Не важно

Трент не верит своим ушам впервые в жизни. Странно, но именно на них он успел привыкнуть полагаться не рассматривая других вариантов. Сначала ему показалось, что он разучился играть на гитаре. А потом вдруг понял, что ему вообще-то не показалось. Осталось только придумать как сказать об этом группе. Понимать или узнавать из-за чего ему хотелось в последнюю очередь. Есть дела и поважнее, а это не входит в его жизненную философию. Поднимать шум и показывать свое недовольство не в его стиле — слишком много лишних движений выходит. И в целом, все это незачем. Мир никак не изменился, вселенная не всхлопнулась, планета не раскололась значит все в порядке. Да и в принципе, зачем делать вид, что его это беспокоит? Где-то он слышал, что из любой ситуации есть выход и он с тим полностью согласен. Ему хватает одной таблетки и он уже чувствует мотивацию начать заново учиться общаться со струнами. И пусть решение доверять таким методам как выходу из проблемной ситуации не самое перспективное занятие, это все же лучше, чем пойти рассказать все матери, которая не вылазит в реальный мир уже шестнадцать лет, или еще лучше, спросить о помощи у «умных взрослых». За свою жизнь он крепко уяснил, что родителям и взрослым доверять нельзя. На них почти никогда нельзя положиться, поэтому лучше просто ничего не ждать. Если не очаровываться, не придется и разочаровываться. И он не пессимист, скорее наоборот. Он помнит, что жизнь может быть сукой, и он даже знает какой. И это бы продолжалось и дальше, но родилась Джейн. Это было реально радостное событие, хотя ему и было тогда всего семь, это неважно. Например, когда родился он, то его отец говорил матери, что не хочет иметь ничего общего с очередным отпрыском семейства Лэйн. И в чем-то, он даже его понимает. Его мать никогда не отличалась умением планировать свое будущее, он сам бы вряд ли захотел провести жизнь с такой женщиной. Так что все же, разница есть. Тренту никто не рвался помогать во взрослении, никто не хотел заменить ему родителей, поэтому когда родилась самая младшая из Лэйнов, он вдруг принял слишком взрослое для семилетнего решение — стать для Джейн тем, в ком он нуждался, но тот так и не пришел. Тренту до сих пор кажется, что пик его развития припал на десятилетие, потому что потом жизнь пошла по наклонной, а он, словно забив на законы биологии, в регресс. Но Джейн не такая, Джейн молодец. Он правда ею гордиться. Она самая талантливая художница и самый лучший человек. Иногда, в перерывах от мыслей о новом названии его рок-группы, он думает о том, что его сестра точно не закончит как ее мать и точно не будет жить его жизнью. Потому что оба варианта просто жалкие. Он иногда забывает, как зовут его мать, а о себе он забывает свой возраст. Но второе скорее приятно, чем плохо. Просто когда он задумывается о том, что ему уже двадцать три, то он понимает, что стал тем самым взрослым, на которого нельзя положиться. Думать об этом ему не хочется, а еще ему не хочется, чтобы так о нем думала малышка Джейни. Она действительно заслуживала на детство, которое никто так и не смог ей дать, еще она заслуживает на любовь. Любовь, которую только он в состоянии ей дать. Как-то она сказала ему, что он самый ахуительный брат на свете и ему тогда очень захотелось, что это было правдой. Потому что знает, что в самом деле он не ахуительный, а ёбнутый. Потому что нужно быть в край ебанутым, чтобы хотеть собственную сестру. Это слишком даже для Лэйнов. И нет, ему не интересно что бы сказала об этом мама, или тот, которого он никогда не видел, но его типа принято называть отцом. Джейн единственная, которая реально видит смысл в текстах песен, которые все непросвещённые называют глупыми. Она всегда была не такой, как все. Хотя, а можно ли вообще быть такой как все и иметь влюбленного брата под боком? Наверное да, если не знать о том, что он влюблен. Но она даже так умудряется быть особенной. В его голове звучит тот самый слабый смешок, переходящий в кашель. Кашель выходит из плоскости мысли и становится реальным, таким реальным, что от него теперь болит в грудине. Как жаль что ее нет дома, его опять некому утешить. Таблетки уже успели надоесть, а от порошков отходняки нечеловеческие. Меньше всего он хочет, чтобы сестра узнала, что ее брат торч. Но он оказывается слишком плох в конспирации, она узнает. Найдет и узнает, но ничего не спросит, ни в чем не обвинит. Это же Джейн, она же его сестра, она поймет. Трент еще долго смотрит в зеркало ванной, чувствуя марку на языке и наивно надеется, что и его чувства малышка Джейни поймет тоже. Должна понять, они же одной крови. Это же не его вина, так ведь? Потому что если такая субстанция как душа все-таки существует, то он не может себе представить, что нужно такого сделать, чтобы в этой жизни его так «наградили» за грехи. В чем он так провинился? Обречен всю жизнь пропускать всех женщин мимо, не замечать никого кроме нее. И все это в то время, когда для нее открыт весь мир и она может видеть всех. Живя в этой реальности, он успокаивает себя только тем, что видеть не всегда равно замечать. И что возможно она тоже когда-нибудь поймет, что ей не нужно далеко идти за тем, чтобы получить любовь. Ведь он всегда будет ждать ее дома. Даже тогда, когда время в одиночестве растягивается словно резина. Кстати о времени — оно только что перестало существовать. Он так может и пол дня в ванной провести. Хотя кому до него есть дело. В сущности никому. Джейн вряд ли придет сегодня. Но ему не привыкать. В этом доме всегда так было — никто никого не видит, не слышит, не замечает. Но он не такой и он точно знает, что Джейн тоже не такая. Потому что он всегда ее замечает, как самое яркое пятно на серой стене. Как снежно-белую луну среди россыпи бледных звезд. Но сейчас он уже не видит серой стены в ванной, ее плотно перекрыли цветные пятна. Они везде в его глазах, куда бы он не посмотрел. Прямо как сестра — она тоже в нем везде, течет в его крови, где бы он не порезался. Ему кажется, что в комнате звонит телефон, даже если так, это уже не важно. Возможно звонящий так и не дозвониться, но это тоже не важно. Это жизнь, лучше просто плыть по течению, ни к чему убивать время на отрицания и скорбь. Еще более ни к чему тратить время на бессмысленную борьбу, даже если это борьба с собой и собственными привычками. «А если это Джейн звонит?» — вдруг пронеслось у его в голове. Если она сейчас тщетно пытается до него дозвониться, а он уже угашенный? О нет, он опять думает слишком много. Трент опять вспомнил о том, о чем хотел забыть. И самое смешное в этой жалкой ситуации это он сам, который сходит с ума в попытках перебороть себя. Она его вредная привычка, почти что на уровне с наркотиками. И это не просто красивые сопливые слова. Это реальность, ведь и в том и в том случае его зависимость могут пресечь копы. Ему не повезло, что Лондейл это штат Калифорния. Здесь инцест карается законом. «Только если поймают» — говорит ему демон в его голове. Трент прекрасно знает, что именно он бы первым сдал его, если бы мог. Но Трент больше не здесь, а значит уже не важно. Жаль конечно, что он ее так любит. Неприятно жить, зная что скоро умрешь и твой любимый человек останется один на черном свете. Но кто-то говорил, что лучше любить, даже если твое сердце разобьют, чем не любить совсем. Он настойчиво напоминает это себе каждый раз, когда стает совсем плохо. Но в этот раз все по-особенному. Он не остановился на одной марке, ее оказалось слишком мало. А теперь, когда сердце долбит грудную клетку в бешеном ритме, Тренту одной жизни кажется мало — она ведь может так быстро закончиться. Если допустить, что он сейчас умрет, то жизни было правда мало. И ему плевать, что на земле есть дети, которые даже до первого года не доживают. Ему эта жизнь не для себя нужна была. Двадцать три года — ничтожно мало, ему нужно хотя бы вечность, с условием перерождения, чтобы любить одну-единственную. Трент ругается себе под нос. Боль в груди невыносима, сердце вот-вот выпрыгнет, но он знает, что все в порядке. Ведь это она пришла за ним, пришла забрать его себе окончательно. Он видит ее перед глазами — малышка Джейни ни чуточки не изменилась, все так же прекрасна. Ее лицо, голубые глаза и красные губы отпечатались на его расширенных зрачках, ее имя чешется, как татуировка на его сердце. Зуд с каждой секундой становится все более невыносимым. Он видит ее перед собой слишком отчетливо, он чувствует, как его сердце стучит прямо в ушах. Стук становится громче, перетекая в трехмерное измерение как настоящая материальная жидкость. Стук становится странным, странным от того, что не совпадает с нарушенным ритмом его тахикардии. Трент уже чувствует запах ее духов, еще немного и он услышит ее голос, а затем ощутит кожей. Ощутит, как она в первый и последний раз вымажет его сухие губы своей помадой. Вот стук его оглушает, в груди уже почти не болит. Стало тепло, необычно тепло, прямо как у нее в объятиях. Теперь он уже почти ничего не видит, но как никогда хорошо чувствует голубые глаза сестры на себе, они все также выблёскивают на подкорке того, то осталось от его сознания. Стало совсем тихо. Двери распахиваются, его до верха заполняет теплый свет.