Что, по-вашему, происходит в пустующих домах, стоящих на лесных опушках?
Думаете ли вы, что в их комнатах стоит гробовая тишина, иногда нарушаемая пищанием мышей?
Допускаете ли вы мысли о том, что иногда в этих домах происходит что-то, выходящее за рамки…
…приличия?
***
Темноту разрезает лишь тревожный огонек свечи. Он дергается от малейших колебаний воздуха, и вообще невозможно понять, для чего его зажигали, если происходящие в комнате действия обычно принято совершать в кромешной тьме, бережно скрывающей за своим темным плащом любые смущающие моменты. Хотя, вполне возможно, что Каэдэхара не потушил пламя именно по этой причине. Ему просто нравится наблюдать за происходящим. Алый бархат скользит по мягкой бледной коже, но не обнажает плечи своего носителя — с Архонтовой помощью держится на одной застежке. Поразительно, что она еще не вылетела из изделия к чертовой матери — ныне жалко скулящий волчонок цеплялся за нее с невиданной силой двадцатью минутами ранее. Голос беловолосого похож на мед: затекает в прижатые к голове волчьи уши, ласкает слух, отвлекая от глубоких толчков сзади. Впрочем, Скарамучча, растянувшийся на кровати, уже давно потерял связь с реальностью — наверно, еще тогда, когда впервые увидел своего «мучителя». Он задыхается от чертова ошейника на шее и словно умирает раз за разом. Нельзя выделить что-то одно, что понравилось ему в Казухе: прекрасно в нем было все, без преувеличения. И шелковистые волосы, в которые хотелось зарыться пальцами, потянув слегка, и алые глаза, такие яркие, горящие в полутьме, как рубины, которые хотелось увидеть закатившимися от удовольствия. О чем вообще можно думать в подобной ситуации? Темноволосый пытался, но каждая его попытка с треском проваливалась, разбивалась об выдержку и стальные нервы Каэдэхары. Словно нарочно тот замедлялся каждый раз, когда Скарамучча начинал просяще поскуливать, заставляя того, сгорая от стыда и удовольствия, двигать бедрами навстречу. Хвост как сумасшедший колотил по ногам и животу Казухи, щекотя кожу, пока тот не сжал его у самого основания, слегка потянув на себя. Волчонок сорванно заскулил, давясь слюной и всхлипывая. Так долго находиться в коленно-локтевой он уже не мог даже с учетом своей нечеловеческой выносливости. Каэдэхара в целом ломал его уверенность в том, что он в совершенстве знает себя, свое тело и его возможности: каждый раз вырывал из пучины наслаждения и толкал вперед, играясь и выматывая, словно проверяя устойчивость и закаленность. Ломал его самого. Заставлял задыхаться и давиться стонами и слюной, смаргивать слезинки и прятать горящее лицо в подушках.***
Толчок.
— Каэдэхара, ёб… твою… Хвати-ит!Толчок.
— Что-то хотел сказать, малыш?Скажешь тут, конечно.
Скарамучча даже не в состоянии нормально сделать спасительный глоток воздуха, какие связные предложения могут вообще сорваться с его языка? Он лишь сжимает плотно белоснежные зубы и, щелкая клыками, обессиленно падает грудью вперед на простынь. Впивается укусом в собственную руку, глуша позорный скулеж и ласкающие слух Каэдэхары стоны. Беловолосый, конечно, не остается этим доволен: он скользит взглядом по чужой спине, блестящей от пота, дрожащей, прогнувшейся от удовольствия, и решает перейти к немного другому методу. Раз Скарамучча до этого был таким умницей и послушным малышом, то почему бы не похвалить его? Беловолосый наклоняется к самому уху юноши, кончиком языка скользит по его острому краю, слегка прикусывает, вырывая из чужого дрожащего горла очередной, уже неисчислимый скомканный стон, и понижает голос до манящего шепота, обжигающего, кажется, сами нервы Скарамуччи: — Какой хороший мальчик, такой молодец…Скарамучча в отчаянии скулит и впивается ногтями в белую ткань под собой.
— Так замечательно меня принимаешь… Такой старательный…Хлопковая простыня трещит от крепкой хватки. Темноволосый, в исступлении взмахивая хвостом, практически воет. Каждое сказанное Казухой слово бьет точно в цель.
— Такой милый, когда такой отчаянный и жаждущий…О да, он определенно жаждет больше Каэдэхары и больше его члена внутри, больше лихорадочных толчков.
***
Цепь в чужих руках глухо звенит, натягиваясь. Скарамучча потерял счет времени. Сколько это уже продолжается? Он перестал ощущать течение времени, зато отлично ощущает, как стекает по его горящему и чувствительному бедру капля пота. Каэдэхара заставляет его по-настоящему страдать от недостатка стимуляции, заставляет просить, выть, рычать. Веселить его, гаденыша. Судя по смешкам, которые иногда пропускает беловолосый между сдавленными стонами, он происходящим доволен. На языке обычно колкого и язвительного Скарамуччи вертятся десятки прозвищ в его адрес, но сейчас пускать их в ход себе дороже: черт знает этого садиста, а если встанет и уйдет? Хотя конечно, будь темноволосый сейчас не настолько возбужден и вытрахан, он бы понял, что тот никуда не уйдет. Сам не в лучшем состоянии: возбужденный даже после двух заходов, горящий, натягивающий чертову цепь, зажатую между тонкими длинными пальцами, такими прекрасными…Внутри они, кстати, ощущаются еще лучше.
Лицо Скарамуччи все красное и мокрое — от слез и слюны, стекающей с уголка губ. Он устал считать те разы, когда Казуха почти довел его оргазма, почти столкнул в Бездну наслаждения, а после, скотина, в последний момент пережал основание текущего члена своими ахуенными пальцами и заставил позорно заскулить на весь дом. Кожа беловолосого тоже горит: на ней видный красные ровные полосы от когтей волчонка. Не всерьез царапал, но так приятно, так сладко тянет и щипет эти места, когда по ним стекают солоноватые капли… Лицо Каэдэхары практически безмятежно. Он тяжело дышит, на его скулах выступил предательский румянец, но он, во всяком случае, выглядит гораздо осознаннее, чем затраханный почти до потери сознания Скарамучча. — Осилишь еще один заход, малыш? Ты ведь такой хороший мальчик для меня, давай же. Покажи хваленую животную выносливость.Черт бы подрал этого гада, который точно знает, куда давить.
***
Ночной лес за пушистыми зелеными ветвями скроет дом, стоящий на опушке в темной чаще. Если завтра кто-то из заблудившихся местных осмелится войти туда, живым едва ли выйдет: свою связь Волк и «Красная Шапочка» хранят в тайне изо всех своих сил.