Тактильность

      Сладкое Годжо любит почти так же сильно, как красоваться в сражениях.       Шоколад, зефир, карамель, причём исключительно твёрдая, сладкие моти, фруктовый лёд. Список можно долго продолжать, у Гето он даже есть где-то в недрах заметок на телефоне. Единственное, что обгоняет все эти «радости жизни» — клубника.       Сатору готов сунуть себе в рот даже самую химозную конфету, если на ней есть рисунок с клубникой.       В его карманах сосательные конфеты, в прикроватной тумбочке — жевательные. Жвачка тоже клубничная, изредка с мятой, потому что в комбини нужной марки не оказалось, и в такие дни Годжо ноет из-за того, как жжёт язык ментол.       На дни рождения все торты, очевидно, тоже клубничные.       Саму клубнику он тоже любит, особенно белую. Только вот стоит она бешеных денег. По крайней мере, по мнению Сугуру.       Он с постным видом наблюдает, как Годжо, будто выигравший лотерею, с особым наслаждением сжирает тысячу йен за один укус. Подобно ребёнку облизывает пальцы, на которых остался сок и пятна от подтаявшего шоколада. Чудом не пачкает столешницу, на которой сидит.       — Ты меня достал, — не сдерживает полуулыбки Сугуру, боком опираясь о какую-то тумбочку и скрещивая руки. — Ты потратил на это дерьмо десять тысяч йен.       Сатору хмурит брови за стёклами очков, слегка щурит глаза от солнца, которое ложится на него мягкой летней пеленой, заставляя волосы светиться.       Раньше он ходил в помещении исключительно с повязкой, гонимый неуловимым чувством вины и гиперчувствительностью. Когда в его жизни снова появился Гето, он затягивал её ещё плотнее.       Один раз, года три назад, когда Сатору позволил Сугуру увидеть его глаза, тот лишь с мягкой улыбкой очерчивал пальцами щёки, утирая уголки глаз, на которых скопились слёзы усталости.       — Ты прекрасен, как и раньше, — сказал ему тогда Гето, по-доброму щуря глаза. — Я ценю твоё доверие.       Доверие. Как он мог такое говорить, когда Годжо так пытался закрыться от него?       С тех пор дома он пытался носить очки, потому что даже сквозь линзы полароидов его глаза сверкают голубым. Так сказал ему Сугуру, и он верит ему.       — А сам-то! Как будто ты столько не тратишь на чай, — парирует Сатору и всё равно закатывает глаза, словно ему снова шестнадцать. — Попробуй — изменишь мнение.       Гето качает головой, словно родитель, пытающийся казаться строгим для ребёнка у киоска с мороженым, после чего медленно, будто нехотя, подходит к нему. Годжо тут же обвивает свои комично длинные ноги вокруг него и толкает ближе.       Сугуру опирается обеими руками по обеим стороны от Сатору и неудовлетворённо смотрит на него снизу вверх.       — Нет, ты реально меня достал.       Годжо легонько пинает его в спину. Гето глядит на него ещё более мрачно.       — Тебе нравится, — высовывает язык Сатору, после чего тянется за очередной клубникой и запускает её себе в рот. Он снова тянется к коробке с ягодами и протягивает одну прямо перед носом Сугуру.       — Самолётики я тебе устраивать не буду, но ты всегда можешь поесть у меня с рук, — едва ли не издевательски щебечет Годжо, щуря глаза.       — Пошёл ты, — закатывает глаза Гето, и выхватывает клубнику из чужих рук.       Сопротивления ноль.       Он скептически рассматривает её при лучах солнечного света. Хотя, наверное, светится тут больше Годжо, знающий, что Сугуру не откажется.       Только вот он не знает, что Гето полон сюрпризов.       Под неудовлетворённое «э-э!» Сугуру кладёт ягоду обратно и вместо этого берёт Сатору за подбородок, тянет его ближе и целует, пробуя прямо так. Из-за шоколада почти приторно сладко, как сладок удивлённый вздох.       Целуются они не так часто, как может показаться. До некоторого времени Сугуру по привычке отпихивал партнёра очень быстро, потому что раньше это было сразу после миссий, когда Гето крутило, и ощущения были не те. Сейчас он смирился с тем, что техники ему уже не поменять и не обуздать, и стало как-то легче.       Он медленно проводит языком по чужой нижней губе и отстраняется, облизывая собственные.       Гето стирает с уголка чужих губ шоколад таким же жестом, которым утирает кровь во время сражений.       Только здесь сражение не внешнее, а больше внутреннее, разделённое между двумя людьми. И сердце пронзает не восхищение от силы, не едва промелькнувший страх, а что-то сроду заботе. Специфической, ещё до сих пор не получившей четкую форму.       По слегка смущённому виду Годжо понятно, что он выпал в осадок.       — Слишком сладко, — буднично говорит Сугуру.       — Для тебя всё, что я обычно ем — слишком сладко, — парирует Сатору.       — Справедливо.       Гето уже собирается отстраниться и заварить себе дневную чашку чая, пропустить которую равнялось самоубийству, но его не выпускают из капкана ног, к которому прибавляются ещё и руки, крепко держащие его за подбородок.       — Сугуру-у-у, ну пожалуйста. Видишь, я даже попросил!       — Поясни несведущему.       — Ты невыносим, — закатывает глаза Годжо. — Как бы горячо и бесподобно ты не выглядел, когда ты так делаешь, я правда хочу, чтобы ты съел хоть штуку. И я отстану. Честно.       С этими словами он протягивает очередную клубнику.       Сугуру тяжело вздыхает, будто бы делает это через силу, но берёт ягоду из чужих рук и откусывает половину. Немного шоколада сыплется на стол и на пол, на что он хмурится, а Годжо хихикает.       Всё равно сладковато для него. Клубника выглядела другой по сравнению с остальными. Шоколад был другой, хоть он и горький. Видимо, поэтому Сатору выбрал ему именно эту.       Он задумчиво глядит куда-то в пустоту, пока вдруг не слышит хмык, выводящий его из транса.       — Тебе понравилось, — удовлетворённо делает вывод Сатору.       Гето тепло улыбается и снова целует Годжо, в этот раз в край губ.       — Ладно. Это не так плохо. Но в привычки у меня это не войдёт.