Найти в себе силы быть достойным

Они снова проводили всё свободное время вместе, снова обсуждали безделицы, со всего смеялись как малые дети, будто и не было этой долгой разлуки. Правда теперь свободного времени стало меньше, ведь Сергей обзавëлся работой, но это им не особо мешало. Игорь ходил на их репетиции, был представлен и очень рекомендован всем коллегам Разумовского. Гром обратил внимание, как ведёт себя граф в обществе этих людей — легко, непринуждённо, он был действительно счастлив. В день спектакля Игорь обнаружил у порога квартиры служанку Разумовского Леру с новым чëрным фраком, накрахмаленной белоснежной рубашкой, галстуком и белыми перчатками — цену всего этого великолепия он даже представить побоялся. Граф вообще в последнее время заваливал его подарками, конечно, нужными — только то, о чëм Игорь упоминал или необходимость в чëм замечал сам Сергей. Грому безусловно было очень приятно, но ответить чем-то подобным со своим окладом в семь рублей в год было затруднительно. Разумовский отшучивался, что он будет отрабатывать. В комедии Бомарше Сергею выпала роль графа Альмавивы — любящего плотские утехи, но очень ревнивого, а также по-своему комичного. Разумовский смотрелся в этой роли невероятно органично. Гром вместе с приглашëнными Дубиным и Гашпаровым все три часа не могли оторвать глаз от происходящего на сцене. А во время финального поклона мужчины в зале разразились овациями, кто-то даже бросил на сцену несколько цветков. Разумовский заметил в зале Грома и игриво подмигнул ему. Гости начали расходится, и Игорь рванул за кулисы, извинившись перед друзьями, что бросает их. Впрочем, они решили его подождать. Нашёл гримëрку Разумовского и, чуть отдышавшись, постучал. Вошёл: директор театра пожимал графу руку и благодарил за отличное выступление. Оба перевели взгляд на вошедшего — глаза Разумовского тут же вспыхнули азартом и он начал выпроваживать директора. — Но тут ещё один нерешённый вопрос... — тот пытался сопротивляться. — Завтра, дорогой, всё завтра. Вы ведь не хотите, чтобы ваш драгоценный актёр переутомился? Пока директор придумал, что на это ответить, Разумовский уже вытолкал его за дверь и запер её. — Я помешал важному разговору? — Ничего такого, что не могло бы подождать до завтра. Граф толкнул Игоря к двери, оперевшись руками по обе стороны, тем самым закрыв ему отступление. Не то чтобы Гром в свою очередь был напуган и нуждался в отступлении, на этот раз он выпрямился и гордо смотрел сверху вниз в эти ошалелые глаза. — Граф Альмавива весь день хотел Сюзанну, а я все три часа хотел вас. Как вам идёт этот фрак, о Всевышний! Разумовский с жадностью впился в губы Грома, буквально укусил его за нижнюю губу, провëл языком по зубам, от чего у Игоря тоже снесло башню. Пошлость — звенящая пошлость! Разумовский порой выдавал настолько неприличные финты, что Гром не знал — восхищаться или сгорать со стыда, но одно он уже решил наверняка — с Сергеем ему хочется попробовать всё это. Разумовский тем временем закончил нещадно вылизывать его рот, принялся опускаться жадными поцелуями по шее, плавя под ними Грома, и вдруг упал на колени. — Чëрт возьми, почему вы такой сумасшедше притягательный? Приспустил брюки, раскрыл отверстие в кальсонах и припал губами к головке члена. Игорь не успел даже среагировать на его действия, только и смог нащупать дверь и издать ещё не слишком стыдливый всхлип. — Граф, вы... Серёжа-а... — уже простонал, когда Разумовский смачно облизнул, пройдясь по всей длине. — Какой вы сладкий, Бог ты мой! — и принялся за наливающийся член с таким наслаждением, будто ждал этого всю жизнь. Игорь потерялся в ощущениях где-то в первые пять секунд. Разумовский в очередной раз доказал, что понабрался опыта на своих оргиях. Сколько ещё талантов, обретëнных там, он скрывал?.. Гром никогда не думал, что граф Альмавива будет отсасывать ему, стоя на коленях посреди пыльной гримëрной. В принципе никогда не рассматривал возможность, что это будет мужчина. Но каждый день в компании Сергея преподносил сюрпризы. Игорь по инерции запустил руку в волосы Разумовского, чтобы направлять, хотя тот, казалось, лучше самого Грома знал, как ему будет лучше и приятнее. Хвост, созданный для образа, растрепался, огненные пряди обрамляли лицо. Сергей, кажется, сам тихонько скулил от наслаждения — Гром и без того тонул в эмоциях, но от этого факта его просто размазало по этой самой двери. Он попытался погладить Сергея по голове, но вышло так себе, он только сильнее взлохматил волосы, а когда тот сменил угол — так вообще инстинктивно намотал пряди на кулак. Он уже был на пределе, как в дверь начали стучать и звать графа — тот и не подумал оторваться от своего дела. Гром отдалëнным участком сознания подумал, что надо бы что-то ответить, но тут Разумовский заглотил ещё глубже, и Игорь сосредоточился, чтобы прикрыть рот свободной рукой и не простонать громче дозволенного. Человек за дверью ушёл, решив поискать Разумовского в другом месте, и Игорь со спокойной душой простонал в голос, кончив. Сам опустился на колени, поравнявшись с графом, тот с капающей с губ спермой выглядел настолько откровенно, горячо и возбуждающе, что, махнув рукой на всё, утянул Разумовского в поцелуй. — Ты невозможный... невероятный... — произнёс, чуть отстранившись, прикрыв глаза. Сергей в свою очередь принялся осыпать его лицо поцелуями. — Ты представить себе не можешь, как я люблю тебя... — Когда наконец вы перестанете, несносный, твердить мне об этом с утра до вечера? — улыбнулся Игорь. — Как только я получу возможность доказывать тебе это с вечера до утра, — ответил Сергей, огладив его щëку. Пока они пытались отдышаться и вернуться в реальность (разве влюблённые могут вернуться в неё?), в дверь снова постучали. Сергей поморщился и отметил про себя, что всё же стоит выйти. Поднялся, начал наскоро собирать волосы и гримировать чуть припухшие губы. Игорь заворожëнно наблюдал за ним — тот заметил и, рассмеявшись, ткнул кисточкой с пудрой ему в нос. Гром закашлялся от разлетающихся крупиц пудры, в отместку шлëпнул графа по ягодицам — тот от неожиданности негромко вскрикнул. Игорь снова потянул его к себе на пол, заключил в объятия, поцеловал и, пока тот не ждал угрозы, резко принялся щекотать. — Коварнейшее из предательств! После всего, что между нами было! — смеялся Разумовский, насилу пытавшийся отбиться. — Вы ведь знаете, что стены тут удивительно тонкие? — Тем лучше: пускай весь театр знает, что знаменитый актёр граф Сергей Разумовский боится щекотки, словно малое дитя. — Выходит, пускай весь театр знает, как возбуждающе горячо может стонать майор кавалерийской дивизии Игорь Гром? — игриво прищурился. — Какой ужас, — иронично произнёс Гром, усыпая Разумовского поцелуями. — Теперь моя репутация точно будет испорчена. — Совершенно. — Просто разбита в дребезги. — И осколков не собрать. Оба рассмеялись в голос, затем потянулись для ещё одного поцелуя, но в дверь постучали с новым напором упрямства. Мужчины неохотно оторвались друг от друга. Разумовский отряхнул одежду и, выдохнув, вышел за дверь. Гром услышал лишь обрывок его фразы: «Дорогой мой, зачем же так стучать? Неужели актёр после выступления не может побыть наедине с собой? Игра очень выматывает морально, знаете...» Гром, чуть выждав, тоже вышел из гримëрки, спокойным шагом, не особо скрываясь. Но, как только у выхода его поймали ожидавшие его друзья, всё же сконфузился. — Что ты там так долго делал? — изумился Гашпаров. — Выражал своё восхищение актëрам. Оба удивлëнно переглянулись. — Вы ведь тоже остались в восторге, не отрицайте! — Димочка всю пьесу разглядывал в бинокль Лиличку, которая сидела на балконе, — с улыбкой заметил Валентин. — Пренебрегать этикетом! Как можно!— так же с иронией произнёс Игорь. Дмитрий чуть не захлебнулся от смущения и взглядов друзей. — Да вы!.. Да вы!.. — Брось, брат, мы же шутим! — Игорь хлопнул его по плечу. Так и проходили их дни. Беззаботные, весёлые, действительно будто детские. Однажды Игорь приехал к Сергею под вечер. Старый слуга Захар как обычно принял его очень радушно, с широкой улыбкой. Поначалу Грому было перед ним стыдно (да и перед всеми остальными слугами), ведь ему регулярно приходилось терпеть крики, стоны и даже своими глазами видеть выражение их с графом любви, когда посреди завтрака тот ни с того ни с сего перелезал через стол, опрокидывая блюда, чтобы усесться Грому на колени и получить свою порцию утренних поцелуев (а иногда и гораздо большего). Но потом он заметил, что Захар не только не осуждает, но даже радуется за них (с чего бы?), и Игорю стало поспокойнее. — Как же хорошо-то, батюшка, что вы вернулись! — кинулся тот с объятиями. Сергей всё-таки оставался заносчивым аристократом, так что не слишком любил обнимать слуг, а вот Игорь нисколько этого не чурался и даже делал это с радостью. Старик-то всë-таки хороший. — Захар, что ты? Я был здесь буквально сегодня утром, — удивился Гром, отдавая плащ и проходя в гостиную. — Хорошо, что вы к барину вернулись, батюшка, родной наш! Без вас тут такое творилось! — Что же? — выгнул бровь. — Барин-то наш крушил всё, мужчин к себе водил! — Он уже не ребёнок, сам может решать, кого приводить. Или ты про его вечера забыл? — небрежно бросил Гром, не придав словам слуги особого значения. — Он из борделя водил, платил им! Тут... — он осëкся. — Не моё это, старого сплетника, дело! Забылся, батюшка простите, Христа ради! — и, поникнув головой, вышел. Игорь впал в задумчивость. Если Сергей постоянно приводил к себе мужчин из борделя, платил им за услуги, мог ли он сам быть для Разумовского новым развлечением? Откуда-то ведь взялись внезапные дорогие подарки. И ещё эти шутки про отработку за них. Неужели самодостаточный, уважаемый в обществе майор превратился в содержанку?.. Из дверей показался Разумовский с широкой игривой улыбкой. — Major, вы сегодня как никогда обворожительны. — Хотел было сесть Грому на колени, но тот остановил его жестом. — У меня есть к вам серьёзный разговор. Сергей изумился, сел на диван напротив, но энтузиазма не утратил. — Какого рода наши отношения? — Среди простых приятелей вроде не принято, когда один срывает глотку, выгибаясь дугой под другим, разве нет? Мне казалось, всё более чем очевидно, — невинно улыбнулся тот. — До меня дошли сведения, что не так давно вы регулярно пользовались услугами публичных домов. Взгляд Сергея в миг прошëл путь от ласкового, до убийственно-холодного, а затем отстранённого. Видимо, после этого разговора слугам не поздоровится. — Это лишь временное развлечение... — он пытался сохранять спокойный тон, но было понятно, что голос вот-вот может сорваться. Игорь остановил его рукой. — Слушайте. Мне нет дела до ваших утех: клятвы верности мы друг другу не давали. Я лишь хочу довести до вашего сведения, что вашим личным мальчиком для развлечения я не буду. — С чего вообще вас посещают эти отвратительные мысли? — Сердце ускорило ритм, граф подскочил с дивана. — Вы что же, решили, что я хочу вас купить подарками? — он начал повышать голос. — Да вы не смеете обвинять меня в этих корыстных целях, после того, как сами на год пропали! — Гром попытался что-то вставить, но Сергей остановил его. — Нет, теперь вы послушайте меня! Хоть бы записку оставили! Хоть бы одно письмо прислали, всего с одним словом: «жив» — мне было бы достаточно! Просто знать, что вы в порядке! Со своими связями я мог бы сделать запрос, но не стал компрометировать вас, опять же ради хвалëной репутации, за которую вы так держитесь! Вы не представляете, что я пережил за этот год из-за вас! Вы считали эгоистом меня, но по сути вы сами — куда больший эгоист! — на последнем слове он уже сорвался на крик, который, кажется, слышал весь дом. — Я пытался пережить ваше предательство, пока вам было всё равно, и да, мне понадобились для этого мужчины из борделя! — Не смейте такое говорить! — Гром также поднялся на ноги. — Мне тоже было несладко, но я нуждался во времени, чтобы всё взвесить, чтобы не плодить слухи! И теперь я совершенно точно могу сказать, что люблю вас всей душой, люблю вас любого: и повесу, и чуткого мальчика, и развратника, и, хоть разлука с вами невыносима, я готов ещё двадцать лет скитаться по свету словно Одиссей, если такова будет ваша воля! Тут Сергей припал к его ногам, обнял, принялся целовать колени, в перерывах шептать: — Молю, не уходите, не оставляйте меня больше, я не вынесу этого одиночества... Не покидайте... Золотой мой, мой ангел, не уходите... Не уходите... — Бог ты мой, ну что вы! Поднимитесь! Гром попытался поднять его, но тот не поддался. Тогда он сам опустился, взял его руки в свои, заглянул в глаза — наткнулся на холодный отстранённый взгляд. Сергей продолжал шептать, не обращая внимания на Игоря. Тот убрал длинные пряди, чтобы коснуться лба — горячий. — Лекаря, срочно! Попрятавшиеся из-за ссоры слуги медленно выползли. Лера побежала за лекарем. Захар виновато заохал. — Старый дурак! Не держится язык за зубами! Лекарь сделал вывод, что это обыкновенная лихорадка на фоне переутомления, и посоветовал постельный режим и покой. Граф трясся, бредил (часто во время бреда звал Игоря), долго у него не спадала температура. Гром не отходил от него ни на шаг, давая лишь служанке Лере менять влажное полотенце на лбу. Когда граф пришёл в себя, из широких окон вовсю бил свет, заставляя жмуриться. Рядом он обнаружил спящего на стуле Игоря, голова которого покоилась на кровати. Сергей запустил пальцы в его короткие волосы, чуть взъерошив. Игорь тут же разлепил веки, несколько секунд изумлëнно глядел на Разумовского, пока тот тепло не улыбнулся. — С добрым утром, — Игорь взял его руку в свою, переплëл их пальцы, нежно поцеловал каждый из них. — Сколько я?.. — Пять суток. — Прости, я не знаю, как так вышло... — Это ты прости меня, я таким дураком был, — Игорь поцеловал его ладонь. Граф улыбнулся. Взгляд зацепился за необычного цвета постельное бельё. Заозирался по сторонам — голову резко прошибло осознанием. — Это спальня родителей?.. — Пора начинать новую жизнь. Без призраков прошлого, — улыбнулся Игорь. Ещё пару недель назад Сергей приказал бы выпороть любого, кто осмелится хотя бы приблизиться к этой комнате, но сейчас он не чувствовал злобы, отчего-то на душе было приятно. Будто до этого он жил в гостинице, а сейчас вернулся в свой родной дом. Погладил простыни. Мягкие, сейчас таких не делают. Выцвели немного. Пахнут стариной. Осмотрелся. Мебель блестела, будто родители уехали только вчера. Ни пылинки. — И как тебя только прислуга послушала? — с усмешкой спросил Сергей. — Небось слëзно уговаривал убрать? — Отдать ключ пришлось поуговаривать, это да, но я же почти семья, как тут откажешь? — уверенно произнёс Игорь, чем смутил графа. Он действительно очень часто твердил Захару и остальным, что к Игорю нужно относится, как к полноправному члену семьи. Да и те только рады: любили Грома уже как родного. — А убрался я сам, — вдруг продолжил Гром, чем поверг Сергея в окончательный шок. — Не смотри так. Я совсем беспомощный по-твоему? — Я нисколько не хотел принижать способностей моего любимого мужчины, он мастер на все руки. Сергей коснулся ладони Игоря, покрутил её, любуясь. — Когда ты возвращаешься на службу? — Я перевëлся, теперь служу в штабе. Глаза Разумовского расширились. — Но как же твои мечты? Командование? — Это была мечта батюшки, не моя. Понимаешь, я тоже долгое время не мог его отпустить, — Игорь отвёл взгляд, собираясь с мыслями. — Считал, что обязан реализовать то, чего хотел он, и не имею права отступиться. Но почему? Ведь это моя жизнь, моя служба, мои отношения. Я не хочу больше жить его стремлениями и страхами, хватит. Я готов принять ведро общественных помоев ради тебя, — он снова уверенно посмотрел в глаза Сергею. — Теперь я буду рядом, и тебе не придётся за меня переживать Прости, что не понял раньше. — О, Игорь... — Сергей погладил его руку. — Постой, ты наконец сказал, что любишь меня, или это мои лихорадочные бредни? — Люблю, Серёж, ещё как. Безумно люблю тебя. Вечером Гром приехал к друзьям, выпить вместе перед разлукой. Зашёл в дом и слегка напрягся с их озадаченных лиц. — Что-то стряслось? — Игорь плюхнулся в кресло, стараясь не выдавать беспокойства. Друзья некоторые время помолчали, Дубин всё же начал неуверенно: — Игорь, мы тебя ни в чëм не обвиняем... Последняя надежда Грома в миг улетучилась. На расстрел ведут, не меньше. — Я случайно подслушал разговор своих служанок... Достали винтовки. Всё, не спасти майора. — Это правда, что у тебя романтические отношения с графом Разумовским? — вставил Гашпаров, видя нерешительность Дубина. Выстрел. — Что именно сказали служанки? — сглотнул Игорь. — Что когда он хворал, ты за ним ухаживал, словно за больной невестой, — переглянувшись с Гашпаровым продолжил Дубин. — Что ты ему руки целуешь, и будто любовь у вас такая, что супруги в десятилетнем браке позавидуют, — Дмитрий говорил всё это медленно, смотря в пол, словно его заставляли, но вдруг поднял глаза прямо на Грома. — Но мало ли какой вздор болтают эти служанки, да? Слава Всевышнему, что только это рассказали. Постеснялись про остальное, или просто Дубин застал только это? Гром распрямился, твëрдо посмотрел сперва на одного, затем на другого. — Это правда. Друзья изумлëнно похлопали глазами. — Я понимаю, что это звучит дико, но это абсолютно такая же любовь, как между мужчиной и женщиной. Я люблю его так же, как когда-то любил Сашеньку, потом Юленьку... даже больше, крепче. Он понимает меня. Мы словно действительно половинки одного целого, как в том греческом мифе. Я буду биться за него, пока буду жив, и мне нет дела до мнения общества. Дубин и Гашпаров слушали эту речь с открытыми ртами и ещё с минуту пялились на уверенного Грома после того, как он закончил. — Знаешь, а мне всё равно, — начал Валентин. Пуля летит мимо. — Главное, что ты нашёл своё счастье и наконец избавился от хандры. — Да, мне тоже, — подхватил Дубин. — Я понимаю тебя сейчас, я тоже влюблён, — он поймал удивлëнные взгляды с обеих сторон. — Да-да, это та самая Лиля, вы меня подловили! Мы с ней недавно прогуливались по набережной, и... она великолепна! Но вчера она уехала в Париж, а я даже не знаю её адреса, не знаю, когда она вернëтся! Я просто хочу сказать, что если ты любишь, — он обратился к Игорю, — то не упускай времени и не оставляй его ни в коем случае. Руки за спиной развязали, отпустили. Это было так просто? — Спасибо вам, — выдохнул Игорь. — Не переживай, мы языками попусту чесать не будем, — улыбнулся Гашпаров и положил руку другу на плечо.