Башкирские мемуары. Юность

Байрас с воплем вскочил с дивана, мотая сонной головой. С него на пол упала подушка, которой его ударили по лицу. — Айнур, ты совсем, что ли, с ума сошел? Придушу этой же подушкой! — башкир схватил подушку и бросил вслед исчезающему за дверью старшему брату. А потом сам бросился за ним. На кухне Айнур уже встретил Байраса со скалкой на готове. — А че сразу за скалку? Давай один на один выйдем. Бороться будем. — Байрас стянул кухонную тряпочку со стола. — Давай. Но ответь сперва на звонок, сколько трезвонил, а ты спишь, как сурок, ничего не слышишь. Минут десять назад ушёл, как ты успел так крепко уснуть? Байрас бросил на него злобный взгляд и вышел из кухни. — И звонок на телефоне поменяй, дурацкая музыка, раздражает, — крикнул вслед татарин. — Тогда точно менять не буду! — фыркнул Байрас и взял в руки телефон. — Вот ошалели. К черту названивать, если с первого раза не берут?! Убью, если это по пустяку звонят. Найду и убью! Три пропущенных! Хрен я буду перезванивать! Ой, да сыночек же звонит! Байрас незамедлительно перезвонил. — Привет, сына! Чего звонил? — Здравствуй, отец, — ответил Челябинская Область. — Извини, что спамил, просто до тебя сложно дозвониться. — Ой, да ничего страшного. Я телефон оставляю и не слышу. Звони, конечно, извини, что с первого раза не беру. На кухне заржал Айнур. — У тебя ведь есть электронный штангенциркуль? Да и запчасти бы старые посмотреть на мотоцикл и не только, хочу поколдовать над своим старым Уралом. — Ой, ты про это барахло, на свалку ему пора. — Не скажи, я из всего сделаю рабочую машину. — Знаю. — улыбнулся Байрас. — Я тогда пошарюсь в твоих кладовках, гаражах, хорошо? Только скажи где ключи. — Я в деревне, приезжай сюда. В коттедж новый. — Хорошо, скоро буду. Чай не ставь, я на минутку заскочу. Когда Байрас оказался на кухне, замер от неожиданности. За эти пару минут Айнур успел максимально красиво накрыть на стол. «Как?» В центре стола дымил свежеприготовленный балеш: пирог с мясом, понятно чего, и с картошкой. Обсыпанный разноцветной крошкой и щедро сдобренный мёдом чак-чак. На тарелочках лежал кыстыбый, учпочмаки, в прозрачных чашечках мёд, варенье, сгущенка, курут (сыр такой кислый, его либо едят с сахаром, либо кладут в суп, можно и так херачить, как делает это автор:) Айнур уже сидел за столом и с невозмутимым видом пил чай. — Эй, ты что? Драться будем или нет? — То есть кушать ты не хочешь? — улыбнулся Айнур. Между бороться и поесть, Байрас выбрал поесть. Однако, это не значит, что Айнур так легко отделается. Но об этом можно и потом подумать. Месть это блюдо, которое подаётся холодным, а балеш должен быть горячим. — Там суп твой, бишбармак, — указал он на кастрюлю в плите. — О, это я люблю. Когда из основных блюд братья перешли уже на десерт, подъехала белая Нива. И в дом вошел довольно высокий, худоватый, но крепкий молодой мужчина. Точнее совсем юноша. Одет он был в потёртые джинсы и серую футболку. Но был он намного старше, чем казалось. Смотрел всегда изподлобья, сверкая пронзительными глазами цвета стали. Волосы практически чёрные, коротко стриженные, жёсткие, словно колючие. У него были сильные руки с потёртыми ладонями в мозолях. Рабочий, его в своё время узнавали люди, ведь именно Челябинск был изображен в советских плакатах, был примером для подражания: скромный, серьёзный, работящий, сильный заводчанин. Он был выше своего отца. — Сирғәли! — коверкал на свой лад имя Сергея Башкортостан. — Здравствуй, улым (сынок). Они обнялись, и тут Челяба заметил, что за столом сидел Татарстан с кружкой чая. — Ооо, кто это к нам пришел! — поприветствовал племянника татарин. — Кушать будешь? — Я сыт, не нужно, пап. — Я уже наложил. Садись. — видимо для Байраса вопрос был риторическим. Сергей сел за стол. На него смотрели две пары глаз. Пронзительные зелёные глядели с любопытством, тёмно-карие с теплотой. Сергей не любил быть в центре внимания, есть, когда с тебя глаз не спускают, невозможно. — Ну как дела, Сирғәли? — поинтересовался Айнур. — Нормально, — кивнул Челяба, пытаясь сконцентрироваться на супе. Чем быстрее он отсюда уйдет, тем лучше. По отдельности с дядей и отцом можно беседовать, но комбо из этих двух — удовольствие такое себе. Отец начнёт нахваливать, мол, видишь какой у меня сын. А Айнур искать недостатки, которые Сергей унаследовал от отца и смеяться над этим. — Он у меня, как обычно, всегда занят, трудяга, — похвастался Байрас. — Знаю-знаю, как там моя девочка поживает? — Айнур под девочкой имел в виду свою дочь — олицетворение нагайбак. Девочку около четырнадцати человеческих лет, которая достаточно давно живет с Сергеем. — Хорошо, в гости к вам собирается, — ответил Челябинск. — Правда? — обрадовался Айнур. — Давно она у меня не была. А когда приедет? — Не знаю. — Как дела на заводе? — Нормально. — Да что ты такой необщительный! «Нормально», «Хорошо», «Не знаю» — передразнил Айнур. — Не всем быть такими трындычихами, как ты! — заступился за сына Байрас. — На себя посмотри! Я, в отличие от тебя, свою контору не палил, — Айнур залпом осушил чашку. — Чаю брату налей! — Ишь, раскомандовался, — пробурчал Байрас, но чай налил. Башкир сел рядом с Челябой. — Вот тебе побольше корота с супом, ешь, давай, сейчас добавку налью. — Нет, отец, я больше не буду. Не успел Байрас ахнуть, мол, сын мало ест, как вмешался Татарстан. — Вот чак-чак ешь, — подвинул к Челябе тарелку Татарстан. — Да погоди ты со сладким! Он молочное мало ест, сперва творог со сливками и талкан. — Не сладкое? А что учпочмаки мои не предлагаешь? — Талкан полезен для здоровья, творог тоже, а с твоими учпочмаками только ожирение заработаешь. — Ты на него погляди, худющий. Ему необходимо толстеть. А ты его талканом кормишь, какой из тебя отец? — Лучший. Просто у него порода такая. Он стройный. А ты за своими детишками следи. Татарстан заскрежетал зубами, разговор о детях был для него болезненным. — Так! — поднялся Сергей. Его напрягало препирательство отца с дядей и он решил ретироваться. — Мне пора, провожать не надо. — Сядь! — одновременно крикнули Татарстан с Башкортостаном. Челяба опешил от такого. Сказали бы ему так другие, Серега без раздумий пустил бы в ход кулаки. Он хлопнул по столу ладонями и во вздохом сел. Несколько мгновений братья разглядывали друг друга. — Извини, — сдался Байрас. — Ничего, -махнул рукой Айнур. — Тем более ничего такого ты мне не сказал. — Чего сидишь? Ешь, — скосил глаза на Челябу Башкортостан. — Ну и характер у твоего сына. Ты видел его взгляд? — усмехнулся Татарстан. — Ага, псих, весь в мать. — Ну конечно, да он же вылитый ты! — Недостатки у него от матери. — Да-да-да, — хихикнул Айнур. — Чего ты? Вот самый большой учпочмак. Пока не съешь не отпустим мы тебя. Сергей принял протянутую татарином выпечку и бросил мрачный взгляд на Татарстан. «Зачем я сюда припёрся вообще» Солнце ушло за горизонт, оставив светящуюся красную каемочку и раскрасив небо на западе в оранжево-розовые краски, однако сумерки уже захватили остальную часть неба, усеяв первыми звездами. Загорелись окна соседних домов, застрекотали сверчки. С леса неподалеку было слышно, как поют ночные птицы. А на улице всё ещё было тепло. Еще не остыл после жаркого дня воздух и земля. Челябинск ушёл давно, после одной чашки чая, покопался в кладовке, взял ключи от еще одного частного дома Байраса на границе с Оренбургской Областью и пошёл дальше искать нужные ему детали. Айнур же после чая, который собирался отдохнуть от работы, пролистал свою почту, сообщения, и тут понял, что срочно надо что-то сделать. Татарин достал свой ноутбук и побежал разбираться с деламм в комнату на втором этаже. К тому же попросил не беспокоить, было слышно, что он с кем-то яростно что-то обсуждает. Байрас же решил тоже поработать. Почему-то, когда рядом кто-то работает, сидеть без дела не хочется. Байрас сел за столик возле открытого окна, откуда веяло ночной свежестью и сладким запахом цветов. Они спят днём и раскрываются и благоухают ночью. Разве не чудесно! В сетку бились комары и ночные бабочки, которых привлёк свет. Байрасу нравилась ночь. Почему-то именно ночью жизнь ощущается по-особенному, чувства становятся ярче. Лежащий на столе телефон снова затрезвонил, отвлекая башкира от чтения отчетов. Байрас потер виски и взял трубку. — Алё, — сонно ответил он. — Здорово, Барс, как жизнь? — раздался голос Орена с телефона. — Прекрасно, ты как? — Я ничего, к уборке готовлюсь, скоро уже выедем зерно собирать. А ты когда начнешь? Я думал вместе выедем, а ты все в городе сидишь. Только сейчас в деревню соизволил приехать. — Как ты узнал, что я в деревню приехал? — удивился Байрас. — Я все про тебя знаю, — зловеще прошептал Оренбургская Область. — Я всегда за тобой слежу. — Не говори чепухи! Не было тебя на моей территории! — Ну думай так дальше. — Я ведь узнаю всё равно, говори ну-ка! -не сдавался Байрас. — Ты под моим контролем, я знаю, чем ты живешь. И кто к тебе приходит в гости. Брат у тебя надолго? — Не скажу. Ты ведь и так знаешь. — Точно. Ещё на два дня. Байрас взглотнул, ничего ответить не смог. Молчал и Григорий, но потом ему надоела тишина. — У меня день рождения скоро, — произнёс Оренбург. — Знаю, — ответил Байрас и углубился уже в другие мысли: «Григорий родился в начале августа. Молодые олицетворения знали свои дни рождения. Я и Айнур были слишком древними, чтобы знать, когда мы родились, у тюрков не праздновались дни рождения. Однако, я знаю, что родился через неполный месяц растущей луны после науруза (весеннее равноденствие (21 марта)), то есть где-то в начале апреля. А Айнур в полнолуние перед летним солнцестоянием, где-то в середине июня. Кстати, поэтому в его имени есть слово «Ай» (Луна). Обычно принято официально праздновать дни образования республик, дни города. Мы так и делали, но захотели и домашние праздники в честь того, что вот, такие мы родились давным-давно и всё ещё живы и процветаем.» — Приезжай, в тесной компании посидим. Подарок не забудь. Ты уже приготовил? — продолжил Оренбург. — Вообще-то неприлично спрашивать… — Значит нет, — перебил его Григорий. — Прекрасно, подари мне кошелёк кожаный ручной работы, ты ведь делал такой для Айнура. И желательно не пустой. Байрас потерял дар речи от наглости соседа. — Нурали с Толегеном будут? — Я их не звал, но ты знаешь, что они сами придут. Вскоре Айнур спустился вниз и выхлебал три чашки чая, при этом рассказав о том да о сем. Высказал своё мнение насчет некоторых регионов. Потом пожаловался на усталость и поднялся спать. На часах было под девять часов вечера. Таков был Айнур, ляжет в девять, встанет в пять утра. Байрас же остался на кухне, в задумчивости посидел в одиночестве допивать чай, гляда в окно. А потом сел за компьютер, но не для работы. Ночные размышления: " Если Айнур говорит не писать, значит точно надо писать. Тем более, что это же память для будущих поколений. Что жил вот такой вот я. Что мы тоже любили, враждовали, мирились, делали выбор. Неужели все это канет в лету? Исчезнет, когда умрут те, кто помнил нас? Разве это справедливо? Чтобы о нас позабыли дети, ради спокойного будущего, которого мы столько страдали. Ладно мы! А люди. Они мне родны и понятны, но одновременно остаются загадкой. Мы, олицетворения, считаемся предводителями народов, однако на деле наша судьба, наше здоровье, наши эмоции и мысли зависят от людей. Мы всего лишь сгустки энергии, души народов, их сплоченности, общих желаний, целей. Таким образом, однажды когда-то давным давно один человек сказал: «Мин башкорт (я башкир!)», его поддержали другие его соплеменники и родился мой отец…»