Туз

По коже скользнули шершавые подушечки пальцев, прошедшие по впалым щекам и скулам и очерчивающие их контуры, и это походило на то, как слепой шёл на ощупь, прощупывая каждую преграду на пути. Дальше пальцы сместились на лоб и брови, приглаживая их, после чего перешли на переносицу, спускаясь к кончику носа. Стало щекотно. Шмыгнув, я вяло разлепил веки и увидел перед собой помутнённую картинку, отчего брови сползли к переносице, хмурясь. Мне удалось разглядеть только знакомые чёрные волосы, напоминающие тёмную сливу, и маджентовые глаза, которые было невозможно спутать с любыми другими. Мышцы на лице расслабились, и я улыбнулся, прикрывая глаза. Рядом с плечом примостилась чужая голова, волосы которой касались кожи шеи и подбородка, приятно щекоча. Не сдержав мягкий и тихий смешок, я придвинулся ближе к любимому, желая чувствовать его каждой частичкой своего тела. Вчерашние события казались смутными и обрывистыми, отчего я почти не помнил того, как всё завершилось, какая реакция была у моих слушателей и как долго продлилась моя паническая атака. Помнил лишь голос Фёдора, его крепкие и мягкие прикосновения и поцелуй, отвлекающий от горя. Ещë помню то чувство пустоты внутри груди от мыслей об отце, о том, что было во всей этой истории нечто странное, не поддающееся объяснению. — Как спалось? — неожиданно раздался сонный голос Феди под ухом, вызывающий у меня трепет в сердце и приятную дрожь. Я попытался вспомнить, снилось ли мне что-то, но сплошь была лишь всепоглощающая темнота, словно пропасть между тем, как уснуть и проснуться. — Спать без сновидений — лучшее, что случалось со мной. Не считая тебя и Кармы, — коротко ответил я, на ощупь ища левую щёку Фёдора, чтобы немного повернуть голову, и поцеловал его в макушку. — Сколько я вообще проспал? — Весь оставшийся день. Сейчас утро следующего дня. Зарываясь носом в приятно пахнущие волосы возлюбленного, я приобнял его за талию и улыбнулся. Во мне не было ничего, кроме спокойствия и умиротворения. Хочу пролежать так всю жизнь. — Тебе лучше? — промычал куда-то в шею Федя, вызывая мурашки на коже одним своим дыханием. Его забота бережно трогала кое-как склеенное сердце, будто боясь разбить его вновь. Это не могло не показаться чем-то милым. — Значительно. Спасибо тебе… — мой голос без причины дрогнул, — за всё. — Твоему отцу несказанно повезло умереть раньше. Открыв глаза, я мысленно вздохнул. Да, ему действительно очень повезло умереть от рук другого человека, хотя и нельзя было утверждать, что его смерть оказалась безболезненной. Всё-таки меня волновало, как это могло произойти, откуда мог взяться эспер, обладающий криокинезом. Среди окружения Эйса и его мимолётных знакомых таких не припоминалось. Нужно будет вытрясти из Кэрролла больше информации. И вообще, сотрудничать с ним крайне выгодно. Может… Фёдор зашевелился, приподнявшись на локтях, отчего мне пришлось выпустить его из объятий и сместиться в сторону. — Сколько сейчас? — я глазами поискал часы, но вспомнил, что в этой комнате их отродясь не водилось. Нужно будет исправить это недоразумение. — Без семи девять, — вставая с кровати, Достоевский подошёл к шкафу и открыл его, начиная рыться в нём. Мои глаза готовы были полезть на лоб от удивления, чего я не скрыл в своём голосе. — Погоду решил испортить? Ты же такой любитель лишний раз поваляться. Накинув себе на плечи кардиган, Фёдор ничего не ответил, роясь на второй полке сверху. Закатив глаза, я развалился на кровати, потягиваясь. По моим ощущениям, вчерашней истерики будто и не было. Видимо, способность Антона Павловича не только усыпляла, но и снимала усталость. Я чувствовал себя невероятно выспавшимся и отдохнувшим. — У меня много дел. Сегодня придут Тургенев и Антон Павлович, — наконец заговорил Федя, подойдя к кровати и заглянув в тумбочку. — А тебе стоит отдохнуть. Ты себя изводишь. — Как скажешь, Федь, я только рад ничего не делать сегодня, — я зевнул и зарылся в одеяло. — Но кто будет вместо меня? Снова Ваня? — Почему бы тебе не припахать кого-то из своих людей? Гончаров занят и не может разорваться на два дома. — А как вообще живут твои люди? — встрепенулся я. Фёдор изогнул бровь и сел на кровать, держа в руках какой-то свёрток. — Папа, Володя и Тургенев проживают в специальной квартире, которую предоставили папе и Вове как представителям власти РФ. А Ваня с ними, потому, что он всё ещё остаётся законопослушным гражданином. В это же время Пушкин, Гончаров, Зощенко и Коля живут на окраине города и скрываются. Вицин где-то у своих местных родственников. Можешь не переживать, всё предусмотрено. — Действительно, — хмыкнул я. Посидев так с минуту, Федя встал и вышел из комнаты. Я вздохнул и закрыл глаза, думая над тем, что делать дальше.

***

Как и говорил Фёдор, Антон Павлович и Иван пришли к нам в половине второго. Папа сразу решил заняться Кармой, отправившись с ним в комнату, а Ваня вместе с Федей закрылись у него в кабинете, видимо, занимаясь чем-то важным. Я в это время вызвонил Кэрролла, и он пришёл очень быстро, но не один. — Вы решили помириться? Льюис и Кристофер многозначительно промолчали, даже не посмотрев в стороны друг друга. В какой-то момент это начало раздражать, потому что их недомолвки заставляли мозг вскипать от торжества теорий об их отношениях и ссоре. Эта трагедия явно затянулась, как и еë послевкусие. — Временное перемирие, пока мы находимся так близко, — ответил Лью и всë же не удержался от того, чтобы скользнуть по бывшему другу рассеянным взглядом, который был проигнорирован. — Я не говорил, но мы раньше не только дружили, но и сотрудничали. Можно сказать, находились в одной связке, пока я не понял, что такое не по мне. Намеревавшийся возразить Крис так и не начал, замерев в безучастном положении. Мне не давало покоя то, как они игнорировали присутствие друг друга, находясь в одной комнате за одним столом. В гостиной находились только мы втроëм. Пока я не решался говорить с Лью о предложении стать членом моей организации, по большей части из-за присутствия Криса. Но меня это не смущало, а наводило на ещë одни мысли, которые переплетались с предыдущими. — Вы понимаете, как это выглядит со стороны? — устало выдохнул я, проведя по лицу рукой, лишь бы смахнуть бледность с него. После вчерашнего хотелось проваляться в постели весь день и не вставать, хотелось, чтобы каждая моя ночь проходила без этих сновидений, навязчивых кошмаров. Разбираться с чужими проблемами желания не было. — Понимаем, конечно, но в этом нет ничего такого, — ответил Кристофер. — Какая разница, как это выглядит со стороны. Мне было нечего возразить ему. — Эйс, где мой пистолет? В приходе показался Карма, за спиной которого стоял Владимир и улыбался. Подросток пытался же сделать вид невинного и непричастного ребëнка, ни разу не державшего в руке оружия. Закатив глаза, я скрестил руки. — Пожалуйста. Это нужно для тренировки, — поспешил исправиться мальчик, а Володя закивал головой в знак подтверждения. — В духовке он. — Серьëзно? — удивился Карма и помчался на кухню в сопровождении смеющегося Вовы. Покачав головой, я вернулся к Кэрроллу и Присту, которые наблюдали за всем этим с широкими глазами. — Карма у вас пользуется оружием? — спросил Лью, нервно усмехнувшись. — Да, мы его специально тренируем, а что? — я ответил спокойно. — Просто в голове не укладывается, что четырнадцатилетний подросток держит в руках пистолет. — Понимаю, но у нас такая ситуация, что без умения обращаться с оружием никак. К тому же, Карму воспитывали… своеобразно, — пожал плечами я. — Знаете, я хотел бы кое о чём с вами поговорить. Это то, ради чего я позвал Лью, но, думаю, Крису тоже можно послушать. Мы быстро ретировались на кухню, которую в наших кругах уже успели шутливо прозвать «комнатой переговоров». Будто существовал какой-то негласный закон, что именно стены кухни хранят в себе все сплетни и секреты, и этот случай не стал исключением. — Так, и о чём ты хотел поговорить? — Лью сцепил руки в замок и воззрился на меня пристально, словно надзиратель. Чувствовалось его напряжение. Крис оставался почти что безучастным, но тоже с интересом смотрел на меня. Он относился к ситуации спокойнее. — Для начала хотелось спросить о том, кто меня так упорно ищет и зачем? — я теребил рукава водолазки, обращаясь к Льюису. — Всё не даёт покоя та встреча с доктором? — понимающе спросил он и заметно расслабился. — Не знаю, кого он мог иметь в виду, но я вроде вполне конкретно намекнул на Альберта. Внутри меня всё умерло, стоило прозвучать знакомому имени. До конца хотелось верить, что я ошибаюсь в своих предположениях, но они оказались верными, и это гложило больше всего. Значит, всё же он… ну, хоть не его отец, и на том спасибо. — Так, ладно, чëрт с ним. Пускай хоть заищится. Самое главное, из-за чего я позвал тебя, а теперь вас: нет ли желания полноценно поработать на меня и мою организацию? Не ожидав подобного, Кэрролл снял очки и помассировал переносицу, что-то бурча под нос на английском. Говорил невнятно, и я, носитель этого языка, почти ничего не понял. Оставалось надеяться, что он меня не проклинал. Прист внезапно улыбнулся и окончательно расслабился. Он игнорировал настрой бывшего друга и проявлял большой интерес к этому разговор. — На тебя, то есть в твоём информационном бюро? Стать полноценным сотрудником? — уточнил Лью, сунув очки в нагрудный карман. Я кивнул. — Вообще, звучит привлекательно. Но почему ты решил предложить это мне… нам? Мы не самые близкие люди, а с твоим благоверным отношения у меня натянутые, к тому же я уже работаю на одно информационное агентство, и они держатся за меня. А Крис… — А я согласен, — перебил его иллюзионист, одаривая меня какой-то благодарной улыбкой. — Думаю, это поможет мне отвлечься и хоть чем-то заняться. — Спасибо, Крис, я рад, — я перевëл взгляд на колеблющегося Лью. — Послушай, Лью, я тебе это предложил, потому что доверяю тебе. Да, странно, но что-то во мне так и говорит «да, ему определённо стоит довериться». К тому же, ты фотограф, работающий с журналистами, имеешь полезные связи и статус в обществе. А такие люди нам нужны. И если тебя волнует вопрос о зарплате, то она будет. Я не рабов собираю. Да и эта работа никак не будет мешать другой твоей работе. Тем не менее, ты вправе отказаться. Льюис задумался, заламывая пальцы. Молчал, уткнувшись взглядом в стол, только потом посмотрел на меня, после на Кристофера. Тот что-то сказал одними губами. А я всё ждал. И верил, и надеялся. — Думаю, я ничего не потеряю, если соглашусь, — наконец дал ответ парень. — С тобой приятно иметь дело, и мне нравиться наше общение. Да и в целом, мне кажется, что это будет захватывающе. Я улыбнулся, мысленно потирая ручки. Невольно заметил, как отвëл взгляд Крис, и сердце защемило. Ладно, это не моë дело. — Раз вы согласны, то есть один нюанс, — я постучал по столу пальцем. — В виде ошейника. — Хочешь нацепить их на нас? — Лью сначала усомнился, а потом усмехнулся и наклонился ближе. — Если он не мешает в повседневной жизни, я готов примерить его. К тому же, они вполне симпатично выглядят. Крис пожал плечами, давая безмолвное согласие. Это оказалось даже проще, чем я думал.

***

— Давно не виделись. — И ещё столько же не виделись бы. Обогнув Колю, я повернул дверную ручку двери, ведущей на задний двор, но по внезапному стечению обстоятельств меня нагло оттащили в сторону. Я смерил Гоголя раздражённым взглядом, желая огреть его чем-нибудь да потяжелее. — Чего тебе, вдохновитель Пугачёвой? — сквозь зубы процедил я. — Федя хочет, чтобы ты сейчас зашёл к нему в кабинет. У него для тебя заманчивое предложение, — пропел Николай и повернул меня лицом к коридору, толкая вперёд. Я остановился и развернулся, и руки зачесались схватить это длинноволосое недоразумение за косу и ударить его светлой головушкой об стену. — Ему самому тяжело до меня два шага сделать? — Он чем-то занят и не хочет отвлекаться на мелочи. — То есть, я — это мелочь? — меня затрясло. Как же так вышло, что самый любимый персонаж стал мне настолько ненавистен и противен, что ему ничего не стоило вывести меня лишь одним своим появлением? Иногда я наталкивался на мысль, что Николай ужасно ревновал своего дорогого друга ко мне, но она слишком удручала. Казалось бы, взрослые люди, рот и язык имеются, так почему бы и не поговорить. Не став больше тратить времени на этого клоуна, я развернулся и быстро направился к Фёдору. Моей основной мотивацией было поговорить с мужчиной, чтобы тот уже наконец разобрался со своим другом, как любой нормальный взрослый человек. Посредником в их отношениях я быть не собирался. Буквально ворвавшись в комнату, я растерял весь свой пыл, испугавшись внезапному прикосновению к шее. — Ничего себе у тебя пульс хуярит, — прозвучал голос Вани, и я успокоился. — Чего злой такой? Я осмотрел комнату и увидел Фёдора, склонившегося над столом с барахлом, а рядом с ним стоял Маяковский, что-то показывая эсперу. — Достоевский, — уняв первородную злость, я нахмурился и крепко стиснул челюсть. Лишь бы не ляпнуть чего лишнего. Федя оторвался от дел и повернулся, сбитый с толку моим настроением. Владимир скрестил руки и стал рассматривать потолок, а Иван покашлял за моей спиной и затих. Помощи ждать было не от кого. — Что тебе сказал Коля? — догадался Достоевский, странно глядя перед собой. — Всего лишь, что я — мелочь, на которую не стоит отвлекаться, — отмахнулся я, едва сдерживая недовольство. — Тебе бы стоило с ним поговорить, иначе я его убью. — Хорошо, понял, я с ним разберусь, — с толком, с чувством, с расстановкой произнёс Федя и подошёл ко мне. — Не обращай на него внимание. Я позвал тебя не для этого. Усмирив пыл, я всё же расслабился. — А для чего же? — поинтересовался я, смотря в глаза напротив. Фëдор выглядел серьëзно, но не так, как обычно, а как-то по-новому, словно должно было случиться что-то невероятно важное для всего человечества. Достоевский поджал губы и попросил меня сесть. Он взял мои руки в свои, опустившись на одно колено, и я поперхнулся воздухом. — Ты знаешь, чем отличается Дьявол от Бога? — задал неожиданный вопрос мужчина, склонив голову к левому плечу. Его тон не был насмешливым, он говорил абсолютно серьëзно. — Бог и Дьявол? — переспросил я, чувствуя напряжение, исходящее от Ивана и Владимира. — Наверное, тем, что первый творит, а второй — разрушает? Они оба — эфемерные сущности, которых людям не постичь. И каждый из них ведëт людей по своему пути. — Допустим, так тоже можно ответить, — кивнул Фëдор. — И за кем ты готов был бы последовать? Приди к тебе и Бог, и Дьявол, то за чью руку ты взялся бы? Я похлопал глазами, перевариваю вопрос и рассуждая над ответом. Это всë казалось мне жутко странным. — Ни за кем, — ровно ответил я. — Я не хотел бы следовать за кем-то из них. Если за кем и следовать, то только за человеком, который близок ко мне. — А за мной? — чуть помедлив, Фëдор крепче сжал мои руки и чуть подался вперëд. — За мной ты последовал бы? Этот вопрос сбил меня с толку больше всего. Я изогнул брови и приоткрыл рот, словно собирался дать ответ прямо сейчас. И так вышло, что не успел понять, как это «да» сорвалось с моих губ. Осознав, что сказал, я не выдал своего волнения, лишь посмотрел в маджентовые глаза, которые засияли ярче обычного. И у меня перехватило дыхание от того, как это было красиво. Он был красивым, самым красивым человеком, которого мне доводилось встречать за все свои жизни. Ради этого момента было вовсе не страшно так страшно произнести это пагубное «да». Улыбнувшись, Фëдор поднялся и потянул меня за руки. Оказавшись в его тëплых объятиях, я ощутил невероятное желание, чтобы время вокруг остановилось, а мы остались одни. — Даже если я подниму Ад на землю? — словно не верил мне Фëдор. Или себе. Уж не знаю. Рациональное мышление требовало сказать твëрдое «нет», но оно померкло на фоне вкрадчивого «да». Тургенев и Маяковский осознали всю обречëнность положения, они смотрели на нас с какой-то жалостью. Как смотрят небезразличные люди на двух обречëнных, которые сами избрали этот путь. — Тогда… хочешь ли ты закрепить это клятвой? — сглотнув, спросил Фëдор, весь напряжëнный. Даже через одежду я ощущал жар, исходивший от его тела. — Клятвой? — не совсем понял я, чуть ли не засыпая на плече любимого. — Я хочу принести тебе клятву перед лицом Бога. — Господи, он и правда это сказал, — взявшись за голову, Ваня заходил по комнате, причитая. Вова шаркнул ногой и почесал затылок, не зная, что сказать. А я… а что я? Кажется, я не осознавал последствий. — Что бы это не означало… я согласен. Мы всë равно были обречены. К чему сопротивляться?

***

Дождавшись заката, Достоевский вывел меня на задний двор, где были только Антон Павлович и Карма. Остальных Фëдор отпустил, так как на этом странном и сомнительном обряде не должны присутствовать посторонние. Только два свидетеля этой клятвы, самые близкие для нас люди. Антон Павлович стоял посреди двора, в то время как Карма находился поодаль, наблюдая со стороны. Мы с Федей встали перед Чеховым, и мне едва удалось удержать бешеный стук сердца. Я чувствовал себя неловко и необычно, будто был абсолютно нагим перед глазами тысячи людей. Сердце билось реже и тяжелее, готовое рухнуть вниз, руки начали мелко подрагивать. Фёдор в ту же секунду крепко сжал их в своих, посмотрев мне в глаза, тем самым внушая спокойствие и уверенность. — Будто мы связываем друг друга узами брака, — прошептал я, прислонившись своим лбом ко лбу любимого. — Это точно не венчание какое-то? — Эти узы гораздо сильнее любых, так как клятвы, данные перед Богом, нерушимы, — Федя улыбнулся и коснулся своим носом моего. — И в это необязательно верить. Не бойся. Я издал сдержанный смешок, и мы отстранились. После этого разговора стало гораздо спокойнее, хотя и непонятно, из-за чего тут переживать. Появилась догадка, что та самая назойливая часть Эйса всё же пыталась отвергнуть Фёдора, но определённо была бессильна. Спустя пару минут Антон Павлович выпрямился, не скрывая счастливого взгляда. Он едва сдерживал широкую, отцовскую улыбку на губах, стараясь сохранять серьёзность, чтобы правильно всё провести. Это ведь точно не венчание? Да?.. — Запомните, что данные друг другу клятвы вы произносите перед Господом Богом, а значит не имеете права нарушить их, иначе за это вас ждёт равноценное наказание. Даже если вы в Бога не верите, данная клятва нерушима. Вы точно готовы связать себя узами этой клятвы? Появилось чувство, что папа таким образом хотел отговорить нас от необдуманного поступка, и я наконец разглядел за напускной радостью искреннее переживание. Сердце сжали в тиски, но было поздно идти назад. Я делал это в первую очередь для Фёдора, а не себя. — Да, — синхронно произнесли мы и тут же переглянулись. Хорошее начало, ничего не скажешь. — Что ж, обратно дороги не будет. Наступила минута тишины, длившаяся невыносимо долго. Я всё ещё с трудом понимал, что происходит, но старался принимать странные законы этого мира. Первым начал Фёдор. — Я приношу свою клятву человеку, который завладел моими сердцем, душой и разумом, — уверенно произнёс эспер, и всё во мне замерло от напряжения, отчего руки крепко сжали чужие. — Я приношу свою клятву перед ликом Господа Бога, тем самым являя чистоту своих помыслов. Я приношу свою клятву, и такова она: я буду любить человека перед собой до конца этого мира, никогда не предам и не оставлю его, буду тем, кто поддержит его и в горе, и в радости. Я приношу свою клятву, и если не сдержу её — быть мне несчастным существом на этой земле. Я приношу еë, чтобы защитить того, кто дорог мне, от гнева Божьего. Последние слова заставили меня заволноваться и ошалеть. Я не верил, что человек передо мной готов пойти на такое ради меня. Тем не менее, это происходило наяву. А чем готов был пожертвовать я ради Фёдора? Клятвы всё равно были идентичны, но готов ли я был отказаться от всего, ради одного человека? Оказывается, готов. — Я приношу свою клятву человеку, который завладел моими сердцем, душой и разумом, — мой голос подрагивал от волнения, но я не стал менять тон. — Я приношу свою клятву перед ликом Господа Бога, тем самым являя чистоту своих помыслов. Я приношу свою клятву, и такова она: я буду любить человека перед собой до конца этого мира, никогда не предам и не оставлю его, буду тем, кто поддержит его и в горе, и в радости. Я приношу свою клятву, и если не сдержу её — быть мне несчастным существом на этой земле. Я приношу еë, чтобы защитить того, кто дорог мне, от гнева Божьего. Фёдор склонил голову, и я следом за ним. Наши лбы вновь соприкоснулись, и мы закрыли глаза. На наши головы легли руки Антона Павловича. — И будет Бог беречь ваши клятвы, — произнёс он. — И вас вместе с ними. Пусть одобрит он ваш союз и не помешает ему. Так простоять должны мы были ещё несколько минут, после чего тяжесть пропала, и мы выпрямились, смотря друг другу в глаза. В этот же момент я ощутил какой-то толчок внутри, будто ток пробежал по венам и обволок сердце. Но тело моё оставалось неподвижным. Мы отпустили руки друг друга и выдохнули с облегчением. Тошнотворные переживания, если честно. — Это должно быть так?.. — Тяжело? Должно. Мне и самому не по себе. Мне стало значительно спокойнее от того, что я не один такой параноик. Обняв Федю за шею, я легонько чмокнул его в губы и в нос. Его руки обвились вокруг моей талии и притянули ближе к себе. — Теперь ты всецело мой, — усмехнулся возлюбленный, поцеловав меня глубже и чувственнее. Дементор проклятый. Ответив на поцелуй, я довольно заурчал. Гулять так гулять. Когда всё закончилось, и каждый из нас пришёл в себя, мы вернулись в дом. Антон Павлович попрощался с нами и ушëл. Я чувствовал себя странно, определённо. Эта странная клятва пугала меня. Я не мог понять, от чего Фëдор хотел защитить меня. Или… от кого. В этом мире было столько всего, чего следовало опасаться, с чем следовало считаться. Даже Боги существовали на самом деле и были вполне живыми. Арахабаки тому пример. Фёдор и Карма, на удивление, не переглядывались между собой так, словно пытались друг друга испепелить. В какой-то мере у них настало временное затишье, перемирие, чему я не мог не порадоваться. Надеюсь, они всё же поладят. Ведь дороже них для меня нет никого.