Будущее в миске

За недолгую свою жизнь Иде довелось выслушать бессчетно чужих историй, но мало какие занимали ее больше, чем рассказы намдалени. Наемники и пираты, эти люди побывали много где. Именно из Намдалена отправлялись корабли на далекий восток, которого не было даже на имперских картах. Когда-нибудь, надеялась Ида, ей повстречается человек, бывавший в тех краях и вернувшийся оттуда. Впрочем, слушать рассказы о дяде Ранульфа, старом пирате, было не менее увлекательно. – Когда мне было десять, дядя вернулся домой, разграбив город близ Опсикиона, сейчас уже не вспомню, как он назывался. Дядин корабль едва удрал от четырех имперских галер, и только когда вошел в наши воды, галеры отстали. Если бы я мог показать тебе, что он тогда вез! Моей матери он подарил огромную икону, наверное, из местного храма. На ней был Кведульф Халогайский, как сейчас помню! Матушку больше занимала оправа – там было много драгоценных камней, а я смотрел на икону, и мне казалось, я сам стою среди тех халога, что пронзили его копьями. И копья в ранах, и раны, и кровь – все было как настоящее. И лицо, на котором сквозь боль пробивались... пробивалось... я не знаю, как сказать. – Ранульф взъерошил волосы на затылке. – Я был мальчишкой, но уже тогда понял, что держу в руках чудо. Я видел много икон, но все они были и вполовину не так великолепны. Святые на них никогда не казались живыми. Как мог человек вообще изобразить что-то подобное! Будто время застыло и дало ему срисовать с натуры все, что он хотел! В тот день я и понял, чем хочу заниматься по жизни. – Писать иконы? – недоверчиво спросила Ида. – Грабить города. Ида засмеялась. – А я уж было подумала, что совсем тебя не знаю. Она потянулась обнять его. Под правой лопаткой пальцы наткнулись на рубец, оставшийся от страшной раны, полученной Ранульфом больше года назад. Тогда дротик пробил ему легкое и вышел из спины. Ужасный день их знакомства снова встал перед глазами Иды. Она будто увидела наяву искаженное смертной мукой лицо, и кровь, потекшую вместо слов между его устами, и его взгляд, когда Ида опустила руку в рану, чтобы вынуть сбитые ударом звенья кольчуги. Видно, лицо у нее сделалось странным, потому что Ранульф вдруг сказал, не то в шутку, не то всерьез: – Еще немного – и я подумаю, ты жалеешь, что вытащила меня с того света. – Никогда, никогда! – воскликнула Ида, осыпав поцелуями его лицо. – Я так хотела, чтобы, глядя на меня, ты вспоминал не боль, а наслаждение. Ранульф рассмеялся. – Глядя на тебя, я вспоминаю, что ты подарила мне жизнь. Ты мне теперь как вторая мать, я отдам тебе все, что ни попросишь, даже красного коня приведу, если это тебя успокоит. О красном коне слухи ходили уже несколько месяцев. В середине весны Его Святейшеству Патриарху Бальзамону было видение, в котором в столицу вошел красный конь с черным крестом на лбу. Его всадник, по словам Патриарха, будет благословен и доставит Императору добрую весть. А потому его надлежало принять, оказать все почести, выслушать и сделать по его слову – это принесет Империи добрые времена. А добрые времена были сейчас как никогда нужны – йезды грызли запад страны, столица с трудом отстраивалась после зимнего пожарища, да и Ида в конце осени должна была родить. Она уже чувствовала шевеления плода и надолго замирала над рукоделием, прислушиваясь к творящемуся внутри. Ида была любопытна, мало что на земле для нее само собой разумелось. Вот и сейчас новая жизнь, которую она в себе носила, была ей удивительна и казалась почти чудом. Слышит ли дитя ее голос, когда она поет? Слышит ли ее смех, когда она веселится? От бесплодных исканий ума в один из прекрасных летних дней ее отвлекла Майя. Старшая сестра была не робкого десятка и быстро избавилась от лишней скромности, появляясь в императорском квартале как у себя дома. Тем более что намдалени, у которых жила Ида, были вовсе не против ее визитов. В этот раз Майя явилась вместе с Мелитиной и Петриной, их младшими сестрами. Иде показалось на миг, что сестрица сильно ошиблась в расчетах и прибыла взглянуть на племянника. Но дело было вовсе не в том. – Я должна тебе кое-что показать! – возвестила Майя таким голосом, будто речь шла не менее чем об императорском венце. – Показывай, – улыбнулась Ида, отложив вышивание. – Идем со мной на площадь, – велела Майя. – Только зайдем за Гелианой. Если уж она решилась потревожить Гелиану, работавшую в лавке с утра до ночи, значит, дело и вправду необычное, подумалось Иде. – По какому случаю семейная сходка? – полюбопытствовала она. – Узнаешь! – торжественно объявила Майя. Ида, заинтригованная, слезла со скамьи. В зимнем пожарище она потеряла часть стопы и никогда не осилила бы пути даже до площади, не то что до жилища Гелианы, если бы господин Нейпос, учивший ее основам целительства, не сделал ей поистине царский подарок – искусственную точку опоры, во многом повторявшую очертания утерянного куска. Она была сделана из липы, покрыта лаком и крепилась к ноге ремнями. Все это являло собой весьма безобразное зрелище, но пострадавшая нога и без того была так изуродована, что придать ей большую безобразность было трудно. Гелиана, вторая из пяти дочерей Ваана-медника, вышла замуж за Анаклета-зеленщика, торговавшего в столице овощами и фруктами. Впрочем, только плодами его товар не ограничивался – в лавке Гелианиного супруга можно было найти множество трав, которые заготавливала сама Гелиана с детьми, часто выбираясь за город для сбора. Травы особенно хорошо расходились зимой, когда дары земли истощались и лишь засушенные пучки, не утратившие ни аромата, ни целебного свойства, напоминали о щедрости лета. В лавке, как и следовало ожидать, стоял запах разнотравья. Гелиана, склонившись над узким столиком у окна, быстро и ловко что-то нарезала. Судя по пряному аромату, коснувшемуся ноздрей Иды, это была солодка. Семилетняя Дафна, ее старшая дочь, сидела рядом на табурете, орудуя пестиком в ступе. Увидев такое количество гостей, Гелиана удивленно подняла голову. Первой ее мыслью было: – С батюшкой что-то случилось! – Я тебя умоляю, что с ним сделается! – воскликнула Майя. – Но я кое-кого встретила сегодня на площади, думаю, и ты захочешь взглянуть. – Если это очередная несуществующая любовница твоего Пахиса, я тебя убью, – вздохнула Гелиана. – У дяди Пахиса есть любовница? – заинтересовалась Мелитина. – Конечно, нет, солнышко, он ведь жив, – отвечала Ида. Майя гневно фыркнула. Оставив несчастную солодку дочери, Гелиана вышла с сестрами. Узкие улочки ремесленных кварталов казались в сиянии зрелого лета каналами, по которым струится расплавленное золото. Даже остатки пожарища – еще не затянувшиеся раны постигшей город беды – не нарушали торжества Фоса, бывшего в эти дни единственным владыкой небосвода. Когда сестры вышли на площадь, солнечное золото расплескалось вокруг, и круглый купол неба над ними казался куполом храма. Ида подумала вдруг, что совсем не выбиралась в город в последние месяцы. Поселившись во дворце, она почти не покидала садов Императора и, зализывая собственные раны, не видела, как столица исцеляется от своих. На площади Паламос было, как всегда, многолюдно, Ида не сразу заметила, куда ведет их Майя. Только когда их взорам предстал грязно-белый шатер с изображенными по обеим сторонам полога глазами, она вспомнила события давно ушедших дней, когда Мелитины и Петрины не было еще на земле и у Ваана-медника было только три дочери. ... В тот день они встали рано и работали усердно. Отец хотел устроить хранилище для готовых изделий в старой кладовке, и сестрам надлежало разобрать и вычистить ее. Родители их не торопили, зато торопила Майя. Знамо дело: если не управятся дотемна, их не отпустят погулять. Ночной город был так же опасен для девочек, как темный лес, а выйти в город сегодня нужно было хоть убей. На площади установила свой шатер старая Ойнен – слухи о ней ходили один другого невероятнее. Но одно было известно точно: Ойнен была предсказательницей каких поискать. Говорили, у нее была волшебная миска, в которую она давала заглянуть посетителям, чтобы те увидели собственное будущее. Майе было четырнадцать, и близился день, когда судьба ее решится и она покинет родительский дом. К добру или к худу, в богатстве или в бедности, в любви или в презрении – все эти вопросы занимали подросшую девушку. Но, конечно, и у Иды с Гелианой было за чем заглянуть в волшебную миску. Кашляя от пыли, Ида разбирала завалы старого тряпья. В небольшое окошко над их головами лился солнечный свет: попадая в его лучи, пылинки казались крупицами золотого песка. Пять дней назад намдаленское войско торжественно вступило в столицу, и Веховой камень на площади украсился очередной головой. Память увиденного великолепия, кровь и золото, солнце и железо, все еще жили в сердце Иды. Майя и матушка смеялись над ней – только дай глупой Иде взглянуть на что-то великолепное, как она поджимает лапки. Отец считал склонность младшей дочери блажью и надеялся, что со временем та станет трезвее смотреть на вещи. С раннего детства Иду привлекали роскошь, мощь и величие, торжественная красота. Она тянулась к обширным, залитым светом пространствам, к высоким зданиям и грозным боевым кораблям в портах Бычьего Брода. Она часто ходила к старому Бехману, меднику-макуранцу, бежавшему из родного Машиза, когда тот пал под натиском степной рати. Ваан-медник не препятствовал этой дружбе, хоть и не считал, будто из нее выйдет что-то хорошее. Бехман рассказывал Иде о великом городе Машизе, столице не существующего более Макурана, в величии своем и мощи соперничавшего даже с Видессом. Солнце было еще высоко, когда сестры закончили уборку. Кладовая выглядела теперь как новая – и богатого заказчика не стыдно привести. У Иды в горле стоял пыльный ком, плечи ныли от бесконечного перетаскивания горшков. Быстро умывшись над медным тазом отцовской работы, сестры переоделись в чистое и вышли на улицу. – Только недолго! – напутствовала матушка, затворяя за ними дверь. – И не вздумайте объедаться сладким! Ни о каких сладостях девочки в тот вечер не помышляли – хватило бы денег хоть одним глазком заглянуть в волшебную миску! Солнечный свет на улицах становился все более глубоким – по мере того как день катился к вечеру, в его ослепительной белизне проглядывало все больше багрянца. Недолго не получилось. У невысокого шатра, когда-то, очевидно, белого, а сейчас весьма замызганного, с изображением двух глаз на обеих сторонах полога, была небольшая очередь. Сестрам ничего не оставалось кроме как пристроиться в ее конец. Перед ними стояли встревоженного вида юноша – не иначе полный надежд любовник, толстая женщина, чем-то напоминающая соседку Эвмению, и худая остроносая девица с отсутствующим выражением лица. Чтобы не заскучать, Ида оглядывала площадь. Здесь всегда было на что посмотреть. Вот худой мужичок в ярко-оранжевой тунике – матушка говорила, так одеваются уличные бандиты – увязался за высокой крутобедрой девицей с корзиной, полной спелых персиков. Когда он потянулся к корзине, девица вдруг обернулась и покрыла незадачливого вора такой отборной бранью, какой Ида не слышала даже от отца, когда у того не ладилась работа. Вот наемник халога рассеянно чешет ободранную уличную кошку – он тоже смотрел на девицу, но его, кажется, интересовала вовсе не ее корзина. Впрочем, стоило девице завизжать, даже халога отшатнулся. Вот седобородый лоточник идет сквозь площадную толпу – на подносе перед ним Ида увидела медовое печенье и засахаренные кружки лимона и тоскливо вздохнула. Когда подошла их очередь, солнечный свет сделался красным. Пылающий шар неотвратимо катился за границу земли. Сестры вошли в шатер втроем. Внутри было полутемно, горело несколько свечей. Посередине, прямо на земле, постелен был толстый шерстяной ковер – разглядеть его узор было трудно. На ковре стоял невысокий столик, на столике – миска с водой. Взгляды сестер как один уперлись в неподвижную водную гладь, но ничего, кроме свечных огней, там не отражалось. – Ну-ка, ну-ка, какие сегодня гости, – послышался из затененной части шатра высокий, чуть визгливый голос. – Неужто родители разрешают моим маленьким друзьям гулять так поздно вечером? Разве не должны все хорошие девочки быть на закате дома? В освещенный круг в середине шатра вышла невысокая пожилая женщина. Седые волосы ее были убраны в высокую прическу, но неясно было, на чем та держится – выцветшие пряди казались легкими, как превратившиеся в пух головки одуванчиков. Ветер подует – унесет. Длинный нос нависал над верхней губой хозяйки, придавая ей сходство с хищной птицей. – Мы и были бы уже дома, если бы не очередь, – заметила Майя. Обращение старой Ойнен не пришлось ей по нутру. Майя считала себя уже взрослой и стремилась поскорее выйти замуж, чтобы отбить у последних желающих охоту называть ее ребенком. – Мы хотели заглянуть в твою миску и увидеть будущее. – Ойнен не дает смотреть в миску просто так, – все тем же неприятным голосом отозвалась предсказательница. – У моих маленьких друзей есть деньги? – Есть, – в тон ей отвечала Майя. – Сколько ты просишь? – Серебряный за троих. На миг Иде показалось, что Майя сейчас развернется и уйдет. Ида знала, что у нее были две серебряные монеты, но это были деньги, которые матушка дала, чтобы Майя сходила завтра на рынок, и подобной растрате отец не обрадуется. Но Майя, видимо, решила, что не затем весь день драила кладовку и потом еще полвечера стояла в очереди, чтобы сейчас уйти. Она протянула старой Ойнен серебряную монету. – Садись, дорогуша. – Предсказательница отступила, жестом пригласив Майю присесть за низкий столик. – А вы обе ждите снаружи. Ида и Гелиана переглянулись, но спорить не стали. Снаружи уже вовсю пылал закат. Народу на площади стало чуть поменьше, зато зажглись окна таверн. Откуда-то донесся обрывок пьяной песни. Очень хотелось пить. Интересно, подумала Ида, если выпить воды из волшебной миски, можно обрести дар предвидения? Она задала этот вопрос сестре, но та только пожала плечами. Наконец, настала очередь Гелиане войти в шатер. Майя вышла, щурясь на заходящее солнце, Ида сразу принялась ее расспрашивать, но сестра только отмахнулась. Очевидно, предсказание не слишком ее впечатлило, а вот потеря денег волновала куда больше. Вручив Иде оставшуюся серебряную монету, она принялась шарить по карманам и выгребать медную мелочь, складывая Иде в ладони. Но медяков оказалось всего девять, восполнить потерю было нечем. – Ладно, – вздохнула Майя. Кажется, мысленно она уже готовилась к взбучке. – Надеюсь, хотя бы вы услышите что-нибудь полезное. Когда Ида вошла в шатер, солнце окончательно закатилось. Старая Ойнен кивнула ей за стол, и Ида уселась на ковре, скрестив ноги – она видела, как сидели в таком положении наемники-степняки. – Смотри и говори мне, что видишь, – велела Ойнен. Ида послушно склонилась над миской. Первое время она не видела ничего, кроме затемненного отражения собственного лица да свечного огонька по правую руку. Она хотела уже так и сказать, как вдруг сквозь полумрак словно бы изнутри миски начало проглядывать какое-то изображение. Ида вцепилась в столешницу, вглядываясь в размытую картинку, но тщетно – та так и не проявилась ярко. Только смутно можно было угадать в проступивших очертаниях древесную зелень да ярко-голубое небо над нею. Но что это было за место и даже что за растения, определить не удавалось. – Тут плохо видно, – пожаловалась Ида. – Что-то зеленоватое, а сверху чуть светлее. Как будто деревья и небо. Какое-то зеленое место. – Что за место? – спросила Ойнен. – Не знаю, все размыто, – отвечала Ида. Она не была даже уверена, что видит именно деревья. – На что похоже? Сказать по правде, походить увиденное могло решительно на что угодно. Но мысли Иды уже несколько дней крутились вокруг торжественно явившегося войска, ушедшего с площади в императорский квартал. Ида за ними, конечно, не пошла, да отец и не пустил бы. И все же в дворцовом комплексе, наверное, невероятно красиво. Она обязательно будет там гулять, когда станет старше и сестры уже не будут смотреть за ней. Ида отвечала, помолчав: – На сады Императора. От ее слов картинка нисколько четче не стала. Иде показалось, будто в правом ее углу заметно какое-то движение, но ни определить его природу, ни даже понять, что движется, было невозможно. Она смотрела будто сквозь очень плохое стекло. Однако, как послушная девочка, Ида сообщила: – Тут справа что-то двигается. – Что? – тут же вернула ей вопрос Ойнен. – Я не знаю. – А на что похоже? Как и в случае со всей картиной, походить это могло совершенно на что угодно. От течения реки до торжественной процессии. Но если уж Ида решила, что видит императорский квартал, естественнее всего было предположить, что это войско. – Это войско, – наконец, отвечала она. И добавила чуть увереннее: – Да, это иностранное войско. Они подавили мятеж и теперь возвращаются во дворец. – Среди них есть твой муж? – спросила Ойнен. – Что? – От неожиданности Ида оторвалась от миски и удивленно вскинула глаза. Вопрос озадачил ее. Она была слишком мала, чтобы думать о замужестве, матушка еще не рассказала ей даже о тайне сближения мужчины и женщины. Хотя в том уже не было особой нужды – любопытная Ида давно все вызнала у сестер. Неожиданный вопрос выбил ее из колеи, и Ида пробормотала, запинаясь: – Нет... может… не знаю. – А ты сама-то там есть? – чуть насмешливо поинтересовалась Ойнен. Иде сделалось обидно. Наверное, предсказательница посчитала ее глупой девочкой, которой еще рано заглядывать в волшебную миску. Но почему бы ей не быть там, в этой странной картине. Все равно ведь ничего не разобрать. – Да, и я там, – отвечала Ида. – Я их встречаю. – Ты ребенок или взрослая? – Конечно, взрослая! И красивая! У меня длинные волосы, и грудь как у матушки, и платье из зеленого шелка! – Что ж, вот тебе твое предсказание, – отвечала Ойнен, – все, что ты видела, будет твое. – Правда? – обрадованно воскликнула Ида. – Скорее всего, – пожала плечами предсказательница. И на том, казалось, совершенно утратила к ней интерес. Когда Ида вышла, сгущались сумерки. Сестры поспешили к дому, стараясь успеть до того, как небо нальется чернотой. Но не обсудить увиденное по дороге, естественно, не могли. – Ты тоже сначала увидела в миске какую-то зелень? – спросила Майя. – Да, – удивленно подтвердила Ида. – И вы тоже? Эта старуха еще спросила, что там такое. – Я сказала, это лес, – отвечала Гелиана. – Я сказала, что похоже на огород возле дома, – заметила Майя. – Я сказала, что это сады Императора. – А потом там что-то двигалось, кажется, справа, – вспомнила Гелиана, – и старуха спросила, что это движется. – Она же чертова предсказательница, она сама должна знать, что там! – раздраженно фыркнула Майя. – Тем более что видно было как в грязной воде! – А что вы сказали? – полюбопытствовала Ида. – Я – что телега едет, – отвечала Гелиана. – Я сказала, что дети носятся. – Я сказала, это войско идет. – А про мужа она у вас спрашивала? – Да! – воскликнула Майя. – Я сказала, что он, наверное, сидит дома, пока я вожусь в огороде. – Я сказала, что мой на телеге едет. – Я сказала, что не знаю. – Так что же, выходит, мы все трое видели одинаковую судьбу! – воскликнула Майя. – И участь нас ждет одинаковая! – Нет, – отвечала Гелиана. – Тут что-то другое. Майя внезапно остановилась как громом пораженная. – Я все поняла! – вскричала она. Сестры уставились на нее с любопытством – ну как старшая сейчас поделится с ними ей одной открывшейся мудростью. – Она просто чертова шарлатанка, чтоб ей провалиться! Навела на миску какие-то чары и всем показывает одно и то же, да еще как в дурное стекло, чтобы человек ничего и не понял, а сам себе все напридумывал! Никакое это не предсказание, просто колдовство! Я отдала ей серебряный, а она провела нас как детей! Голос ее был полон досады и гнева, и Ида признала со вздохом, что Майя права. Ей вдруг стало стыдно оттого, что ее так легко оказалось обмануть. И все же какая-то часть ее души не хотела расстаться с надеждой. Какая-то часть говорила: почему бы всему этому – и садам, и войску, и грозным галерам у Бычьего Брода – не быть ее. И что это значит – быть ее? Но то были вопросы не для детского разумения. Им с сестрами стоило подумать, что сказать дома, дабы избежать наказания. ... – И что? – непонимающе спросила Гелиана. – Ты привела нас сюда поквитаться с нею? Прошло двенадцать лет, а ты все злишься, что мы неделю сидели под замком? Не мне тебе говорить, как опасно задирать колдунов – ну как она тебя зачарует, свету не обрадуешься. – Ты и правда такая тупая или не выспалась? – рявкнула Майя. – Посмотрите, ведь все сбылось! У меня есть муж, и дети, и огород на крыше, на который мужу наплевать! Ты, Гелиана, вечно пропадаешь в своих лесах и возишь оттуда травы! И Ида живет в императорском квартале с наемниками! Ну! Все исполнилось! – Да, верно! – обрадованно воскликнула Ида. – Но ведь это было не предсказание, мы же просто придумывали что видели! В той миске ничего нельзя было разглядеть. – Наверное, она могущественная чародейка, – произнесла Гелиана. Но звучало не слишком убедительно. Обладая силой претворять в жизнь чужие слова, даже столь нелепые, как ее, Идины, почему эта женщина все еще таскается по площадям в грязном шатре, а не сидит у ног Императора. – Вы можете гадать сколько угодно, – махнула рукой Майя. – Я привела нас сюда, чтобы мы еще что-нибудь «увидали» над миской и это сбылось бы по прошествии лет. Ну и чтобы младшие тоже выгадали себе счастливую судьбу! Майя лучилась гордостью, как будто ей одной пришла в голову столь замечательная мысль. Старшие сестры уставились на младших. – Вы хотите, чтобы мы туда пошли? – догадалась Петрина. – Да, ступай первая, – велела Майя, протягивая ей серебряную монету. – Обязательно скажи, что видишь, как муж носит тебя на руках, а рядом с вами резвятся дети. – Скажи, что шьешь лучше любых мастеров столицы и весь город ходит к тебе заказывать платья, – наставляла Гелиана. – Скажи, что одета в шелка и золото, – не отставала Ида. Петрина зажала уши руками. – Хватит! У меня сейчас голова лопнет от ваших наставлений! И вошла в шатер. Она еще не появилась, когда на площади возникло какое-то волнение. Та ее часть, где стояли сестры, постепенно пустела – народ подтягивался к восточному краю площади. Ида спросила у одного из прохожих: – Мой господин, куда все спешат? – Там пляшет Хазор, – отвечал тот. Майя сразу поскучнела. Хазор была юная танцовщица, впервые вышедшая на эту площадь прошлой весной. Ей было тогда четырнадцать, и она оставила столицу бесконечно очарованной ее мастерством и изяществом. Ида в ту весну была в походе с намдалени и не видела юного дарования. Не довелось ей посмотреть на Хазор и в следующие разы, когда та выступала уже в амфитеатре. Юную танцовщицу вообще нечасто удавалось увидать – иногда говорили, что она будет выступать на каком-нибудь празднестве – а она не являлась. Наверное, эта девица получала от благодарных горожан столько золота, что могла не утруждать себя частыми представлениями, подумала Ида. После выступлений Хазор словно бы исчезала в толпе, и найти ее не мог никто, хоть многие старались. Ходил слух, только тот мужчина, которому она подаст одно из своих покрывал, сможет отыскать ее и провести с ней ночь. Но за год с небольшим, что Хазор была известна городу, это случилось всего однажды. Иде было любопытно взглянуть на неуловимую танцовщицу, но Майя, видевшая некогда ее выступление, сказала: – Не ходи. Незачем тебе на нее смотреть, и вообще никому незачем, если хочешь знать. Пахис как увидел –неделю ходил зачарованный, я для него словно не существовала. Хорошо хоть пара затрещин его отрезвили. Но упустить редкую возможность увидеть танец Ида не собиралась. Она пошла вслед за толпой – туда, откуда раздавались звуки музыки – и, мало что видя из-за невысокого роста, стала проталкиваться в первый ряд. Здесь она увидела Сотэрика и хотела приветствовать его, но одного взгляда в его лицо хватило, чтобы понять: Сотэрик был сейчас для нее потерян. Как, наверное, и все прочие мужчины, стоявшие вокруг. Был здесь даже Автократор видессиан, Туризин Гавр, но и Император, и офицер-наемник были сейчас одинаково очарованы женщиной, пляшущей в широком круге, образованном толпой. По четырем сторонам круга сидели четыре девушки. Две играли на лирах, еще две – на барабанах, и под эту необычную музыку извивалось в середине круга в множестве полупрозрачных покрывал изящное девичье тело. Лишь взглянув на Хазор, Ида поняла, о чем говорила Майя. Верно, ей и вправду не стоило сюда приходить. Ида знала, что сама она скорее хорошенькая, чем красивая. На своем веку она видела женщин куда более яркой наружности, чем была сама. Так, ее подруга Эвфалия, дочь Немесия Драгацеза, императорского казначея, была гораздо красивее Иды. Но никогда в ее присутствии Иде не приходило в голову сознание своего несовершенства. Возможно, причиной тому было то, что Эвфалия слабо сознавала свою красоту и уж всяко не сравнивала себя с Идой. Хазор же, несмотря на юный возраст, как будто прекрасно знала и прелесть свою, и власть этой прелести. В глазах ее было то уверенное спокойствие, что поселяется в сердце женщины, когда она может одним взглядом остановить мужчину. Всякая, хоть сколько-нибудь склонная сравнивать себя с другими, чувствовала бы себя здесь неуютно. Хазор была стройна как молодое деревце, и Ида вдруг вспомнила все насмешки Зеноны, своей бывшей соседки, о том, что у Иды жирный зад. Сейчас ей казалось, что Зенона была не так уж неправа. Позолоченные обручи, которые, сверкая, вертелись на талии, ногах и руках танцовщицы, иногда прижимали к ее телу полупрозрачную ткань, и тогда было видно, что груди у нее небольшие и упругие, с маленькими розовыми сосками. У самой Иды грудь была тяжелой, а соски – крупными и темными. Хазор был ловкая и гибкая – Ида и в лучшие времена не смогла бы так выгибаться, а сейчас, беременная, с одной уцелевшей ногой – и подавно. Но самое главное – Ида никогда не вызывала у мужчин такой зачарованности. Она не знала, давно ли пляшет Хазор, но благодарные горожане уже набросали в круг столько золота, что казалось, будто она ступает по морской глади на закате. Пользуясь такой популярностью, она, конечно, могла не принимать приглашений, которые были ей не по душе. Вот, прозвучав последним переливом, затихла музыка, смолкли удары барабана, и Хазор пала на позолоченную мостовую, словно не имела костей. Послышались рукоплескания – так не встречали даже войско, отбившее золотоносный Кизик. Ида рукоплескала тоже – как ни было ей неуютно от сознания своего несовершенства, не поблагодарить за поистине великолепное выступление она не могла. Девицы убрали музыкальные инструменты в сумки и принялись собирать рассыпанное в круге золото. Ходил слух, что это пять сестер-сирот, дочери циркача, некогда разбившегося насмерть во время одного из выступлений, нынче вынужденные сами зарабатывать на пропитание. Ида попыталась представить на их месте себя с сестрами – на фоне изящных девушек дочери Ваана-медника казались неуклюжими и грубыми. Худая, похожая на кошку Майя, сонная, чуть одутловатая Гелиана, маленькая пышногрудая Ида и две глупые девочки – кого они могли очаровать. Хазор поднялась. Рукоплескания стихли. Она обводила взглядом толпу, и Ида была уверена: всякий в этот миг ждал, что именно на него падет взор танцовщицы. Вот она сняла одно из многочисленных своих покрывал, и толпа затаила дыхание. Туризин Гавр шагнул было к ней, но девица не удостоила его и взглядом – и Император замер. В глазах ее, давно уже не детских, было сознание собственной силы, сознание власти над этими людьми, и Ида заметила вдруг, что танцовщица идет в ее сторону. Но смотрела она, конечно, не на Иду, а на Сотэрика. Впрочем, неудивительно: Сотэрик был весьма хорош собой, а огонь в его глазах говорил о пылком нраве, Ида и сама подошла бы к нему. Но затем случилось нечто невероятное. Хазор, остановившись перед наемником, подала ему покрывало. Но Сотэрик не сделал даже попытки протянуть руку и взять его. Он смотрел на танцовщицу сверху вниз, не произнося ни слова, лишь ноздри длинного, чуть изогнутого носа тревожно раздувались, как у лошади, закусившей удила. На дне его глаз пробивалась сквозь женские чары упрямая злость, которую Ида знала в нем, но с которой никогда не сталкивалась сама. Сотэрик так и не взял покрывало, но девица, казалось, ничуть не смутилась тому. На лице ее не дрогнул ни один мускул – она просто отвернулась от наемника и исчезла в толпе вместе со своими сестрами. Ида не сомневалась, что до следующего выступления никто не сумеет ее отыскать. ... Когда Ида подошла к сестрам, Петрина еще не вышла из шатра. – Ну что, посмотрела? – спросила Майя. – Ты была права, – уныло отвечала Ида. – Лучше бы я осталась с вами. В этот миг полог шатра распахнулся и из него выскочила Петрина, красная как вареный рак. – Поздравляю! – крикнула она обиженно. – Отличная вышла шутка! Она бросила в Майю серебряной монетой и кинулась прочь с площади. Сестры, испуганно переглянувшись – уж не наговорила ли ей старуха чего ужасного – бросились следом. – Солнышко, солнышко, радость моя, что случилось? – Догнав сестру, Ида присела перед ней, взяла за плечи, целуя залитое слезами лицо. С горем пополам удалось выяснить, что никакой старой предсказательницы с миской в шатре не было. Там была молодая женщина с чашей, в которую смотрела сама, и, когда Петрина стала говорить что наказали сестры, предсказательница поначалу велела ее не отвлекать, а затем вовсе решила, что девочка смеется над ней, и прогнала из шатра. Неудивительно, что Петрина решила, будто попалась на шутку старших сестер. – О, милая, мы и не думали над тобой смеяться, мы же не знали! – воскликнула Ида. – Мы, наверное, были у ее матери или бабушки, думали, она и сейчас гадает на площади, как двенадцать лет назад. У нас все было по-другому, мы решили, и у тебя так будет. Думали, ты будешь смотреть в миску и говорить что видишь – а потом, когда ты вырастешь, все это исполнится. Ну, не плачь, радость моя, хочешь, сегодня погуляем во дворце? Заманчивое предложение сработало безотказно – всхлипы прекратились. – И покатаемся на лошади? – спросила Петрина, переставая плакать. – И покатаемся на лошади, – согласилась Ида. Гелиана в это время выговаривала Майе: – Ты могла бы сходить к предсказательнице сама, прежде чем выдернуть меня и обидеть ребенка. – Откуда мне было знать! – вспылила Майя. – Тебе-то на что жаловаться! Могла бы и поменьше работать, ведь не бедствуешь! Или, чтобы ты решила с нами увидеться, кому-то еще должно оторвать ногу? Ида закатила глаза. Она увела младших сестер в императорский квартал – вот будет им развлечение получше предсказаний старой Ойнен! На конюшне она попросила слугу надеть седло и узду на Эбру – сама Ида плохо управлялась с упряжью и не хотела, чтобы девочки свалились с лошади из-за ее глупой ошибки. Кроме боевых лошадей, были у намдалени и обычные ездовые. И те и другие, впрочем, казались девочкам настоящими чудовищами. Они были одинаково выносливы и почти одинаково послушны, ездовые отличались лишь тем, что не были обучены для битвы – они не побежали бы на копья, и хаос сражения скорее поверг бы их в панику. Именно к таким лошадям и принадлежал Эбру, на спине которого прошлой весной Ида проехала сотни верст по западным землям Империи. Теперь конь был ее – но вспоминать о том, как она его получила, Иде было неловко. Хозяином Эбру был Эрвиг, сын Тульги, и, пожелав, чтобы тот подарил коня ей, Ида пошла на то, чего никогда до этого не делала – воспользовалась своими чарами в корыстных целях. Это было нечестно, но в тот день шальная мысль не давала ей покоя: не растеряла ли она всю свою привлекательность, пока, слепая и хромая, оправлялась среди намдалени от своих ран. После жарких ласк, когда Эрвиг зарылся носом ей в волосы, Ида прижалась к нему животом и грудью и, запечатлев на плече нежный поцелуй, попросила: – Подари мне коня. Подари мне Эбру, на котором я ехала с вами в весеннем походе. Ты ведь знаешь, я люблю его, я его не обижу. Она ощутила его вздох в своих волосах, затем Эрвиг произнес: – Попроси меня об этом назавтра. Сейчас я пообещаю что угодно, а наутро откажусь от своих слов, потому как то говорила моя похоть, а не я. Этот бесхитростный ответ обжег Иду горячим стыдом. Она решила никогда больше ничего не просить в такие минуты. Всякая дружба строится на доверии: если она прибегает к своим чарам, чтобы вынудить Эрвига сделать по ее просьбе, почему бы Эрвигу не приставлять к ее горлу клинок всякий раз, когда от нее что-то потребуется. Но на следующий день, когда Ида, уже робко, жалея, что вообще все это начала, попросила отдать ей коня, Эрвиг согласился. ... Когда девочки взбирались на лошадь, в конюшню вошел Сотэрик. Ида представила ему сестер, и тот приветствовал их вполне дружелюбно, Мелитина и Петрина робко заулыбались. Ида не сводила с Сотэрика глаз, разрываясь между любопытством и тактичностью. В конце концов, Сотэрик не выдержал: – Ну, давай, спроси еще ты, почему я не взял покрывало! – Но правда, почему! – вырвалось у Иды. – Я не понимаю! Ведь ты так на нее смотрел, она сама тебя выбрала, ты мог провести с ней незабываемую ночь! – С этой надменной девкой? Сильно сомневаюсь, – фыркнул он. – Я прожил здесь семь лет и порядком устал от того, что любой вшивый лавочник смотрит на меня как на собаку! Терпеть это еще от сопливой девчонки, в грош не ставящей даже Императора! Ну уж нет! Я потому и полюбил тебя, что ты никогда на меня так не смотрела – да и ни на кого другого, наверное. – Твоя гордость умрет на мгновение позже тебя, – подумав, сказала Ида. – Возможно, – криво усмехнулся Сотэрик. Когда Ида вывела лошадь в поводу, она все еще думала о Сотэрике, и Мелитине пришлось дважды окликнуть ее, прежде чем Ида сорвала для сестер первые в этом году персики. Досталось угощение и Эбру и, когда шершавый язык облизал ее ладонь, Ида подумала вдруг, что если бы Хазор хотя бы улыбнулась Сотэрику, если бы на лице ее появилась хотя бы тень растерянности или смущения, любого человеческого чувства, то и его броня пала бы. Но танцовщица решила играть свою роль до конца – и Сотэрик закусил удила. ... На город опустились лиловые сумерки. В их полумраке сады дворцового комплекса казались заколдованным лесом. Ида потушила в комнатах все огни и поставила на подоконник миску с водой и две свечи. – Зачем это? – спросила Петрина. – Это просто глупая игра, ведь та ведьма умерла, ты сама сказала. – Я этого не говорила, – отвечала Ида. – Да и разве не испытала я на себе ее колдовство, когда получила все это. – Она обвела рукой погруженные в сумрак сады. – Может, толика этого волшебства досталась и мне, и Майе, и Гелиане – кто теперь скажет. Загляни в воду. Петрина присела на подоконник напротив нее и уставилась в миску. В темной воде отражались свечные огоньки и гаснущие полосы небесного багрянца. – Что ты видишь? – спросила ее Ида. – Не знаю, небо, – пожала плечами Петрина. – А что под этим небом? Стоит ли под ним твой дом с прекрасным садом? Или, может, плывет корабль навстречу неведомым землям? – Нет, тут огонь, – отвечала сестра, должно быть, имея в виду свечи. Ида хотела уже признать, что ее затея провалилась, когда Петрина сказала: – И я тоже там. Это два факела у меня в руках. Я несу их к храму. И за мной идут люди – там жрецы, и государь Император, и батюшка с матушкой, и много других людей... У Иды язык не повернулся спросить, есть ли среди них ее муж. Она с удивлением смотрела на Петрину и думала о том, как же мало знает о своей маленькой сестре. А та увлеченно описывала собственное будущее, и казалось, то не свечи отражаются в воде, но священные огни горят у ворот Великого храма.