Diavolo Russo

      Ничем не примечательная вилла на окраине маленького городишка в Испании служила прекрасным и надёжным укрытием. Снаружи дом из красного кирпича, поросший плющом и диким виноградом казался забытым и заброшенным. Из окон открывался отличный вид на проселочную дорогу, вся территория отлично просматривалась и простреливалась. Недалеко от дома шумел лес. Тот кто построил этот особняк явно предпочитал уединение. По периметру Олег на случай поставил камеры и ловушки. Правда на территорию по ночам забредали разве что голодные койоты. У местных особняк пользовался дурной славой. Наёмник много раз обошел обшарил дом, привел все в порядок пока готовил план похищения.       Выкрасть Сергея из рук самого Хольта и культистов Кутха было идеей крайне безрассудной и абсолютно бессмысленной. Судьба Разумовского должна была волновать его в последнюю очередь. Он даже ещё не полностью восстановился после курса долгой и мучительной реабилитации. И все же он снова бросил все, сорвался словно преданный пес, вытаскивать Серого из заварушки в Сибири. И Волков искренне ненавидел и презирал себя за это. Ни хладнокровное предательство, ни даже пять пуль так и не смогли до конца убить эту совершенно больную привязанность. Будь здесь Вад, наверняка постебался бы на тему стокгольмского синдрома.       Олег тщетно пытался убедить себя что затеял это ради мести, ведь у него как ни у кого другого были все основания ненавидеть бывшего друга и желать ему мучительной смерти. План был таков: выкрасть Разума, запереть его здесь на неопределённое время, а дальше решить по ходу.       Подвал он отмёл сразу. Слишком холодно и сыро. Особенно по ночам. Олег прекрасно помнил как Серый плохо переносит холод. В детдоме, где царили вечные сквозняки, а старые батареи были ели теплые даже в двадцатиградусный мороз, Разум постоянно болел, легко подхватывал простуду и бронхит. Рыжик вечно шмыгал носом, его знобило, Олег не спал ночами, слушая хриплое дыхание и надрывный кашель доносящийся из вороха одеял. Выпрашивал у сердобольного сторожа кипяток посреди ночи, отпаивал друга, осторожно трогая чужой лоб ладонью. Лоб был горячий и влажный хоть яичницу жарь. Сам Разум выглядел жалко, весь мокрый и дрожащий, словно испуганный птенец. Олег тогда так испугался, что перебудил всех воспитателей и следующие три дня провел в карцере. А Разум ещё две недели в больнице провалялся с острой пневмонией. Болел Сережа стабильно каждую зиму и осень. Так что да, подвал Олег отмел сразу.       Вариант с маленькой комнатой без окон матрасом и ведром как он тоже отмел Разум с детства был слишком брезглив, да и закрытые пространства он ненавидит. Особенно теперь, когда провел почти пол года в одиночной маленькой камере в итальянской тюрьме, дожидаясь суда. Олег с раздражением одернул себя. Какого черта он вообще об этом думает?! Мысли о комфорте Разума, последнее, что должно волновать его в сложившейся ситуации. Эта пафосная мразь не заслуживает ни капли сострадания или сочувствия. Не после того, что он сотворил. «Включи наконец свои мозги, Поварешкин! Где твоя гордость, Волков? Как долго еще ты позволишь ему о себя ноги вытирать?! Пять пуль тебя так и ни чему не научили?! Так шестую ты можешь и не пережить.»       Внутренний голос звучащий в его голове почему то всегда говорил ехидным голосом Дракона. Будь Вад здесь, Олег абсолютно уверен, он сказал бы ему именно это. А после, попытался вправить ему мозги всеми возможными способами. Именно по этой причине Вада сейчас здесь нет.       Волков останавливает свой выбор на комнате под самой крышей. Там много света, большие окна с прочными решетками, большая кровать, даже санузел с ванной. Волков все подготовил сам: убрал все колюще режущие предметы, заменил стеклянное зеркало в ванной на металлическое.       Первые два дня Серёжа бился об дверь, плакал и звал его. Разум падал перед ним на колени и умолял простить его. Олег быстро оставлял еду и бутылку с водой на полу и молча захлопывал дверь перед его носом. «Прости, прости меня, Олег! — Сережа скребся в дверь, тихо и отчаянно выл, словно раненое животное, — Выслушай меня, умоляю. Олег, Волче, поговори, прошу поговори со мной».       Олег прислонялся с другой стороны двери, стискивая зубы, слушая сбивчивый шёпот и жалобный плач бывшего друга. И этот тихий, знакомый с детства голос терзал его израненную душу хуже любых изощрённых пыток, которым он подвергался в сирийской пустыне. Все внутри него рвалось к Серому, требовало обнять, утешить, прижать к свой груди, совсем как в глубоком детстве, когда маленький Серёжа, испуганный и дезориентированный, доверчиво жался к нему, разбуженный очередным кошмаром, тихо шмыгая носом и задушено всхлипывая, чтобы не услышали другие дети. Обнять, успокоить, сказать что он рядом и теперь все будет хорошо.       Нельзя. Волков прекрасно понимал — как раньше уже не будет. Поэтому так отчаянно душил в себе подобные порывы. Олег все еще чувствовал липкий страх, что Птица может вернутся и закончить начатое. Слишком свежи были воспоминания о Венеции. Острый взгляд янтарных глаз, абсолютно маниакальный и пустой, еще долго будет преследовать его по ночам. На дне янтарных глаз таилась тьма и безумие. Напрасно Олег пытался отыскать в них хоть что-то человеческое. Когда Птица хладнокровно нажал на курок он смотрел на Олега, так, словно он был для него пустым местом. Всего лишь очередной безликой фигурой на шахматной доске, очередной пешкой в его гениальной игре, которой можно легко пожертвовать во имя высшей цели. «Слоном, — Олег горько усмехается, Птица оценил тебя выше обычной пешки».       На третий день Олега встречает Птица. Наемник понимает это сразу, едва переступив порог комнаты. Птица вальяжно устроился на кровати, закинув ногу на ногу, хитро щурит янтарные глаза, смеряя Олега высокомерным, заносчивым взглядом. Горделивая осанка, расправленные плечи и прямая спина, темный двойник Разума как всегда высокомерен и расслаблен, ведет себя так, словно он здесь хозяин положения. — А ты живучий, Олежа, — слова стекают с языка сладким ядом. Олега внутренне трясет от этого мелодичного, глубокого голоса, от того как Птица произносит его имя. Олежа, Волче, у этой твари нет права его так называть. — Что, даже завтрак мне принес? Сам готовил? — продолжает издеваться темный двойник Разума. — Так стараешься для своего Серёженьки. Совсем как тупая преданная псина. Сколько ее не пинай, она все равно приползет обратно и хозяину ботинки лижет.       Олег осторожно откладывает поднос на пол, незаметно проверяя пистолет, начиная медленно закипать. Делает глубокий вдох, стараясь не вестись на очевидную провокацию. Внимательно следит за каждым движением Птицы, отслеживая малейшую угрозу. По спине стекает холодный пот. Даже сейчас он все еще ощущает иррациональный страх перед этой изворотливой тварью. И Олег презирает себя за это. — Если ты ждешь от меня извинений, то их не будет, — холодно отрезает Птица, — ты заслужил свои пять пуль. Каждую из них. — издевательски ласково продолжает темный двойник.       Волков пораженно смотрит в искрящиеся садистким весельем янтарные глаза Птицы, проглатывая крутящиеся на языке ругательства. — Вот только не надо делать такое лицо, Олежа, роль мученика тебе не идет. Ты же не думал, когда похищал друзей Грома, что я с ними чай пить буду, верно? И тем не менее ты привел ко мне ни в чем не повинных гражданских, словно агнцев на заклание. Не делай вид что не понимал, что я собираюсь с ними сделать. — жестко продолжает Птица. — Интересно, о чем ты вообще думал, когда устанавливал бомбы по всему Питеру? Неужто верил, что Гром успеет обезвредить все ловушки? Просто признай: тебе было совершенно плевать на последствия, сколько невинных людей могло погибнуть. Ты был готов пойти на любые жертвы. Ради своего Серёженьки. — ядовито выплевывает Птица.       Каждое слово, словно хлесткая пощёчина, метко брошенная в лицо наемника, больная правда, которую он явно не готов слышать. Уж точно не от твари, играючи угробивших столько невинных жизней. — Не тебе меня морали учить, Пташка. — наемник сверлит альтер-эго Разума тяжелым взглядом. — Неужели ты и вправду думал что я позволю тебе манипулировать Тряпкой, используя чувство вины? — Птица опасно щурит янтарные глаза. — Ты правда думал, что я мог использовать некачественную китайскую технику? Как думаешь, кто твой ошейник испортил? Поверь мне, я бы прикончил тебя без малейшего сожаления. О, Сереженька так истерил, так отчаянно пытался тебя спасти. Врачи наверняка сказали тебе, что каждый выстрел мог бы стать смертельным, если бы пришелся на пару миллиметров выше или ниже. Если ты заметил, у меня дрожали руки. Думаешь, я колебался когда нажимал на курок? Нет, это Сереженька отчаянно пытался вернуть контроль над телом. — Не делай вид, что никогда не знал о моем существовании, — Птица вскинул голову, смотря на наемника с нескрываемым ехидством. — все ты прекрасно знал, Олежа, просто предпочитал закрывать глаза на любые странности обожаемого Тряпки. Помнишь, как Разум меня в тетрадках рисовал? А кошмары его помнишь? Сколько раз он говорил тебе о Птице, а ты пропускал все мимо ушей потому, что пялился на его веснушки и острые коленки рассматривал. А ведь все это можно было предотвратить, но ты даже не попытался. — Там, в Венеции, ты ведь даже не заметил подмены. А ведь Тряпка продолжал бороться до конца. Он даже исправно принимал прописанные мозгоправом лекарства. Словно какие-то сраные таблетки могли избавить его от меня. — смех Птицы, холодный и острый, похож на осколки бьющегося стекла. — Ты даже ни разу не поинтересовался, что принимает твой друг. Вот только так называемое «лечение» доктора Рубинштейна абсолютно не помогало, а экспериментальные таблетки только сильнее расшатывали психику и усугубляли течение болезни. О, я раскусил этого мозгоправа еще с первой встречи. Стоит отдать ему должное, благодаря чокнутому докторишке я очень быстро получил долгожданный контроль над разумом и телом Тряпки. — Мне просто нужно знать почему. — сухо обрывает чужой монолог Волков. — Почему я запихнул тебя в клетку вместе с остальными и надел ошейник со взрывчаткой? — глумливо мурлычет Птица, — Думаешь, ты такой особенный? Хочешь узнать, почему я пытался убить тебя? Интересно, какое объяснение тебя заденет сильнее: что ты был просто сопутствующим ущербом или в твоём убийстве присутствовал некий личный мотив, — хрустально смеется темный двойник. — У тебя не было реальных причин меня ненавидеть, — мгновенно парирует наемник. — Я вытащил тебя из тюрьмы, привел к тебе Грома. — Слова «ты заслужил эти пять пуль. Каждую из них» бьются в голове похоронным набатом. Каждый психопат руководствуется личным мотивом и одной понятной ему логикой, преследуя высшую цель. И все же, каким бы безумным Птица не был, в каждом его поступке был скрытый мотив. — Реально не понимаешь, да? — Птица криво усмехается опасно щуря янтарные глаза. — Я ненавижу тебя сильнее, чем Грома, всегда ненавидел. Ты хоть представляешь, через что твоему Серёженьке пришлось проходить? Лучше бы ты никогда не появлялся в Радуге. Мы прекрасно справлялись и без тебя. Притворялся его другом, вечно рядом ошивался, делал вид что тебе на него не плевать, а потом просто бросил и сбежал, трусливо поджав хвост, в тот момент, когда он больше всего в тебе нуждался. — Ты прекрасно знаешь, что Серый действительно важен для меня. — срывается Волков. — Мы выросли вместе, я всегда защищал и заботился о нем. — Так что же случилось? — ядовито обрывает Птица, — Наш Волчонок вырос, внезапно осознал что ему с Серёженькой ничего не светит и решил свалить напрочь забыв о наивной детской дружбе? — Всё не так было. — порывисто возражает Олег. — А как? Комплексы заели, Волков? В институте Серёжа расцвел, стал наконец-то выбираться из скорлупы, обретая уверенность и контроль над своей жизнью. Нашёл место где его ум и способности оценили по достоинству. Тебя это раздражало, да. На фоне гениального друга ты чувствовал себя ущербным. Ты ведь кроме как кулаками махать, ничего в жизни делать не умеешь. Поэтому ты сам забрал документы из универа, еще до того как тебя позорно вышвырнули бы после заваленной сессии. — Я просто хотел быть ему полезным. Доказать себе что я сам чего-то стою. Что я могу чего-то добиться в этой жизни. У Серого была мечта, совершенно новая жизнь, а я тянул его на дно. Я знал что на создание соцсети потребуется много денег. — Вот только чего хочет сам Сережа ты как-то забыл уточнить. А когда вернулся с очередного контракта внезапно обнаружил, что твой Серый прекрасно справился без твоей помощи. — безжалостно припечатывает Птица. — Знаешь, что самое забавное, Волков? Серёженьке всегда было плевать на статус, на деньги. Всё, что он ему было нужно — чтобы ты просто был рядом с ним. Этого было вполне достаточно. Все эти гребаные семь лет Тряпка продолжал ждать что в один прекрасный день ты вернёшься и просто войдешь в двери Башни. — Ты хотя бы в курсе, с чем ему приходилось сталкиваться? Одинокий гениальный детдомовец со стартапом, без денег и поддержки. Сережа всего добился сам, поучил грант, начал раскручивать Vmeste ещё на пятом курсе, практически не спал по ночам, отвечая за все процессы. Как думаешь, когда сеть начала приносить реальные доходы, как часто ему угрожали? Сколько раз бандиты пытались отжать его бизнес? Сколько раз нас похищали, избивали, вывозили в багажнике в лес? Серёжа, разумеется, не помнит всей этой жести, но я никого не забыл. Знаешь, сколько раз старые похотливые ублюдки вроде Бехтиева пытались залезть к нему в штаны? Сколько раз на пафосных вечеринках, которые Серёжа был вынужден посещать ради раскрутки соцсети. Ему подсыпали наркотики в шампанское и пытались трахнуть где-нибудь в закрытой комнате, а после слить видео в сеть. Вот только они не знали, что вещества всегда пробуждали меня из тени.       Птица хищно скалится, вспоминая как неожиданно ловко вырывался из цепких рук, а после безжалостно впечатывал похотливую оплывшую рожу в ближайшее зеркало, стол или раковину. Как до смерти запугивал зажравшихся ублюдков вроде папаши Гречкина, который был слишком падок на свежее мясо и патологически не понимал слово нет. — Я всегда хранил Тряпку от всей грязи этого мира, защищал его, когда тебя не было рядом, расчищал ему путь, устраняя любую угрозу жестко и радикально. — Ты убивал их. — понятливо комментирует Олег. — Неважно, своими или чужими руками. Уже тогда ты умел заметать следы. — Невозможно вырастить сад в месте усеянном сорняками. — пожимает плечами Птица. — Именно тогда ты впервые задумался о Чумном Докторе, да? — Не отрицаю. Когда сталкиваешься со всей изнанкой этого города, всем произволом, что творит так называемая «элита», начинаешь иначе смотреть на вещи.       Олег трет переносицу, пытаясь справится с нарастающей головной болью. Сейчас он наконец может видеть картину целиком, словно сложились недостающие фрагменты пазла. Правда не приносит облегчение, лишь нарастающее раздражение и злость. Волков и сам до конца не осознает на кого злится, на Птицу или себя. Понимает, как сильно он тогда проебался. Если бы он сдержал тогда обещание и вернулся после первого контракта не было бы ни Сада Грешников, ни Венеции. Олег своим бездействием сам взрастил Птицу, помог ему расправить крылья, Чумной Доктор сошёл с детских рисунков одинокого мальчика, рождён из уязвимости и беззащитности Сережи, стал результатом тех травмирующих событий с которыми пришлось столкнуться Разуму на тернистом пути к вершине. Каждая угроза, похищение, попытка изнасилования, каждая новая вытесненная травма ещё сильнее расшатывали психику Серого и усиливали расщепление. — Я достаточно удовлетворил твоё любопытство? — издевательски ласково мурлычет Птица, слегка подаваясь вперёд. Тёмный двойник Разума выглядит скучающе-расслаблено, подпирает подбородок изящной ладонью. — На сегодня хит-парад тупых вопросов закончен. Это немного утомляет, знаешь ли. Почему бы тебе просто не принести мне ноутбук с интернетом и покончим с этим. — Птица остро сверкнул глазами из-под отросшей рыжей чёлки. — Что тебе еще принести? — холодно парирует Волков, сверля наглую тварь презрительным взглядом. — Я бы не отказался от бокала хорошего итальянского вина, — глумливо продолжает Птица. — Сколько? Я готов компенсировать моральный ущерб, реабилитацию и моё чудесное спасение из Сибири. Просто назови любую цену и номер счета. Можем сразу разойтись, или, — Птица задумчиво постучал указательным пальцем по нижней губе, — я могу снова нанять тебя. Ты конечно весьма потрёпан после Венеции и явно не в лучшей форме, но еще можешь быть полезен.       Олег поражённо уставился на охреневшую от вседозволенности скалящуюся тварь, теряя крупицы терпения. Вот так просто, решил купить его значит? Даже сейчас считает себя хозяином положения и сморит на других словно на грязь под ногами. Все еще считает что Олег вновь станет плясать под его дудуку. — Так сколько? Назови любую сумму. — заносчиво продолжает Птица. — Не делай такое сложное лицо, Волчик. Мы оба прекрасно знаем, что притащил ты меня сюда явно не из мести. Оглянись вокруг, я сплю на мягкой постели, жру твою стряпню, принимаю душ в любое время суток, как-то слишком шикарно для заложника, тебе не кажется? — продолжает глумится Птица. — На твоем месте я бы не был так самонадеян. У меня есть все причины чтобы желать тебе долгой и мучительной смерти. Может, я просто решил дать тебе призрачную надежду на спасение и немного времени оклематься? — холодно отрезает Волков, зеркаля острую улыбку Птицы. — Тогда почему я всё ещё не в подвале? — мурлычет Птица, явно забавляясь, - Ты абсолютно безнадёжен Волчик. Ты просто не способен причинить вред своему Серёженьке. А раз так удачно совпало что мы делим с ним одно тело, то для меня ты тоже угрозы не представляешь. Мы оба прекрасно знаем что у тебя даже не было никакого четкого плана когда ты бросился вытаскивать меня из Сибири. Выкрал меня прямо из-под носа самого Хольта. Признаться, я был впечатлен. — продолжает глумится Птица, — я бы многое отдал чтобы увидеть рожу Грома в тот момент, когда он понял что ты угнал вертолёт. Дальше ты не планировал. И ты понятия не имеешь, что со мной делать дальше. — хрустально смеётся пернатая тварь. — Не стоит тратить попусту мое и свое время, Волчик. Просто принеси мне ноут. — жестко отрезает Птица. — У тебя нет причин держать меня здесь. Если, конечно, ты не решил спрятать меня здесь от всего мира и держать в качестве личной секс-игрушки. Ты же не настолько на мне сдвинут, правда? — сладкий бесящий голос Птицы так сочится ядом. — Так сколько? Называй любую сумму.       Гнев затапливает разум подобно кровавому приливу. В каждом слове небрежно брошенном Птицей он чувствует презрение и превосходство. «Сколько? Сколько стоит твоя сломанная жизнь? Во сколько ты оценишь жизнь друзей и подчинённых которые тебе доверяли? Которых я убил на твоих глазах просто ради развлечения. Сколько стоит твоя больная преданность и растоптанное сердце?» Это слишком похоже на сделку с дьяволом. Вот только Птица не дьявол — он обычная изворотливая и лживая тварь.       Ярость застилает глаза, тело группируется, двигается на чистых рефлексах, Волков опасно оскалился, делая стремительный выпад, сжимая руку на шее Птицы, ощущая как под пальцами заполошно бьётся пульс. Тело под ним заметалось на кровати, странно выгибаясь на лопатках. Огненные волосы разметались по подушке, липли к взмокшему лбу, глаза птицы подозрительно закатились, а щеки вспыхнули нездоровым румянцем. Он просто безвольно раскинулся на кровати, раскинув руки, позволяя себя душить, игнорируя инстинкт самосохранения и здравый смысл. Птица даже не пытался вцепится в сжавшуюся на горле ладонь наёмника.       Первоначальная эйфория от ощущения что удалось загнать противника в угол быстро отступила, уступая место глухому раздражению и злости. Клокочущая в груди ярость в купе с затаённым страхом требовала выхода. Наемник брезгливо разжал ладонь, позволяя Птицы сделать спасительный вдох. Птица закашлялся, хватаясь за повреждённое горло. Впрочем, уже через пару секунд темный двойник Разума, гордо расправил плечи, одаривая Олега заносчивым взглядом, криво улыбаясь уголками разбитых губ. Птице не нужно много времени чтобы оклематься и начать раздражать. Он мог выбесить Волкова до зубного скрежета даже не прилагая особых усилий. Свободная раскованная поза, змеиная улыбка на тонких губах, высокомерная плавная мимика и жесты, словно он тут хозяин положения, смотрящий на всех словно на грязь под ногами, всё это слишком напоминало Венецию, будило в Олеге что-то не зажившее, больное. А Птица с садистким азартом продолжал бередить старые раны, глумясь и втаптывая в грязь чувства Олега с поразительной лёгкостью.       Птица пытается увернутся, отпихнуть от себя наемника, извивается, изящно матерится и царапается словно разъярённая кошка. Но Волков намного сильнее, быстрее. Ему не составляет усилий скрутить Птицу, больно заламывая руки за спину, крепко связать тонкие запястья армейским ремнём. Птица злобно зыркает янтарными глазами, теряя напускную уверенность. Он все еще слаб после Сибири и полугода заточения в итальянской тюрьме. Исхудавший и бледный, он сейчас больше напоминает Серого времен института. — На колени. — отрывисто хрипит Волков, сдергивая его с кровати. Больно давит на острое плечо, заставляя подчинится. Направляет пистолет в лицо Птице. Он должен показать этой твари что больше не намерен плясать под его дудку. Что бы этот псих не задумал его игры закончатся здесь и сейчас. Олег заставит его сожалеть о каждом слове, о каждой фигуре на шахматной доске. Он заставит Птицу бояться, это он, а не Волков должен просыпаться по ночам от собственного крика. — Серьёзно, Волков? — Птица издевательски склоняет голову, нагло щурит янтарные глаза, игнорируя направленное на него дуло пистолета. — Думаешь, я поверю что ты тащил меня через весь континент чтобы просто застрелить? Да он даже не заряжен.       Оружие кажется непривычно тяжелым. Правое плечо простреливает острой болью, внезапно сводит судорога. У Олега предательски дрожат пальцы. — Что, старые травмы дают о себе знать, Олежа? — Птица заливается издевательским смехом.       Олег бьет его, резко, наотмашь. Голова Птицы дергается, в глазах загорается странный садистский азарт. Птица вскидывает голову, смотрит нагло, вызывающе, медленно слизывая кровь с разбитых губ. Всё ещё не чувствуя в нем ни малейшей угрозы. Птицу все это странным образом забавляет. Значит придется прибегнуть к другим методам. Волков испытывает острую потребность видеть Птицу поверженным, униженным, подчинённым, втоптанным в грязь. Стереть эту мерзкую ухмылку с тонких губ, увидеть в янтарных глазах искры зарождающегося страха, услышать как самодовольный высокомерный ублюдок будет кричать от боли и молить о пощаде. Только так он сможет побороть свой внутренний страх перед Птицей. — Заметь, не я это предложил, — усмехается Олег, небрежно расстегивая брюки, высвобождая стремительно твердеющий член.       Птица хитро щурит глаза. Ему ничего не стоит прекратить всё это прямо сейчас, достаточно вытащить Тряпку и Олег сразу его отпустит. Стоит сделать это прямо сейчас, или лучше в процессе? Будет весело посмотреть на его заплаканное личико, как он будет рыдать и умолять Олега остановится. Интересно, как Волков будет потом успокаивать его истерику. Он же после этого от Олега как от огня шугаться будет, одной проблемой меньше. Детская наивная влюблённость Тряпки в Олега его порядком раздражала. Впрочем, с Тряпки хватит пока душевных потрясений и психологических травм. Он еще после тюрьмы до конца не оправился, сидит забившись в темный угол сознания и не высовывается. Идея поменяться сейчас с Серёжей кажется ему забавной. Птица многое отдал бы чтобы увидеть его расширенные от шока невинные голубые глаза. И все-таки у Птицы сегодня явно другие планы.