И жизни мало

      — Эд?              За его спиной Лора сонно потянулась. Одеяло ворчливо зашелестело, не давая ей вырваться из объятий. Даже не видя ее, Эд чувствовал, что она смотрит на него, прожигая взглядом его спину. Ее излюбленным приемом было утаскивать его обратно в постель и никуда не отпускать, пока солнце не начинало безжалостно бить по глазам, выдергивая в реальный мир.              — М-м? — ответил он, не оборачиваясь. Сегодня было пасмурно. Если поддастся и помедлит — точно никуда не пойдет. Лора тоже это понимала.              — Едва солнце встало… — и как она поняла это? Ведь за окном даже не показалось солнце, лишь что-то более серо-синее, чем чернильная тьма. — Даже не скажешь «доброе утро», чтобы я не разозлилась? — протянула она, словно истинная морд-сит.              Эддард встал с постели и натянул иссиня-черную рубашку, единственную, что додумался взять из Народного Дворца. Если промокнет — придется сушить либо магией, либо по старинке, и не высовываться из дома несколько часов. Ходить по лесу наполовину обнаженным не хотелось. Он натянул плащ, надеясь добежать до навеса с дровницей и хотя бы не вымокнуть до нитки.              Владетелев дар боевого чародея: просыпается в момент полного краха и спит в часы бытового бессилия, словно наевшийся крысолов.              — Мне нужно перенести поленья, чтобы было чем разжечь камин, — ответил он, совсем позабыв про несколько самых простых слов, которые обычно идут в голову утром.              Эд услышал шуршание одеяла, вторившее несмолкаемому ливню. Мимолетно обернувшись, он увидел, как Лора перевернулась на живот и уткнулась в подушку. Его взгляд приковала ее спина, обнаженная до самого низа поясницы. Лишь плечи прикрывала серебристая россыпь волос. Дождевые капли били в окна так, словно норовили забраться и в комнату, но Лора будто не чувствовала холод и промозглость.              — И тебе доброе утро, родной, — пробурчала она, даже не подняв голову, и тут же отвернулась.              Эд усмехнулся. «Родной» было чем-то необычным, но очень приятным для слуха. Они столько раз приезжали сюда в детстве, даже будучи подростками, но никогда не были здесь одни, как пара. Тем более — как муж и жена.              Эддард вышел на улицу и обогнул дом, передергивая плечами и от утренней прохлады, и от того, как неприятно капли ударяли по лицу. Волей-неволей он думал о том, как хорошо было бы забраться в постель, к своей жене, и позволить себе согреться от ее прикосновений.              Он быстро понял, что его ждет гораздо больше работы, чем ожидалось, когда увидел количество дров. Их было не много, как он ожидал, а совсем наоборот. Перенести — не проблема, а вот наколоть…              Не мудрено, что он недооценил объем работы, ведь вчера они приехали поздно вечером и не стали даже думать о таких вещах. Хоть Эддард и стоял под навесом, он успел промокнуть от постоянных нападок ветра, насылавшего дождь со всех сторон. В перерывах между новыми и новыми замахами топора он поднимал взгляд и всматривался в небо, надеясь увидеть признаки просветления. Солнца не было, только неясная голубая дымка, застеленная свинцовыми тучами. Они клубились над кронами деревьев, словно дым, и, если бы не дождь, он бы подумал, что лес загорелся.              Начало дня выглядело просто прекрасно.                     Когда он вернулся со связкой дров, то увидел, что Лора сидела на кухне, прямо на столе, замотанная в одеяло. Он удивился, что она решила так рано покинуть постель. Неужели ей не спалось без него?              — Тебе не холодно? — бросил он через плечо, складывая поленья к камину.              — С чего бы? — улыбнулась она, откусывая яблоко. — Здесь вполне тепло.              Ах, да — еды в доме тоже было маловато, так что, когда дождь закончится, он пойдет охотиться. Первые недели их супружеской жизни пройдут как испытание на сообразительность, если все дни будут такими же, как этот.              Эд разжег огонь и стянул с себя рубашку. Он пододвинул кресло к огню, но не слишком близко (если они сожгут этот дом, родители точно не простят, хотя в этом у них был неимоверный опыт), и повесил рубашку на спинку, чтобы она успела просохнуть за несколько часов.              Когда Эд сел в кресло, Лора мгновенно оказалась за его спиной. Он не успел даже вытянуть руку вперед, чтобы взять другое яблоко со стола — Лора отдала ему свое, почти нетронутое. Он не возражал — он мог разделить с ней яблоко, дом, воспитание детей; что угодно, вообще-то.              Она провела по его плечам своими теплыми ладонями, и Эд почувствовал, как по мышцам разлилась расслабленность. Его успокаивала мысль, что ей и правда тепло, и что он не успел провалиться в качестве ее мужа в первый же день.              Она прижалась к нему со спины и, сжав кончики одеяла, обхватила его обеими руками, укутывая, словно в кокон. Он прислонился виском к ее виску, закрывая глаза.              — Ты такой холодный, — удивилась она, крепче обнимая его, вопреки прохладным мурашкам, пробежавшим по ее коже.              Эддард замерз настолько, что не сразу понял, что под одеялом на Лоре была лишь тонкая сорочка, никак не скрадывавшая манящий рельеф ее груди. Ему мгновенно стало теплее — правда, в одной конкретной части тела.              Он потянул ее за ладонь, чтобы она подошла к нему спереди, и Лора с готовностью прошествовала по полу босыми ногами.              — Тебе идет даже одеяло.              Она усмехнулась, садясь к нему на колени. Не мудрено, пол ведь холодный, и он не хотел, чтобы она замерзла. Или она просто хочет быть ближе, и дело вовсе не в холоде. Эддард решил принять последний вариант.              Лора поцеловала его и обвила руками его шею, словно подтверждая мысли. Она выдохнула, взяв на себя еще больше его холода, и, когда ее губы приоткрылись, он смог углубить поцелуй. Она позволила ему, гладя по затылку, и улыбнулась, не отстраняясь и все еще разделяя с ним дыхание. Это казалось ему просто очаровательным. Лора придвинулась к нему, плотнее обвивая его руками и ногами, и Эддард едва не потерял дыхание от того, насколько тепло ему вдруг стало.              — Лучше? — она отстранилась. Ее дыхание все еще опаляло его губы.              — Лучше.              Она отвела волнистую прядь, так и норовившую лишить его зрения, и вдруг ее пальцы едва заметно дрогнули и остановились у его виска. Она прокрутила прядь между пальцами, аккуратно пытаясь разгладить. Разумеется, не получилось — пришлось просто заправить ее за ухо, но и этот жест вышел неосознанно-ласковым.              — У тебя все так же вьются волосы во время дождя, — она удивилась собственным словам и потупила взгляд. — Я едва не забыла.              — И меня это все так же раздражает, — кивнул он.              Лора усмехнулась. Да, это вряд ли сотрется из ее памяти: она ведь сама говорила ему, что он был забавным, когда злился. Боевой чародей и Исповедник — забавным. Так могла сказать только она, девушка, которую он знал всю свою жизнь и роднее которой не нашел бы никогда.              И эта девушка согласилась стать его женой, а теперь, подняв взгляд, смотрела на него так, словно только-только влюбилась. Снова. Словно ей впервые было дано разглядеть каждую черту его лица и изгиб этих несчастных завихрений его локонов, которые оставил ливень. Словно она не учила все заново после того, как пришлось забыть. Словно ничего не было, и тогда, в первый день зимы, он все же смог догнать ее и сказал то, что так вовремя осознал.              Она могла стать его женой гораздо раньше, но тогда не было бы этого: его, ее и этого одеяла поверх их плеч и объятий, во время которых не хотелось ничего больше. Было бы что-то другое, не потерянное и не найденное. Незаслуженное.              Он заполучил право влюбиться в нее снова, и в этот раз получилось еще лучше.