О гармонии душ и долгих разлуках

Обычно, чем ближе подкрадывались праздники, тем сильнее нагружал себя Сяо. Не только потому, что в праздничную ночь монстров прибавлялось; но ещё и потому, что он безуспешно пытался избавиться от одних и тех же тоскливых мыслей. Именно на Праздник морских фонарей он всегда острее ощущал свою потерю. Он просто не мог не думать о Венти каждый раз, когда наблюдал, как небо озаряют тысячи ярких фонарей. — Я хочу бережно хранить в памяти этот день… — говорил Венти, когда они отмечали этот праздник в первый раз, и Сяо до сих помнил тот день до мельчайших подробностей; он помнил все его улыбки, все их случайные прикосновения, все его песни и стихи. Они гуляли по гавани, залезали в странные костюмы, танцевали, запускали фонарик и вслушивались в свои кулоны; они держались за руки и обменивались обещаниями. Наверное, именно в тот момент Сяо и осознал, что привязался к нему бесповоротно и окончательно. Или же это произошло гораздо раньше? Когда это произошло? На Войне Архонтов, когда Венти исцелял его на поле боя? Когда он принёс ему яблок, когда обещал, что придёт на зов? Когда говорил, что любовь ветра безусловна? Когда в первый раз играл ему на флейте? Ему очень хотелось спросить Венти, что он сам об этом думал. Сяо казалось, что тот прекрасно знал ответ. В этом году ещё за несколько дней до праздника началась сумятица. Люмин вместе с Паймон прибыли на постоялый двор «Ваншу», и они пребывали в очень приподнятом расположении духа, наслышавшись о грядущем празднике. К неудовольствию Сяо, он слышал, как Верр Голдет упрашивала их затащить Сяо на праздник в город, и ему очень не нравилось, как эта женщина свято была уверена в том, что ему обязательно стоило отложить свои дела и отправиться в Ли Юэ. А самым странным и не особо приятным оказался тот факт, что и сами Люмин с Паймон тоже почему-то оказались довольно настойчивыми в этом вопросе, раз за разом предлагая Сяо отправиться с ними посмотреть на фонари. Все они: и Верр Голдет, и Чжун Ли, и Люмин, прекрасно знали, что Сяо должен был стоять на защите города. И сам Сяо убеждал их, что у него не было времени на веселье и глупости. Хотя, скорее, он убеждал в этом сам себя. На этом странности не заканчивались: им с Люмин пришлось разбираться с мелкими неприятностями, в том числе и с неудачливым воришкой, задумавшим украсть огромный кусок плаустрита для лунного фонаря. Конечно, они довольно быстро поймали негодяя, и, пусть это дело оказалось довольно мелочным, Сяо, на самом деле, понравилось их небольшое совместное приключение. А затем Люмин, убеждённая в том, что Сяо просто обязан был принять участие в празднике, сама задумала развернуть для него праздничный стол прямо на постоялом дворе. Она приготовила для него рыбу-тигр и миндальный тофу… Как обычно, Люмин всегда была довольно внимательна к его предпочтениям. И Сяо не мог этого не оценить. В какой-то момент к их небольшой трапезе также присоединилась одна его старая знакомая. Она, с любезного приглашения Люмин, присела к ним за бамбуковый столик, по-доброму посматривая на Сяо. Несмотря на то, что её внешний вид сильно изменился, её глаза, будто бы заглядывающие прямо в душу Сяо, оставались прежними. — В этом году праздник обещает быть волшебным, — сказала она, улыбаясь. — Сяо, ты же ещё помнишь Могучего Повелителя Небесных Пределов? Вы не раз сражались с ним плечом к плечу. Конечно, Сяо хорошо помнил одного из павших воинов Ли Юэ. Этот Просветлённый Адепт очень уж гордился своими рогами, даром Владыки Камня, и всякий раз, когда их пути с Сяо пересекались, не упускал возможности похвастаться ими. — Я помню его, — кивнул Сяо и отвёл взгляд. Не мог он выдержать взгляда этих внимательных глаз. — Вы и сами были с ним довольно близки, мадам Пин. — Точно-точно, — сказала она, вздохнув. — Иногда я всё ещё вспоминаю, как мы с Могучим Повелителем Небесных Пределов, Созерцателем Морей и Гуй Чжун все вместе собирались за одним столом, чтобы обсудить музыку, выпить вина или поесть вкусной еды, — она по очереди обвела взглядом Сяо, Люмин и Паймон. — Прямо как сегодня. Хорошие были деньки. Люмин сложила руки замком на коленях, внимательно слушая мадам Пин, а Паймон же вертелась рядом с ней в воздухе. Откусив огромный кусок жареной рыбы-тигра, она спросила с набитым ртом: — Так это этому… Великому Повелителю… в этом году посвящен лунный фонарь? — она размахивала палочкой с надкусанной рыбкой в воздухе. — Да, верно, — кивнула мадам Пин. — Знаете ли вы его историю? Пока мадам Пин рассказывала Паймон с Люмин об адепте, Сяо думал о том, что не понимал, как Владыка Песен и Скитаний спустя века осталась такой же открытой, любящей, заботливой и жизнерадостной. Потеряв свою родственную душу, она будто бы продолжала радоваться каждому дню. Сяо, впрочем, знал, что она не могла не скучать: иначе она бы не оберегала так трепетно те самые глазурные лилии, растущие на террасе Юйцзин. Сяо думал о том, что ему хотелось бы, наверное, с такой же лёгкостью уметь находить то, что бы радовало его до сих пор. — …А ещё мы с Сяо часто выполняем поручения Катерины вместе! — вывел его из раздумий крикливый голос Паймон. Он и не заметил, когда тема обсуждения сфокусировалась на нём. — Сяо всегда так хорошо сражается с этими вонючими монстрами! Люмин вот даже меч свой достать не успевает! — Ты говоришь это так, будто бы я скидываю всю работу на Сяо… — пробурчала Люмин. — Разве Паймон делает не то же самое с Люмин? — фыркнул Сяо. — Эй! — запротестовала Паймон и ещё активнее замахала свой рыбкой. — Я тоже помогаю! Без меня бы Люмин ни за что не смогла так хорошо сражаться! Люмин только усмехнулась, но не стала ей возражать — она и вправду очень ценила поддержку её подруги, пусть она и заключалась в основном в одних словах; Паймон как-то даже развеселилась, принявшись затем перечислять все подвиги Люмин и перетягивать всю её славу на себя, а Сяо даже и сам не заметил, как еле заметно улыбнулся, наблюдая за этим балаганом. Только вот мадам Пин всё прекрасно заметила. — Я люблю смотреть, как цветы распускаются после дождя, — когда все притихли, сказала она, посматривая на заросли шелковицы неподалеку. — Это заставляет меня верить в то, что даже после самых тёмных мыслей в наших сердцах продолжает жить надежда на чудо. «На Праздник морских фонарей мы молимся, чтобы души павших героев отправились домой…», — она вздохнула и посмотрела на чистое небо мечтательно. — Пусть же этой волшебной ночью мы воссоединимся с теми, по кому тоскуем. — Это Вы про того священного оленя? — спросила Паймон, скрещивая ручки за спиной. — Кто знает? — усмехнулась мадам Пин и прикрыла глаза. — Никогда не могу понять всех этих заумных фраз, — пожаловалась Паймон и вздохнула. — Лично я этой ночью собираюсь наесться рыбкой до отвала, и это моя самая большая мечта! — Ты уже и так ей объелась… — разочарованно заметила Люмин, а мадам Пин сказала: — Каждое желание, даже самое маленькое, достойно исполнения. Я уверена, что оно обязательно сбудется. От её слов Паймон стала весело кружиться около стола, и они ещё долго так сидели, наслаждаясь компанией друг друга, а Сяо думал о том, что ему бы очень хотелось верить в слова мадам Пин. Может, это была и глупая мысль, но что-то подсказывало ему, что эта праздничная ночь действительно будет волшебной.

***

Немногим позже Люмин уговорила его довести их с Паймон до гавани. Остановившись на вершине горы, Сяо скрестил руки, отворачиваясь от вида на праздничный город. — Дальше сами, — твёрдо сказал он, и Люмин, в последний раз уточнив у Сяо, не передумал ли он идти в с ними в город, покинула гору вместе с Паймон. Сяо ещё некоторое время следил, как растворяются их силуэты в ночи. Приближалась полночь, и на небе ясно светила красивая полная луна. Сяо и сам не знал, почему, но решил слегка подольше остаться у города. Он обвёл взглядом яркие украшения и цветные огни Ли Юэ. Высокие здания сливались в один ряд с горами. Небо украсили маленькие жёлтые фонари. Вид был и правда завораживающий. Прямо, как тогда — много-много лет назад. С тех пор прошло несколько веков. Мадам Пин была права: время утекало слишком быстро. Сейчас ему очень хотелось бы повернуть время вспять — чтобы его руку хотя бы на мгновенье сжала знакомая тёплая ладонь. Он и не заметил, как ветер слегка потревожил траву под его ногами. Он нежно всколыхал подолы его одежды, потрогал украшения. Прошёлся по неряшливым волосам. Коснулся его щеки. Загремели тысячи фейерверков, взрываясь яркими красками над самыми разными частями города, и в небо взлетели много-много фонарей, унося ввысь самые сокровенные желания. Сяо подумал, что, наверное, если бы у него сейчас был свой фонарик, он бы тоже отпустил его в далёкое небо. Он бы долго смотрел ему вслед, прокручивая в голове желание, которое он бы ему нашептал. И загадал он бы… Сяо замер, вслушиваясь во все многообразие звуков. Когда шум фейерверков стих, он слышал, совсем рядом слышал, как тихо и ласково поёт одна знакомая ему флейта. Он хорошо знал того, кто на ней играл. В конце концов, его музыка была единственной гармонией его собственной души. — Ты здесь, — тихо прошептал Сяо — так, что его, наверное, мог бы услышать лишь один ветер. И ветер прекрасно его слышал. — Я здесь, — ласково ответил он. — И я буду рядом с тобой. Сяо обернулся через плечо, и Венти нежно улыбался ему, опуская флейту. Он легко шагнул ему навстречу. — Если тебе будет плохо, больно или страшно, или, если ты соскучишься по мне… — говорил Венти, и Сяо повернулся к нему и сделал шаг, а затем они продолжили в унисон, совсем-совсем тихо: — Назови моё имя. Ветер всё слышит. Он донесёт до меня твой голос. Венти, как прежде, как много лет назад, улыбался ему, и его улыбка предназначалась лишь одному ему, и в его глазах отражались фонари, фейерверки и Сяо, и он выглядел потрясающе, и они будто бы никогда и не расставались, и всех этих одиноких лет будто бы никогда и не было, и он мягко позвал его: — Сяо… Сяо же не выдержал и сорвался. Он бросился ему на шею, крепко-крепко сжимая его в своих объятиях, и слёзы застилали его глаза, и он повторял, как мантру: — Венти, Венти, Венти!.. А Венти легко засмеялся своим самым прекрасным и волшебным на свете смехом, прижимая его ближе к себе — хотя куда уж было ближе, и он гладил его по спине, слегка сгибаясь под тяжёлой хваткой. — Ну-ну, неужели кто-то настолько сильно по мне соскучился? — спросил он полушутливо, и Сяо сжал пальцами ткань его зелёного плаща, утыкаясь носом где-то под ухом. — Венти, ты не представляешь, как я скучал, я… Венти… — и Венти мягко прервал его, с нежностью проводя пальцами по загривку его волос: — Я знаю, мой милый. Я тоже безумно по тебе соскучился, — ласково прошептал он. — Прости, что не сдержал своего обещания. Сяо помотал головой. — Нет, не смей извиняться, — он слегка оторвался от Венти, чтобы взглянуть ему в глаза, но объятия не разжимал, смещая руки на его талию. — Если кто и должен просить прощения, то это я. Я ничем не мог тебе помочь, когда ты так много сделал для меня… Он отвёл взгляд, сжимая губы. — Это неправда. Ты даже не представляешь, как много для меня делаешь, — Венти ласково обхватил его щёку своей ладонью и слегка его поглаживал пальцами. — Больше, чем кто-либо. Кроме того, я прекрасно знаю о том, что ты искал меня и пытался помочь. Двалин мне обо всем рассказал… Благодаря тебе он смог избавиться от боли и спокойно уснуть, пока я его не пробудил, и потом… — Венти вздохнул. — В общем, много всего произошло. Но, думаю, тебе и самому в этот раз есть, что рассказать, не так ли? — в его глазах промелькнул знакомый Сяо игривый огонёк, и Сяо улыбнулся ему в ответ, подаваясь ближе и едва касаясь губами его губ. — Мне многое нужно тебе рассказать.

***

Они расположились прямо на прохладной траве: Венти сел и уложил голову Сяо на свои колени, легко поглаживая его путаные волосы, зарываясь в них пальцами. Сяо млел от каждого его прикосновения, щёки его покрыл приятный румянец, и он не мог оторвать взгляда от Венти, пока сбивчиво рассказывал обо всём, что случилось за эти пятьсот лет. Он поведал ему о том, как отпрашивался у своего господина посетить Мондштадт; о том, как случайно помешал проведению волчьего ритуала (Венти, заслышав это, задорно посмеялся — «Не удивлюсь, если он до сих пор воет со своими волками на каждую луну!»); о том, как посещал руины Старого Мондштадта и повстречал Двалина; о том, как слушал игру на гуцинь мадам Пин; о том, как играл на флейте глазурным лилиям («Мне нужно обязательно попробовать им спеть!»); о том, как познакомился с Люмин и Паймон («Так у тебя уже успели появиться новые друзья!»); о том, как разоблачил с ними самозванца-адепта; о том, как слушал шёпот ветра звёздных ракушек, о том, как обсуждал кристальные баоцзы с Чжун Ли: обо всём-всём-всём, а Венти внимательно слушал его и улыбался. — Похоже, у тебя совсем не было времени скучать, — пошутил Венти, и Сяо бы серьёзно обиделся на него за такие слова, если бы в этот момент взгляд Венти не был бы таким печальным. И тогда Сяо рассказал ему о других вещах. О том, как он не мог уснуть долгими ночами, мучаясь от кошмаров. О том, как видел призрачный силуэт Венти, возвращаясь на «Ваншу» после изнуряющих битв, и кусал губы, подавляя слёзы отчаяния. О том, как долго лежал в окроплённой кровью траве, задыхаясь от беззвучных рыданий, и белая луна была его единственным слушателем. О том, как тоска разъедала его изнутри. О том, как он ненавидел себя за то, что ничего не мог сделать. — Ты через многое прошёл, — тихо говорил Венти, проводя пальцем по метке на его лбу. — Когда я проснулся, мне было очень одиноко. Я хотел сразу прийти к тебе, но… Мне было безумно страшно, — сознался Венти и прикрыл глаза. Сяо же приподнял брови в удивлении. — Я боялся, что за всё то время, пока я спал, с тобой могло что-то случиться. Я боялся, что я потерял тебя. Или… — голос его дрогнул. Венти сжал пальцами его волосы. — Или что я больше стал тебе не нужен. Я до ужаса боялся, что ты больше меня не ждёшь. Сяо даже рот приоткрыл. Как Венти только в голову такое могло прийти? Это же… Это же было просто невозможно! — Я ждал тебя всё это время, — сказал Сяо в ответ. — И я бы ждал тебя ещё сотню, и тысячу лет, и столько, сколько понадобится — я бы всегда ждал тебя, несмотря ни на что… Венти всхлипнул еле слышно и вытер мокрые глаза рукавом рубашки. — Именно поэтому, Сяо, — он склонился ниже к нему. — Именно поэтому я люблю тебя. Потому что я знаю, что, куда бы я не пошёл, куда бы ветра не занесли меня, и с какими бы трудностями меня не столкнула судьба… Ты будешь здесь, и ты будешь ждать меня. Ты меня выслушаешь, ты примешь меня таким, какой я есть… — он улыбался сквозь слёзы. — Сяо, ты потрясающий. Пусть я и люблю Мондштадт всем своим сердцем, ты — тот, к кому я хочу возвращаться, кому я хочу поведать обо всём, что со мной происходило. Ты прочно поселился в моём сердце, ты — мой самый дорогой слушатель, моя единственная любовь и мой дом. Потому что в конце каждого путешествия я точно знаю, что могу вернуться к тебе. Сяо обхватил его голову, и с Венти спал его берет, теряясь где-то в траве, но это было неважно. Наклонив его ближе, Сяо сильнее впился пальцами в его волосы и прикрыл глаза, чувствуя, как сильно бьётся его собственное сердце, как Венти дышит часто-часто, утыкаясь в его щёку носом. Он уже давно хотел это спросить: что же значили слова Венти тогда, две тысячи лет назад. — Об этом ты говорил тогда? — тихо, сбивчиво спросил Сяо. — Когда говорил, что любовь ветра безусловна… И ты будешь любить меня, несмотря ни на что? — Сяо выдохнул. — Это ты имел в виду? Венти всхлипнул. — Да, — ответил он, приглаживая его волосы. — Да, Сяо, да, да… Ты потрясающий, и я буду повторять это ещё раз, и ещё… Сяо притянул его ещё ближе, и Венти нашёл его губы своими, и мягко поцеловал его, и Сяо только тогда, наверное, понял, как сильно и давно желал этого поцелуя. Он уже и забыл, насколько эти простые прикосновения были приятными. И его поцелуй, как и сотни лет назад, был таким же сладким на вкус, как и лепестки сесилии. — Я слышал, что в этом мире мы можем найти душу, гармония которой будет настроена на гармонию нашей души, — сказал Сяо, когда Венти ненадолго оторвался от него. — Венти, я думаю, что я нашёл её. Я нашёл тебя. Венти пару секунд просто смотрел на Сяо своими большими глазами, кажется, потеряв дар речи, а затем чуть ли не загорелся, покрываясь ярким румянцем. — Сяо, и когда только ты успел научиться таким смущающим вещам!.. — воскликнул он и, не выдержав внимательного взгляда Сяо, прикрыл лицо ладонями. Сяо и сам поднёс пальцы к своему рту. Он сказал что-то лишнее?.. — Я тоже думаю, что ты — моя родственная душа, — немногим погодя сказал Венти, отнимая руки от лица и улыбаясь. — Я никогда в этом и не сомневался. — Правда? — тихо переспросил Сяо. Он чуть приподнялся и присел рядом, кладя руки ему на плечи, придвигаясь всем телом ближе. Его голова шла кругом. — Когда… Когда ты это понял? Венти усмехнулся. Он смотрел на него с такой нежностью, что у Сяо, кажется, защемило сердце. — Я знал это ещё с того самого момента, когда ветер впервые принёс меня к тебе. Позже, этой же ночью, они всё-таки запустили и свой фонарик, отправляя его далеко в небо. С теми же самыми желаниями, что и много лет назад. А затем Венти сказал, что хочет спеть глазурным лилиям, и они с Сяо нашли несколько прекрасных цветов, прогуливаясь у гавани на рассвете. Сяо смотрел вдаль, на море и корабли, и солнце ярко освещало оранжевыми красками горизонт, а Венти, прижимаясь к нему боком, пел, поглаживая бутоны цветов. Не так, как он обычно затягивал свои задорные, лихие песни в тавернах и на людных улицах. Не так, как он пел утренним птицам, и не так, как он беззаботно насвистывал свои мелодии, теряясь среди толпы. Он пел совсем-совсем тихо, прижимаясь к Сяо плечом, рассматривая ласковую траву, чистое небо и хрупкие цветы. Так, чтобы его слышал только Сяо, цветы — и ветер; потому что ветер, по словам Венти, слышал всё.

Позволь мне остаться с тобой;

Мой дорогой воин, ты так много пережил,

И мне никогда не залечить твои раны полностью,

Но, пожалуйста, дай мне попробовать.

Я хочу прикоснуться к тебе крылом,

Провести губами по уставшим рукам,

В твоих глазах я вижу вечную печаль,

Её ты слышишь в моём изломанном смехе.

Я разделю с тобой всю грусть и вино.

И пусть ветра вечно хранят нас с тобой.

Я не забуду тебя, даже если наступит рагнарёк,

Мы будем вместе до самого конца…