Башкирские мемуары. Юность

Солнце опустилось на западный горизонт, исчезло за юртами. Я облегченно вздохнул. «Наконец-то тень. Целый день ждал! Нагретое солнцем тело приятно холодило. Но хорошо только в вечер. Скоро ночь, а там комары, ночная холодрыга. Сидишь и даже пошевелиться не можешь! Ноги еще можно было переставлять, но рук, казалось, я уже вообще не чувствовал. Столько уже дней я здесь?» Кочевье Ногайской Орды. Когда-то здесь правил Эдиге. Великое воплощение ногайского народа умер жуткой для нам подобных смертью. От голода. Я поднял голову, бросил тяжёлый взгляд на ногайское кочевье. Я уже не обращал внимание на снующих, как муравьи в муравейнике, людей. А они часто бросали уставшие взгляды на одинокую фигуру, привязанную к столбу позора. Отчаявшимся, изголодавшим людям было все равно. Исхудавшие, с тонкими руками, заострившимися лицами, несчастные вяло пытались выжить. Приходили с пустыми руками с охоты, пытались собрать с полей хоть что-то. Мужчины не знали, как прокормить свою семью, женщины уже без надежды встречали своих добытчиков. Мне страшно было наблюдать за этим. Я старался погрузиться в свои мысли. Тяжелая атмосфера была в кочевье Эдиге. Я помню процветающее, полное сил, воинственное кочевье, внутри которого чувствовалась сила и власть. Активное, многолюдное, богатое… Такое уже не скажешь про это место. Страшно подумать, что здесь умер Эдиге. Как жутко. И ведь похороны были. Приехали проводить Эдиге все Ханства. И Айнур тоже. Таковы кочевники. При жизни грыземся. А после тоскуем и сожалеем. У многих тюрков так. Не понимаю, почему нельзя просто жить и любить друг друга? Затекшее тело, налилось свинцом за несколько дней. Я дернул крепко связанными руками и скривился. Конечности то болели, то немели, я старался лишний раз не шевелиться. На солнце было особенно тяжело. Голову напекало немилосердно, я вертелся, опускал низко голову, но от лучей спрятаться не мог. А Исмаил часто подходил ко мне и язвил. Мол, пока характер не уймешь, не отпущу. Но я каждый раз посылал Исмаила подальше, как он ко мне приближался. А того злило ужасно, что я его при брате и сестре обзываю, однако, меня связанного не бил. Ибо куда еще больше мучать? Вечерняя прохлада немного вернула меня к жизни. Мне стало легче дышать, появилось силы наблюдать за окружением. И я с обидой вспомнил, что меня еще не кормили сегодня. Первые дни я строил из себя гордеца, но быстро понял, что если ослабею, то не смогу сбежать. Так что ел и пил все что приносят. Не ел я только с рук Исмаила, кормил меня молчаливый Казим. Еды у ногайцев было мало, однако, меня кормить тоже обычно не забывали. Живот словно сворачивался в улитку, а тело слабело от недостатка энергии. Мне хуже вне своего кочевья. Что будет, если и я слягу от голода? «Кто бы меня напоил! Воды хочу.» Мне было ужасно скучно, кроме тех моментов, когда мимо проходила Алсу. Плавным быстрым шагом, она ходила с одной юрты, на другую с посудой в руках или войлоком, иногда тащила ткани. Занятая девушка. Временами я мог разглядеть ее смуглое лицо, пухлые, словно лепестки шиповника, розовые губы, черные смородиновые глаза, с длинными ресницами, яркие брови. Потрясающая девушка! Она повзрослела, стала высокой и статной. Сердце мое сжималось, когда я ее видел. Вот так вот, сидел я привязанный к столбу позора, в изношенной, грязной одежде и украдкой на нее глядел. Красивая. Слишком красивая. Может правда не мой уровень? Но не для Айнура такая драгоценность. Алсу должна быть любимой и единственной. Я хотел ее в жены. И хотел похитить ее до сватовства с Айнуром. Но увы я не смогу пока обеспечить принцессе хорошую жизнь. А с другой стороны, ей здесь хуже. Я смогу ее прокормить в эти голодные годы. Лес лучше степей. Только куда я ее приведу, если у меня все земли разворованы, а сам я принадлежу Исмаилу, особенно сейчас? Я вообще к столбу привязан, тоже мне видный жених. Но насмешка Исмаила не выходила из моей головы. Руки чесались что-то сделать. Вот лицо будет у Исмаила, если я выкраду его любимую сестру. «А что дальше?» Эта мысль меня пугала. Как она вообще ко мне относится? Что обо мне думает? Согласиться со мной быть? Исмаил не подпускал к ней никого, заставлял прятать нежное лицо за платком. Берег сторожевой собакой ее честь. За воровство ногайки меня может постигнуть секир башка. Весь разум кричал о том, чтобы я не лез куда не надо. Но все остальное жаждало авантюры. И мести. Все же, несмотря ни на что, я верил, что стану достойным воплощением своего народа, стану независимым ханом и будет у меня прекрасная жена. Меня от мыслей отвлекли крики из ханской юрты. «Что случилось?» Я потянулся греть уши, несмотря на боль в затекших руках. Жаль, что слышно только обрывки фраз, и только слова Казима. Ибо он был голосистый и не жалел горло. А Исмаил был сдержаннее, говорил тише, но тоже с агрессией. Главная юрта чуть ли не шаталась от накала эмоции внутри. — Да как ты можешь?! Подождем, когда угробят его, а потом нас? — рявкнул Казим. Я не слышал Исмаила, но судя по всему, он не соглашался с младшим братом. — Как это не наша?! Они нас всех по отдельности порежут! — орал в гневе Малые Ногаи — Как ты посмел скрыть письмо! Решить все без меня! — Я хан! Я решаю сам! — громко прорычал Исмаил. «Кто в беде? Чье письмо? Что происходит?!» Они еще там поорали на друг друга, по обрывкам фраз, было понятно. Что Казим не хотел подчиняться Исмаилу. Как же я его понимаю. Тут с юрты выбегает Малые Ногаи с бумагой в руках, взлетает на седло и скачет прочь с кочевья. — Стой, яңра (придурок)! — Исмаил же вскочил на отцовского коня и погнался на братишкой. — Вот так страсти. — присвистнул я, с удовольствием наблюдая за возникшей передо до мной ссорой. Так интересно наблюдать за разборками со стороны. Плохо, когда сам замешан в скандал. Я пытался шевельнуться, дико устало тело сидеть в одной позе. «Сколько еще продлиться моё наказание? Где моя Агидель? Что там у меня на землях? Не хозяйничает ли там Толеген или кто хуже. Как же я устал. Видимо меня отсюда унесут уже в саване.» Тут с юрты Алтыульской Орды выпорхнула фигура с темной бесформенной одежде. Она приближалась ко мне. Я уже знал, кто идет. Мое сердце лихорадочно забилось об грудную клетку. Сама красавица принцесса пришла навестить! Я увидел близко мягкие черты лица, большие черные глаза, милую родинку на щеке и застенчиво опустил глаза, почувствовал, как покраснели щеки. Я растерялся, увидев ее близко. Слишком не по себе. — Все, что можем дать. — ногайка протянула мне вяленый кусок мяса. Я аккуратно взял зубами мясо и благодарно кивнул. — Ешь, скорее. Исмаил не разрешает к тебе подходить. — она опасливо оглянулась, бряцнув украшениями. От девушки пахло полынью и цветами. — Я освобожу тебя, сегодня ночью. — прошептала ногайка. — Почему не сейчас? — Исмаил скоро придет. Казим часто так убегает. Вернется. — вздохнула Атыульская Орда и прижала к моим губам флягу с теплым чаем. Я мигом осушил ее, давясь чаем. Мне было стыдно, но жажда была сильнее. — Мы сбежим? — Да, — улыбнулась Алсу, бросила взгляд на горизонт — Все, мне пора. — Постой! — воскликнул я — Забери мою саблю! Она застыла на мгновение, бросила взгляд на меня и исчезла за юртой. А я остался с чувством полета в колодец вниз головой. «Что за наваждение? Она меня отпустит и мы вместе сбежим?» Я чуть не подпрыгнул от счастья, упавшего на мою голову. Слишком большая радость, чтобы ее переварить. Слишком большая. «Она пришла, покормила меня и сказала, что ночью мы сбежим! Она сама пришла и сказала, что мы вместе сбежим! Она выбрала меня! Меня она выбрала!» Мне хотелось петь от удовольствия, я позабыл о усталости и раздражении, заерзал с глупой улыбкой на лице. Исмаил не заставил себя долго ждать. Прискакал, подняв пыль и спешился. Он был мрачен, словно грозовая туча. Бросил холодный взгляд на меня: — Тебе что плохо? Я не ожидал от него такого вопроса. Замер с вытаращенными глазами. Исмаил начал приближаться ко мне. «Нет-нет. Уйди по своим делам. Оставь меня в покое.» — мысленно умолял я Большие Ногаи. Ногаец опустился рядом и внимательно взглянул на меня. Я сузил глаза и глядел на него в ответ. — Что сидишь глаза лупишь, как дурачок? Голову напекло? — Я целыми днями под солнцем — буркнул я. — Конечно напекло. — Тебя ведь сегодня Казим не покормил. — вздохнул Исмаил, бросив усталый взгляд на юрту младшего брата. Ногаец выглядел подавленным. Старший ногаец, как я заметил, не мог контролировать младших. И меня не мог. Наверно, поэтому он нервным стал. Исмаил не справлялся с обязанностями, которые ему достались от Эдиге. В Ногайской Орде царил раздор. Мне стало жалко Исмаила. Я был так счастлив коротким свиданием с Алсу, что стал добрее ко всем, несмотря на то, что был притащен и связан Исмаилом, я почувствовал прилив альтруизма к нему. — Исмаил, — начал я. — Уважай желания своих подданных. Иди на уступки к младшим, считайся их мнением. Научись договариваться, не заставляй плясать под свою дудку, ищи к подход каждому. Никто не будет уважать тебя, пока ты не начнешь уважать других. Тогда твое государство будет сплоченным. Ногаец дернулся, как от пощечины, сверкнул глазами цвета меда. — Я шел на уступки и все стали наглеть! Я старался заботиться обо всех. А что получаю в ответ? Никто не ценит моих стараний! Я пытаюсь не разрушить все то, что построил нам отец. А они? И ты?! Думают только о себе и о своих капризах! Только о своих интересах, не понимая, что так мы станем беззащитны! Не ожидал, что Исмаил станет на меня кричать. Я замер, опустил глаза, мне было жутко видеть его затравленный взгляд. — Ты унижаешь меня своим неповиновением перед братом и сестрой. Тешатся явно, что даже с тобой справиться не могу. Как же раздражает твое упрямство. Почему ты просто не можешь, сделать, как надо? Почему они не понимают, что я ради них стараюсь. Сидишь еще и жизни меня учишь — прошипел ногаец. — Хочешь, чтобы меня окончательно подмяли под себя? Сколько можно уступать! Я всегда был добр, а теперь вот что получаю. — Я помочь хотел. — пробормотал я. — Так хватит вести себя баран. Не трепай мне нервы. Ты вместе с нами пойдешь в лучшие земли, там и переждем голод. Хочешь пойти за моим отцом? — Я переживу голод. Но не смогу жить без своих земель. Мне плохо, понимаешь? Плохо без Родины моей. Плохо без Уральских гор. Плохо без любимых рек. Исмаил! Мне нужна моя Родина! Пусть я там помру от голода, но помру на родной земле. — Ты просто идиот. — Я? Возможно, но я чувствую, что так нужно. Я был бы благодарен тебе, если бы ты меня понял. Ты меня не понимаешь, как и своих близких. — Не лезь мне в душу, откуда ты знаешь, что у меня с близкими? Я ли виноват, что у всех свой характер. — Я сколько дней здесь сижу, наблюдаю за вами. Некоторые вещи сильно бросаются в глаза. Ты не тиран, ты не диктатор. Это не твой случай. Пересмотри свои взгляды. — Не умничай. Какие красивые слова говоришь. Видать сказки много читал. А на деле, откуда тебе знать, как быть ханом? Ты всегда был на уровне сапогов. Оттуда еще советы даешь, как тобой править. — На уровне сапогов? Я ли виноват, что ты тупой! — Да, я сглупил, что не бросил тебя на поле боя. Не знал, что змею у груди пригрею. — Исмаил, — простонал я. — Мы уже разговаривали об этом. Я дал тебе все, что мог. Но такое отношение больше не могу терпеть. Не надо было меня спасать. Исмаил замахнулся, в руках его сверкнул кинжал. Я дернулся, лезвие вошло глубоко в столб, рядом с моей головой. — Твоя жизнь в моей власти. Захочу спасу, захочу убью. Ногаец вытащил кинжал, вскочил на ноги и был таков. Только колыхнула ногайская юрта. «Вот же я идиот. Сижу который день, решил советом помочь» Настроение мигом упало, но злость пришла позже. Обидно. Я только сейчас разозлился, не высказал ему все, а мямлил. Очень жаль. Я проглотил его слова, не смог бросить ничего в ответ. И остались невысказанные слова тяжелым камнем внутри. «Тварь. Пропади пропадом. Я ли виноват, что ты бестолочь? Сам во всем виноват, жалкий глупый хан.» — Ненавижу! — прошипел я, сверлив юрту, за которым исчез Исмаил. Я не сомкнул глаз этой ночью, все сверлил юрту Алсу. Луна скользила за облаками, подсвечивая их узорчатые края. Ночь выдалась прохладной, я не знал, как согреть себя. Хотелось выть волком, так тяжело и тоскливо стало на душе. Хотя, казалось, я должен был наоборот радоваться, что скоро сбегу обратно себе. Ночью я часто предавался к унынию, ночь сама по себе меланхолична. Я очень хотел домой. Я знаю, что у меня постоянная засуха, ужасно морозные зимы, слякоть и грязь до поздней весны. Тяжело жить в Башкирском улусе. Но, когда я думаю о своем доме, о скромной юрте на фоне старых Уральских гор, внутри такой трепет просыпается, что слезы непокорно застилают глаза. Я был ужасно привязан к дому, хотя был предком Великого Тюрка, я кочевник. Для кочевых Родиной считались люди, но не земля. Кочевники не должны быть привязаны к одному месту. Это делало их слабыми, невозможно держать большие табуны на одном месте. Но мне много не надо было! Зачем мне, если на жизнь хватало? Мне нужны были мои реки, горы, скромные степи, загадочные озера. Больше мне ничего не надо! Ну кроме еды. Но за еду бы я не продал Родину! Возможно, кажется, что я боюсь перемен? А кто их не боится? Исмаил, ему только и перемены подавай. Но дело действительно не в моих слабостях. Я держусь за Родину, потому что безгранично люблю. Мне дорог родной дом, самое важное для меня. Мой дом и память о моих родителях, в которыми связано это место. Они жили там, как я сейчас! Ходили по тем же дорогам, любовались красотой, которым одарила меня природа. Тут столько истории! Столько легенд, связанных с моей Родиной. Я чувствую связь с родным местом. И чувствую, что там мое место, что мой народ будет счастлив именно там, где должны быть. Я хочу домой! Скоро там Алсу? Теперь мы вместе с ней пойдем в наш дом. Я покажу ей красоту. Даже те места, которые скрыл от Исмаила. Мы поселимся в очень красивом уголке моей Родины. Там и живности полно в лесах, и родники сладкие, борти медовые недалеко. А какие скалы! Там мы жили с мамой. Туда спрятал мой отец Нурсулу. Без моего ведома к нам подкрасться никто не сможет, ибо это исключительно моя территория. Никто в такую глушь не суется. Там живут горные башкиры. Мы станем семьей. И будем счастливы вместе. Я буду дарить ей украшения, меха, переносить через реку на руках. Буду самым ласковым и заботливым мужем. Ханская принцесса будет окружена любовью и ни в чем не будет нуждаться. Когда пройдет голод. Да и пока ей лучше будет у меня. Может быть, дела у меня плохи, но я постараюсь сделать так, чтобы на ней это не отразилось. Не хочу быть, как брат. Айнур холодный к Марике, своей жене. Она очень грустной была помню, жаловалась, что татарин ее не любит. Алсу будет со мной счастлива! Мы будем проводить сладкие ночи… А потом у нас будут дети?! Я крепко задумался. Я-то сам еще ребенок! Не скоро будет. Ни она ни я не были полноценными олицетворениями. Неполноценные воплощения бесплодны, производить новые воплощения могут только те, кто достиг совершеннолетия. У всех народов они достигаются по разному. Это индивидуально. Кто-то за 100 лет от младенца станет взрослым мужчиной, а кто-то веками может оставаться ребенком. Кому-то надо объединить племена в общий народ, чтобы стать полноценным, а кому-то построить крепость. Кому-то надо построить ханство, кому -то и отдельного государства недостаточно. Мой отец не выдержал первенца. А кто-то плодиться и чувствует себя прекрасно.Кто-то может родить только одного ребенка. А кто-то убивает маленьких воплощений в утробе, чтобы они не питались им. Я ведь могу повторить судьбу своего отца? Мне стало не по себе. Естественно я хотел жить. Сам еще жизни не видел. Вдруг я быстро достигну совершеннолетия и новое дитя начнет меня есть? Я помру, бросив семью на Исмаила! И всю жизнь мой ребенок будет рабом и не будет помнить меня. Не хочу торопиться с детьми. Но убивать свое дите не смогу. Придется придержать коней. А захочет ли она жить без ласк? А я? Но искушение всегда будет перед глазами. Нужна ли мне вообще жена? — эта мысль словно ударила меня по голове. Никогда не думал об этом так серьезно. Мне просто понравилась девушка. И я ее захотел себе. Но к чему это приведет? А ведь Исмаил убить меня захочет. Раньше желание мести и гордость не позволяли думать о последствиях такого рискованного поступка. Сомнения крепко поселились в моей душе. Я встряхнул голову, как собака. Батыр не должен давать слабости духу. Она выбрала меня, хочет со мной сбежать. Видимо такова судьба. Да и я не обязательно должен повторять судьбу Урала. Может это шанс, который подарил мне Всевышний? Мы сбежим вместе. Я сам с этим не смог справиться. Остался бы привязанным, тут, пока не ослаб. Я все равно пойду против Исмаила. Ибо я не могу больше ему подчиняться. Он перегибает палку. Я чуть не подпрыгнул, когда увидел, что колыхнуло полотно и с юрты выползла женская фигура. Она кралась в тени, настороженно замирая, при любом звуке. Потом прибежала ко мне и начала резать веревки кинжалом. — Саблю мою взяла? — Тсс! — агрессивно заткнула меня ногайка. — Ни звука. Почувствовав свободу, я попытался вскочить на ноги. Но ноги меня не слушались, словно окаменели, мне далось это с трудом. Встав на ноги, почувствовал, что внезапно закружилась голова. Алсу тянула меня за собой, я еле ковылял на непослушных конечностях, баюкая то руки, то спину. Мы без приключений миновали юрты. Алсу остановилась и бросила взгляд на юрту Исмаила, словно прощалась с братом и последовала дальше. Я тоже взглянул на ханскую юрту. Там спит сейчас Исмаил. Казим не вернулся домой. Мы юного хана оставляем совсем одного. Даже жалко его. Но не от всего сердца, я устал сидеть на позорном столбе, все тело ломит. Мы пойдем строить свою жизнь. — Моя Агидель. — прошептал я — Где она? — Рядом где-то крутилась! — ответила Алсу, кутаясь в плотный халат. На ней была мужская шапка, но женское платье и елян. Даже ночью с далека будет видно женскую фигуру. Ногайка указала мне на темные силуэты впереди: — Там я подготовила припасы и лошадей. Позади осталось ногайское кочевье. Я пытался рассмотреть в ночной мгле фигуру лошади. Я засвистел, подражая соловью. — Тише! — шикнула на меня Алсу. — Надо найти Агидель. — Она же сама тебя находит! — громко зашептала Алсу. — Не оставлю я ее здесь! — возмутился я. Как я брошу самое дорогое, что у меня есть? Я внезапно подумал о том, что, если бы Исмаил в калым просил мою лошадь, то я бы лучше остался без жены, чем без верной подруги Агидель. Не зря говорят: воину-кочевнику лошадь дороже жены. Куда я без лошади? Но подводить Алсу я тоже не мог. Как же сложно! Ладно, она меня найдет. Осталось позади кочевье. Тусклый свет луны не освещал путь. Ничего не видно. Я шел за Алсу, ибо она ориентировалась лучше меня. Нас ждали лошади с сумками, привязанные за ветки деревьев. Я нашарил оружие и вынул саблю. Удивился и проверил другую лошадь, где не нашел, что мне нужно. — Так! А моя сабля? — Я не могла так рисковать. Я бросил злобный взгляд на нее. — Это отцовская сабля. Память о нем. — Ничем не могу помочь. В юрте Исмаила она. — Ты могла ее стащить! — Нет времени! — Алсу вскочила на лошадь. — Ты не взяла мои вещи! — Футляр с веткой взяла! — пожала плечами ногайка. — Его Исмаил выкинул давно еще, я подобрала. Я не сразу понял, что она имела ввиду мою флейту. Но почему не саблю? — Дай. — я потянул руку. Ногайка тяжело вздохнула и вытянула кожаный футляр. — Идем уже! Я вытянул курай и заиграл на нем. Тот раз в поле именно звук курая привел ко мне Агидель. — Ты совсем? — рявкнула Атыульская Орда, но я упрямо играл. Нежная мелодия раздалась в ночной тиши. Из туч выглянула луна, озарила прозрачным светом степь и я увидел, как к нам скачет лошадь. Сколько счастья и восторга я испытал, увидев знакомую фигуру. Вскоре мы дружно скакали по ночной степи. Я был счастлив. После стольких дней без движение, ощущение было такое, словно я лечу. Мне не хватало этого: бешенной езды верхом. Я соскучился по Агидели. Соскучился по ветру. Правда омрачала мысль от том, что моя сабля осталась у Исмаила. Я должен был ее вернуть. Но не сейчас. Ближе к границы мы замедлили ход, ибо Алсу старалась не загнать свою лошадь. Мы скакали легкой рысцой и теперь я мог поговорить с ней. — Отпусти ее и пересядь ко мне.- предложил я. Алсу повернула ко мне лицо, но я не видел в темноте ее лица. — А потом что? Пешком? — Ну почему? Агидель справится. — Ты уступишь мне лошадь? — Так мы же домой! — удивился я. — Почему ты решил, что я пойду к тебе? Я не сразу понял. Но внутри рухнула, построенная мной башня. — Как это? — спросил я. Алтыульская Орда ответила не сразу. — Я люблю Нурали. — произнесла она. Я чуть не упал с лошади от такого признания. Больно укололо в груди и обида подскочила к горлу. — Тогда я причем? — Одной страшно. «Мной воспользовались. И ей все равно на меня. Она это не скрывает. И на саблю мою тоже. Она и не собиралась мне помогать. Ей просто нужно, чтобы я помогла ей. Лучше бы я бросил ее и забрал свою саблю!» — Исмаил подумает на меня! — рявкнул я. «Вот же подлая…» — Но ведь меня у тебя не будет. Так что нечего бояться- легко ответила Алсу. «Ничего себе! Ничего себе!» — мысленно возмутился я. С глаз упала пелена. Передо мной было не милое нежное создание, а довольна расчетливая… — Ты ведь знала, да? Что ты нравишься мне? -прошипел я, еле сдерживая гнев. — Нравлюсь? Так ты никак не этого не показывал. — Да как! — воскликнул я и задумался. «А что я мог делать? Я не имел права ухаживать за ней. Но действительно, как она могла знать. Но как она полюбила Нурали? Где они встречались» — Исмаил тебе не говорил, что я просил твоей руки? — быстро произнес я. Алсу уставилась на меня. — Нет. Я рад, что в темноте она не видит мое лицо. Так как все эмоции у меня обычно на виду. Мне нравилась Алсу, но я ни слухом ни духом. Наблюдал со стороны. Я не думал о том, хорошо ли будет ей со мной? Мне казалось все легко. Что я захочу постараюсь и все будет хорошо. Но… У Алсу были свои планы. А я просто способ его достичь. — Ты обиделся на меня? Я тебе сбежать помогла. — возмутилась ногайка. «Оставила бы меня на столбе позора!» Я ничего ей не ответил. Глотал обиду, стыдился своих фантазий. Меня отвергли. Не ответили взаимностью. И ей хоть бы хны. Да пусть катиться, хоть Айнуру, хоть Нурали. Однако, почему я выдохнул? Мне легче стало на душе от мысли, что я вернусь один, зато я ответственен только за себя. Но все же ужасно обидно. Я же уже всю нашу жизнь распланировал. — Ты проводишь меня к Нурали? Я не отвечал долго, уж больно я был обижен. — Пожалуйста, помоги мне! Я не останусь в долгу. Я недобро усмехнулся: — Моя сабля была бы хорошей оплатой. Больше мне ничего не надо. Я провожу тебя к казахам, но ты останешься у меня в долгу. — Но…- начала Алсу. — Я все сказал! Больше ни слова! Не хочу с тобой разговаривать. — прорычал я и погрузился в свои мысли. Предаться своим страданиям я не успел. — Чую постороннего! — воскликнула ногайка. — Он впереди! — Исмаил? — Нет, чужеземец! Надо прятаться. — Нас двое, он один! — буркнул я и ткнул пяткой в бок Агидель. «Делать нечего, еще прятаться. Я был в власти своих эмоций, поэтому пошел на таран. Не хочу бежать!» — Стой! — Алсу вынужденно последовала за мной. Впереди возникла черная фигура всадника. Я скакал прямо к нему. Снова выглянула из облаков луна, освещая путь. Когда я был близко, рефлекторно выхватил ногайскую саблю, но тут напряжение отпустило меня. Это был Айнур. Тот сузил зелено-серые глаза словно увидел врага. Быстро пробежал взглядом по нам, пытаясь успокоить свою лошадь, та всхрапывала, раздувая ноздри. Он сам был напуган моим резким появлением. Куда это он так свою лошадь гнал? Ногайка ахнула. Я ощутил ее страх, ее паника передалась и мне. — Спокойно! — буркнул я. — Не отдам я тебя ему. — Так, и что вы тут делаете? — потянул Айнур вместо приветствия. Мне не понравилась его невежливость. Он счел ненужным со мной поздороваться, к тому же этот его тон. Оправдываться перед ним я был не в настроении. Сам плохо начал диалог, я продолжу. — Остановимся там! — я указал на лес. — Там и поговорим. Я бы поговорил с ним здесь, но небезопасно в открытой местности, пока языком треплем, может объявится и Исмаил. Пусть темно, но безопасность важнее. Я свернул Агидель в сторону леса, потянув поводья лошади Алсу за собой. Айнур последовал за мной и ни слова не сказал в пути. Но от него исходило такое напряжение, что воздух рядом с татарином становился густым. Мы давно не виделись, он не появлялся на моих территориях. Совсем меня забыл, а теперь при случайной встречи вот так меня встречает. Ну подумаешь, не будет у него третьей жены. Он сам сказал, что ему она не нужна. Что злиться теперь? Когда я понял, что теперь мы спрятаны от глаз между стволов деревьев, спрыгнул с Агидель. Алсу была бела, как полотно, словно вот-вот собиралась упасть в обморок. Она потянулась ко мне, я подхватил ее и помог спуститься. Мы были спрятаны между деревьев, но в полянке было светло. Я видел лица Алсу и Айнура. Надеюсь луну не закроет туча. — Ну и? — нетерпеливо произнес Айнур, оперевшись на своего вороного коня, он стучал пальцами по своему седлу, что показывало в нем нетерпеливость. — Алсу, можешь оставить нас ненадолго. — обратился я девчонке. Она, не поднимая взора, кивнула, то белея, то краснея, перебирала край своего халата. — Погоди, я хочу поговорить с ней отдельно! — остановил ногайку Айнур. — Зачем? — я невольно сделал шаг вперед, тем самым загорождая ее собой. — Ты все можешь спросить у меня. Алсу опасалась казанца. Так что, ничего хорошего из их разговора не выйдет. Да и с чего это я должен уходить? Что такого они должны обсудить без меня? Айнур перевел взгляд на меня, в его глазах кипел неподдельный гнев, словно я бросил в реку все его сокровища и сказал: счастье не в деньгах. Но за что ему так злиться на меня? Я искренне не понимал. Айнур приблизился к нам и толкнул меня в сторону, оказавшись возле Алсу. Та широко распахнула ресницы, сверкнула влажными черными глазами, сделала шаг назад, стрельнула взглядом в мою сторону. — Ты совсем чтоли?! — рявкнул я. За что он обиделся я припомнить не мог. Расстались же на доброй ноте в последний раз. — Ты по своей воле с ним? — быстро спросил Айнур, не обращая внимания на меня. Понятно. Алсу захотел собой забрать. Я не мог этого допустить. Все же дал обещание выпровожу эту девчонку в казахские степи. Мне нужно было заявить свои права на нее. — Я выкрал ее с кочевья, теперь она принадлежит мне. — ответил за Алсу я. Айнур даже не повернулся ко мне. Ему вообще не нужны были мои ответы. Разве так реагируют на то, что будущая его жена досталась брату. Ни шока, ни удивления. Словно у него такое каждый день случается. Но почему именно я! Почему я вечно попадаю в такие ситуации и наживаю себе проблем. Я бы рассказал все Айнуру, но Алсу это не простит. Для нее Айнур чужой. Так что, вариант, что она сама развязала и сбежала с юношей, который ей не родственник, чтобы встретиться с другим, отпадает. Честь свою никогда в жизни не отмоет. Лучший для нее вариант быть украденной, ибо тут к ней нет претензии. Она покорна и чиста, без ее воли решили судьбу. Таковы тюркские традиции. Жестоки к женщинам из покон веков. А воровство девушек не считается преступлением. Даже наоборот. Есть такая традиция, называется барымта, когда с соседних племен ворует девушек себе в жены. На такое способны только самые отчаянные. У олицетворений это редкость. Украсть у сильнейших воинов принцессу это сильный поступок. Айнур мог бы и повосхищаться. — Я отвезу тебя обратно. — произнес Айнур, игнорируя шокированного меня. Он делал вид, что меня здесь нет! — Нет! Нет! — замотала головой Алсу — Я не могу! — В чем дело? Ты не бойся, отвезу своему брату, я не смею обидеть девушку, в отличии от некоторых. — В отличии от меня? — прошипел я. — Мне нельзя. Не могу вернуться домой женщиной! — прошептала Алсу и густо покраснела. Я чуть не выпал осадок от такого заявления. Видимо, Айнур тоже, он медленно развернулся ко мне со странным выражением лица. " Я с ней?! Где? В голой степи?! Может сразу в кочевье Исмаила? А может в кустах, как собаки? В условиях погони?! Тварь… Вот так выдумала. Неужели Айнур ей верит. Я похож на того, кто сворует и обесчестит в кустах девушку? В мыслях такого не было! Не говорю, что мне чуждо влечение. Нет конечно, я не каменный. Но не таким же образом! Для меня ночь с женщиной — серьезный шаг. Все же представляю сладкую ночь с тем, кто будет меня любит, а не использовать в своих целях!» Мы долго стояли статуями, таращась на друг друга. Я пепелил взглядом Алсу, Айнур пепелил меня, Алсу бросала растерянный взгляд то на меня, то на татарина. Наконец, я с большим трудом вернул себе дар речи. — Алсу, оставь нас наедине. — произнес я второй раз. Ногайка взглянула на меня с ужасом на лице, кивнула и убежала, исчезла длинная юбка за деревьями. — Так ты украл ее? — беспристрастно спросил Айнур. — Да! — твердо ответил я, стараясь быть как можно убедительней. — С самого кочевья. Прости, но она давно мне нравится. А у тебя уже есть жены, ты сам говорил, что Алсу тебе не нужна. Как и я говорил, украсть девушку у опасной семьи это авантюра не для трусливых. Нужно быть безбашенным и храбрым идти на такой поступок. Но видимо Айнур расстроен, что ему не досталась третья жена. Скоро все равно узнает, что и братишке тоже. Но пока побуду отчаянным джигитом на его глазах. Но я потом все ему объясню. Он поймет и сохранит эту тайну со мной. Может сейчас рассказать? Айнур схватил меня за плечи и всматриваясь в мое лицо. — Что ты делаешь? Алйот чтоли? — я вырвался из его рук. — Мало кому хватить совести! Отвратительно. Ты отвратителен. Прям как и твой отец. — начал он трясти меня за воротник. Я перепугался такой реакции. — Эй! Причем тут отец? — сжал я холодные руки татарина, стиснутые за мою рубашку. — Я помню, я все помню! Моя мама была счастлива, но этот злодей утащил ее от нас! Мне страшно думать о том, что он трогал ее, такую нежную и беззащитную своими грязными руками. Он говорил о том, что когда-то мой отец украл жену у Волжской Булгарии. Это историю я знал. Но Айнур избегал эту тему всегда! И звучала она ужасно, не так романтично, как я представлял. Никогда в жизни я не видел эту картину глазами Айнура. Неет, я не хочу даже думать об этом. Да как он посмел?! — Ты совсем? С чего ты решил, что мой отец поступил так? — Ты тому доказательство. Меня ошарашил его ответ. Я, который хотел объяснить, что к Алсу не прикасался и не собирался этого делать. Эта змеюка меня использовала. Но уже не мог говорить об этом. Меня словно ударило молнией такими словами. Я забыл, что хотел объясниться. Эта ситуация, какой бы она не была ненормальной, ушла на второй план. Так как он рассказывал мне о моих родителях! Я долго ждал этого. Но мне не нравилось то, что он говорит. Это должно было быть не так. И я не сразу понял, что Айнур имел ввиду под своим «Ты тому доказательство». — Чего я доказательство? Айнур злобно вздохнул, это выглядело бы забавно, если бы не эта ситуация. — Ты плод насилия. — сквозь зубы прошипел Айнур. — Ах вот так значит ты обо мне думаешь? — потрясенно выдохнул я. Теперь я понял, почему старший брат временами был добр ко мне, а временами смотрел с неприязнью. Я для него ходячее напоминание о том, что мой отец украл жену Волжской Булгарии. Одно мое рождение для него было трагедией? Но если это так, то почему надо было пытаться наладить со мной контакт? Дал бы понять, что я ему противен и ничего это не исправит. Ибо дело было в моем рождении. Я бы сам не мучался от то жара, то холода от самого близкого по крови воплощения. — Да и почему именно насилия?! У них семья была! — рявкнул я. — Она по своей воле с ним ушла? Все было перед моими глазами! Моя мать хотела этого гада застрелить, но он перехватил стрелу у своего лица. Ох, как же он разозлился! Как маму поймал и за шкирку бросил через седло! — Перехватил стрелу у своего лица? — впечатлился я. — Разве такое возможно вообще?! Машалла, стрелы на лету ловил! Айнур вспыхнул еще сильнее, видимо ожидал от меня не такую реакцию. — Никакой жалости. — сплюнул Айнур. — У меня была семья. И обычно семьям полагается иметь ребенка! — возмутился я. — Моя мать была пленницей! Гад отомстил ей за атаку и моему отцу из-за своей зависти. — Я родился до смерти Урала, мама могла сбежать. Но не сделала этого. — Сбежишь там, если на твои земли Урал поселил разбойника. — Ты о Карагуле? Воплощении каракипчаков? Он же братишка маме был! — Разбойник, не знающих, что такое честь. — У него был тяжелый характер, но воинский кодекс соблюдал. — Шакал себе подобных защищаешь! Он держал мою мать в плену. — Зачем ему это делать? Хотела бы ушла. — Тебя он не отпускал. А мать не могла тебя бросить. — А я ему зачем? — Уралу он многим обязан. Да и с тобой бы утекли к врагам большая часть земель и другое наследство. — Он мог просто пнуть малолетнего меня с моих земель. — произнес я, но вдруг понял, что оправдываться толку нет. Да и что я пытаюсь оправдать? То что я родился? Дело только в том, что я родился? Он ненавидит меня, потому что я родился у Урала, а он его ненавидит. — Если ты ненавидишь меня, — начал я, чувствуя как меня трясет, толи от злости толи он чего-то другого — То зачем же ты навещал меня, учить пытался, в гости звал, подарки дарил? Дал бы понять все сразу. Ненавижу, неприятен и все! Зачем весь этот спектакль с заботой? — Я долго наблюдал за тобой. И доказывал себе, что ты не виноват в грехах своего отца. Даже казалось, что в тебе проявляются материнские черты. Но я ошибался. Думал хоть какая-то от тебя польза, выпил жизнь со своего отца. Но ты так же ведешь себя как этот головорез. Я думал что ты лучше, чем он. Просто бессердечно взять и украсть! Твой отец такой же! Глуп и невероятно зол. Ужас! Как таких как он вообще земля носит?! С каждым разом он все больше и больше бросался жестокими словами, которые острыми иглами впивались в душу. Как он так об отце моем! Папа конечно лучше меня! Лучше, потому что это отец. Он самый лучший! Ведь это он мастерил мне колыбельку, хотя в это время я выпивал его жизнь. Он любил меня, хоть и нам не суждено было встретиться. — Он лучше чем я. Не смей говорить о нем такое. Я был бы счастлив, будь он жив.- растерянно пробормотал я, все же не совсем понимая, почему заслужил такую ненависть. — Он в тебе живет. — Что? Как это? — Ты и есть он. Переродился, и суть та же. Точно он! За какие такие грехи ко мне вернулся самый ненавистный мне оли… Нет существо, зверь дикий с примитивными мозгами. Так еще и мне братом вернулся! Моя мать столько пережила ужаса, а без нее рос. А тут снова этот негодяй! А я еще и нянчился. Машалла! Знал бы что это бесполезно. — Я на маму похож. — неуверенно выдавил я, оглушенный его признанием, меня словно окунули в глубокий колодец головой. Переварить эту мысль было сложно. Несмотря на свою вспыльчивую натуру, я лишился способности скандалить. Я не знал, что сказать. Что делать. Слишком неожиданно. Слишком непонятно. Что только что произошло? — Ни капли! Даже не смей связывать себя с ней. Я стоял долго, молча смотрел на Айнура. Кто это передо мной? Язвительный высокомерный брат, который был уверен, что знает лучше, как мне жить. Или тот, кто возненавидел меня с самого рождения. Заклятый враг. «Почему он так? Мама же сказала, что старший брат меня полюбит, как увидит. Что тогда не так?» Признание брата ужалило меня, сейчас только я подумал о том, что даже и не чувствовал вины в том, что Урал увял за короткое время, потому что в утробе матери я энергетически присосался к нему, как паразит и выпил его до смерти. Прекрасная Нурсулу, похищена у булгарского хана, стала женой моего отца и родила ему сына. Я должен чувствовать вину? Я был настолько впечатлен оставленными отцом игрушками и обласкан матерью, что даже не задумывался о том, что сломал жизнь двум олицетворениям. Почему сломал? Маме явно было лучше с моим отцом. Он был хороший. А Урал сделал все, чтобы дать мне понять, что ждал меня. Часто случалось, что воплощения, почувствовав, что нерожденное дитя убивает их, уничтожали плод до рождения. Было много действенных способов, жестоких, но рабочих. У отца был выбор. И он его сделал. Никто меня не обвинял в его смерти. Даже близкий его друг каракипчак. Никто не обвинял меня в том, что у матери была такая судьба. Разве плоха была? Ее держали в темнице? Она была полноправной хозяйкой в башкирской юрте. Алмуш говорят был очень жесток. Разве мама была бы с ним счастлива? Я мертвой хваткой сжимал рукоятку своей сабли. Меня раздражало высокомерное выражение лица татарина. Он что? Хочет, чтобы я падал на колени и извинялся, что родился? Я должен был как-то искупить свою вину? Чувствовать себя виноватым, потому что видите ли ему плохо на меня смотреть? Пусть провалится со своей обидой. Как раз таки перед ним я не обязан извиняться. Он сам был той еще сволочью. Злоба колючей змеей зашевелилась внутри, заставив кровь бежать быстрее. Меня бросило в жар. Очень хотелось его ударить побольнее. Все равно, что опасный противник. Все равно, что брат. Все равно, что будет мстить. — На себя посмотри! Самый подлое олицетворение в мире. Подлый, злобный, мерзкий, жестокий! Ты весь гнилой внутри! — закричал я, потом продолжил — Подлый! Подлый! Змея! Ты змея! Настоящая змея! Как ты посмел! Мой отец заботился о матери и дал ей все, что мог. Мама не держала на него обиду. Хотела бы вернулась к Алмушу. А ты сам? Хороший ли муж?! Вы с Марикой любите друг друга, однако, ты плевал на это и взял в жены дочку Джучи. Потому что принцесса! — Да как ты смеешь так со мной разговаривать, сопляк! — сверкнул глазами Айнур. — Принцесса тебя любит? А Марика любит, но ты сделал ее несчастной, однако и не отпускаешь от себя. — При мне они оба живут как в сахаре, не знаю с чего это ты взял? — Ой, а то я не знаю. Все вокруг об этом говорят. Еще и про моего отца говорит. Себя не знает. Ради выгоды женился, ужас! Отвратительный здесь ты. На мертвых еще наговариваешь! Ты и мизинца не стоишь такого сильного война, как мой отец. — Мерзавец, а я еще и пытался тебе помочь. Оказывается вот ты какой. Пригрел змею на груди. «Я это уже где-то слышал» — вяло подумал я. — Разве это помощь была? Вреда ты мне тоже много сделал. — Я больше не могу. Следил я за тобой ради своей матери. Ибо она потратила свою жизнь на никчемного тебя. И зачем она это сделала. Бросила бы тебя, ты бы все равно не пропал, кутенок. И сделала бы все, чтобы вернуться. Посмотрим, что ты можешь без меня, неблагодарный. — Прекрасно проживу. Лучше бы никогда тебя не видел! Ты был сволочью, а не братом. — Ты ничего из того, что я для тебя сделал не заслужил. И ты не достоин моей матери. — Твоей? Она мне мама! Мама выбрала меня. — с удовольствием прошипел я, видя, как заиграли желваки на лице татарина. — Она могла бы оставить меня и уйти. Но я хорошо помню, как она меня любила. — Больно длинный у тебя язык для жалкого кутенка. — Айнур вынул саблю, звякнув выделанным золотом и драгоценными камнями ремнем. Я тоже уже предвкушал битву. Я был настолько зол, что мне хотелось его кромсать. Он заплатит за свои слова. В руках я сжимал ногайскую саблю. Жаль не отцовскую. Я отвечу за его честь. Замер лес, который словно сам замолк в напряжении и ждал развязки трагедии, либо комедии. Кому как. — Стойте! — раздалось в этой тиши. Краем глаза я заметила, что мелькнуло что-то темно красное. Я вздрогнул, перед нами опустился белый платок. Запыхавшаяся Алсу встала между нами. — Заканчивайте! — более уверенно крикнула она, подобрала платок и подняла его над головой — Никаких драк между братьями. — Он мне не брат! — одновременно произнесли я и Айнур. Мы не имели права продолжить бой. Таков обычай. Женщина может остановить даже войну, бросив платок между врагами. Сабли ушли обратно в ножны. Мы не отрывали от друг друга взгляда, казалось, что между нами так загустел воздух, что вот-вот и молния сверкнет над нашими головами. Мы теперь были чужими друг другу людьми. — Гаденыш. Изживу тебя, я тебе это обещаю. — зловеще прошептал Айнур — Ты уверена, что остаешься с ним? Ты принцесса, а он нищий! — Уверена! — произнесла Алсу. «Катись ты коварная» — мысленно ответил я — «Это все из-за тебя!» Айнур вздохнул, резко развернулся, вскочил на коня и был таков. Он ускакал в сторону ногайского кочевья. А я без сил опустился прямо на колючую траву. Горло крепкой рукой сдавила обида. Больно было от его слов. Не сказал бы, что был так привязан к Айнуру. Я всегда интуитивно чувствовал его холод, какую-то неприятную тайну. Но все же я надеялся, что он в итоге относится ко мне хорошо. Его признание слишком сильно ранило меня. Перед глазами мелькнули воспоминания, как казахи братья резвятся вместе. Как Толеген чуть что, то грозится, что придет с братом. А тот то защищал его, то отсчитывал. Они любили друг друга. У них была связь. Какие теплые отношения! Они опора друг другу в этом и так тяжелом мире. Мне так хотелось иметь брата. Как же завидую я Толегену и Нурали. Как же они близки! Мы с Айнуром все равно бы не стали такими близкими братьями, как казахи. Хотя потому что, он не хотел, чтобы я рождался. Я упрямо не смотрел на девушку. Та молча ждала меня. Потопталась на месте, отошла, села ждать меня у дерева, благоразумно решив, не стоять над душой. Насколько же темна была ночь, хотя и освещалась полной луной с серебристой каемкой. Черная ночь, черная правда. Деревья нависали черными ветвями надо мной. «Что я ему сделал? Неужели только из-за того, что я родился на меня обрушилось столько яда и злости? Но разве это моя вина?» «Переродился…» Была одна древняя легенда. Точнее даже не легенда, а просто считалось, что если новое олицетворение, будучи еще нерожденным, выпивает одного из своих родителей, то погибший просто рождается в новом ребенке. Реинкарнация. Тем более, как правило, дитя очень похоже на этого родителя. Но это было просто легендой! И обычно не акцентируют на этом внимание. Никто мне не говорил, что я перерождение отца. Когда я был маленьким, мне четко сказали, что такая бестолочь, как я не может быть реинкарнацией сильного и сурового Урала. Ибо неженкой я был в мать. Да и с перерождением разве не должна сохраниться память? Толку то, если появляется малыш, которому предстоит только набираться опыта и развивать свой характер. Учиться снова пользоваться ложкой и надевать штаны. Кто бы мог подумать, что Айнур свихнется на этой почве. Вроде самый умный считался, а мается ерундой. То что он ненавидел моего отца я знал, но не ожидал, что эта ненависть обрушится на меня. Знал бы я сразу, не общался бы с ними вообще. Хороших отношений не было бы. У меня нет шанса. Он ненавидит меня за то, что я родился. Тем более вполне банальная история: украли девушку, родился я, разве это не замечательно? А ничего, что я и на мать похож? Был бы жив отец, Айнур бы по струночке ходил, улыбался. Это на меня силенок хватает. Это пока. Но ответить я могу. Если я Урал, так и не должен распускать сопли. Он бы такого не терпел. Он ненавидит меня, а теплые чувства проявлял из чувства долга, который он сам себе придумал, потому что скучал по матери. Я и есть отец… Был бы я отцом, то я был бы грозой степей. Я не могу быть отцом, я другой. Даже если я был бы отцом. Даже если он был бы плохим. Если бы я был плохим. Был бы? Что я из себя представляю? Что хорошего я сделал, а? Но… Я без него знаю, что был причиной смерти Урала, я знаю, что мать всю жизнь посвятила заботе обо мне. Мне уже это говорили, но никто и не думал меня обвинять в этом. Даже грубиян Карагул, старый степняк с злым языком, не заставлял чувствовать меня виноватым в том, что умер Урал, что Нурсулу трепетно заботилась обо мне. Но ведь если так посмотреть, я же действительно убил своего отца, он умер не своей смертью. Я выпил его жизненную силу. Мать тоже потратила жизнь на меня. Потратила? Зачем она это сделала? Хах, потратили на меня свою жизнь. Нет, подарили. Подарили! Отец подарил мне жизнь, не пожалев себя. Так же сделала мать. Я же их дитя. И они дали мне все, что могли. Наверно, именно эта мысль не давала мне чувствовать себя никому ненужным. Обрывала чувство вины. Я чувствовал, что в малолетстве и даже когда не родился я был для кого-то сокровищем. Я был важен для кого-то…когда-то… Столько бессовестных олицетворений поживают в мире. Но почему именно я не должен иметь права на жизнь? Кто дал ему право решать, жить мне или не жить? И как жить. Вот так значит? Я зверь? Кутенок? Ни на что не годен? Так оставил бы меня в покое! После в груди закипел гнев. «Да как он смеет! Что я сделал ему?! За что так со мной?! Только из-за того, что родился? Это же нечестно!» -хотелось закричать мне, но присутствие Алсу заставляло держать все в себе. Слезы непроизвольно скатились по щекам. Я с ненавистью смахнул их. Ну чего это мне расстраиваться и раскисать. Я же чувствовал, что не любит он меня. Но не ожидал, что в себе он держал столько ненависти по отношению ко мне. Я ведь не догадывался даже. Что ж, хорошо. Я все понял. Я не должен его слушать. Он желает мне зло. Поэтому ударил меня как можно больнее. Больно. Обидно. Почему вообще такие злые, гнилые воплощения достигают высот. За что им такая награда? Они же терзают тех, кто слабее. Не время раскисать, пора идти. Исмаил наверно уже спохватился. Ничего, рядом уже мои земли. Он нас просто так не найдет. Я тяжело встал на ноги и подозвал Агидель. Алсу, приблизилась ко мне, остановилась в нерешительности. Мне было слишком плохо, чтобы как-то на нее реагировать. Она дико раздражала меня одним своим присутствием, бесстыдной ложью. Я бы в глаза не смог после такого смотреть. — Он тебя сильно обидел? — спросила она. Я взглянул на нее таким злобным взглядом, что казалось бы бойкая девушка совсем растерялась. — Нет! — рявкнул я. Алсу вздрогнула, но не опустила сочувствующих глаз. Я пришел к мысли, что она подслушивала нас. Да и что подслушивать? Весь лес слышал наш скандал. — Спасибо, что не рассказал обо мне. Ты спас мою честь. Я ничего не ответил, потискал свою лошадь за гриву, это меня всегда успокаивало. Пришлось прикусить до крови губу, чтобы сдерживать себя. Ненавижу ее. Как же обидно и больно мне. Была бы умнее, убежала бы от меня. Или хотя бы извинилась. — Не слушай его, ты очень хороший. А вот твой брат не самое доброе олицетворение. Отец говорит, что такие, как он не умеют любить, у него вместо сердца камень. Поэтому не жди, что он тебя полюбит. Он никого не любит, я боюсь его. Не хочу быть его третьей женой. — Ты тоже меня обманула — прошипел я — Собирайся в дорогу, я провожу тебя к Нурали. Сил моих больше нет тебя видеть! Поторопимся, Айнур явно скрывать не будет от твоего братца нашу встречу.