Тактильность

      Сатору разваливается на кровати, заведя руки за голову в расслабленном жесте, и коротко выдыхает. Тянется от рук к пальцам ног, приподнимаясь с постели, и по-детски высовывает язык, когда Сугуру заходит в комнату следом.       Тяжело шуршат складки юкаты, скрипят носки по полу, и вот Гето уже снимает с Годжо повязку, откидывая её куда-то в сторону. Он жмурит глаза, с неприкрытым удовольствием наблюдая за тем, как Гето снимает пояс и откидывает куда-то рядом, после чего переводит взгляд на него.       Зрелище незабываемое.       Глаза Сугуру сами по себе тёмные, даже на свету, а в полутьме похожи на два бездонных омута, в которые хочется провалиться.       Гето кладёт руку на чужой живот, Сатору инстинктивно кладёт свою руку сверху и в этот же миг жалеет: его едва ли не резко хватают за запястье и упирают в белые скомкавшиеся простыни. Он недоумевающе, а потом с лёгким предвкушением смотрит в ответ.       Сугуру демонстративно прокашливается и против воли улыбается.       — Первое: ты не можешь к себе прикасаться, — заговорщицки начинает Гето.       Сугуру провожает взглядом, как ползут вверх брови Сатору.       — Второе: ты не можешь прикасаться ко мне.       Кладёт руки на чужие бёдра.       — Третье: ты слушаешься меня беспрекословно.       Сжимает.       — Ты чокнутый, — выдавливает из себя вердикт Сатору, слегка неловко, но со смешинкой в глазах оглядывая кровать с мыслями о том, куда положить руки, если не на партнёра.       Пресловутая прилипчивость играет с ним злую шутку.       Годжо привык всеми способами быть близко. Простыми разговорами, взглядами, прикосновениями. Особенно последними. Повисеть на ком-нибудь было едва ли не обязательным пунктом распорядка дня.       Вот на Сугуру он висел частенько. Тот первое время отбрыкивался, отнекивался, но стойко терпел, словно натренированная овчарка. Потом перестал воспринимать эти попытки нападения за это самое нападение и смирился, а потом, кажется, полюбил эти постоянные всплески тактильности. По крайней мере, так казалось Годжо.       Видимо, чаша терпения переполнилась и собака сорвалась с цепи.       — Мне напомнить, чем мы занимались в прошлый раз? — не без ехидницы говорит Гето.       — Ой, отвянь! — без стыда махнул рукой Годжо.       Вспоминать этот самый прошлый раз — значит раньше времени заводиться. А судя по тому, в каком направлении они двигаются, понадобится очень много самоконтроля.       — Ты запомнил? — слишком сладко для данной атмосферы говорит Гето.       — Я не настолько тупой, как ты иногда думаешь.       — Я не думаю, я знаю, что ты тугодум.       Сугуру усаживается поудобнее и хитровато улыбается.       Годжо ненавидит проигрывать.       И Гето выжмет из этого факта все соки.       Он медленно проводит руками по покрытой груди, обводя знакомые углы тела. Ведёт по плечам, локтям и заканчивает на ладонях, отводя их от тела и заставляя положить параллельно туловищу. Ненадолго спутывает пальцы, ведёт большим пальцем по костяшкам и отпускает.       Гето снова возвращает руки вверх такими же плавными, отточенными движениями и останавливается у воротника, мягко проводит указательным пальцем под подбородком, улавливая, как дёргается чужой кадык. Ухмыляется одними уголками губ.       Забирается рукой под воротник рубашки и проводит холодной ладонью по горячей шее. Сатору не вздрагивает, лишь продолжает с несоизмеримым удовольствием наблюдать за сосредоточенным лицом партнёра.       Сугуру всегда очень серьёзно подходит к сексу, в отличие от Годжо. Делится идеями, обсуждает, пробует, ищет информацию. Самое главное — исследует. Потому что никому больше нельзя. Только ему это позволено: Безграничность расступается подобно утреннему туману только для него.       Это льстит.       Гето с довольным видом наконец расстёгивает первую пуговицу.       — Сугуру, а почему ты просто меня не свяжешь? — внезапно произносит Сатору с нескрываемым любопытством.       — В чём тогда смысл? — Гето проводит пальцами по чужой ключице. — Что, терпения не хватит, о Сильнейший?       — У тебя садистские замашки, — фыркает на это Годжо.       — Поздновато ты это понял.       Сугуру наклоняется к нему и целует в губы, краем глаза замечая, как приподнялись с кровати чужие руки в неосознанном порыве зарыться в смоляные волосы. Проводит языком по нижней губе, ловя приглушённый вздох, и оставляет ни с чем, не заходя дальше. Облизывает собственные.       — Ты издеваешься надо мной.       Даже не вопрос. Утверждение.       Гето снова проводит ладонью по ключице, пересчитывая шрамы.       — Тебе нравится.       Годжо гордо молчит.       Сугуру постепенно расстёгивает каждую пуговицу, с каким-то извращённым удовольствием наблюдая, как Сатору почти истерически комкает простыни, думая, что это незаметно. Ему не обязательно иметь Шесть глаз, чтобы понять это.       Он проводит руками по оголённому торсу, привычными движениями обводя напряжённые мышцы. Наклоняется вниз, и тёмные волосы падают следом, заставляя Годжо чуть дрогнуть. Гето тихо смеётся, прижимаясь губами к многочисленным шрамам, проводя по ним языком, будто пытаясь стереть.       В комнате стало душно.       Краем глаза он видит, как Сатору поднимает одну из рук, однако не сдаётся, уводя её из поля зрения. Сугуру поднимает голову и обнаруживает, что тот прикрыл ей рот.       — Ты нарушаешь первое правило, — шепчет Гето, мягко отводя чужую руку обратно под неудовлетворённый взгляд Годжо. — Насколько невыносимо по шкале от одного до десяти?       — Одиннадцать.       — Ты хорошо справляешься, знаешь. Я думал, что сорвёшься уже через минут пять.       — Поверь, это сложнее, чем тебе кажется, — страдальчески выдыхает Сатору, карикатурно заламывая брови, и смотрит своими небесно-голубыми глазами прямо в душу. — Я бы уже давно занялся делом, если бы не следовал по твоей указке. Учти — это одноразовая акция.       — Зря ты это сказал, — в ответ бросает Гето, приникая к чужой шее. — Я помучаю тебя сполна.       Сугуру кусает его чуть выше плеча, несильно, но ощутимо, будто играючи и одновременно предостерегающе, Сатору чуть слышно выдыхает на грани со стоном.       Как бы не казалось на первый взгляд, он не громкий. Вечно держит всё в себе, считая подобные звуки «позорными», но достаточно его разморить сполна, и чего-то всё-таки можно добиться.       Ломать чужую гордость иногда бывает только в удовольствие.       — Если продержишься ещё… — Гето задумчиво мычит куда-то в ухо. — Десять минут, я разрешу тебе прикоснуться ко мне.       — Ты меня недооцениваешь. Я могу хоть… — Сатору давится очередным вдохом, когда его снова кусают.       — Следи за словами, Сатору. Будут последствия.       Гето отстраняется под недовольный фырк, после чего отодвигается чуть назад и демонстративно медленно проводит ладонью от живота до ремня. Годжо заинтересованно приподнимается на локтях.       Сугуру беспардонно надавливает ему на пах, отчего Сатору издаёт удивлённый стон и инстинктивно поднимает руку, чтобы закрыть рот.       — Руки, — едва ли не приказывает Гето.       Сатору что-то смущённо шипит под нос, но руку убирает, с новой силой сжимая простыни.       — Что ты там говоришь? Поделись, мне будет интересно послушать, — с ехидницей говорит Гето, расстёгивая ремень.       — Я терпеть не могу, когда ты сверху, честное слово, — выпаливает Сатору в попытке абстрагироваться от болезненного возбуждения. — Сугуру, ты становишься таким отбитым, что тебя не узнать. Я же вижу, что у тебя руки дрожат. Что тебе мешает…       Слова сыплются с языка обратно в горло, когда Гето обхватывает его и медленно ведёт по всей длине. Сатору закрывает глаза и ломит брови уже непритворно.       — Ну, говори-говори, я слушаю.       — Чёрт тебя дери…       — Ты не это хочешь сказать, — с силой проводит снова. Годжо пытается толкнуться в руку, но Сугуру второй рукой держит его за бедро, вдавливая в кровать.       — Что тебе мешает просто взять и потрахаться? — выдавливает из себя Сатору.       Гето неопределённо хмыкает и продолжает водить рукой. Он потемневшими глазами наблюдает за каждой реакцией, каждым вздохом. Самому держаться становится слегка труднее, но он терпит.       Всё станется.       — Ничего не мешает, — в конце концов отвечает он. — Не переживай, твоё желание исполнится.       — Сугу… — давится стоном Сатору и жмурит глаза, переходя за грань.       Гето даже не может сказать что-то против, лишь с мягкой ухмылкой смотрит, как Годжо распадается на части.       — Господи… — хрипло выдыхает он через минуту, полуприкрытыми глазами смотря на партнёра.       — Странно для тебя привлекать Бога, когда я тебя от него отвожу, — Гето парой плавных движений снимает с себя юкату, облегчённо выдыхая и чувствуя на себе взгляд пронзительных глаз.       Сугуру вытирает руку о простыни — всё равно их придётся менять — и наклоняется ближе.       — Сатору, — прокатывается на языке. — Можно.       Ответом служит полный радости вздох и мгновенно появившиеся руки вокруг шеи и чужие губы на своих. Годжо зарывает пальцы ему в волосы, распутывая пучок и как бы в отместку сжимая их, на что Гето удовлетворённо выдыхает ему в губы.       Двадцать девять лет, а пылкости всё ещё на двадцать один.       Сатору трогает, трогает и трогает, целует смазано, дорвавшись и изголодавшись за эти долгие двадцать минут чистого мучения без возможности прикоснуться. Обводит пальцами острые скулы, утыкается носом в суховатые щёки и блаженно улыбается в ответ на подобную улыбку.       Когда они в других позициях, Годжо эксплуатирует эту возможность ещё сильнее, наслаждаясь тем, как непохоже на себя краснеет Гето, вечно невозмутимый подобными вещами на словах.       Но сейчас он позволяет вновь распластать себя на кровати, открывается целиком и полностью. Шипит, скулит от надоевшего ожидания, сорвано дышит на ухо, пока Гето медленно, точечно разбирает его, словно разбирает кусочки паззла.       Когда-то Годжо всерьёз тестировал, чьими пальцами лучше растягивать, и пришёл к выводу, что всё зависит от настроения. В этот раз он едва ли не требовательно суёт смазку в чужие руки и почти приказывает заняться делом.       «Трахаться» таким не назовёшь. А к этому моменту романтичное «заниматься любовью» уже издержало себя как термин.       — Вылюби меня, — задушено шепчет ему Сатору, сжимая пальцы на плечах от трёх внутри.       Это своего рода тоже приказ или правило. Однако оно всегда выполняется беспрекословно, безоговорочно. Влюблённые часов не наблюдают.       Когда выпадает такая возможность, Сугуру и вправду выжимает из неё всё.       Надо же соответствовать завышенным требованиям такого заносчивого, но такого непредсказуемого, единственного в своём роде человека.       И он правда вылюбливает до конца аккуратными, нежными движениями, заставляя оставить реальность на втором плане и погрузиться в подобие сна под температурой. Падает головой на чужую грудь, вторит звукам сроду всхлипам и медленно тает сам.       Шепчет в уши сладкие, хвалебные слова, потому что Сатору это нравится. В ответ он держит их лица лоб ко лбу и смотрит на него покрасневшими голубыми глазами, в которых скапливаются слёзы удовольствия, и лепечет о том, как же хорошо.       В конце он срывается с края снова и снова, по ощущениям переживая пик несколько раз за те пару блаженных секунд, пока Сугуру продолжает так же мягко давить на внутренности.       В самые губы шепчет что-то относительно похожее на чужое имя.       Годжо донельзя жаден.       Гето не лучше.