. Это заставило согнуться, положив руку на живот, но всё равно со всей ненавистью взглянуть на новоиспечённого тренера.       — Зубки у него остры, но он ещё щенок. Считай, дрессировка началась. Кыш на поле, Кевин и Рико покажут тебе упражнения, которые ты должен выучить и отточить, — Тецудзи одарил мальчишку надменным взглядом, явно не оставив места для возражений, но кто такой Натаниэль, чтобы сдерживать всё своё недовольство? Он сын Балтиморского Мясника, который с малых лет подвергался насилию. Он боялся отца, но никак не тренера, трость — ни ножи, ни вода, ни топор, тупой стороной которого легко ломаются пальцы, да и в целом кости. Разумеется, в дальнейшем он осознает, что трость может доставить отнюдь не меньше боли.       — Я не пёс, — отделяя интонацией каждое слово, прошипел Натаниэль, растеряв весь инстинкт самосохранения. Или он был рождён без него? Может, весь инстинкт самосохранения отдался брату? Однако, будь так, Нил бы не возникал, желая в ответ защитить брата. — И никогда не буду…       — Позвольте я с ним сам поговорю, — вежливо обратился Натан. Натаниэль не впервые слышал эту натянутую вежливость, к которой прибегал старший Веснински в нужные для этого моменты. Нат не знал, что его отдали Мориямам из-за денег, да и о главной ветви Мориям не знал ничего, его знатно удивило то, что тренер оказался похож на отца в «методах воспитания», однако что ещё стоило ожидать от людей, с которыми связан Натан? Но всё равно представшая жёсткая личность Тецудзи никак не вязалась с той, которая укоренилась в голове Натаниэля. Он видел всё интервью Воронов, их тренера, чтобы образ сам возник в голове. Что ж, жизнь каждый раз умеет преподнести новые разочарования; он смог сбежать к любимой игре от одного садиста, как, кажется, попал в лапы другого.       Морияма наконец-то оставил Веснински наедине, решив позволить Натану самому поговорить с его отпрыском, перед тем как Натаниэль переберётся полностью в Эвермор (однако он поселился тут уже тогда, когда было решено, что сделка о его продаже состоится). Натаниэль сжал кулаки, стараясь унять дрожь в руках и подавить желание отшатнуться назад на добрых два шага хотя бы, а лучше — действительно сбежать на поле, продолжить терзать мышцы, подготавливая их к дальнейшим беспощадным тренировкам (по словам Рико, Натаниэль успел понять, что ему предстоит не вылезать со стадиона, что даже учителя будут приезжать сюда, а Нат в ответ съязвил: «Поразительно, что вы учитесь помимо экси»). Бояться стоило раньше, когда он возмущался, а сейчас он сам напросился, однако успокаивало, что здесь, на стадионе, Натан не сделает ничего страшного.       — Если тобой будут разочарованы, то, поверь, ты не умрёшь быстро, — Натан говорил со всей серьёзностью и проскальзывающей в сдержанной, едва заметной улыбке маниакальностью, но Натаниэль мог разглядеть, он видел это не единожды, не в самых благоприятных обстоятельствах. Нат невольно уже продумывал, где мог бы попытаться спрятаться в Эверморе, мест достаточно — пусть он и не знаком с планировкой, это было и так понятно, сориентировался бы, — но ни одного надёжного, ни одного, которое могло бы укрыть от монстра. Натаниэль тоже прятался вместе с Нилом от Натана и добровольно шёл на растерзание только тогда, когда брата или же сразу обоих находили. И если Натан был разъярен, то у близнецов не было и шанса укрыться, однако попытки не прекращались, старший Веснински уже знал наизусть каждый уголок, используемый для «пряток». Он каждый раз обещал, что если они выйдут сами, то он смягчится, однако ни разу этого не происходило. Для Натаниэля было настоящей победой уже то, что брата не заставляли смотреть на то, как наказывали Ната. Натан быстро распознал их крепкую привязанность друг к другу, пока он физически воздействовал на Натаниэля, психологически — на Нила, пусть и отдавая предпочтение физическому насилию, но прекрасно зная, что воздействовать можно обоими способами.       «Не умрёшь быстро». Натаниэлю не требовалось, чтобы Натан стал расписывать, как именно он будет пытать отпрыска, как это будет слишком мучительно, чтобы просто продолжать желать жить, ведь Нат это всё уже слышал, а от воспоминаний новым приступом подкатила удушающая тошнота. Ему долго не дадут умереть, а пытки будут зависеть от расположения духа отца, часть из них Натаниэль слышал: как будут вырезать сухожилия сначала на ногах, чтобы не пытался сбежать, потом остальные, как будут прижигать открытые раны разгорячённым железом, как... Натаниэль дёрнулся от мыслей, в которых устрашающим голосом отца проносился монолог-рассуждение о том, как лучше расчленять его, Ната.       — Я буду играть так, что моя смерть будет самой главной потерей Воронов, — мальчишка постарался взять себя в руки, чтобы хотя бы голос его не дрожал и звучал уверенно, однако эта попытка граничила с абсолютным провалом, но Натаниэль всё равно через силу продолжил смотреть в идентичные ледяные глаза. В собственном же взгляде уверенность в своих словах даже перекрывала страх, а во взгляде напротив читалась насмешка.       — Это от тебя и требуется, но, помимо этого, ты должен стать «свитой» Рико и не препятствовать его первенству и славе, — усмехнулся Натан, держа руки скрещенными на груди. С одним отпрыском он разобрался, осталось разыскать другого. — Когда эти твари будут пойманы, я даже дам тебе убить своего паршивого братца самому, — Натан, положив руку на плечо Натаниэля, склонился немного, говоря негромко, но твёрдо и с нескрываемой ненавистью. Здесь, разумеется, не имелось камер, поскольку Мориямам не хотелось, чтобы записи были обращены против них, ведь именно они пользовались этой башней. — Сгинь с глаз моих.       Натаниэль дрогнул и ошарашенно отшатнулся, пусть и было ожидаемо, что в том случае, если Мэри и Нила найдут, ничего хорошего их не ждёт, но он ни при каких обстоятельствах не мог представить, что именно он, Натаниэль, мог убить Нила. Нат пусть и не желал умирать, но он скорее на себя направит нож, нежели на брата, правда, толку от этого никакого не будет, поскольку близнеца всё равно в таком случае убьют, пусть и не Натаниэль. Отец не откажет себе в этой возможности, но готов её упустить только ради того, чтобы сломить Ната.       — У него есть имя — Нил. И я скорее убью тебя, нежели вообще позволю ему умереть! — Натаниэля уже заметно трясло, кулаки сжались до побеления костяшек, однако всю свою ошибку он осознал лишь тогда, когда ощутил на своей шее мёртвую хватку, перекрывавшую поступление кислорода. Пришлось встать на носочки, поскольку его тянули вверх. Несмотря на это, будь у него возможность взять слова обратно, он бы этого не сделал. Ни за что. У него разрасталась самая настоящая буря паники внутри, он инстинктивно хватался за руки мужчины и пытался их убрать, хоть как-то ослабить давление, сделать маленький глоток воздуха, но безуспешно, однако Натан хорошо знал меру, потому всё же перестал душить со словами «кишка тонка» и отбросил небрежно сына на пол. Натаниэль судорожно старался восстановить хоть чуточку дыхания, отползая в испуге назад, охваченный дрожью.

***

      Натаниэль упал обессиленно на кровать и сразу же сжался в комочек, стараясь быть как можно меньше, обнял сам себя. Он, благо, сейчас был абсолютно один, потому мог хотя бы немного позволить себе расслабиться, однако это вылилось в непростительную — разумеется, если бы его увидел кто-либо — ошибку. Он не сразу обратил внимание, как по переносице, виску потекли слёзы. Даже эйфория от экси не затмила всю тяжесть дня. Казалось, он устал настолько, что должен был просто сразу же крепко заснуть, лишь коснувшись довольно мягкой поверхности кровати, однако он просто беззвучно плакал, лишь наедине с собой допуская такую слабость, просто потому что сейчас совершенно не было сил прекратить. Он попытался вытереть влагу с лица и глаз, когда осознал, что плачет, но в этот момент вырвался всхлип, а слёзы ручейками потекли сильнее. Натаниэль сосредоточился на том, чтобы не издать ни единого лишнего звука — это, по крайней мере, позволяло чуточку отвлечься от удушавших мыслей. Он задыхался. Задыхался, как сегодня в башне, когда его душил Натан. Одна попытка полноценно вздохнуть — безуспешно, вторая — тоже, третья, четвёртая... Перед глазами всё размывалось, а взгляду не получалось ни за что зацепиться, поскольку в комнате была кромешная тьма. Наверное, сейчас он не смог бы остановить свои эмоции, даже будь перед ним Натан собственной персоной. Сегодня в Натаниэле что-то безвозвратно треснуло. Он зарылся руками в волосы, стиснув до боли их, стал тянуть беспощадно, пытаясь отрезвиться, но безрезультатно, после тщетных попыток Нат зажал себе рот руками, чтобы подавлять всхлипы, а от стойкого и такого кошмарного ощущения удушья не получалось избавиться никак, что даже появлялись надежды просто вырубиться и тем самым забыться на время. Желудок со всей жалобностью просил дать хотя бы что-нибудь из еды, поскольку Натаниэль абсолютно ничего за сегодня не поел, однако вместе с этим все бурлящие чувства и эмоции грозились вывернуть его наизнанку. У них с братом схожая черта — их жутко тошнит, когда они боятся, нервничают. Вот и сейчас Натаниэль ощущал эти позывы — сильнее, нежели за весь день.       Сколько времени прошло? Никто не может сказать. Вторая кровать в комнате продолжала пустовать, в Гнезде царили тишь да тьма, в противовес всему тому, что сейчас чувствовал Натаниэль. Всё, что он сейчас ощущал, казалось, пульсациями разливалось по венам и сосредотачивалось в груди, сдавливая, заставляя забыть о реальности, о ходе времени, о месте. Нил сбежал с Мэри, он непонятно где сейчас, неизвестно, что с ним, в каком он состоянии, как долго сможет скрываться, ему угрожает смерть в случае поимки; а Натаниэль здесь, в Эверморе, погрязший с этого момента в безграничном одиночестве, в собственном бессилии, на месте брата. Эгоистичные чувства — вплоть до вязкой обиды — мешались с настоящим беспокойством за близнеца. Когда Натан найдёт их — это вопрос времени, ведь Мясник не отпустит их просто так, — то Натаниэль не сможет никак ему противостоять, но он честно будет стремиться к тому, чтобы суметь это.       Натаниэль дрогнул и сжался в комок сильнее, его тело пробивала дрожь из-за паники, когда дверь внезапно, но аккуратно — кажется, входящий был не уверен в правильности своих действий, но Веснински было не до этого — открылась. Натаниэль ожидал того, что его накажут, он не видел черной комнаты Гнезда, его мозг показывал дом в Балтиморе, рисовал наступающего на него отца с тесаком в руке и воспроизводил его голос, оповещающий о наказании. Никаких слёз. Ни за что. Если они появлялись — неважно из-за чего, — то следовало наказание. Мясник сам выводил на слёзы и сам же за это наказывал. Натаниэль забился в угол на кровати, оказываясь неприметным комочком, который и не увидеть в темноте. Он зажал рот руками, сосредоточился на дыхании, чтобы не выдать себя, хотя прятаться было поздно.       Наконец пришедший зашёл в комнату и прикрыл дверь, кажется, на ощупь включив лампу на столе, достаточно яркую, чтобы очертить силуэт в углу кровати. Вошедший замер, вглядываясь в этот дрожащий клубок.       — Нил?… — неуверенно попробовали позвать.       Имя брата совсем немного отрезвило, но этого хватило, чтобы поднять взгляд на пришедшего, пытаясь сфокусироваться на нём. На него всё ещё не напали. С уст чуть было не сорвалось отчаянное «не трогай его», но Натаниэль прикусил язык, всё же сквозь пелену паники признав в силуэте Кевина, когда тот вновь произнёс чуть громче «Нил». Долговязый, но гораздо меньше взрослого мужчины, голос тоньше — ещё не сломался. Натаниэлю потребовалось время, чтобы узнать в человеке именно Дэя, который, в свою очередь, что-то спрашивал, но Веснински его совершенно не слышал, пока не нормализовал относительно дыхание, а паника не притупилась, пусть и не ушла полностью. Возможность слышать и распознавать другие слова, кроме как имени брата, пришла и то позже осознания, кто помимо Ната в комнате.       — Уйди, — вымученно сказал Натаниэль, не вслушиваясь в то, что говорил потерянный Дэй. Тот явно был в большом замешательстве из-за представшего пред ним, он не знал, как поступить, просто в растерянности задавал банальные вопросы: «что произошло?», «ты плачешь?», «с тобой всё в порядке?»       Натаниэлю просто хотелось, чтобы Кевин действительно заткнулся и оставил его наедине с собой. Веснински всё ещё трясло, он невольно продолжал вжиматься всем телом в стену, пытаясь слиться с ней, а на щеках оставались мокрые дорожки.       Единственный, кто мог помочь ему, сейчас был неизвестно где, но точно далеко от Натаниэля.       Не осталось этого родного тепла.       — Но ты плачешь... — Дэй не имел понятия, как ему поступить, ведь, с одной стороны, ему сказали уйти, с другой же, Натаниэль Нил был явно не в лучшем состоянии. Кевин метался между тем, чтобы действительно оставить Натаниэля Нила, и тем, чтобы остаться и узнать, что довело его до такого отвратительного состояния, а также всё же спросить насчёт произошедшего вчера в башне (впрочем, это ведь и было причиной его прихода, он не сразу решился уйти лишь потому, что просто больше не решится на этот разговор, так и пожираемый собственными вопросами. Ему приказали молчать и не вспоминать, а учитывая увиденное, Кевин боялся заводить этот разговор даже с Натаниэлем Нилом). Не будь изначальной причины прихода, Дэй на самом деле просто развернулся бы и ушёл, не став навязываться.       — Уйди. Не лезь не в свое дело, — в слишком холодном для ребёнка голосе проскальзывали отчётливые истерические и агрессивные ноты. Натаниэль Нил был лишь ребёнком, он ничего не сделал бы, верно? После увиденного в башне Кевин уже сомневался в этом, он был настолько потрясен, что не заметил, с каким ужасом Нил сам смотрел на всю представшую картину.       В горле Дэя застряли любые слова: извинения за вторжение, вопросы о представшем пред ними в башне и о том, что сейчас с Натаниэлем Нилом. В третий раз, благо, повторять Натаниэлю не пришлось, Кевин не решился оставаться здесь. Натаниэль Нил был ребёнком, причём в данный момент очень и очень уязвимым в своём паническом состоянии, но Дэй не мог отделаться от чувства опасности, даже не пытавшись руководствоваться здравым смыслом, а действуя на уровне инстинкта самосохранения. Может, в него полетела бы лампа, что тоже так-то явно не особо приятно было бы.       Стоило двери закрыться за Кевином, Натаниэль сразу же рванул в ванную, которая была с предоставленной ему комнатой. Его желудок был и так абсолютно пуст, но спазмы не прекращались, вынуждая выходить вместо еды желчь. Он ощущал себя слишком жалким, когда, сидя на полу, прижимался к туалету и содрогался в приступе тошноты. Организм жалобно ныл из-за отсутствия того, от чего можно было бы опустошать желудок.       Об этом случае Дэй и Веснински больше не напоминали друг другу, постепенно начиная строить по-новому взаимоотношения. Кевин вновь стал видеть только лучезарного дерзкого мальчика, а воспоминания о ночи под натиском такого Натаниэля Нила стали затуманиваться.

***

      Впредь Натаниэль не позволял случаться таким броским выплескам эмоций, стараясь подавлять всё негативное (однако ночами всё же мог наедине с собой немного выплеснуть их), насколько мог. Он успел сблизиться с Кевином.       Натаниэль не мог перестать думать о Ниле, каждый день, каждую ночь задаваясь вопросами: «что с ним?», «где он?», «как он?» Но ответа ни на один из них не было, Нат не имел абсолютно никакой возможности связаться с близнецом, да и новостей не мог никак узнать, поскольку в Балтимор он не возвращался, а отец и не приезжал к нему. Каждую ночь Натаниэль терзался беспокойством, но известно — ни-че-го. Приходилось довольствоваться надеждами на то, что Нила и Мэри ещё не поймали, что они целы… Нат подарил бы брату свободу, требовалось просто подождать, но он бы обязательно нашёл способ.       С тренером отношения не заладились ещё в первый день, а в дальнейшие они просто не исправились. Пока Рико и Кевин не пререкались с тренером, Натаниэль не думал сдерживаться и дерзил, за что получал наказания, пусть и не так часто, ведь тренер всё же больше был занят воронами. Тецудзи и не думал его жалеть. Но Нат привык, правда привык. Верно? Даже боль не заставит его поддаться «дрессировке». В первое время он был относительно смирным, будучи погружённым с головой в себя, однако постепенно он начинал показывать свой строптивый нрав во всей красе (как же он зацветёт в будущем!). Натаниэль дал себе обещание — не сломаться и не стать тряпкой, о которую можно просто вытирать ноги, не стать куклой, которая делает всё, что ей приказывают. И оно вместе с обещанием защищать брата, подарить ему свободную жизнь — когда-нибудь, но он, Нат, обязан спасти Нила до того, как Мясник с ним и Мэри жестоко расправится — заставляло Натаниэля двигаться дальше, продолжать жить и противостоять всем. Эти два обещания, данные в детстве, впоследствии тянули его на поверхность в течение дальнейшей жизни.       Тренировки, тренировки, тренировки — то, из чего отныне состояла жизнь Натаниэля Нила Веснински. Если троицу тренировал не Тецудзи, то старшие Вороны, не проходило и дня без экси — не об этом ли мечтал Натаниэль? Вороны быстро прозвали его «тройкой», оказалось, не только Натаниэль прибегал к этим обращением (если же он мысленно, то Вороны и вслух), но слышать подобное в свою сторону — слишком непривычно, да и цифры на скуле его не было. До одного момента.       До некоторого времени Натаниэлю посчастливилось не светиться вместе с Кевином и Рико нигде, кроме как в Эверморе, пока не начался сезон. Первая игра Воронов. Нат сидел вместе с Кевином и Рико среди команды Воронов, но пока они не имели права участвовать в игре (да и стоит отметить, что дети, пусть и хорошо играющие, не могут наравне играть со взрослыми игроками, как минимум, из-за разницы в силе, а силовые приёмы очень распространены в экси). В тот день пресса и заинтересовалась пополнением в лице огненноволосого мальчишки. Натаниэль нервничал, ведь для него это впервые, искренне, но молча болел за Воронов, пусть и понимал, что они и так обязательно победят. Он ещё не успел окончательно разочароваться в команде университета Эдгара Аллана, наоборот, он восхищался мастерством её членов. Разочарование окатит его ледяной водой потом.       — Он будет Вороном, как мы с Кевином, — очаровательно улыбнулся Рико на камеры, когда кто-то у него спросил, кем являлся рыжий безызвестный мальчик рядом с ними. Натаниэль тоже расплылся в улыбке, более искренней и при этом сдержанней. — Тройка. Вот кто он. Он будет третьим в экси, — Рико подозвал Ната к себе, доставая из кармана чёрный маркер и рисуя перед камерами на скуле рыжего «III». Натаниэль опешил, но быстро постарался убрать внешнее замешательство, гордо улыбаясь. Он теперь официально «тройка», а не на словах Воронов. Натаниэль метался в немного противоречивых чувствах: он был рад или всё же что-то было не так?       — Кто ты? — выцепил Веснински среди всего шума, это был наиболее интересующий журналистов вопрос, кажется. Сыновья экси обрели ещё одного брата, но кем он являлся? Если же Кевин и Рико были детьми создателей экси, то кем была «тройка», что удостоилась такой чести, как быть наравне с ними, удостоилась стать будущим экси?       — Н... — Натаниэль чуть было не назвался своим именем, пусть и относительно привык зваться именем брата, благо, запнулся на первой букве. — Нил. Нил Веснински.       Любую заминку с его стороны точно воспримут как стресс перед камерами, по сути это тоже имело место быть, ведь Натаниэль ощущал, как внутри всё стягивалось волнением, но старался не оплошать. Допустить ошибку — получить наказание. Люди зашептались, пытаясь припомнить хоть кого-то из мира экси с фамилией Веснински.       С того дня Натаниэль стал попадать в объективы наравне с Кевином и Рико, ведь стал третьим названым братом — они действительно все трое называли друг друга братьями (они все ещё даже близко не были так же родны и дороги Натаниэлю, как был близнец. Может, они бы могли приблизиться к этому когда-нибудь), даже Морияма и Веснински, которые могли препираться. Пусть Натаниэль немного тушил высокомерие Рико, являвшегося просто капризным ребёнком, а тому, в свою очередь, не нравилась язвительность младшего, направленная в его сторону, они действительно звали друг друга братьями, как бы странно это не было. Такие разногласия, ссоры не достигли своего апогея, чтобы перевернуть всё в бескомпромиссную ненависть. И их некровное родство закрепилось цифрой «III». Для них эти цифры значили то, как они близки. Пока Рико не стал портиться на глазах.

***

      Прошло полтора года с того момента, как Натаниэль попал в Эвермор, ему было двенадцать. Пожалуй, стоит начать с того, что, как оказалось, цифры перестали означать только бескровное родство. Как выяснилось, Рико стал считать немного иначе.       В основном каждый день был схож на предыдущий, поскольку их расписание состояло, не считая простых потребностей как сон и приемы пищи, лишь из тренировок и учёбы с лично занимавшимися с ними в Эверморе преподавателями. Разбавлялось это лишь играми Воронов, на которых троица оставалась пока только наблюдателями, и некоторыми интервью. Натаниэлю пришлось привыкнуть к популярности, которая была у Кевина и Рико, а теперь и у него. В случае Натаниэля такая рутина разбавлялась также не столь приятными поездками в Балтимор, которые Веснински предпочел бы избегать, будь у него выбор. Они были достаточно редки, что не могло не радовать, за ним чаще всё-таки приезжала Лола, нежели Натан, однако в Мэриленде уже встречал Мясник.       Иногда им занималась Лола, обучая управляться ножами, а бывало, его брали на какие-то мероприятия и встречи, что было уж крайне редко, там он играл лишь безделушку с многообещающим будущим в мире экси. Не больше. Каждый раз это были какие-то люди, с которыми Мясник был вынужден иметь дело по работе. Натаниэль не имел понятия, почему его изредка брали на такие встречи, но если он и смел задать какой-нибудь подобный вопрос, то ему сразу же напоминали, в чём заключались его обязанности. Очаровательно улыбаться и быть тихим, открывать рот, только если обращались конкретно к нему, нельзя было говорить ничего язвительного, кратко отвечать чётко на поставленный вопрос. Любая ошибка влекла за собой наказание, и Натаниэль действительно следовал указаниям, ведь незнакомые люди в основном просто хвалили Натана за такого талантливого сына и всё в этом духе и больше не трогали Натаниэля, разве что могли задать какие-нибудь совсем банальные вопросы. Такие вылазки из Гнезда на встречи Натаниэль мог пересчитать по пальцам одной руки.       Но один раз выбивался среди других. Натаниэль услышал очень странные слова, ошарашившие его и не покидавшие в дальнейшем ещё долго, заставляя возвращаться к ним в раздумьях.       — Какая жалость, Мясник, что он уже продан Мориямам. Бесспорно, талант в будущем окупится, однако я бы был не против иметь такую милую и послушную игрушку, — вежливо улыбался полноватый довольно высокий мужчина, которому было уже явно за сорок. Но несмотря на улыбку, в глазах плескалось что-то непонятное, но явно опасное. Натаниэль напрягся всем телом и нахмурился, сжал своё же запястье. Его душило возмущение.       — Я не игрушка. Не безделушка, которую можно просто купить, — гордо вскинул голову младший Веснински, пусть внутри всё и сжалось от осознания того, что его ожидало дальше.       — Замолчи, — приказал стальной голос Балтиморского Мясника, но Натаниэль если и начал, то явно не намеревался так просто замолкать, поскольку наказание его в любом случае уже ожидало.       — К тому же, я не псина, чтобы быть послушным. Не собираюсь никого слушаться. Никогда в жизни. И дрессировке я тоже не поддаюсь, — Натаниэль посмотрел на отца не со страхом во взгляде, а с самой настоящей брезгливостью, припоминая тот разговор в первый день в Эверморе. Продолжить говорить ему не позволили, поскольку Мясник приказал Лоле убрать отсюда Натаниэля. Стоило уйти, женщина, в свою очередь, стала щебетать о том, как была бы рада поиграться с таким гордым мальчишкой вновь.       Что же осталось после той выходки? Пожалуй, самым главным следом было вырезанное с левой стороны на спине слово «ошибка». Натану позволялось делать всё, что не мешало Натаниэлю продолжать играть в экси и не портило его «товарный» вид, потому лицо трогать было запрещено. Вырезание слов оказалось достаточно болезненным, чтобы Нат не желал впредь это ощущать, но это были, по сути, всё те же привычные ему порезы, достаточно глубокие, чтобы оставить шрам. Да, Натаниэль являлся сплошной ошибкой. Но он сумел сдержать слёзы боли в тот день и изо всех сил пытался не быть громким.       Что же касательно Эвермора? Даже кричащее и болезненное на спине слово не заставило Веснински научиться держать язык за зубами. Если же раньше в основном это было ради брата, теперь же, можно сказать, из принципа.       Натаниэль всегда переодевался один (у Воронов не было права на конфиденциальность, но Веснински пока не особо трогали, он мог себе это позволить, пусть сначала и вызывал недоумение у Рико и Кевина), поскольку на его теле были рассыпаны шрамы, а бывало и новые расцветающие следы, оставленные при «воспитании». Он не желал, чтобы его названые братья видели изуродованное полотно. Пока он не вырвется окончательно из чужой хватки, его тело будет вновь и вновь изувечено, а шрамы будут лишь прибавляться. Их и сейчас слишком много для ребёнка. У него больше не было брата, который бы помогал обрабатывать полученные раны, однако он и получать их стал всё же реже, нежели когда жил с близнецом в Балтиморе. Справлялся. Он жил один в комнате, что до сих пор было слишком непривычно, но его это устраивало больше, нежели перспектива жить с кем-то, помимо брата. А его здесь не было.       И стоило же кому-то из Воронов — кажется, его звали Роберт, он был славным — на тренировке похвалить Веснински, сказав, что с его скоростью и меткостью из него бы вышел хороший нападающий, может, даже превзошёл бы Рико, пусть и было сложно говорить, пока они на разных позициях. Натаниэль на это лучезарно улыбнулся, сказав, что ему бы даже хотелось попробовать себя в позиции нападающего. И Роберт внезапно предложил начать тренироваться и в позиции нападающего, сказав, что его пара как раз стоит на этой позиции. И Нат согласился, просто потому что действительно желал попробовать, не более. Но Рико решил иначе.       После тренировки троица уходила с поля позже Воронов, которые уже расплылись по своим комнатам. Когда они сняли защиту, Натаниэля грубо пихнули к стене, давая звонкую пощечину, а Веснински на это потерял на пару мгновений дар речи, не понимая, что происходило. Это явно не был Тецудзи, который бы использовал трость.       — Что, решил занять моё место?! — Рико полыхал яростью, это было заметно по сжимавшимся в кулаки рукам, гневному взгляду, повышенному голосу, да и в целом по всему Морияме. Натаниэль искренне сначала недоумевал, почему Рико сейчас был так зол. — Я буду лучшим в экси! Я! Меня никто не превзойдет! Ни в позиции защитника, ни в позиции нападающего ты никогда не будешь лучше меня! Ты лишь тройка, ты всегда будешь третьим! Я буду королём экси, а вы — всего лишь моя свита! — Рико давил рукой на грудь младшего, прижимая его к стене, а Натаниэль, в свою очередь, наконец понял, что послужило такой реакции. Рико слышал разговор, оказавшийся болезненным ударом по самолюбию.       — Сними корону, Рико. Я не претендовал на твоё место, — со всей холодностью, унаследованной от отца, выплюнул в лицо напротив Натаниэль, отпихивая от себя чужую руку. — Эти цифры не значат, что всегда мы будем исключительно на этих местах, — Натаниэль, уходя из раздевалки, потирал место, где была тройка, пытаясь её убрать. Он ощущал себя преданным. Оказалось, что значение цифр для него и для Рико очень разнилось. Веснински знал, что Морияма был очень самолюбив, но сейчас он ощущал противное разочарование.       Привкус горечи не желал пропадать. Натаниэля не устраивала бессмысленная нумерация. Рико так желал показать, что будет первым, будет лучшим, а после него уже братья, остальные. Нет, Веснински не грезил, в отличие от Рико, стать королём экси, он просто желал совершенствоваться и брать от жизни столько, сколько может. У него не было мечты быть лучшим, да и к тому же, стань он таковым, ему бы не требовалась цифра. Да и Кевин играл ничуть не хуже Рико, но почему же он был вторым тогда? Рико всегда стремился стать королём, вот и появилась, видимо, эта затея с цифрами. Или, может, это интерпретация появилась позже самой затеи. А быть может, это было придумано не им, а Тецудзи для привлечения внимания прессы. Натаниэль знал, что уже сейчас Рико желал в будущем сделать настоящие татуировки вместо нарисованных цифр, которые обновлялись каждый раз, когда стирались, но Веснински не особо нравилась такая перспектива, пусть она явно была далёкой. Сейчас, после произошедшего, он считал эти цифры слишком глупыми, хотя в тот момент, когда Рико на публике нарисовал номер, среди спектра эмоций проскользнула гордость, ведь он, Натаниэль, заслужил стать «сыном экси» — так его прозвали, пусть никто из его родителей не имел никакого отношения к спорту вообще (это было неожиданно и странно, но будоражило как ничто иное). Да и впоследствии он воспринимал это совершенно не так, как места в мире экси. Тройка. Всегда будет третьим. Словно он не мог быть выше третьего места. Разумеется, Натаниэль загорелся целью превзойти в будущем Рико, который сам подтолкнул к этой затее. Веснински обязательно станет лучше Мориямы, пусть он и не был заинтересован в том, чтобы стать лучшим, однако неимоверно хотел доказать то, что он может быть больше, чем третий номер. Ещё одна причина идти дальше и цепляться за жизнь.       Натаниэль наконец оказался в своей комнате, где просто упал на кровать. Он снял лишь защиту, но форма осталась на нём. Было бы неплохо для начала сходить в душ. Да, было бы действительно хорошо так сделать. Впрочем, Натаниэль так и поступил, пересилив себя и поднявшись с кровати усталый после долгой тренировки. После тренировок он принимал горячий душ, а когда ему просто было плохо — холодный, что помогало хотя бы немного отвлечься на пробирающий холод. Когда ему плохо, он мог не замечать, как долго сидел под ледяной водой, уже дрожа от низкой температуры. Если же в Балтиморе за него беспокоился близнец, то здесь, в Эверморе, было важно лишь то, что он всё своё время уделял экси. И Натаниэль в Эверморе стал довольно часто терять счёт времени под ледяной водой. В первое время его беспрестанно мучили мысли о Ниле, нестихающее ощущение, что он предан... Да, Натаниэль и вправду ощущал себя преданным из-за побега — то ли матерью, то ли братом. Просто он ощущал себя преданным абсолютно всеми. Ему много времени потребовалось, чтобы относительно оклематься после разлуки с братом, он до сих пор о нём думал немало, но всё же меньше, нежели раньше. Натаниэль, может, тоже стал называть Рико и Кевина братьями, пусть и спустя продолжительное время после того, как они его приписали к себе в братья, однако это ощущалось... Не так. Одновременно было сложно и легко объяснить, что «не так». В Эверморе даже течение времени было неоднозначным: оно одновременно словно мучительно медленно тянулось и при этом незаметно утекало мимо.       Натаниэль не просидел в ванной комнате слишком долго, вскоре оказался вновь на кровати, усевшись на ней и облокотившись спиной о стену, прикрыл глаза. Он осмысливал произошедшее в раздевалке, слова Роберта, Рико, вид растерявшегося Кевина, который сомневался, стоило ли ему влезать в разборки между братьями. Хотя, пожалуй, он даже не сомневался, он просто был слишком поражен представшей пред ним картиной, потому безмолвно наблюдал. Дэй, разумеется, уже видел неоднократно маленькие ссоры между братьями, однако эта... Была явно серьёзнее. Сам он не задумывался о цифрах в таком ключе. Он не слышал разговор, из-за которого Рико так вспылил, потому и не понимал абсолютно ничего.       Собственно, о Дэе. Именно он сейчас собственной персоной мялся на пороге комнаты Натаниэля, прожигая взглядом Веснински, явно сомневаясь. Он бывал здесь после первого визита, они неплохо проводили время вдвоём (да, на удивление, были у них моменты без Рико, пусть и редкие очень), в основном просто разговаривая. Разумеется, преобладающей темой было экси, поскольку Дэй жил им, кажется, играя с того самого момента, как вообще смог держать клюшку.       — Не стой цаплей, войди уже и закрой дверь, — спокойно отозвался Натаниэль, закатывая глаза.