И жизни мало

      Эд всегда знал, что это будет девочка.       Он сам — лишь случайность, неожиданное жизнеспособное сочетание черт, которым было суждено смешаться лишь по велению пророчества. Он верил, что его… нет, их ребенок будет девочкой. Не могло быть иначе: они готовились к ее появлению столько лет, сначала взращивая в себе качества, достойные родителей, а затем — делая мир вокруг достойным ее. Она не была случайностью.       Лора будто знала все с самого начала, просто чувствовала это каким-то образом. Она была первой женщиной, которой довелось нести ребенка-Исповедника, не обладая этой магией. Эддард не понимал, как произошедшее могло быть связано с ними: с его женой и с их дочерью.       Возможно, это было слишком тяжело для неодаренной; возможно, ей следовало больше отдыхать — она не знала. Когда Зедд и отец говорили с ней, она лишь кивала как-то отстраненно, не соглашаясь, но и не споря. Эддард видел, как неподвижно ее взгляд повис на темной прожилке мраморной стены в их спальне, напоминавшей вену, наполненную отравленной кровью.       Кровь постоянно мерещилась им обоим. После той карательной миссии в Андерите он думал, что подобным его не впечатлить, но когда это случилось с Лорой… он впал в оцепенение, приведенный в самый настоящий ужас. Он не мог вспомнить выражение ее лица в тот момент. Наверное, его разум просто стер те воспоминания, чтобы не разбивать его сердце снова и снова.       Он бы отдал все, чтобы это была чужая потеря, чужая рана на теле и душе, но эта ноша выпала его жене. Он, боевой чародей, не смог ничего изменить, хотя делал все возможное. Не смог тогда, и не сможет более никогда. Власть над миром была лишь утренним туманом на фоне плача его жены, когда он понял, что не знает, как повлиять на это.       Ее лицо стало бледным, белым даже, под стать ее волосам, спутанным ото сна и утратившим блеск. Лора начинала каждое утро с того, что бегло расчесывала их, не смотря в зеркало. Эд видел, как торопливо она покидала постель, едва начинал теплиться рассвет, и старалась выскользнуть из покоев пораньше. Сон не шел ни к кому из них. На его место встали дела и обязанности.       Один раз ему пришлось окликнуть ее, чтобы она не убежала с на четверть развязанным платьем. Это был отличный повод хотя бы прикоснуться к ней, и Эддард одновременно радовался ему и боялся того, что происходило в ее мыслях, раз она даже не заметила.       Платье сидело слишком свободно. Пришлось зашнуровать чуть потуже, и все равно было ощущение резкой нехватки чего-то. Раньше, в тот период жизни, что был до, ее живот уже был немного заметен под одеждой. Вместе с их ребенком ушло и напоминание о нем, и только ее платья все еще не успели подшить.       Когда Эддард затянул завязки потуже, она тихо заметила:       — Наверное, сейчас мы могли бы сделать то глупое заявление.       Это была единственная фраза, которую он услышал от нее за несколько дней.       Лорд Рал и Госпожа Консул ждали подходящего момента.              Лорд Рал и Госпожа Консул не хотели давать своему народу неоправданные надежды.              Лорд Рал и Госпожа Консул притворились, что никого не подвели, хотя и не могли уснуть по ночам.       Не осталось ничего, что напоминало бы о потерянном ребенке. Только отсутствующий взгляд на лице Лоры, такой, словно часть ее души ушла вместе с ним. Ну, и еще слишком свободные платья.       — Как думаешь, какой она была бы? — спросила Лора однажды вечером. Эддард видел лишь ее спину, укрытую серебристыми прядями. Ее ночная рубашка сползла с плеча, но не потому что она дразнила его, как раньше; нет, ее это просто ничуть не заботило.       Он не мог прочитать то, что было у нее на лице, но голос, лишенный каких-либо эмоций, вызвал у него оцепенение.       Он не знал, чего боялся больше: что она впадет в отчаяние или закроется от него. Он поздно понял, что уже произошло и то, и то.       — Лора… — он приблизился к ней и коснулся ее спины, — не стоит думать об этом.       — Почему?       — Тебе станет лишь больнее.       Она обернулась к нему. На ее лице была грустная усмешка — первое проявление эмоций. Оно не принесло Эду облегчение, вопреки его ожиданиям.       — Мне уже не станет больнее.       — Милая…       — Пять месяцев, Эд. Я носила ее пять месяцев. Редко кто теряет детей на таком сроке, — сказала она тихо, словно боясь заплакать от звука собственного голоса. — Я думала о ней каждый день, стоило мне закрыть глаза, и часто мне было страшно от того, как все изменится, когда она родится. Знаешь, я поняла, что зря сомневалась, только когда ее не стало.       Эд потянул ее за рукав, прося лечь рядом. Он не мог терпеть это расстояние, когда она так чувствовала себя. Лора засомневалась, но все же залезла под одеяло, ложась лицом к нему.       Недолго поколебавшись, он обвил руку вокруг ее талии и, приблизившись, попробовал обнять ее. Лора даже не шелохнулась — лишь напряглась всем телом, словно думая, стоит ли вырваться из его объятий или попросить оставить ее. В конце концов, она сжала его предплечья с такой силой, что он понял: ему надо остановиться.       Несколько минут они лежали молча. Эд выдохнул, когда хватка ее пальцев немного ослабла. Он не отстранился.       — Я хотел, чтобы она была похожа на тебя, — признался он вдруг, почувствовав острую необходимость сбросить этот груз с сердца.       — А я хотела девочку, похожую на тебя и маму, — она слабо улыбнулась и отвернулась, смотря в потолок.       На сердце у него стало тепло. Его удивило, что она поставила выше наследие его семьи, а не ее. Эддард понимал, что всю сознательную жизнь она была одной из Ралов — она даже не помнила свое родовое имя. Но, даже несмотря на это, Лора не была тем, кто мог легко отринуть свое прошлое. И все же, она поставила выше его семью. Их семью и их наследие.       Когда он опустил взгляд, то увидел, что в ее глазах стояли слезы.       — Ты был прав, это глупо, — ее голос дрожал.       — Это не глупо. Это мучительно больно.       Лора зажмурилась. На ее ресницах влажно замерцали капли слез, когда мягкие черты болезненно исказились. Она отвернулась, скрывая свой плач от Эддарда. Теперь она не позволяла ему разделить ее горе и не искала в нем поддержки, и он, ее муж, остро чувствовал свое собственное горе в этом одиночестве. Он не хотел перекладывать на Лору гнетущие мысли, но вдруг это пространство стало невыносимо давить на него. Их жизнь до всего произошедшего вспоминалась ему с тоской.       — Мне тоже больно, милая, — он коснулся ее плеча.       — Не настолько, Эд, — глухо ответила она, все так же не смотря на него. — Ты пошел дальше, как будто все осталось прежним. С тобой и правда ничего не произошло, и я не виню тебя. Но я… я не могу забыть.       Эддард потерял дар речи. Верно, это не он провел в постели несколько дней, не в силах сделать и шаг; не он лишился части себя, и не его тело оказалось в шокирующей необходимости вновь меняться и вспоминать, как оно функционировало раньше. Но он провел у той же постели те же три дня, держа ее за руку и гладя по голове, находя на сон лишь пару часов; он, Эд, наблюдал, как его жена превращалась в призрак и он же прикладывал все усилия, чтобы вернуть ее.       Он тоже потерял их дочь, в конце концов.       — Я вовсе не «пошел дальше», — Лора услышала его глубокий, грубоватый голос.       В последнее время он мало говорил. Пытался разговорить ее спустя несколько дней, но потом сдался. Наверное, хрипотца появилась потому, что он не общался почти ни с кем. Ни с отцом, ни с матерью. Ни с Итаном, ни с Дайлин, ни с Эллией. Лора хотела сказать ему, что это было неправильно и несправедливо, но и она не могла вымолвить ни слова, а уж тем более — посмотреть им в глаза, страшась увидеть сочувствие.       Она боялась, что они все думали одинаково: что она не сможет; что она была слишком хрупким сосудом для столь могущественного ребенка.       Она не могла перестать обдумывать, сравнивать, рационализировать. Лора постоянно констатировала это как факт: в том же возрасте мама уже ждала младших дочерей. Мама справилась, едва не потеряв их, как справлялась всегда.       А она — нет.       Может быть, Лора никогда не сможет стать матерью детей Эддарда. Она начинала смотреть на это как на вероятность, очень большую вероятность, но пока не могла обсудить это со своим мужем.       Обсудит. Когда станет немного легче. Станет, если пустота внутри перестанет поглощать все силы. Обязательно станет.       Так она уговаривала себя несколько недель, прежде чем поняла, что сама более не верит в это.       Жизнь нормализовалась: Эддард и Лора присутствовали на всех обязательных заседаниях, работали допоздна и виделись лишь утром и вечером. Для Эддарда ничего не изменилось. Он оставался молчаливым, сосредоточенным, идущим рука об руку с разочарованием и фрустрацией, но не со своей женой.              Когда они находились в зале заседаний и сидели на своем месте во главе стола, окруженные лордами Д’Хары и Срединных Земель, Эддард чувствовал себя одинокой лодкой, затерявшейся в океане и качаемой ветрами. Его одиночество во главе Совета больше не прерывали игривые прикосновения Лоры, когда ее ладонь вдруг оказывалась на его бедре; в перерывах он не клал руку на ее живот, надеясь почувствовать движения дочери. Эд рассеянно подумал, что сейчас он бы точно мог ощутить их; даже увидеть, возможно.       Он плохо помнил время, предшествовавшее появлению Дайлин и Эллии, но в памяти отпечатался его шок, когда он увидел, как его будущая сестра толкается в животе матери. Тогда он спросил, насколько это больно, а она лишь терпеливо улыбнулась в ответ. Это удивило его настолько, что после этого он не посмел даже допустить мысль, будто девочки могут быть слабее мальчиков.       Он мог представить Лору на месте мамы и вообразить ее собственную улыбку. Почему-то он был уверен, что она была бы такой же лучезарной. Ему становилось спокойнее, когда, глядя на ее исхудавшее лицо, застывшее в безэмоциональной маске, он представлял себе это и убегал от реальности, нарушая все Правила Волшебника.       — Лорд Рал, мы бы хотели видеть ваших сестер в составе Совета, — обратился к нему посол из Срединных Земель, вырывая его из плена мыслей.       Будучи дипломатом, он практически не покидал дворец, а потому поднаторел в д’харианских нормах поведения. Эддард, в ответ, относился к нему с должным почтением.       — Боюсь, это невозможно. Они должны выполнять свой долг и осуществлять нашу связь со странами, не имеющими представительство в Совете…       Эддард едва успел оборвать предложение.       «Пока моя жена не восстановилась».       Некоторые члены Совета догадывались о ее положении, но, пока не было официального заявления, никто не смел поднимать эту тему и не торопился с поздравлениями. А когда Госпожа Консул вдруг пропала из поля зрения дворцовых чиновников почти на неделю, а затем вернулась, но в таком состоянии, словно ее одолела тяжелая болезнь, даже немногие внимательные предпочли молчание.       Лора обернулась. Брови нахмурены и сведены на переносице, глаза чуть прищурены, губы — словно ломаная линия. В спину Эддарда впились иголки от того, насколько холодным был ее взгляд.       — Они ни разу не участвовали в заседаниях, — вежливо подметил другой дипломат. — Нам бы хотелось чаще встречаться с ними лично, ведь одной из них предстоит стать Матерью-Исповедницей.       Эддард кивнул. С этим сложно спорить, но, пока Лора не вернется к своим обязанностям, он не заставит ее путешествовать на такие расстояния. Вернее, просто не отпустит.       — Более того, они уже достигли того возраста, когда им стоит взять супругов для продолжения рода, — подхватил уже другой дипломат, тоже обращаясь к лорду Ралу.       Эддард выпрямился в кресле.       — Мои сестры сами решат, когда им стоит взять супругов. Уверяю, что их решение никоим образом не разочарует вас.       — Но, лорд Рал, в Новом Мире осталось слишком мало представителей вашего Ордена. Иногда проведения Исповеди приходится ждать несколько лет. Возрождение Ордена Исповедниц — долгий процесс, и нас беспокоит, что ему еще не было положено начало. Вы и Госпожа Консул давно находитесь в браке, и все же…       Конечно, все шло именно к этому.       — Закончите вашу мысль, — Эд прищурился, барабаня пальцами по деревянному подлокотнику. Словно отмерял, сколько осталось Совету после таких вопросов.       Дипломат едва заметно обернулся на Лору, но ее эмоции были нечитаемы. Она никак не проявляла свое участие.       — И все же, у вас нет наследников. Думаю, что д’харианцы обеспокоены этим даже более нас.       Добрая половина стола, которую составляли д’харианские лорды и их представители, согласно закивала.       — Вам не стоит беспокоиться из-за этого, — заверил их лорд Рал, но отнюдь не чистосердечно. — Наследник появится, когда мы решим, что для этого наступил подходящий момент.       Эддард едва удержался, чтобы не поморщиться от такой неприкрытой лжи. Он уже уверился, что в этом вопросе его воля не решала абсолютно ничего.       Краем глаза Эд увидел, как Лора вновь обернулась к нему, но он не успел встретить ее взгляд.       — Прошу прощения, — Лора поднялась из-за стола, — я вынуждена покинуть вас. Мне нездоровится.       Не дожидаясь реакции на это заявление, она спешно покинула зал.       Эддард окинул взглядом лордов и тут же заметил их очевидное замешательство. Хотя все внутри него кричало, что надо встать и бежать за ней, он собрал в себе остатки благоразумия и точно так же извинился, только после последовав за женой.       Когда он вышел, в коридоре Лоры уже не было.       — Куда она пошла? — стальным тоном спросил он у дежурных солдат.       — Направо по коридору, лорд Рал.       Эддард последовал их указаниям и увидел ее, идущую шагом настолько широким, что подол темно-синего платья взметался подобно беспокойным водам.       — Выйдите из коридора, немедленно! — приказал он солдатам, стоявшим по ту сторону дверей.       Приказ подействовал на них с некоторой задержкой, но они повиновались, стоило им поймать на себе взгляд лорда Рала, не терпящий возражений. Двери с обеих сторон закрылись, давая Эддарду и Лоре момент приватности.       Услышав звук его шагов, набатом бивших по каменному полу, Лора замедлилась. Она прикрывала лицо руками, ее плечи подрагивали и, кажется, если она остановится, то просто осядет на пол.       Эддард догнал ее раньше, чем это случилось. Он подхватил жену под бедра и оторвал от пола, прижимая к себе. Она обмякла в его руках, и все, на что у нее остались силы — это обвить ногами его торс. Возможно, даже если бы в коридоре кто-то был, она бы все равно позволила ему, но Эддард не хотел проверять. Он так нуждался в ней, что боялся допустить ошибку.       Он легко перехватил ее, поднимая выше, и положил одну руку на ее спину. Ткань платья безжалостно смялась под его ладонями, но обычно внимательная к вещам Лора лишь вздрогнула от его прикосновения. Эддард крепче вжал ее в себя, с оторопью осознавая, что даже он не заметил за всеми слоями ее платьев, насколько невесомой она стала.       — Давай уедем в домик в лесу? Пусть все эти чиновники и дипломаты идут к Владетелю.       Она покачала головой.       — Это моя вина, Эд, — прошептала она в его шею. — Это я. Я не могу…       — Не думай об этом, — он поцеловал ее плечо. — Прошу, милая, даже не думай о том, что они сказали.       Она кивнула, и он почувствовал ее горячие слезы на своей коже. Он едва удерживался от того, чтобы поддаться эмоциям вместе с ней, сгибаясь под весом той боли, которую она терпела все это время. Его остановила мысль, что он должен быть ее опорой. Если не он будет носить ее на руках, то кто?       — У нас еще будут дети, — тихо пообещал он, касаясь губами ее ключицы.       — А если нет? Эд, тебе нужны наследники, иначе Совет растерзает нас.       — Меня не волнует Совет. Только ты. И я сделаю все возможное, чтобы ты стала матерью моих детей.       Лора провела ладонью по его скуле и прислонилась щекой к его виску, безмолвно выражая свою благодарность.       Ей не дано знать, что впервые после той ночи, когда они потеряли ребенка, в глазах Эддарда тоже стояли слезы.