Незнайка в зачарованном лесу

       Уже был вечер, а дождь всё продолжал лить, барабаня по окнам и крышам домов. Но теперь он не пугал, даже когда слышались раскаты грома. В помещении было тепло, уютно и очень спокойно. Опасность миновала, осталась где-то там, позади, и теперь все коротышки потихоньку приходили в себя, обсыхая и делясь впечатлениями.        Обеденный стол на кухне заняли творческие малыши. Цветик и Объективчик с полотенцами на головах усердно работали над статьёй, изрядно вымотанный за день Смекайло спал прямо на кипе бумаг, и никто не думал его будить, а Гусля с энтузиазмом рассказывал Тюбику о произошедшем. Полотенце упало с него, поэтому его рыжая шевелюра, мокрая и волнистая, касалась плеч, оставляя на сухой рубашке, в которую он переоделся, пятна от воды. Но музыкант не обращал на это никакого внимания, продолжая свой монолог. Художник слушал его, затаив дыхание, и время от времени охал и ахал, сочувственно качая головой.        Незнайка, переживший смену гипса, который разорвало во время спасательной операции, и обрабатывание йодом большой царапины на другой руке (зацепился за доску), сидел на диване и вытирал волосы. Вот только те всё никак не хотели становиться сухими. Вскоре он плюнул на это дело, положил полотенце себе на плечи и встал, оглядываясь и думая, чем бы себя занять. Сверху спустился Пилюлькин в белой майке и в такого же цвета мешковатых штанах. Иными словами, в домашней одежде, которую он носил редко. Доктор подошёл к блондину, положил ему руки на плечи и заглянул в его голубые глаза.        — Что? — Не понял тот.        Врач ничего не ответил. Лишь обнял малыша, тихо прошептав «молодец». Незнайка опешил и несмело похлопал товарища по спине. Пилюлькин вскоре отстранился от него, хлопнул по плечу и ушёл на кухню заваривать чай.        — И ка-а-ак захлестнёт! — Донеслось оттуда.        — Гусля, чуть-чуть потише, — зашипели на музыканта писатели.        Незнайка усмехнулся и покачал головой. «А говорят, от меня одного много шума». Он вернулся обратно на диван и включил телевизор. Несмотря на непогоду, сигнал был хорошим и показывал потоп во всех красках. Синоптики неустанно вещали о буре, пришедшей в Цветочный город, и показывали кадры рушащегося павильона. Некоторым журналистам из Солнечного, с их супер-современными камерами удалось запечатлеть начало всего этого ужаса: погоду, трещины, воду, здание. Стоило признать, что скорости им было не занимать. С такой быстротой предоставить столь ценные записи — это ж кем быть надо!        Недолго думая, блондин переключил канал. Не хотел вспоминать. Было и прошло, но нет. Этим коротышкам-репортёрам вечно надо долго-долго крутить одно и то же, везде и сразу! Да, на другом канале малыш увидел тот же репортаж, что и на предыдущем.        Он снова переключил программу, а потом ещё раз, и ещё. Наконец нашёлся канал, по которому показывали фильм. Ну хоть что-то хорошее. Но скучное до невозможности, однако сил уже ни на что не было. Незнайка не вникал в суть, бессмысленно смотря на разговор малыша с малышкой в причудливых одеждах. Девочка что-то обеспокоено шептала, чуть ли не плача, а мальчик внимательно слушал её, опустив голову и задумчиво смотря в пол. Драма. Такое, вроде, любили Цветик и Самоцветик.        Лестница заскрипела, и вниз спустился Знайка. Сухой и переодетый в домашнее. Незнайка тут же подскочил, словно ошпаренный, и подбежал к нему, взволнованно осматривая. Учёный вопросительно похлопал глазами, малыш улыбнулся и крепко обнял его, поддавшись вперёд, что брюнет от неожиданности чуть было не упал. Но всё-таки удержал равновесие.        — Прости меня, — произнёс блондин. Получилось тише, чем хотелось, но Знайка всё равно его услышал.        — За что?        — Будто сам не знаешь. За всё, — голос предательски дрогнул, а дыхание сбилось. Ещё и перед глазами всё как назло поплыло, а тело начала бить мелкая дрожь. И тут Незнайка почувствовал на свой спине чужую ладонь, успокаивающе поглаживающую его, и на душе сразу стало легче, теплее.        — Ничего. Я всё понимаю, — улыбнулся учёный. — Не нужно было заставлять тебя говорить в таком состоянии. К тому же, я не злюсь. Особенно после спасения. Спасибо тебе.        Незнайка шмыгнул, небрежно вытер рукой намокшие глаза и отстранился, счастливо смотря на товарища. Вот он. Живой и здоровый Знайка стоял перед ним. Немного бледный, правда, но это не страшно. Однако взгляд блондина вдруг стал серьёзным. Учёный готов был поклясться, что таким он видел соседа чуть ли не впервые. Прав был Пилюлькин. Вырос.        — Тебе снятся кошмары, так? — Прозвучало больше как точный факт, а не вопрос. — Про что они?        — А… — Знайка так и застыл, не зная, что говорить. — Откуда ты?..        — Так уж вышло, что узнал. Ну?        — А что рассказывать-то? — Вздохнул учёный, снимая очки и протирая их. — Всё довольно безрадостно и… и запутанно. Кажется, я потихоньку начинаю сходить с ума, — усмехнулся он. Очки вернулись обратно.        — Ну хоть что-нибудь опиши.        — Ладно-ладно, только давай присядем.        Малыши прошли к дивану и сели на него. Незнайка выключил телевизор, чтобы не отвлекал, и с ожиданием уставился на собиравшегося с мыслями Знайку. Наконец, тот поднял голову, посмотрев в ответ на собеседника.        — Все эти сны, они… Как наша жизнь. Как бы я ни старался, а отличить реальность от них всё ещё не могу.        — За тобой там кто-то гонится? — Спросил блондин, вспоминая свои редкие кошмары, которые обычно снились ему после каких-то очень неприятных событий.        — Нет, вовсе нет. Сначала я всё время иду. Не важно где: дома, по улице, в поле. Не знаю зачем, но иду. Совсем один и в здравом уме. Гуляю, будет проще сказать. Постепенно меня нагоняет темнота. Она преследует долго-долго, а затем поглощает, и я больше не вижу ничего.        — Звучит, как мой обычный сон без сновидений.        — Нет. Я всё ещё в сознании и могу чувствовать. Сколько бы ни вглядывался — там очень темно. А ещё холодно и страшно. И вот я сижу в этой кромешной тьме один. Иногда кто-то начинает со мной говорить, но наутро я не могу вспомнить ни один из этих диалогов, словно ничего и не было. Но в основном я всегда просто сижу в одиночестве, ожидая чего-то. Разве это не страшно?        — Звучит неприятно.        — И не говори. Никогда не знаешь, что тебя ждёт дальше, от того и идти никуда не хочется. Но всё-таки неприятнее всего то, что для меня сон стал второй реальностью, и утром, когда просыпаюсь, я не чувствую себя выспавшимся. Ни капельки. А если снова засыпаю, то опять вижу это. Никакого чёрного фона. Просто повторяющийся из раза в раз кошмар. Не знаю как, но в нём есть что-то такое, что заставляет меня нервничать.        — Например, тьма, где ты совсем один?        — Да.        Незнайка поджал губы, не зная, как поддержать разговор. Хотя, что он мог сказать? В гостиной воцарилась тишина, которую нарушал голос Гусли, доносящийся с кухни. Малыши сидели и просто молчали.        — А ты не можешь всё-таки рассказать мне, что тогда с тобой случилось? — Первым подал голос Знайка.        — Ты про наш с Воробушком полёт в Деревянный?        — Да.        Незнайка вздохнул, как бы настраиваясь, и начал с самого начала, стараясь описать всё как можно подробнее. Записка, про которую он забыл, дорога к Северному лесу, Хризантемочка, встреча со Страничкиным, нападение ворон, ночь, проведённая в зарослях ежевики, гонщики — ничего не забыл. Знайка слушал и не перебивал. Выражение его лица постоянно менялось в зависимости от ситуации, про которую рассказывал сосед. Самой частой эмоцией, разумеется, было волнение в перемешку с удивлением, ведь всё это казалось таким… таким… странным. Антинаучным, если быть точнее.        — Ну и потом я прилетел сюда, — закончил свой рассказ блондин.        — Признаться, — вздохнул учёный, почесав затылок, — я такого не ожидал… очень насыщенные приключения. Довольно необычные. У меня теперь много вопросов. Особенно к тем наездникам.        — Согласен. Те ещё загадочные личности.        Малыши замолчали. Знайка несколько минут задумчиво глядел перед собой, а потом вдруг хлопнул себя по коленям и встал.        — Ладно. Пошли чай пить. Обо всём остальном подумаем завтра.        — Погоди, — остановил его блондин. — У меня всё никак в голове не укладывается…        — Что именно?        — Как ты оказался под водой? Ты вроде всегда хорошо плавал.        — Плавать-то плаваю, да только когда тебя переворачивает огромная волна, это умение не спасает. Меня сбило с ног, понесло неведомо куда, закрутило… в общем, получилось так, что я оказался под толщей воды с застрявшей ногой. Не сумел освободиться, а там ещё кислород кончился, и я потерял сознание. Так что, если бы не ты, то кто знает, что бы со мной было, — он по-доброму улыбнулся и поправил очки. Так просто, будто ничего подобного не произошло и никакая смертельная опасность ему не угрожала. Затем кивнул головой в сторону кухни. — Ты чай будешь?        — Да.        Дождь всё лил, а друзья сидели за столом и всё слушали не унимающегося вдохновлённого Гуслю, которого изредка поправлял Цветик. Затем всё внимание переключилось на Незнайку, и тот рассказал то же самое, но от своего лица. И все снова слушали, будто в первый раз.        — Йод — сильная вещь, — кивнул Пилюлькин на моменте, когда блондин упомянул, что ободрал руку, пытаясь поднять доски, высвобождая Знайку из смертельной ловушки. — Вот вы все ревёте, говорите, мол, больно, а он, между-прочим, вас лечит, — и доктор довольно покосился на почти зажившую ладонь малыша.