Сюрреалистично

— Знаешь ли ты, что делает их людьми? — шёпотом спрашивает Гавриил, холодными пальцами касаясь чужого затылка. Выгу не знает ответа, да и не хочет. Значение имеет лишь данная ему Создателем роль злоумышленника, ответ же на заданный вопрос не даст ему совершенно ничего. Ни-че-го. Люди так говорят – он не раз это замечал и теперь понял, почему они так делают. Действительно, такая манера речи идеально отражает всё его мнение по этому поводу. — Я покажу тебе, — у самого уха слышится неразборчивый неровный голос, к которому Выгу даже привыкать не приходилось, в отличие от людей. Люди его боятся. Людей он пугает. Выгу – нет. Гавриил продолжает скользить длинными пальцами по лицу Выгу и прижимать худое тело к себе. Он даже прикрывает Выгу своими, на удивление – Люцифер ведь, как-никак, – мягкими крыльями. Перья невесомо касаются кожи. Выгу это… приятно. Нет. Нет. Лестно. От тела Гавриила веет прохладой, совсем не свойственной людям в их нормальном состоянии. И лучше бы он снова и снова показывал, чего они боятся. От этого была бы хоть какая-то польза. Что толку с происходящего сейчас, если мыслями Выгу всё возвращается и возвращается к людям. Действия Гавриила он может воспринимать только через призму сравнения их с человеческими. По наблюдениям Выгу, люди таким образом либо любят, либо развлекаются. Альтернативов много, но Выгу оказался любимчиком Создателя. Он понятия не имеет, почему так, и не относится,– никогда не относился, – к этому как к чему-то важному. Не относится и сейчас. Часто Гавриил уже привычным шёпотом вещает Выгу – лично, лично ему, о чём иные шестёрки и думать себе не позволяют, – о собственных маниакальных идеях и мыслях, а иногда и просто держит подле себя без единого пояснения или хоть одного иного слова. Может прижать голову к собственному плечу, накрыв руку своей. Иногда укрывает огромными крыльями. Иногда смотрит с широко открытыми глазами и соответствующей улыбкой. Выгу знает, что людей это пугает. У Выгу подобных чувств это не вызывает. Часто ему кажется, что у него вообще нет чувств. Никаких. Ничего не вызывают и касания ледяных губ, покрывающие всё лицо. Выгу кажется, что Гавриилу нравятся его руки, иначе как ещё объяснить тот факт, что он непозволительно часто берёт его ладони в свои? И сейчас Создатель сцепил их пальцы в подобие замка, не давая и шанса освободиться. Хватка его изящных рук крепка, но Выгу и не пытается вырваться. Гавриил оставляет невесомый поцелуй на когтистых пальцах, с неким выжиданием глядя на Выгу. Выгу же смотрит спокойно, с полуприкрытыми глазами ожидая дальнейших действий. Как бы то ни было, он, на самом-то деле, заинтригован. Лицо Создателя искажается, и он со свойственной именно ему аккуратностью поваливает Выгу, нависая над ним и в этот же момент резко раскрывая крылья. Смотрит прямо в глаза, неестественная улыбка становится всё шире. Выгу знает, что Создатель никак ему не навредит, – ему незачем, – но всё равно рискует, сжимая его руку и впиваясь когтями в тонкую бледную кожу. Гавриил, кажется, доволен, хоть Выгу и сам не уверен в том, как понял это. Видимо, дело в каком-никаком, но содействии, пусть весьма и весьма пассивном. А ещё ему кажется странным момент, когда Гавриил утыкается в его шею. Наверное, из-за того, что волосы Создателя, всегда идеально лежавшие, лезут Выгу в рот, нос, и неприятно перекрывают обзор глазам. Он, не думая, наматывает копну на свободные пальцы, – вторая рука всё так же в тисках, – и на это действие реакция незамедлительна – Гавриил резко поднимает голову, вновь пронизывая взглядом насквозь. Выгу понимает, что, вероятно, стоит прекратить это, но, напротив, той же рукой притягивает Создателя ближе. На это уголки его рта тянутся ещё выше. — Перенял это у них? — у самых губ спрашивает Гавриил, и, не дожидаясь ответа, касается их. Выгу ощущает на тонких губах покусывания, и проделывает тоже самое, зная, что из последствий будут лишь укусы, которые ничего ему не сделают. А губы у Создателя, на удивление, мягкие. Если у людей такие же, то понятно, почему они наслаждаются таким бессмысленным действием. И Выгу вспоминает, что и правда не раз видел тот жест с волосами у людей, но разница в том, что у них это действие исполняет кто-то, выполняющий те же действия, что и Гавриил. Выгу начинает размышлять… — И не думай об этом, — резким даже для себя тоном прерывает его мысли Создатель, и Выгу ощущает его длинные утончённые пальцы в себе. Осознание не секунду заставляет замереть, и Выгу вновь смотрит в глаза нависающего над ним Гавриила, — Ты боишься. Одним взглядом Выгу заменяет любой отрицательный ответ. Гавриил одобрительно хмыкает перед тем, как вновь припасть к его губам, на этот раз со свойственной многим матерям, за которыми наблюдал Выгу, нежностью. Как нельзя кстати почувствовав, что рука Создателя уже не с таким рвением сжимает его пальцы, Выгу с лёгкостью освобождает их и кладёт на шершавую щёку Гавриила. Тело напряжено, и Выгу это, к собственному удивлению, понятно – непривычные ощущения вкупе с неуверенностью в том, чего ожидать в дальнейшем делают своё дело. Но стоит Гавриилу неразборчиво прошептать что-то определённо успокаивающее и определённо властное, как Выгу повинуется, как и оболочка, коя после этих слов словно действительно успокаивается, отдавая вес силе притяжения. Странно. Это слово резко приходит Выгу на ум и заседает в мыслях. Оно мелькало в них и прежде. Несмотря на какое-никакое, но всё же расслабление, – пусть непривычное, – пальцы чужие, – пусть даже Создателя, – не вызывают никаких ощущений, которые стоили бы мыслей их описывающих. Собственно, Выгу не ожидает ничего и в дальнейшем. Странно. Странно чувствовать расслабление. Странно чувствовать напряжение. Странно вообще что-то чувствовать. Выгу уже смирился с самим действом, – не то, что бы оно изначально имело какое-то значение, – теперь его интересует вопрос: «зачем?». Для чего Создатель это делает? Что хочет показать? Он уже обозначил цель, но Выгу не видит смысла заниматься тем, что не принесёт ему – Выгу, – практической пользы. Он точно знает, что цель эта состоит не в унижении или чём-то подобном, что способно довести людей, всё тех же людей до самоубийства, – единственного их действия, имеющего для Выгу значение, ибо является смыслом его существования, – так в чём? В чём? В чём? Неужто считает, что любимой шестёрке столь уж необходимо познать похоть? Выгу не знает, сколько должно длиться происходящее, которое он мысленно обозначил подготовкой, но, видимо, достаточно долго, ибо Гавриил всё пытается отвлечь его неразборчивым шёпотом и поглаживанием плеча. Выгу Создателя не слушает, но решает вновь сцепить их пальцы, безразличным взглядом сверля огромные глаза. Гавриил слегка улыбается и вновь припадает к губам Выгу, параллельно освобождая руку и гладя ей чужую. Выгу не сопротивляется, но хмурится, чувствуя, как Создатель разводит пальцы второй руки в стороны. Свободной же он проводит по чужой талии и вновь возвращается к ладони. К плечу. Касается его крылом. Выгу ухмыляется от пришедшей в голову шутки о замаливании грехов. А Гавриил, едва-едва ощутимо касающийся всё того же плеча мягкими перьями собственного крыла, вдруг прекращает это делать. Выгу уже усмехается. Обиделся, что ли? Создатель, кажется, хочет начать что-то говорить, – точно уже не что-то успокаивающее, – но замирает, когда Выгу целует его, крепко вцепляясь в худые плечи. Улыбка становится шире, и Гавриил отвечает на поцелуй, продолжая при этом растягивать чужие мышцы. Чувствуя, как Гавриил снова поглаживает его щёку, Выгу осознаёт, что пальцы его уже становятся чем-то привычным. Он тихо хмыкает. Всё так же странно. Выгу видит, как улыбка сходит с чужого лица, и стоит прикрыть глаза, как ощущение меняется – в нём уже не пальцы. Выгу чувствует на себе лёгкие одежды Гавриила и вновь смотрит на него, на уже его полуприкрытые глаза – он замер, словно привыкая. Выгу интересно: к чему? К нему? К ощущениям? А было ли у него нечто подобное до него? А если нет? Любимый альтернатив станет первым, что ли? Выгу кажется, что откровенная усмешка уже не покинет его губ до самого конца, до того самого момента, пока Гавриил не закончит наглядную демонстрацию людской сущности. Слишком уж это всё… — Сюрреалистично, — проговаривает он, осматривая шею создателя. Выглядит она… Заманчиво? Пожалуй. — Слишком уж многое ты перенял от людей, — его пусть и неровный голос звучит на удивление спокойно. — Даже активное участие? Неужели тебе это не нравится? Ответа нет, – Выгу его и не ждёт, – но, видимо, чувствуя заинтересованный взгляд альтернатива, Гавриил поднимает голову. Вид на шею открывается ещё лучше, чем прежде. И только Выгу, гадающий о мотивации этого действия – из собственного интереса к дальнейшим действиям Выгу или из-за чего-то иного? – касается неприкрытой шеи губами, как Гавриил добавляет: — И слово это к нашей ситуации совершенно не подходит, — параллельно с этой репликой и совсем негромким выдохом, – Выгу более чем доволен тем фактом, что стал его причиной, – начинает двигаться. Выгу вскидывает брови. И это так любят люди? — Они действительно ничего не стоят, — после очередного поцелуя проговаривает альтернатив и прижимается щекой к груди Создателя, желая ощутить его сердцебиение. Оно учащено, в сравнении с обыкновенным своим состоянием. И неудивительно – обычно Создатель не совершает действий, заставляющих сердце биться чаще. Нынешнее, видимо, из таких. А ещё Выгу ощущает, что Гавриил всё же доволен его вовлечённостью в процесс, если это можно так назвать. Но в голове всё звучит и звучит его последняя реплика: «Нашей ситуации…» С ухмылкой Выгу едва заметно качает головой и утыкается носом в его шею. И всё-таки Гавриил тоже странный. То держит возле себя без видимых причин, то, видите ли, взбредёт ему в голову показать, что делает людей людьми, – такими бессмысленными и жалкими, – то о себе и самой обыкновенной шестёрке говорит как о «нас». Выгу жмёт плечами, продолжая дышать в шею Создателя. У всего есть странности. Выгу начинает казаться, что единственным выходом в такой ситуации является только смирение. Осознал он это ещё в самом начале, а теперь лишь убедился. Лёгкий, непонятно, кому или чему предназначенный кивок Гавриила словно подтверждает правильность этой мысли. Тот продолжает движения. Медленные, словно даёт им – если уж Создателю нравится думать именно так, – привыкнуть. Выгу вновь целует его шею, но теперь это кажется недостаточным. Словно одного этого не хватает. Он касается тонкими – такими же холодными, как у Гавриила, – губами точёного подбородка, щёк – даже не целует, словно лишь ощупывает, словно пытается понять, каковы она. Какова их суть. И после этой же мысли резко прекращает эти действия, концентрируясь на движениях Создателя. Замирает. Дело не в удовольствии или иных чувствах, – в общем-то, Выгу до сих пор ничего, вроде бы, не чувствует, – дело в мысли, от которой Выгу хочет отвлечься. Не нравится ему охарактеризовать её как сюрреалистичную. Не нравится ему мыслить людскими категориями. — Видишь, я был прав, — тихо проговаривает Гавриил, опаляя губы на удивление тёплым, словно людским дыханием, — Это слово к нам не подходит, — он чеканит каждое слово, прежде чем таки коснуться губ Выгу своими. Тот хочет кивнуть, но решает, что Гавриил прекрасно поймёт его и без этого. Больше нравится мысль о том, что Создатель и сам заговорил на людской манер. Выгу отвечает на поцелуй, концентрируясь на дыхании Создателя и его толчках, всё более… Не уверенных, нет. Каждое его действие взвешено и уверено. Это и обсуждению не подлежит. Гавриил словно в самом деле желает передать Выгу наслаждение одним из самых любимых людьми пороков. Словно желает передать это прикосновениями своих всё тех же ледяных губ, словно желая передать это своими пальцами, касающимися всего тела альтернатива, словно, в конце концов, желая передать это собственным телом, каждым своим телодвижением, в каждое из которых он вкладывает это самое наслаждение. Выгу всё так же не видит в происходящем и толики смысла, и он знает, что и Гавриил столь же ясно и прекрасно осознаёт отсутствие этого самого смысла. Просто у него такие развлечения. Ему всего лишь скучно. Ему настолько скучно, что совокупление с собственной бездушной, совершенно блеклой шестёркой он посчитал развлечением более чем достойным его внимания, которое ещё нужно постараться заслужить. Выгу его заслуживать не было никакой необходимости. Никогда. Он всегда получал это самое внимание. Всегда, с самого начала своего кровавого существования и по сей момент. По самый бесполезный в его так называемой жизни момент Гавриил одаривает его вниманием, да ещё каким, ещё каким, одним из самых завидных для людей! И поддаваясь его толчкам, отвечая на его глубокие поцелуи, касаясь когтистыми пальцами его слишком идеального лица, Выгу оставляет мысль о бесполезности и наслаждении процессом. Он наслаждается Создателем. Наслаждается всем им целиком и полностью. Наслаждается его намерениями. Наслаждается его руками. Наслаждается его телом. Наслаждается его губами. Наслаждается его крыльями, возбуждённо оглаживающими тело – отчего-то Выгу чувствует это самое возбуждение. Наслаждается. На его искреннее удивление, что-то проскальзывает. Что-то, что люди охарактеризовали бы как нечто приятное. Он касается губ Гавриила своими и тут же выдыхает, вновь поддаваясь его движениям. Что-то, что-то действительно есть, что-то, что Выгу не может объяснить. — Это они и любят, — на ухо проговаривает Гавриил, большим пальцем коснувшись нижней губы Выгу, — Сейчас ты понимаешь? Вместо ответа он редко выпускает воздух сквозь сжатые зубы и утыкается в шею Создателя. Тот с явным удовольствием выдыхает, запрокинув голову. И снова, и снова покрывая его шею поцелуями, Выгу размышляет, понимает ли сам Гавриил то, о чём говорит, и всё так же не видит во всём этом ничего осмысленного. Но теперь он пытается оставить эти мысли. В них пользы не больше, чем в происходящем. Он касается тонкой кожи зубами. Предположим, приятно. Но они – даже Выгу, – ведь выше этого, разве нет? И стоит только Гавриилу провести перьями по плечу, стоит пальцами коснуться затылка, стоит ускорить темп, как Выгу утыкается лбом в его плечо. Он слишком много думает. Нужно прекратить это. Чувствует, как тонкие пальцы гладят прикрытую капюшоном голову, чувствует, как движения становятся всё более резкими, всё более жадными, всё более желанными, всё более… Выгу жмурится и обнимает Создателя, прижимаясь к нему всем телом так, как только может. Всё мысли исчезают. А Гавриил взмахивает крыльями и обнимает, обнимает шестёрку в ответ, положив подбородок на его макушку. Выгу ощущает его учащённое сердцебиение и слышит соответствующее дыхание, и чуть улыбается. — И всё-таки я был прав, — проговаривает он, касаясь длинных волос Создателя, осторожно, необычайно осторожно наматывая их на палец. — Интересно, в чём же? — Выгу слышит в чужом шёпоте улыбку и выдыхает, выпуская пряди из когтей. — Ты развлекаешься, — он жмёт плечами и прикрывает глаза, — И любишь. Так и хочется добавить: «прямо как люди». — Ты слишком много думаешь о них, — всё тем же шёпотом говорит Гавриил и прикрывает Выгу крыльями, словно защищая от всего мира. — И тем не менее я прав. Гавриил кивает. Выгу вновь чувствует, что он улыбается. Не своей привычной широкой жуткой улыбкой. Просто улыбается. Пусть Выгу и не видит лица Гавриила, но что-то ему подсказывает, что улыбка эта делает его ещё красивее.